Закон Великой Бездны. Глава 8

Глава восьмая

Вопросы

1.

Лалор проснулся ночью, в абсолютной темноте. Вокруг слышалось дыхание спящих. Но Лалор почувствовал, что рядом с ним бодрствует кто-то ещё. Догадываясь, кто это, он радостно спросил:

– Это вы, иркмаан Ченэйдэ?

– Да, – чуть улыбнувшись, тихо ответила она.

– Вы снова помогаете мне? И не спите!

Она молчала.

– Почему я здесь? Наших не наказали? Был завал? – стал тревожно спрашивать Лалор, вспомнив, в какой момент он выбыл из работы.

– Никто больше не наказан, – со вздохом сказала Ченэйдэ.

– А почему я... Я же не работал полдня, меня...

– Вас, Лалор, наказали потому, что вы новичок. Такому наказанию подвергают всех – чтобы попробовали на себе и боялись. Мы надеялись, вас не тронут, вы работаете с полной самоотдачей. Но им, видимо, всё равно. Или же они считают нужным вас запугать. Поступила некоторая информация о вас. Вы числитесь в их документах как злостный бунтарь. Что вы такое делали?

– Я? – удивился Лалор. – Ничего... когда?

– Ну, оставим это, – вздохнула лаурка. – Сейчас вам должно стать легче. Раны к утру зарубцуются.

– Мне лучше, – поспешно заверил её Лалор. – Вам надо спать, иркмаан Ченэйдэ.

Она снова улыбнулась – её голос прозвучал мягко:

– Лалор, в космолингве почти не используют обращение «иркмаан» в сочетании с именем. Так можно сказать, только обращаясь к преподавателю или вышестоящему по службе – например, в СГБ. Спрашивайте.

У Лалора зашлась от радости душа. Так предлагала спрашивать программа – его единственный друг.

– У меня столько вопросов, что хватило бы на год. Иркмаан, вы Богиня?

Она молчала некоторое время, испытывая явное затруднение в понимании родных слов Лалора.

– Я... – начала она медленно, – такое же живое существо, как все, как вы. Во мне нет ничего высшего, что отличало бы меня от вас, кроме некоторых знаний и умений. Я равна вам, и им, и любому сьетэ, просто довольно много знаю.

– Но вы – Богиня, вы – сьетэ!

– Я равна вам, – повторила Ченэйдэ. – Они, – Лалор почувствовал, как лаурка указала в темноте на спящих, – тоже равны вам. Нас отличает только внешность и уровень знаний.

Лалор молчал, пытаясь понять.

– Я – человек. Вы все – сьетэ.

– Я – лаурка, это – земляне, рутийцы, карпакарульсцы и так далее. Вы... мы пока не знаем, кто вы, но мы все, включая вас, Лалор, сьетэ.

– Вы путаете, я человек.

– Я не путаю, Лалор, – медленно сказала Ченэйдэ. – Вы – человек. И мы все называемся так.

Лалор размышлял некоторое время. Потом сказал, волнуясь:

– Вы все – сьетэ, вы высшие, вы на небе, в Космосе, а мы...

– Мы просто более высоко развиты, мы больше знаем, чем знают у вас дома, Лалор. И вы, и мы все – сьетэ.

Лалор помолчал, не зная, правильно ли понял то, что она втолковывала ему.

– Ну, пусть так, – решил согласиться он. – Они все – вы все – не Боги. А что же тогда такое сьетэ?

Она засмеялась:

– Я – сьетэ, они все, – она снова указала на спящих, – сьетэ. Вы тоже – сьетэ.

Лалор молчал, соображая, и до него наконец стало доходить:

– Так сьетэ – это люди? Просто люди? – повторил он потрясённо. – Люди! Они не Боги!

Он подобрался, сгруппировавшись, как под ударом, – растерянный, с нарастающим протестом.

– Люди! Да как же! Как же? Ведь это... это слишком...

Он замолчал, задохнувшись.

Это слишком подло! Нечеловечески подло! Какое чудовищное, изощрённое, низкое издевательство!

– Но Боги-то! – почти закричал он. – Они-то как могли мне позволить так заблуждаться! А я служил им, я слушался! Ненавижу! О, как ненавижу!

Он перевернулся на своей лежанке и замычал в вонючую подушку. Он заново проходил и словно первый раз видел всё, что случилось с момента злополучной последней охоты, когда он впервые увидел этот... Дом Богов? Просто космический корабль людей более развитых, чем его народ. Как его народ более развит по сравнению с дикарями, живущими на далёких островах!..

