Леди Молли из Скотланд-Ярда. 11 - Эмма Орци

Эмма Орци

                ЛЕДИ МОЛЛИ ИЗ СКОТЛАНД-ЯРДА.

Девятая и десятая главы имеются в интернете в свободном доступе (другие переводы): "Дама в шляпе" и "Дело о человеке в макинтоше". С исправленными и дополненными текстами этих переводов можно будет ознакомиться на сайте coollib.net после завершения перевода (осталась 12 глава) и публикации полного варианта книги на этом сайте.

11. ЗАВЕЩАНИЕ СЭРА ДЖЕРЕМИ

1
Меня часто спрашивали, знаю ли я, когда и при каких обстоятельствах леди Молли присоединилась к детективному штату Скотланд-Ярда, кем она была раньше, и как ей удалось сохранить своё положение в Обществе (51) – а оно, несомненно, сохранилось – занимаясь профессией, которая обычно не даёт высокого социального положения.
Ну, конечно, я многое знала о моей дорогой леди – как и её аристократические друзья и родственники – но обещала ей, что публика ничего не узнает о её личной жизни, пока она сама не даст мне на это разрешения.
Теперь обстоятельства изменились, и я могу рассказать вам всё, что знаю. Для этого мне придётся вернуться на несколько лет назад и напомнить об экстраординарном преступлении, известном под названием «дело о завещании Бэддока», которое отправило одного из самых выдающихся и популярных молодых членов Общества на пожизненную каторгу. Имейте в виду: многие считали, что капитана де Мазарина следовало повесить.
Я вспоминаю его на похоронах покойной королевы (52). Моему взору предстал красивый молодой офицер, один из самых высоких среди тех, кто принадлежит к британской армии, и с тем неподражаемым очарованием манер, которое, увы, сегодня совершенно не свойственно молодым англичанам. Если к этим двум неоспоримым преимуществам вы добавите то, что Хьюберт де Мазарин был любимым внуком сэра Джереми Бэддока, мультимиллионера-судовладельца Ливерпуля, то поймёте, как легко было этому молодому гвардейцу снискать расположение каждой женщины в Обществе – вернее, любой матери, имевшей дочь на выданье.
Но способность Судьбы и Любви запутать даже самые прямые нити вошла в поговорку. Капитан де Мазарин, окружённый множеством очаровательных и респектабельных девушек, среди которых спокойно мог выбрать жену, решил влюбиться в единственную во всей Англии женщину, которая, по мнению дедушки, должна была остаться племяннику чужой – даже врагом.
Вы, может быть, помните печальную историю, которой уже более четверти века – о втором несчастном браке сэра Джереми с симпатичной французской актрисой мадемуазель Адель Дести, которая была моложе его на тридцать лет. Он женился на ней за границей и ни разу не приезжал с молодой женой в Англию. Мадемуазель Дести за три года превратила жизнь сэра Джереми в кошмар, а под конец сбежала с графом Флинтширом, с которым повстречалась в Монте-Карло.
Ну вот! Капитан Хьюберт де Мазарин отчаянно влюбился именно в дочь того самого графа Флинтшира, леди Молли Робертсон-Кирк. Вообразите чувства сэра Джереми, когда он услышал об этом!
Капитан Хьюберт подал в отставку в 1902 году по просьбе деда, когда здоровье того начало ухудшаться. Он жил в замке Эпплдор, великолепном доме сэра Джереми в Камберленде, и, конечно, все осознавали, что в конечном итоге он станет владельцем миллионов богатого судовладельца и его роскошного поместья, поскольку мать капитана была единственным ребёнком сэра Джереми от первого брака.
Поместье лорда Флинтшира располагалось неподалёку от Эпплдора. Само собой разумеется, старый сэр Джереми и в мыслях не имел простить своего благородного соседа за причинённое ему жестокое зло.
Вторая леди Бэддок, впоследствии графиня Флинтшир, умерла двадцать лет назад. Её отказывались принимать как в графстве, так и в избранных кругах Лондона. Но её дочь Молли, унаследовавшая всю красоту и ни одного из пороков своей матери, была кумиром отца и признанной королевой графства и городского Общества.
Вечно древняя и вечно новая история о Капулетти и Монтекки повторилась вновь, и однажды капитан Хьюберт де Мазарин сообщил сэру Джереми, что хочет жениться на дочери кровного врага своего деда.
