Просто жизнь. часть 4

22 июня за отцом прислали машину, и он вернулись в Ленинград. Отца сразу же отправили на фронт.                Бабушку тоже вызвали на работу. Она эвакуировала фонды  библиотеки в Мелекесс и вернуться уже не смогла.

Мама с Леней эвакуироваться не успели.

В начале сентября к соседке пришел муж. Но соседка с дочерью в июле уехали в Ташкент. Мама отдала ее письмо мужу. Сосед отдал маме огромную ценность – мешок картошки и бутыль пахучего подсолнечного масла.

Мама обещала сохранить. Но сосед сказал:               

– Вы это не сохраните. Это спасет Вас. А лучше уезжайте – еще можно. Хотите – поехали со мной.

Мама, ничего не понимая, удивленно посмотрела на соседа. Она всегда считала его немного странным.

Он пришел в Ленинград в 32 году с Украины без документов. Его приютил их сосед, профессор философии. Он взял его сторожем на кафедру. Потом оказалось, что Егор сын священника, знает четыре языка. Он стал мужем Катерины – дочери профессора.

Мама соседа не послушалась. Осталась в Ленинграде

Леня помнил, как горели Бадаевские склады, помнил запах жженого сахара, помнил  наступающий голод и холод. Хлеба становилось все меньше, дни становились короче.

Длинными, холодными ночами с неба падали бомбы.

Картошку и масло мама открыла 1 октября.

Леня зашел в комнату и увидел маму, разбирающую картошку на полу. Потом, через много лет, Леонид Сергеевич понял – она не перебирала, она считала картофелины.

В тот день мама придвинула огромный стол в коридор, поставила на него стул, взяла молоток и прибила в дверной проем тяжелое одеяло. Леня запомнил, как побелели тонкие пальцы, сжимая топорище, как точно мама попала по каждому гвоздю.

– Мама, а зачем одеяло? – спросил Леня.

– Чтоб не дуло, – ответила мама и поцеловала его в макушку.

Голод Леонид чувствовал, но обмороков пока не было. Когда мама варила картошку, она крепко запирала двери, поправляла одеяло и старалась делать это ночью. Чтоб никто не услышал запаха вареной картошки.

Мама  достала из бабушкиного комода в коридоре все ключи от входной двери. Когда уходили из квартиры, мама закрывала дверь на все замки, вешала ключ на крепкую веревку на шею и прятала веревку под пальто.   

У мамы была подруга тетя Мила. Когда она приходила, мама варила на одну картофелину больше. Тетя Мила работала в детском доме.

Однажды Леня проснулся от всхлипываний. Он прислушался и понял, что в соседней комнате плачет мама.

– Примерно через две недели нас эвакуируют. Ты должна устроиться к нам на работу, Наталья. Не реви.

– Господи, да почему ж дети гибнут… Страх то какой. Мила, мы в аду. В настоящем аду.

– Да, в аду. Но мы этот ад заслужили. Храмы рушили, иконы растаскивали, ломали, жгли. Вот теперь гибнут наши дети.

– Но знаешь, нам еще повезло. Твои успели уехать. У меня мешок картошки и масло.

– Это да.

– Доедай, – тихо сказала мама.


29.12.41 года мама вытащила мешок на лестницу и позвонила в дверь к соседке.

– Инна Сергеевна, это Наташа. Откройте.

Инна Сергеевна долго возилась с замками. Она очень боялась и воров, и каннибалов, и НКВД.

Инна Сергеевна была графиней. Ее мужа, сына и невестку репрессировали. Внуки каким-то чудом остались с ней. Она зарабатывала переводами с немецкого, французского и английского. И работала она в какой-то секретной организации. Поговаривали, что у нее был покровитель, и благодаря ему она сохранила внуков и выживала сейчас. 

– Здравствуйте Наташенька.

– Вот, возьмите. Уезжаю с Леней.

Инна Сергеевна заглянула в мешок.

– Господи, век за тебя молиться буду.

Они заволокли мешок в квартиру.

– Наташенька, дай я тебя благословлю, как мать на дальнюю дорогу.

Она вынесла икону и благословила маму и Леню.

Они приехали к месту переправы. Там было много женщин с детьми, стариков. Люди  стояли с вещами связанными в узлы из простыней. Грузовики тарахтели, из выхлопных труб на мороз выходил густой дым.

Начали грузиться. Детей погрузили не пересчитывая. Мила показала удостоверение и сказала, что мама нянечка их сада. Замёрзший лейтенант с впалыми от голода щеками и совершенно безразличными глазами сказал маме:

– А где печать отдела кадров?

– Какая печать? – спросила Мила.

– Отдела кадров, начальника.

– Понимаете, она у нас умерла. Сейф открыть не смогли, – объяснила Мила.

Подошел майор НКВД и спросил, сколько детей насчитал лейтенант.

– 30 по этому списку, – сухо ответил парень.

30 – это без Лени. Леня тридцать первый.

– А это, – майор кивнул на маму и Милу, стоявших рядом с лейтенантом.

– Тут у Натальи Александровны нет печати отдела кадров.

Мама отступила.

– Милочка, ты напиши Елене Александровне.

Мама сунула листок с адресом.

Водитель завел мотор.  Мила обняла маму и залезла в грузовик. Мама стояла в  снежной мгле и смотрела на уезжающего Леню. Он  такой и запомнил ее – в сером платке, на лице только глаза. Она не плакала. Мама улыбалась. Леня уехал с Милой. Уехал от голода, от холода, от смерти.

Мама вернулась домой. Инна Сергеевна не отпустила ее. Мама переехала жить к ним.

– Вместе не так страшно и теплее, – говорила Инна Сергеевна.

Четвертого марта 1942 года мама, Инна Сергеевна и ее внуки бежали в бомбоубежище. Инне Сергеевне стало плохо в нескольких шагах от лестницы в бомбоубежище. Внуки убежали. В маму и Инну Сергеевну попал снаряд.