Под немцем... тайль 1

Эпизод повести "Нерушимая связь"

"... неисчислимые трагедии людей на оккупированных территориях..."
Из речи Президента 9 мая 2021 г.
__________________________________________


Начну с примечания.  *В годы Великой Отечественной слово "немец" в русском языке обрело значение множественного числа. Говорили, к примеру: "немец наступает", "немец занял Псков", "немец свирепствует"... Речь шла, разумеется, не об отдельном немце, а о целых армиях. Позже некоторые из тех, кому не пришлось хлебнуть горюшка в оккупации, ехидно посмеивались: "Пока вы там под немцем отсиживались, мы победу ковали". Не от большого ума так говорили, понятное дело. Итак, выражение "под немцем" означает: в немецкой оккупации. Или в немецкой неволе.
________________________________________________________


Благодаря неявному заступничеству старосты, который, как себе самому, сочувствовал всем добрым русским людям, угодившим в беду оккупации, Женюшка избежал привлечения к трудовой повинности. Причина требовалась веская, такая, чтобы не вызвать подозрений ни у немцев, ни у соседей. И такая причина нашлась - сама по себе.
Женюшке в 41-м исполнилось двенадцать. Был он не по годам серьёзен, вдумчив, смеялся мало, а с приходом оккупантов и вовсе перестал; тих стал, в глазах - задумчивая тень. По взрослому помогал отцу-матери во всех работах по дому. Немцев боялся страшно - как и его отец Степан. При виде фашистов или полицаев терялся, немел, бежал прятаться сломя голову - хоть куда. А с Успенья, когда уже дошло до всех, что ушедшая второпях Красная Армия не вернётся, во всяком случае так скоро, как хотелось бы народу, Женя разболелся и никак не мог "направиться": надо думать, его тонкая душевная организация дала сбой в обстановке постоянного напряжения и страха.
А  следом пошла сыпаться и телесная сфера. Взрослые всё приписывали сквознякам, холодному полу, сырости в избе-времянке, а ещё тому, что часто приходилось прятаться в соломе или отсиживаться в холодном бункере под землёй. Редко Женю видели на улице. "Что ж твой Женька? Как бутто вмёр?" - спрашивали любознательные соседки Наталью. - "Болеет", - отвечала она. - "Что, совсим уже плох?" - "Ды лечимся, лечимся, а всё без толку"...
И взаправду: Женюшка слабел день ото дня, хирел, кашлял, и этот прицепившийся кашель  всё никак не отставал. "Лишь бы не чахотка", - переживала Наталья. Она сходила небезопасными теперь дорогами в Позырьково, и братко Ваня отлил ей в горшочек медку. Купила в своей деревне кринку молока, давала Женюшке пить кипячёного с мёдом. Кашель "как бытта стал рыхлей", стала отходить мокрота, но всё равно здоровьюшко висело на тонком волоске.
Геннадий Петрович староста деревни сам зашёл как-то раз, посидел на лавке, послушал, как Женюшка "хреплет", углядел, какое у отрока бледное (что бумажина) лицо с синими разводами под глазами, покачал седовласой головой:
- Да, плохи дела. К немцу в работы ему никак нельзя.
- Впечатлительный он больно. Немцев пугается страшно - ну как нечистой силы! Чуть только аны* в дом али** во двор - так Женя наш бегом, прятаться. А коли не успел - молчит, как воды в рот набрал. И бледнеет что мел, того и гляди упаде...
- Да-а... Немец таких не любя, - подумавши, веско сказал староста. - Заподозря, что связан с "пратизанам". А там и... сама знаешь.
- Вот этого я и боюсь больше всего, - горячо отозвалась Наташа. - Не сплю, всё про тое ж думаю.
- Коли смогу, постараюсь сынка твоего в списки работающих не включать, "Яколевна"...
- Уж постарайся, Геннадий Петрович, пособи, родной, - роняя слёзы говорила Наташа.
Она собрала  "кой-какое, нехитрое" угощеньеце, поставила в котомочку и тот самый горшочек медку, что подарил ей братец.
- Ды не надо было, "Яколевна", - стесняясь, проговорил староста; котомочку, однако же, забрал.