О результате этой беседы никто ничего не знал. Ни сэр Джереми, ни капитан Хьюберт де Мазарин не позволили бы слугам или приживальщикам услышать хоть слово из ссоры, которая могла произойти между ними, а тем более заподозрить неприятную сцену.
Так что примерно две недели или около того жизнь в замке Эпплдор протекала обычным образом – по крайней мере, внешне. Затем капитан Хьюберт уехал в Лондон, якобы ненадолго. Но с тех пор он ни разу не появился в дверях замка до тех пор, пока мрачная завеса ужасной трагедии не начала спускаться на величественный старый дом в Камберленде.
Долгое время сэр Джереми был крепок и здоров, но затем перенёс удар и превратился в инвалида. Почтмейстер в Эпплдоре заявлял, что после этого случая в замок приходило много писем с лондонским почтовым штемпелем, адресованных сэру Джереми почерком капитана Хьюберта; но, по-видимому, старый джентльмен по-прежнему не намеревался примириться с внуком, потому что капитана де Мазарина так и не видели в замке.
Постепенно инвалид становился всё более и более эксцентричным и угрюмым. Он приказал закрыть и запереть все гостевые комнаты своего великолепного дома, а затем рассчитал всю внутреннюю прислугу, за исключением его собственного помощника-мужчины и старой супружеской пары по имени Брэдли, служившей ему много лет, а теперь выполнявшей ту скромную работу, которая нынче требовалась в некогда одном из самых богатых загородных особняков в Англии.
Горькое негодование, направленное против когда-то любимого внука и против человека, отнявшего двадцать пять лет назад у сэра Джереми молодую жену, казалось, полностью отрезало старика от контакта с внешним миром.
Так продолжалось до весны 1903 года, когда сэр Джереми однажды утром объявил всем слугам, что в замке остановится мистер Филипп Бэддок, и необходимо немедленно подготовить комнату для него.
Мистер Филипп Бэддок приехал в тот же вечер. Он был молодым человеком довольно обыкновенной внешности: невысоким, смугловатым, с грубоватыми манерами, наводящими на мысль о воспитании у деревенского пастора.
Его появление вызвало немалое волнение в окрестностях. Кем был мистер Филипп Бэддок и откуда он взялся? Никто никогда не слышал о нём раньше, но после непродолжительного времени, проведённого в замке, он, казалось, постепенно начал занимать положение, первоначально принадлежавшее капитану Хьюберту.
Он принял на себя управление прислугой и через некоторое время уволил личного помощника сэра Джереми и нанял другого. Он контролировал внешнюю прислугу, сокращая персонал как в садах, так и в конюшнях. Он продал бОльшую часть лошадей и повозок, а затем купил автомобиль, в котором тотчас же начал разъезжать по деревне.
Но не беседовал ни с одним из деревенских жителей. В ответ на письма немногочисленных верных друзей сэра Джереми от мистера Филиппа Бэддока регулярно приходил ответ: инвалид отказывается от общения с ними. Один лишь доктор Торн, местный врач, видел пациента. Понятно, что сэр Джереми медленно продвигался к могиле; но разум его был совершенно ясен, даже если нрав оставлял желать лучшего.
Как-то раз мистер Филипп Бэддок принялся разыскивать в деревне хорошего шофёра. Вызвался Джордж Тейлор. Ему приказали как можно быстрее отправиться на машине в Карлайл, в контору мистера Стедмана, адвоката, и привезти этого джентльмена обратно в замок так срочно, как только он сможет.
Расстояние от Эпплдора до Карлайла – более пятидесяти миль. Было семь часов вечера, когда Джордж Тейлор вернулся с мистером Стедманом.
Юриста встретил у дверей замка старый Брэдли, а у дверей сэра Джереми – Фелкин, новый помощник, который и провёл адвоката внутрь. Беседа между инвалидом и мистером Стедманом длилась полчаса, после чего Джордж Тейлор повёз юриста назад в Карлайл.
В тот же вечер мистер Филипп Бэддок отправил капитану де Мазарину в Лондон телеграмму, в которой было несколько слов:
«Сэр Джереми очень болен. Приезжайте немедленно».
Двадцать четыре часа спустя капитан Хьюберт появился в замке Эпплдор – однако слишком поздно, чтобы увидеть своего деда живым.
Сэр Джереми Бэддок умер за час до прибытия своего некогда нежно любимого внука, и все надежды на примирение были беспощадно уничтожены смертью.