Лалор лежал, зажмурясь, и дышал сквозь стиснутые зубы. Ченэйдэ положила ладонь ему на голову и молча ждала.



2.

Лалор рывком повернулся к ней.

– Так вы – человек? И те, которые... меня увезли – люди. Они сьетэ, то есть люди. Не Боги. А ифтад – кто же ифтад? Кто они? Почему я с ифтад? То есть, – заговорил он медленнее, – почему он мне сказал, что я вместе с ифтад? Ведь ифтад – это не мы, это те, кто были на том корабле.

– Ифтад... – начала было Ченэйдэ, но Лалор сказал, стараясь только не быть грубым:

– Я понял, что ифтад как морские разбойники, пираты, но только в Космосе. Я хочу понять, где они, кто они. Почему я с ними, если я со сьетэ. С людьми.

– Давайте попробуем разобраться с начала, – предложила Ченэйдэ. – Увезти вас с родной планеты могли только пираты, ифтад. Никто другой не только не вступил бы в контакт с представителями докосмической цивилизации, но вообще не совершил бы посадки на планете, где можно предположить разумную жизнь. Как они обращались с вами, Лалор? Грубо?

– Да, – сквозь зубы ответил Лалор.

– Это снова подтверждает, что вы попали именно к пиратам. Кто, вы говорите, напал на вас? Где были женщины и они были слабее?

Лалор, путаясь в словах и пытаясь говорить только на космолингве, рассказал, как на них было совершено то нападение.

– Но ведь если вспомнить, то напали не они... – медленно рассуждал он. – Я удивился, что мои Боги... люди встают для боя так, как плохо для защиты – только для нападения. Я ещё тогда подумал, что это они хотят напасть, а не на нас. То есть...

Ченэйдэ внимательно слушала. Потом подвела небольшой итог:

– Если люди на этом корабле были слабее, то это не был корабль СГБ и, следовательно, напали действительно пираты. То есть люди с корабля, на котором были вы, Лалор, напали на корабль с женщинами, чтобы его ограбить. У вас на корабле были до этого проблемы с продовольствием или, может быть, ощущалась нехватка ещё чего-нибудь?

– Да, еды почти не осталось.

– А потом?

– Когда я встал, еды снова было много.

– Она появилась после того нападения?

– Да. Так, значит, это не они напали, а мы? Для того чтобы ограбить? О Боги! И я был при этом, я не помешал!

Ченэйдэ Тафун молчала, давая время Лалору осмыслить случившееся с ним и прийти в себя. Когда он наконец пошевелился, она попросила:

– Расскажите мне о себе, Лалор.

Но он быстро сел на своей постели и сказал с трепетом:

– Ченэйдэ, простите! Но если сегодня мне открывается такое, скажите мне, что вы совершили? За какое преступление вы здесь? Я – понимаю. Я был с ифтад, с пиратами, и меня приняли за одного из них. С человеческим правосудием бывает всякое, и несправедливые приговоры тоже. Но вас за что могли приговорить к каторге? Ведь это должно быть страшное преступление.

Она, кажется, растерялась. Из смешанного потока слов она поняла достаточно и теперь размышляла над ответом.

– На моей совести нет преступления. Равно как и на совести тех, кто здесь находится, в том числе и на вашей.

– Как это? Ведь вы каторжные!

– Мы пленные. Ты понимаешь значение этого слова?

Он нахмурился.

– Война, – сказала Ченэйдэ, предлагая Лалору ответить, знакомо ему это понятие или нет. – Враги – люди и пираты.

– Понимаю.

– В бою берут в плен проигравших. Это пленные.

Лалор зажмурился, едва не застонав.

– Плен! А я ошибся, я не подумал о пленных, я решил, что вы – каторжные! Я не разобрался и судил!.. Иркмаан! – заговорил он через некоторое время. – Тот... человек, с которым вы разговаривали обо мне, был прав. Я отнёсся ко всем вам высокомерно, но я думал, что вы преступники и не мог смириться, что оказался в таком обществе. Я стал работать с вами только потому, что королю, а значит, и принцу, надлежит идти к страждущим и помогать, а хорошая работа – это единственное, что я мог дать всем. Вот и всё. Вы понимаете, что я говорю?

– Да! – сказала Ченэйдэ, и он почувствовал, что она тронута его искренним признанием.

– Вы простите меня?

– Мне нечего прощать вам, Лалор.

– Если так и вы не сердитесь, я готов рассказать вам о себе. Как смогу.

– Для меня это важно, Лалор.



3.

– Кто ты по происхождению? – спросила Ченэйдэ. – Кто твои родители?