Сутулясь широкой спиной под старинным зипуном (и где только достал? из какого прадедовского сундука выкопал?) пошёл староста осенней заметаемой жёлтыми листьями улицей, медленно пошёл, будто крадучись. Не то что полицаи ходят - грудь колесом, бодрые, гордые собой, наглые, всегда пьяные; пьяные ещё и от безмерной власти, данной им врагами над всем местным народом.
Ссутулился за два месяца оккупации бывший колхозный бригадир Геннадий Петрович Столяров, ходит замедленно, смотрит погасшим взглядом, почти всегда молчит. Не за себя переживает шестидесятилетний старик. В дому у него мать престарелая, жена Анисья и трое внуков, мал мала меньше. А сын с дочкой - оба в Красной Армии; уже за одно это Геннадия Петровича могут расстрелять, не задавая лишних вопросов. Вот и подался старик на службу к самому сатане - лишь бы сохранить жизнь своим близким.
Говорили в деревне свояки со свояками, негромко, что, конечно, со старостой нам повезло: другой бы верёвки " с нас" вил, а этот - совестливый, лишнего не возьмёт, положением своим пользуется скромно, перед немцем не выслуживается и тайно помогает народу чем только может.

Первое время враги хоть и страшны были русскому человеку, но не особенно злобствовали. Только смотрели на местных с высокомерным пренебрежением или с нескрываемым презрением. Думалось немцам, что теперь они здесь навсегда. Даже и любопытство проявляли поначалу к народу. Требовали у русских, чтобы они песни пели, аплодировали исполнителям. Коверкали русские слова, шутки шутили. Лапали русских женщин, смеялись, когда те убегали в испуге. На этом пока что и заканчивалось.


Поздней замершей в багряных красках осенью, в сумерках, стояли отец и сын - Степан с Женюшкой - на восточном склоне Горы Поповой перед широким сумрачным простором оранжево-красных осенних лесов, плавно переходящих в сизые далёкие холмы и утончающуюся лёгким флёром дымку мечтательных далей. Холодный чистый воздух был густо настоян терпким запахом опавшей кленовой листвы. Степан пытался объяснить сыну чудовищные для русских странности в поведении пришельцев.
- Воспитаны они по системе Фройда, - говорил Степан. - Комплексы все сняты. Принцип один: что естественно - то не безобразно.
- Воспитаны? - усмехнулся сын. - Какое же тут воспитание?
- Стыд, совесть, любовь - для них проявление невроза. Славяне по их меркам - закомплексованный народ, недочеловеки. Мы в Бога веруем... Отсталая раса. А они - культурная Европа.
-Бать, техника у них, и впрямь, передовая. Нам бы такие машины... - вздохнул Женюшка.
- Вырастешь, сынок, сядешь за руль такой же машины. А то и более мощной.
- Думаешь, будут и у нас такие?
- Непременно. И ты будешь управлять такой...
-Я?
- Конечно.
- С такими вот большими колёсами?
- Ну да. А какие, думаешь, у твоей машины будут колёса?
Женюшка вскинул руки над головой, дескать больше его росточка.
Степан покачал головой:
- Что ты... Бери выше.
- Куда же больше-то?
- А вот, сынок, у машины твоей...
- У автомобиля, пап.
- Ну да, у автомобиля твоего колёса будут размером... - Степан отмерил ладонью выше своей головы.
- Ну батя... - Женя рассмеялся. - Заливаешь! Как же я в такой грузовик подыматься буду?
- А как? - Степану тоже стало смешно.- По лестнице, сынок.
- По какой такой лестнице?
- По железной, сынок. С частыми такими ступеньками...

Через 44 года Женя, Евгений Степанович, вспомнит этот полушутейный разговор, когда в свои 56 лет будет подниматься в кабину "Белаза" по частым ступенькам металлической лестницы. Он перед выходом на пенсию станет водителем одного из самых больших грузовиков в СССР. "Отец тогда вроде как подсмеивался, - подумается Евгению Степановичу. - А ведь он, похоже, предвидел будущее".

Пояснения.
*Аны (местное) - они.
**Али (местное) - или.
**Читые (местное) - трезвые.