Конец наступил неожиданно, гораздо быстрее, чем ожидал доктор Торн. Он видел пациента утром и думал, что тот сможет продержаться несколько дней. Но когда сэр Джереми услышал, что послали за капитаном де Мазарином, то пришёл в такое ужасное возбуждение, что бедные, перегруженные мозг и сердце не смогли с этим справиться.

2
События тех памятных дней – ранней весны 1904 года – настолько запечатлены в моей памяти, что я могу рассказать о них так же подробно, будто они произошли вчера.
В то время я была горничной леди Молли Робертсон-Кирк. Со временем она почтила меня своей дружбой.
Сразу после первого отъезда капитана Хьюберта из Эпплдора мы с ней обосновались в Камберленде и тихо жили в Кирк-Холле, который, как вам известно, расположен всего в двух шагах от Эпплдора.
Здесь капитан Хьюберт нанёс моей дорогой леди несколько визитов. Она безоговорочно решила, что их помолвка должна быть продлена на неопределённый срок, поскольку у неё имелась смутная надежда на то, что рано или поздно сэр Джереми уступит внуку, которого так любил. Во всяком случае, на это оставался шанс, пока брак фактически не состоялся.
Заметьте, капитан де Мазарин ни в коем случае не был беден. Отец оставил ему около 25 000 фунтов стерлингов, а у леди Молли имелось небольшое личное состояние. Поэтому заверяю вас, что за этой затянувшейся помолвкой не крылось ни единой корыстной мысли – одно лишь желание капитана Хьюберта примириться со своим дедом.
Вечером, когда он прибыл в Эпплдор после телеграммы мистера Филиппа Бэддока, леди Молли встретила его на станции. Капитан отправил свой багаж в Кирк-Холл, и молодые люди пошли вместе до Элкхорнского леса, который отделял собственность графа Флинтшира от земель Эпплдора.
Здесь они и повстречались с мистером Стедманом, адвокатом, который ехал из Карлайла после повторного срочного вызова к сэру Джереми Бэддоку, но машина сломалась примерно двумястами ярдами выше по дороге.
Шофёр предложил мистеру Стедману пройтись по лесу. Был исключительно чудесный и мягкий весенний вечер, а полная луна, сиявшая над головой, освещала почти каждый поворот пути, прорезавшего очаровательную рощу.
Леди Молли назначила мне свидание на краю леса, чтобы я могла проводить её домой после того, как она простится с капитаном Хьюбертом. Похоже, что капитан и мистер Стедман были знакомы, потому что мы увидели, как мужчины пожали друг другу руки, а затем, обменявшись несколькими словами, повернулись и вместе пошли через лес. А мы тихо вернулись в Кирк-Холл.
Моя дорогая леди была невыразимо грустна. Она крайне высоко ценила любовь, которую капитан Хьюберт испытывал к своему деду, и не хотела видеть окончательного крушения всех её надежд на примирение между ними.
Я одела леди Молли к ужину, и она как раз спускалась по лестнице, когда в холле появился капитан де Мазарин. Он объявил печальную новость о смерти деда и выглядел крайне удручённым и расстроенным.
Конечно, он остался в Кирк-Холле, потому что мистер Филипп Бэддок полновластно распоряжался в замке Эпплдор, а капитан Хьюберт не хотел быть обязан ему гостеприимством.
Моя дорогая леди спросила, что случилось с мистером Стедманом.
– Не знаю, – ответил он. – Он начал идти со мной через лес, но вдруг, похоже, решил, что прогулка по лесу окажется слишком трудной, и что машину удастся быстро привести в порядок. Он предпочёл вернуться обратно автомобильной дорогой, и был совершенно уверен, что мы встретимся в замке менее чем через полчаса. Однако так и не появился.
Леди Молли задала ещё несколько вопросов о сэре Джереми, на которые капитан Хьюберт ответил с апатией. У дверей замка капитана встретил мистер Филипп Бэддок, который сообщил, что старый джентльмен полчаса назад скончался.
Я помню, что, отходя ко сну, все мы совершенно необъяснимо чувствовали себя подавленными. Казалось, что в воздухе затерянных деревень Камберленда витало нечто гораздо более трагичное, чем естественная смерть семидесятилетнего старца.