Лалор, как обычно, понял не все слова, но смысл вопросов был ему ясен, и он попытался ответить:

– Я – принц.

И задумался, не зная, как объяснить, что это значит. Но в его лексиконе не было нужных слов. Тогда он спросил:

– Можно здесь зажечь свет? Я нарисую.

Ченэйдэ зажгла фонарик.

Лалор расчистил ладонью на полу небольшой участок, попавшим под руку камешком нарисовал карту, разделил её на страны и стал говорить:

– Страна. Начальник... командир... – он вспоминал все слова, какими можно было назвать на космолингве руководителей, – главный – король. Король.

Он нарисовал кружок:

– Мой отец.

Рядом – ещё кружок:

– Моя мама.

От них провёл две линии, сходящиеся вместе, и третий кружок:

– Я, – и указал на себя.

Снова указал на кружок, означающий отца, и сказал:

– Король.

На кружок, означающий мать:

– Королева.

На кружок, означающий себя самого:

– Я. Принц. Я – принц. Я стал бы королём и стал бы... командовать, руководить, приказывать своему народу, сьетэ. Я принц и будущий король. Был. Пока меня не похитили Боги. Теперь должен наследовать Имата. Но Боги, наверно, его убили. Из-за меня. – Он закрыл глаза и повторил: – Из-за меня. Я приказал ему уйти. Но ведь иначе, – почти закричал он, – они бы так же издевались над ним, как надо мной, они всё равно бы его забрали, и страна осталась бы без наследника! Так, может быть, он хотя бы умер быстро! И никто его не унижал. Его же нельзя, он...

Лалор помолчал и добавил медленно:

– Но Боги могли проклясть земли и море, наслать неурожай, рыба уйдёт от наших берегов, начнутся бури. Весь мой народ может пострадать по моей вине. Уж лучше бы отвечали мы с Иматой!

Ченэйдэ, понимая, какая рана открывается перед ней, тем не менее позволила себе улыбнуться.

– Боги? – переспросила она. – Лалор! Мысль, что пираты были Богами, слишком укоренилась в твоём сознании, и ты никак не можешь освободиться от неё. На самом же деле твой друг, скорее всего, жив и с ним ничего не случилось. Так что не казнись, ты хорошо поступил, что не дал своему другу подняться на тот корабль. Это только обрекло бы его на те же муки, что и тебя.

Лалор молчал, тяжело дыша от сдавивших горло чувств, молчал, осмысливая то, что она сказала, и с облегчением признавая её правоту. Но другая мысль внесла отравляющую горечь в сладостный бальзам, готовый пролиться на его душу:

– Но они могли застрелить его, пока он шёл к лесу. И никак, никак этого не узнаешь!

Ченэйдэ погасила фонарик и сказала мягко:

– Тебя одолевает неизвестность. Я увидела это в тебе при первом же контакте. Попробуй молиться. Молитва облегчает душу.

Лалор чуть усмехнулся. Она заметила его горькую усмешку.

– Ты напрасно отвернулся от Бога. Высшие силы существуют, и они неизменно справедливы и милосердны. Если они ввергают нас в испытания, то чтобы чему-то научить и дать нам шанс помочь кому-то. К сожалению, человеческая душа не развивается без испытаний.

– Да я уже измучился, пытаясь понять, что и кому из высших от меня надо! – сказал Лалор с сердцем.

Ченэйдэ снова улыбнулась:

– Не думай вообще об этом. Оно придёт само. Живи и старайся быть лучше, совершенствоваться, если есть такая возможность.

Лалор поморщился, но в душе что-то уже встрепенулось, словно пробуждаясь от тяжёлого сна.

– Разве есть у вас силы ещё во что-то верить, в каких-то Богов, когда они бросили вас сюда и забыли о вашем существовании и вы страдаете?

Ченэйдэ вздохнула.

– Я, когда отправлялась в тот рейс, знала, куда иду. И муж мой знал. Не знал только Тэ;йчес...

Лалор взглянул на неё с вопросом, и она пояснила:

– Наш сын. Но и он догадывался, что предстоит разлука. Я могла не ходить. Но нельзя уклоняться от назначенного. Я нужна была здесь.

– Кому? – спросил Лалор тихо, взволнованный той силой духа, которая открывалась за этими её словами.

– Может быть, тебе? – улыбнулась она.

– Да! – прошептал он. – Наверно, я погиб бы здесь без вас! Но разве ваш сын не важнее, чем чужой я?

– Ребёнок – главное в жизни лаурка. Но бывает, что приходится уйти.

– Не зная, сможешь ли вернуться?

Она снова подавила вздох.

– Почему же ваш муж не полетел с вами, если знал, что вам грозит такая беда? – воскликнул Лалор в глубочайшем потрясении. – Почему не полетел вместо вас?

– Это было моё предназначение. Его заключалось в том, чтобы остаться и одному растить сына. Восполнить ему то, что не смогу дать теперь я. – Она помолчала и добавила: – Высшие Силы, сам Великий Космос ведут нас. Надо только быть чуткими и исполнять то, что должно.

– Так, значит, Боги есть? Они действительно есть? И они справедливы?

– Более того, они милосердны. Потому что, если бы они относились к нам с одной только расчётливой справедливостью, было бы нам всем тяжело. Никто из нас не снёс бы тогда своего жребия.

– Так Боги – есть. Милосердные Боги? И вы уверены в этом... – повторил Лалор, постигая.

– Это истина, Лалор. Главная истина, на которой стоит наш мир.

– Как хорошо... – не то сказал, не то подумал Лалор с облегчением на душе. Словно вдруг растрескалась и отпала корочка грязи, которой облеплено было его сердце.

– Но мы можем здесь погибнуть, – сказал он.

– Мы под покровительством высших сил, и они руководят нами. С нами произойдёт то, что приведёт нас к гармонии и радости.

Подобные утверждения Лалор слышал от своих наставников и жрецов дома, но тогда они вызывали у него скуку. Теперь же он жадно внимал словам Ченэйдэ. Он догадывался, что ей открыто многое, и чувство большого уважения и преклонения радостно расширяло его душу.



4.

– Сколько тебе лет, Лалор?

– Шестнадцать.

– Сколько ещё лет тебе до совершеннолетия?

– Три года. В разных странах, конечно, по-разному, а у нас на Аюдэне мужчины женятся около двадцати пяти лет, девушки выходят замуж около двадцати. Мы с Атфемикой слишком юные для брака, но я – принц, и ждать нельзя.

– Какая у вас продолжительность жизни?

– Ну, – запнулся Лалор. – Не знаю. Примерно сто тридцать лет. Мало кто доживает до ста сорока. Если совсем всё плохо, то, конечно, живут меньше.

– На Земле в Средние века, насколько я знаю, никогда не было такой продолжительности жизни, – сказала Ченэйдэ тихо. – Откуда же ты, Лалор? Разве ты не землянин? Где твоя планета? Ведь мы считаем, что нам известны все планеты, где есть разум... Что это за Атфемика, о которой ты упомянул?

– Моя невеста. Нас обручили как раз в тот день, когда меня похитили и увезли Боги. То есть, не Боги, – Лалор поморщился. – Отец-король торопился с моей помолвкой и свадьбой, потому что я единственный наследник, и он боялся, что я сверну себе где-нибудь шею... – Лалор замолчал, поражённый внезапной мыслью. – Но ведь так и получилось! Прорицатель – он хитрый и только ничего не говорил мне. А вот отцу... – Лалор задумался. – Да, – сказал он. – Отцу он, конечно, говорил, что скоро я... уйду к Богам, вот и заставлял его торопиться. И мой гороскоп не хотел составлять поэтому. Да. Скорее всего, именно так.

– Расскажи мне об этом прорицателе, – попросила Ченэйдэ, внимательно вслушиваясь в речь Лалора. – Кто он такой? Что означает слово «прорицатель»?

Лалор стал объяснять:

– Прорицатель наблюдает за звёздами, гадает по руке, по лицу, по погоде, по магическим камням. Он составляет гороскопы... предсказания. С ним советуются все вельможи. Сам король советуется с ним. Прорицатель не может ошибаться. И почти не ошибается. Но со мной... – путаясь в словах, Лалор попытался рассказать Ченэйдэ о том, что испытывал к хитрому старику, и о тех подозрениях, которые возникли у него только что.

Ченэйдэ задумалась.

– Да, – сказала она наконец. – Вполне возможно, прорицатель, если он действительно обладает способностями к предсказанию, предвидел твою странную судьбу, но он, вероятно, никогда не сталкивался ни с чем подобным и не знал, как это истолковать, поэтому относился к тебе осторожно, как к чему-то пугающему. И твой отец наверняка знал от него обо всём, ты прав. Так в день похищения ты был обручён?

– Да.

– Что станет теперь с твоей невестой?

– Не знаю. Или её отдадут замуж за Имату, а если он погиб, то за герцога Пейнгорша, он может наследовать после него. Или она уйдёт в какую-нибудь женскую общину и посвятит себя служению Богам. И я не знаю, что она предпочтёт. Для неё брак – это долг. Да и за Иматой ей будет лучше, чем в общине, а в общине лучше, чем за Пейнгоршем.