На следующее утро наши неясные предчувствия подтвердились. Лорд Флинтшир, моя дорогая леди и капитан Хьюберт сидели за завтраком, когда в зал принесли известие о том, что мистер Стедман, адвокат из Карлайла, рано утром был найден убитым в Элкхорнском лесу. Очевидно, его оглушили, а затем забили до смерти тяжёлой палкой или другим подобным оружием. Когда его нашли, он, по-видимому, был мёртв уже несколько часов. Местная полиция сразу же узнала об ужасном событии, вызвавшем столько же волнения, сколько смерть эксцентричного старого миллионера в замке Эпплдор.
Все в Кирк-Холле, конечно, прониклись острым интересом, и капитан де Мазарин срочно отправился в Эпплдор, чтобы передать полиции сведения, которыми располагал.
Странный факт, но, тем не менее, истинный: когда возникает смертельная опасность – такая, как угроза капитану де Мазарину – человек, которому больше всего эта опасность угрожает, осознаёт её последним.
Я абсолютно уверена: как только леди Молли услышала, что мистер Стедман убит в Элкхорнском лесу, то сразу поняла, что её любимый каким-то зловещим образом окажется вовлечённым в эту трагедию. Интуиция женщины – любящей женщины.
Что касается капитана Хьюберта, то он весь день даже не осознавал пропасти, которая уже разверзалась у его ног. Он даже вполне спокойно обсудил несколько ценных фрагментов сведений, уже собранных местной полицией – сведений, в конечном итоге сформировавших ту часть злополучной паутины косвенных доказательств, которая должна была привести его на виселицу.
Ранее в тот же день мистер Филипп Бэддок прислал ему записку, в которой говорилось, что, поскольку капитан де Мазарин теперь является владельцем замка Эпплдор, он (Филипп Бэддок) не намеревается дольше, чем необходимо, испытывать его гостеприимство, и остановится в деревенской гостинице до окончания похорон, после чего покинет Камберленд.
На это капитан Хьюберт послал столь же краткую записку, в которой говорилось, что, насколько ему известно, он не имеет права голоса в отношении тех, кто приезжает в замок или уезжает из него, чем и должен удовлетвориться мистер Филипп Бэддок вне зависимости от того, остаётся он в замке или нет.
Конечно, нынешние завещательные намерения старого джентльмена не были известны. В 1902 году он завещал Эпплдор и всё, чем безоговорочно владел, своему любимому внуку Хьюберту де Мазарину, и его же назначил своим единственным душеприказчиком. Это завещание хранилось у мистера Траскотта, который был адвокатом покойного практически до последнего момента, когда к сэру Джереми вызвали мистера Стедмана, недавно прибывшего в Карлайл.
Было ли аннулировано прежнее завещание или нет, мистер Траскотт не знал. Но во второй половине дня лорд Флинтшир встретил начальника местной полиции, который сказал ему: старший партнёр мистера Стедмана – мистер Фьюлинг – заявил о том, что сэр Джереми послал за мистером Стедманом за день до смерти и дал инструкции для составления нового завещания, в соответствии с которым старый джентльмен завещал Эпплдор и всё, чем владел, своему любимому внуку Хьюберту де Мазарину, но только при условии, что последний не женится ни на дочери, ни на любой другой родственнице графа Флинтшира. В случае, если Хьюберт де Мазарин проигнорирует это условие, когда бы это ни случилось, всё состояние сэра Джереми переходит Филиппу Бэддоку, единственному потомку от второго брака наследодателя с Аделью Дести. Черновик этого завещания, добавил мистер Фьюлинг, находился в кармане мистера Стедмана и был готов для подписи сэра Джереми в ту роковую ночь, когда несчастного молодого адвоката убили.
Черновика в кармане убитого не нашли. Копия осталась в сейфе мистера Фьюлинга. Но поскольку это завещание так и не было подписано, то в силе остались распоряжения 1902 года, и капитан Хьюберт де Мазарин безоговорочно стал единственным наследником своего деда.

3
Тот день оказался исключительно наполнен событиями – и стал одним из самых несчастных, которые мне приходилось переживать.
После раннего чая (53), который моя дорогая леди выпила, сидя в одиночестве в своём маленьком будуаре, она послала меня попросить капитана Хьюберта зайти и поговорить с ней. Он мгновенно повиновался, а я ушла в соседнюю комнату – спальню леди Молли – чтобы подготовить её вечернее платье.