– Расскажи мне про Имату, – попросила Ченэйдэ.

Лалор снова помолчал, собираясь с мыслями.

– Он мой брат. Двоюродный брат, но лучше родного. Его отец – брат моего отца, но он умер два с половиной года назад, и теперь у Иматы только мать. Он мой друг. Он немного старше меня, и он... Он... Он мой друг, понимаете? Мы вместе были на охоте, вместе лазали по подвалам. Вместе сбегали от наставников, пока его мать однажды не поговорила с нами. Мы вместе фехтовали. Мы всю жизнь были вместе. Вы понимаете, что это такое? Он был всегда. А теперь...

– А что стало с твоей матерью, Лалор? Почему у тебя нет воспоминаний о ней? И что ты чувствуешь к своему отцу?

Лалор опустил голову, покусал губы.

– Мама умерла. Давно. Я был ещё маленьким. Но я её помню. И отец сильно любил её. Он больше не женился. И не женится. Мы с отцом как-то не любили друг друга. Но теперь мне кажется, что между нами много общего. Нам обоим не хватало королевы, но мы не говорили о нашей потере; мы оба страстно любили охоту и утро, если была возможность, предпочитали проводить в седле. Но для короля главным в охоте была добыча, для меня – бешеная скачка по лесу и лугам, чувство единения с друзьями, которые рядом.



5.

– Как ты был похищен, Лалор?

Лалор вспомнил явление им с друзьями «Дома Богов» и стал рассказывать об этом, насколько позволял его скудный лексикон. Он чувствовал заинтересованность Ченэйдэ, её внимание к его судьбе, ко всему, что он пережил. Он вспоминал, как прогнал Имату, как потрясён был грубостью Богов, их обращением с ним; как Боги ограбили его. Теперь ему было понятно многое, и по мере своего рассказа он по порядку переосмысливал всё пережитое. Он говорил не только о тяжёлом, но обо всём, что потрясло его.

...– Иркмаан, я увидел самое великое, самое прекрасное, что существует! – восторженным шёпотом, стараясь не забывать о людях, спящих рядом, говорил он. – Это Великая Бездна, звёзды, это Космос!

– То, что мы видим в иллюминатор, – поясняла Ченэйдэ, – не всё является звёздами. Многие виды космической пыли светятся, когда рядом есть источник света. Если возле иллюминатора проходит пылевое облако, это очень красивое зрелище.

– Иллюминатор? – переспросил Лалор, хоть он уже знал это слово от программы. – У нас есть корабли, мы морская держава и мы знаем, что такое дальние острова и дикари. Но окна у наших кораблей квадратные и специального названия не имеют. Мне постоянно было трудно дышать на космическом корабле Бо... пиратов, не так душно, как здесь, но мне хотелось открыть окно в своей каюте. Я тогда ещё не знал, какой ужас охватывает, когда между Космосом и тобой никакой преграды. Я иногда думаю, что бы произошло, если бы стекло в таком окне... иллюминаторе оказалось разбито?

– Это не стекло, – сказала Ченэйдэ. – Оно слишком хрупкое для космической техники. Это совсем другой материал, креани'т. Его не разобьёшь даже лучом бластера. Из па'ллера можно разбить. Паллер – более мощное, чем плазмер, оружие. Из креанита делают шлемы и многое другое. Он очень прочен.

...– Я не знаю, о чём они совещались, но ясно, что обо мне. Мне жаль, что я не запомнил ни одного слова. А как много бы я дал, чтобы теперь узнать это!

Лаурка ответила, медленно подбирая слова:

– Это возможно. Но трудно в наших условиях. Надо быть в полных силах, тогда можно ввести тебя в такое состояние, в котором ты словно бы заново переживёшь всё. Мы попробуем с тобой это, но позже.

Лалор, волнуясь, взял в темноте её за руки.

– Я очень этого хочу и очень вам благодарен!

И Лалор снова возвращался к своим воспоминаниям. По порядку, одно событие за другим, он излагал то, что с ним было.

...– Еда в этих пакетах становилась горячей сама. Держишь пакет – он холодный, начинаешь разрывать – он уже нагревается. А достаёшь – и всё горячее.

– Это продовольственные пакеты, исследовательские или эсгебешные, – пояснила Ченэйдэ, не слишком вдаваясь в подробности, чтобы не перебивать рассказ юного принца. – Обычные вещи для нашего мира.

...– У них двигались картинки. Там были нарисованы я и они сами – но картинки двигались!

– В этом нет ничего чудесного. Делаешь снимки людей и вводишь их в информатор, даёшь задание. Информатор сам создаёт по снимкам рисунки и те действия, которые рисунки должны выполнить. Такие «мультики» создают у нас маленькие дети. Но тебе, понятно, Лалор, это могло показаться волшебством. И они, мерзавцы, пользовались твоим незнанием.

Лалор продолжал рассказывать, как, подобно рабу, служил пиратам, и, глядя в сторону, коротко поведал об их издевательствах.

– Эти издевательства прекратились только когда я начал занятия с программой.

Ченэйдэ спросила, как именно проходили его занятия. Лалор уже упоминал ей о шапочке и горошинах, но рассказал об этом снова. Тогда Ченэйдэ спросила о продолжительности занятий.

– Сразу после завтрака и до обеда, – ответил Лалор. – А потом до самого сна.

Этот ответ привёл лаурку в ужас:

– Но это неизбежно должно было нарушить твой познавательный интерес! Тебя могли убить или свести с ума!

Она замолчала и оглянулась, но усталые люди спали, тяжело дыша во сне. Она помолчала, думая о чём-то, и продолжала шёпотом, уже более сдержанно:

– Дело в том, Лалор, что время занятий с лингвистической программой строго ограничено. Горошина, как ты её назвал, – это стимулятор, благодаря которому ты всё запоминаешь сразу и навсегда. Но такая нагрузка в большом количестве вредна. Заниматься можно не больше двух часов в день. У тебя не болела голова к концу дня?

– Очень болела, иркмаан!

Она вздохнула:

– Ну, что ж теперь. После тех занятий прошло уже достаточно времени, и, возможно, твой мозг успел отдохнуть, пока ты ничего не заучивал и не анализировал. Так что мы попробуем заново заняться твоим образованием – понемногу и не спеша.

– Да, иркмаан, спасибо! – сказал Лалор.

– Так, получается, они переменили отношение к тебе после того, как ты начал эти занятия? – спросила Ченэйдэ. – Как странно!

Лалор не хотел рассказывать о пире, на котором ему пришлось защищаться, и о последствиях, к каким это привело, хоть и предполагал, что его перестали трогать после того, как он проявил непокорность.

– Тебе тяжело вспоминать о каких-то событиях? – спросила Ченэйдэ мягко.

– Да.

– И всё-таки мне важно узнать обо всём.

Некоторое время Лалор колебался. Потом выдохнул и рассказал.

– А ты боец, Лалор, – произнесла Ченэйдэ. – Отчаянный боец.

– Король – это воин, – ответил Лалор, который не видел в этом ничего особенного.

– Они решили оказать тебе помощь, вместо того чтобы наказывать за неповиновение... Когда ты очнулся и у тебя ничего не болело – перед этим тебе явно была оказана медикаментозная помощь. Значит, ты был им нужен. Для чего?

– Не знаю, – сказал Лалор устало.

– Но ведь для чего-то они начали учить тебя языку. Добыли обучающую программу, а это должно было им кое-чего стоить. Не понимаю, что ты знал такого, ради чего тебя пытались сохранить.

Лалор вспомнил обрывочные, не до конца понятые фразы, слова, наполовину услышанные, наполовину придуманные выводы.

– Нет, – сказал он. – Я ничего не знаю. – Помолчал и добавил: – Ничего.



6.

Лалор рассказывал, как проходили его занятия. Лаурка слушала с неослабевающим вниманием, потом спросила:

– Ты учил космолингв один?

– С программой.

– Но люди не помогали тебе, не давали никаких пояснений?

– Программа сама отвечала на все мои вопросы.

– При изучении языка этого недостаточно. Как же узнавали пираты о твоих достижениях?

– Думаю, что никак. Я не разговаривал с ними. Заговорил первый раз, когда вытаскивал того карпакарульсца из кресла, и потом на корабле, когда они решили меня продать.

– Понятно... Но хотела бы я узнать, сколько времени продолжались твои занятия. Возможно, вопреки нашему первоначальному мнению, ты проявил большие способности к языкам и твои поработители не ожидали от тебя таких успехов.

Лалор продолжил своё повествование и дошёл до того момента, как его занятия внезапно прервались, когда произошла встреча с космическим кораблём, на котором были – кто? Ифтад? Или же обычные сьетэ, то есть люди, которые на самом деле и не думали нападать на корабль пиратов, напротив, это пираты напали на них. Лалор как смог описал завязавшийся бой и рассказал о своём вмешательстве в него, когда увидел, что двух Богинь... обычных человеческих женщин зажали в углу у лестницы и пытались захватить.