Я, конечно, тщательно закрыла дверь между нашими комнатами, но через пять минут леди Молли намеренно открыла её, из чего я поняла: она считала необходимым, чтобы я знала о происходящем.
Шёл пятый час пополудни. Я слышала только голос капитана де Мазарина, негромкий и бесконечно нежный. Он обожал мою дорогую леди, но был очень тихим человеком, и только благодаря страстно-сдержанному поведению в те мгновения, когда он находился рядом с любимой, проницательный человек мог догадаться о глубине его чувств. Через открытую дверь я видела красивую голову капитана, склонившуюся над лицом миледи. Он обнимал её так крепко, как будто боролся с миром за обладание ею, и никогда больше её не отпустит. Но в глазах леди Молли стояли слёзы.
– Хьюберт, – произнесла она через некоторое время, – я хочу, чтобы вы назвали меня своей женой. Согласны?
– Согласен ли я? – прошептал он с невероятным чувством и глубокой тоской, и его слова прозвучали так трогательно, что мне оставалось только сесть и заплакать.
– Но, – серьёзно продолжила леди Молли, – это следует осуществить как можно скорее – завтра, по специальной лицензии (54). Позвоните сегодня же вечером мистеру Херфорду, и завтра утром он немедленно займётся её приобретением. Мы можем поехать в город ночным поездом. Со мной поедут отец и Мэри. Отец дал обещание, и мы можем пожениться завтра... Я думаю, что это будет самый быстрый способ.
В комнате повисло молчание. Я вообразила, как должен чувствовать себя изумлённый и взволнованный капитан Хьюберт. В те времена, а тем более – с учётом недавних событий, подобная просьба для женщины являлась исключительно необычной. По выражению его глаз было ясно, что он пытается прочитать мысли миледи. Но она смотрела на него с абсолютным спокойствием, и, честно говоря, я не думаю, что у капитана возникли хоть малейшие сомнения в чистоте мотивов столь загадочной настойчивости.
– Вы предпочитаете выйти замуж в Лондоне, а не здесь? – только и спросил он.
– Да,– ответила она. – Я хочу выйти замуж завтра в Лондоне.
Несколько мгновений спустя моя дорогая леди снова тихо закрыла дверь, и больше я ничего не видела и не слышала; но через полчаса она позвонила мне. Она была одна в будуаре, смело пытаясь улыбаться сквозь пелену слёз. Шаги капитана Хьюберта постепенно удалялись, становясь всё тише.
Леди Молли подождала, пока не затих последний отзвук его шагов, затем уткнулась своим милым лицом мне в плечо и разрыдалась.
– Собирайся как можно быстрее, Мэри, – сказала она мне, когда немного справилась с собой. – Мы уезжаем в город поездом в 9.10.
– Его светлость будет с нами, миледи? – спросила я.
– О да! – Яркая улыбка осветила её лицо. – Отец просто великолепен... хотя всё знает…
– Знает что, миледи? – инстинктивно спросила я, потому что леди Молли умолкла, и я увидела, как острая боль постепенно затуманивает мягкие серые глаза.
– Мой отец знает, – медленно и почти беззвучно ответила она, – что полчаса назад полиция обнаружила тяжёлую трость в Элкхорнском лесу, недалеко от места, где был убит мистер Стедман. Трость очень энергично вычищена и выскоблена, причём совсем недавно, но на свинцовой ручке остались крошечные следы крови. Инспектор показал моему отцу эту трость. Я тоже её видела. Она принадлежит капитану Хьюберту де Мазарину, и к тому же… завтра, самое позднее, это станет известно всем.
В маленьком будуаре наступила тишина: тишина, нарушаемая только глухими рыданиями, которые рвались из самой глубины исстрадавшегося сердца моей дорогой леди. В тот миг леди Молли смотрела в будущее, и с безошибочной интуицией, которая в будущем столько раз приходила к ней на помощь, уже ощущала мрачную паутину, сплетаемую Роком вокруг любимого человека.
Я молчала. Что я могла сказать? Лишь ждала, что она снова заговорит.
Первые слова, которые она произнесла после ужасного заявления, были такими:
– Завтра я надену своё белое платье, Мэри. Это самое красивое из тех, что у меня есть, и в день моей свадьбы я хочу выглядеть лучше всех.