– Это было грубо, отвратительно, недостойно! – говорил он с болью. – Впрочем, людям такое, наверно, простительно. Это недостойно Богов, а люди – что ж... И всё равно это гадко.

Он рассказывал, как очнулся в каюте с приборами, привязанный к кровати, и как провёл в таком положении несколько дней, и как измучился за это время.

– Значит, ты всё-таки землянин, – задумчиво заметила Ченэйдэ. – Ты был ценен для них, а они подключили тебя к приборам жизнеобеспечения. Понимаешь, Лалор, поручая приборам жизнеобеспечения человека, надо задать в их программу цивилизацию, к которой он принадлежит: землянин, лул, тагассианин и так далее. Если бы ты не принадлежал ни к одной из известных цивилизаций, приборы жизнеобеспечения убили бы тебя. Если ты был нужен пиратам, они не могли так рисковать.

– Мне кажется, я понимаю, хоть и не всё, – ответил Лалор в затруднении.

– Ну, продолжай же!

Лалор продолжал:

– Занятий с программой больше не было, каюта оказалась заперта.

– Занятия прекратились насовсем? – задумчиво спросила Ченэйдэ.

– Да.

– Как странно... Это произошло задолго до того, как ты попал сюда?

– Незадолго. Я не знаю, сколько прошло дней, но не очень много, и нас захватили.

– Странно, – повторила Ченэйдэ. И снова стала пояснять: – Пираты приложили столько сил, чтобы обучить тебя языку, и вдруг прервали занятия. Но продолжали сохранять твою жизнь. У вас на борту был медиколог?

– Я... Я не знаю.

– Да, конечно. Если бы медиколог был, он с самого начала не допустил бы твоих занятий в таком количестве. Если медиколога не было, то кто мог запретить занятия после твоего ранения? К тому времени твой мозг, надо полагать, был до предела перегружен. Вариантов множество, и понять, который правильный, пока нельзя. Ну, продолжай же, Лалор, если ты ещё не устал и можешь говорить.

– Я могу! – горячо заверил Лалор. Для него драгоценна была возможность выговориться и получить ответы на множество своих вопросов. – Я ходил и искал оружие, чтобы выжечь эту проклятую дверь, за которой осталась программа, и ничего не находил, и шли дни. Я ненавидел их, Ченэйдэ, как ненавидел! Я думал, они Боги, и ненавидел Богов! И я думал, что я лучше их, потому что они могут всё, но злы, а я могу не всё, но не хочу опускаться до их уровня и становиться как они. Я отказывался есть, и они утоляли мой голод какими-то... не знаю, что это и как. Они держали меня и прижимали мне это к руке, и голод проходил, и возвращались силы. И я снова ходил по кораблю и дрался с ними. А они сохраняли мне жизнь, и я смеялся над ними за это. И так продолжалось до тех пор, пока я не услышал сигнал.

Он рассказал, как на их корабль напали пять других кораблей и пираты запаниковали и стали ругаться со своим старшим. Он отвечал им, и они защищались.

– Что они говорили, ты помнишь? Может быть, звучали какие-то названия?

– Нет, я ничего не помню. Я пытался запомнить некоторые слова, но потом понял, что не запомнил ничего.

Он рассказал о пробоине и о том, как он увидел в трещину Великую Бездну, и о том, какой пережил при этом страх. Как вытащил из отсека управления раненого, как тот требовал скорее закрыть дверь и как Лалор хотел сначала проверить других живых в отсеке управления и поэтому едва успел её захлопнуть. Как тяжело ему было двигаться после этого и как тяжело было двигаться Богам... людям-захватчикам.

– Объясните мне, Ченэйдэ, кто это такие, те, которые захватили нас, и зачем они это сделали?

– Давай попробуем разобраться во всём по порядку. Итак, двигаться тебе после пробоины было трудно, оттого что при авариях на космических кораблях включается аварийная – полуторная или двойная, смотря чьего производства корабль – гравитация. Я попробую объяснить тебе, что это значит. Если гравитация нормальная, ты ощущаешь себя как обычно, как дома, на своей планете. Если гравитация двойная, ты будешь чувствовать себя так, словно несёшь на себе вес ещё одного своего тела. То есть если ты весишь пятьдесят килограммов, то тебе будет казаться, что ты весишь сто. Если гравитация полуторная, то ты будешь ощущать соответственно свой вес не как пятьдесят, а как семьдесят пять килограммов. Это понятно тебе или ты не знаком с десятичной системой счёта? У тебя десять пальцев на руках, и я думаю, вы считаете десятками.