4
Капитан Хьюберт де Мазарин вступил в брак с леди Молли Робертсон-Кирк по специальной лицензии 22 апреля 1904 года в церкви святой Маргариты в Вестминстере. Никто не присутствовал, чтобы засвидетельствовать церемонию, кроме графа Флинтшира и меня. Никого не извещали об этом событии, и до недавнего времени никто не знал, что леди Молли из Скотланд-Ярда – жена осуждённого де Мазарина.
Как вам известно, на следующее утро его арестовали на железнодорожной станции Эпплдор и обвинили в умышленном убийстве Александра Стедмана, адвоката из Карлайла.
Всё с самого начала обернулось против него. Проект завещания, который мистер Стедман передал сэру Джереми для подписи, послужил мотивом предполагаемого преступления, и де Мазарин был последним человеком, которого видели в компании с убитым.
Шофёр Джордж Тейлор, доставивший в тот вечер мистера Стедмана из Карлайла, объяснил, что две шины лопнули почти одновременно после того, как он проехал немного по разбитой дороге рядом с парком. Он предложил мистеру Стедману пройтись по лесу, и, поскольку у него не имелось в запасе двух целых шин, попросту начал толкать свою машину обратно, так как деревня находилась всего в полумиле. Он никогда больше не видел мистера Стедмана.
Трость, которая послужила орудием ужасающего деяния, стала самым весомым доказательством против обвиняемого. Она был опознана несколькими свидетелями, как принадлежавшая де Мазарину. Её нашли в двадцати ярдах от жертвы, явно вычищенную и выскобленную, но всё ещё сохранявшую незначительные следы крови. Более того, носильщики заметили её в руке капитана Хьюберта, когда он в ту роковую ночь прибыл на станцию Эпплдор, где его встретила леди Молли. Трость и после этого оставалась у капитана вплоть до момента, когда он встретился с мистером Стедманом на краю леса.
Капитан де Мазарин, отставной офицер дворцовой стражи Его Величества, был обвинён в умышленном убийстве Александра Стедмана, предан суду на ближайшей судебной сессии, признан виновным и приговорён к повешению. Присяжные, однако, настоятельно рекомендовали помилование из-за его доселе безупречной репутации, а также из-за многочисленных услуг, оказанных им своей стране во время последней бурской войны. В Министерство внутренних дел направили ходатайство, и приговор был заменён на двадцать лет каторжных работ.
В том же году леди Молли подала заявку и получила незначительную должность в детективном отделе полиции. Заняв это скромное место, она с течением времени неуклонно продвигалась вверх, анализируя и изучая, используя силу интуиции и умозаключений. Поэтому и поныне как начальство, так и сотрудники считают её величайшим авторитетом в области уголовных расследований.
Граф Флинтшир умер около трёх лет назад. Кирк-Холл перешёл к дальнему родственнику, но леди Молли сохранила маленький домик в Кирке, приготовив его для своего мужа, когда тот вернётся из Дартмура (55).
Миледи поставила перед собой главную задачу всей жизни: применить свои дарования и очевидные преимущества, имевшиеся у неё, как у видного члена детективного сообщества, для того, чтобы доказать невиновность капитана Хьюберта де Мазарина, в которой она ни на минуту не сомневалась.
На редкость возвышенно и глубоко трогательно выглядели безумные жертвенные усилия, которые эти благородные юные сердца предпринимали друг ради друга.
Капитан Хьюберт понимал, что не сможет доказать свою невиновность, и с ним фактически покончено, и поэтому изо всех сил старался освободить леди Молли от уз брака, по-прежнему сохранявшегося в глубокой тайне. Он решил на суде признать себя виновным в убийстве, а затем заявить о том, что вынудил леди Молли вступить в брак, уже зная, что выдан ордер на его арест, и надеясь на снисходительность из-за родственных связей с графом Флинтширом. Когда его убедили, что об этом не может быть и речи, он умолял леди Молли подать против него иск о признании брака недействительным, не намереваясь сопротивляться, а желая лишь освободить её.
Но любовь, которую миледи питала к нему, восторжествовала над всем. Они сохранили свой брак в секрете, но она оставалась верной де Мазарину во всех своих мыслях и чувствах и преданной ему всей своей душой. Только я, бывшая горничная, а нынче – преданная подруга, знала, как она страдала, даже когда сердцем и умом погружалась в работу.
Мы жили в основном в нашей квартирке в Мэйда Вейл, но иногда проводили несколько восхитительных дней, полных свободы и покоя, в маленьком домике в Кирке. Здесь, несмотря на навеваемые мрачные воспоминания, леди Молли не раз и не два бродила по земле, где было совершено таинственное преступление, которое обрекло невинного человека на жизнь осуждённого.