– Десятками, да, – согласился Лалор.

– Так же будет увеличиваться вес всех предметов. Понятно тебе то, что я говорю?

– Да, я понял. Программа объясняла мне вашу систему счёта. А мне казалось, это от того, что я так ударился головой.

– Возможно, травма тоже сказалась на твоём самочувствии, но дело не только в ней. Попробуй вспомнить, не звучало ли в словах пиратов во время боя название «Юнседа» или слово «юнседовцы».



7.

Лалор поморщился, пытаясь вспомнить то, что кричали пираты, когда он стоял в дверях отсека управления, а к пиратам, сидевшим перед пультом управления, стекались сведения со всего космического корабля о пробоинах, раненых и убитых.

– Я помню события, что за чем происходило, но не помню слов... Я запомнил только слово «пробоина» – оно без конца повторялось, и я понял, что оно значит.

– Юнседа, – повторила Ченэйдэ. – Юнседовцы. Юнседа...

Она смотрела ему в лицо, и Лалор почти осязал в темноте этот внимательный глубокий взгляд больших бархатных глаз.

– Юнседа, – повторил он и вдруг вспомнил: – Да, они говорили что-то такое. Пилтиз сказал: «Это хозяева территории, Юнседа! В шахты захотели?» И ещё кто-то крикнул: «И за каким бесом мы охотились на их территории?»

– Кто такой Пилтиз?

– Это старший Бог.

Лалор досадливо покачал головой. Он ещё не мог отучиться называть их Богами.

– Не Бог. Он главный у пиратов. Он из «серых» Богов, рутиец.

– Пилтиз, рутиец, – повторила Ченэйдэ про себя. – Главного у пиратов, Лалор, мы называем главарём. Группу пиратов, которую возглавляет главарь, называем группировкой. – И заговорила оживлённее: – То, что ты вспомнил, означает, что группировка, в которой ты оказался, совершала ограбления на территории другой, крупной группировки, Юнседы. Бывает, Юнседа разрешает мелким группировкам охотиться на своей территории – за определённую плату, конечно. Но пираты группировки Пилтиза охотились там, видимо, без разрешения и попались хозяевам территории. За что и угодили в шахты. Ты не знаешь, сколько человек было в группировке Пилтиза?

– Пятьдесят четыре человека. Потом появились ещё несколько.

– Что ж! Мелкая кочующая группировка, у которой нет ни постоянной базы, ни места для охоты, и пряталась она, скорее всего, где-нибудь между Юнседой и Ландалом. Это места, наиболее удобные для таких группировок. Есть трассы, где можно совершать ограбления, и Пространство там всё забито метеоритами, астероидами, всякого рода естественным космическим мусором. Там легко прятаться и трудно искать. Ландал – это другая пиратская группировка, тоже крупная и сильная.

– Что за пиратские группировки? Что за охотничьи территории? – спросил Лалор. – Объясните мне!

– Объясню. Но сначала закончи свой рассказ. Ты говоришь, что вытащил пирата-карпакарульсца из отсека управления и вас захватили юнседовцы?

Лалор рассказал, как их загнали на другой космический корабль, заперли внизу («В трюме», – подсказала Ченэйдэ), как сбросили им коробочки; рассказал о чуде исцеления.

– Эти коробочки – портативные аптечки, – пояснила Ченэйдэ. – У нас очень сильная медицина, и в большинстве случаев исцелить раны и обычные заболевания можно без консультации медика. Аптечка сама поставит диагноз, назначит лечение и проведёт его. Но это не волшебство, это изобретение людей.

Затем Лалор рассказал, как их везли и как пираты хотели продать Лалора, но отчего-то у них это не вышло, и как они были разочарованы.

Ченэйдэ очень заинтересовалась этим эпизодом.

– Вспомни, что они говорили, – попросила она. – Отчего ты был ценен? Они должны были сказать об этом!

Лалор напрягал память, но ничего не мог вспомнить.

– Я не знаю, – в сотый раз сказал он. Помолчал и продолжил свой рассказ о том, как корабль совершил посадку и пиратов привезли к подземной тюрьме и заперли в клетках, как вызывали потом каждого на допрос и после этого оставили всех в покое.

– Вот и всё. Прошло много дней, и нас привезли сюда.

– Всех?

– Да.

– А тот главарь, Пилтиз, тоже попал сюда?

– Нет, он погиб в отсеке управления, когда в нас попали и сделали ту трещину в потолке. Нас уцелело тридцать шесть человек, остальные погибли.