– Эта тайна должна быть раскрыта, Мэри, – повторяла она мне с непоколебимой уверенностью, – и раскрыта как можно скорее, прежде чем капитан де Мазарин утратит всю радость в жизни и всю веру в меня.

5
Я полагаю, вам будет интересно услышать кое-что о замке Эпплдор и о мистере Филиппе Бэддоке, который был так близок к получению огромного состояния, буквально ускользнувшего из рук.
Поскольку сэр Джереми Бэддок так и не подписал завещание 1904 года, адвокаты капитана де Мазарина от его имени пытались утвердить завещание, датированное 1902 годом. Ввиду печальных обстоятельств, связанных с предлагаемыми последними завещательными распоряжениями покойного, мистеру Филиппу Бэддоку посоветовали бороться с этими действиями.
Очевидно, что он действительно был сыном сэра Джереми от второго брака с мадемуазель Дести, но старый джентльмен, проявив бездушную мстительность, с самого начала практически отказался от мальчика и совершенно отказывался иметь с ним что-либо общее. Единственное, что он предпринял – оплатил его содержание и образование, а затем выделил хорошее пособие при условии, что Филипп – к тому времени уже возмужавший – никогда не ступит на английскую землю.
Условие строго соблюдалось. Филипп Бэддок родился и жил за границей до 1903 года, когда он внезапно появился в замке Эпплдор. То ли сэр Джереми послал за ним в приступе запоздалого раскаяния, то ли он рискнул приехать по собственному желанию – так никто и не узнал.
Капитан де Мазарин до того же 1903 года знал о существовании Филиппа Бэддока не больше, чем кто-либо другой, и перед арестом заявил, что не приемлет завещание 1902 года, но согласился бы на разделение состояния сэра Джереми, как если бы старый джентльмен умер вообще без завещания. Таким образом, Филипп Бэддок, сын, и Хьюберт де Мазарин, внук, получили равную долю огромного богатства сэра Джереми, оцениваемого почти в два миллиона фунтов стерлингов.
 Эпплдор был выставлен на продажу и куплен мистером Филиппом Бэддоком, который поселился там и постепенно завоевал себе положение в графстве как один из самых богатых магнатов на севере Англии. Вот так он и познакомился с нынешним лордом Флинтширом, а позже встретил мою дорогую леди. Она не искала и не избегала его знакомства, и даже однажды отправилась на званый обед в замок Эпплдор.
Это случилось в наш последний приезд в Кирк. Я приехала в замок в экипаже, чтобы сопровождать леди Молли домой, и меня отвели в библиотеку, куда моя дорогая леди пришла, чтобы надеть плащ.
Пока она одевалась, вошёл взволнованный мистер Филипп Бэддок с газетой в руке.
– Из ряда вон выходящие новости, леди Молли, – сказал он, указывая на заголовок в газете. – Вы знаете, конечно, что на днях осуждённому удалось совершить побег из Дартмура?
– Да, знаю, – тихо ответила моя дорогая леди.
– Ну, у меня есть причина… предположить, – продолжил мистер Бэддок, – что этот осуждённый был не кем иным, как моим несчастным племянником, де Мазарином.
– Да? – отозвалась леди Молли, чьё абсолютно спокойное и безмятежное выражение лица странным образом контрастировало с явным возбуждением Филиппа Бэддока.
– Небеса знают, что он относился ко мне со злобой, – продолжил мистер Бээдок после короткого молчания. – Но я не испытываю к нему гнева с тех пор, как закон вернул мне то, что он пытался вырвать у меня – справедливую долю имущества моего отца. С тех пор, как он положился на мою милость…
– Положился на вашу милость! – воскликнула моя дорогая леди, чьё лицо посерело от внезапного страха. – Что вы имеете в виду?
– Де Мазарин сейчас в моем доме, – тихо ответил мистер Бэддок.
– Здесь?
– Да. Похоже, что он добрался сюда пешком. Скорее всего, намеревался увидеться с вами. Конечно, он хочет денег. Сегодня днём я гулял по лесу и обнаружил его.
– Нет-нет! – быстро добавил Филипп Бэддок в ответ на инстинктивный вздох боли, изданный леди Молли, – вам совершенно не следует беспокоиться. Мой племянник находится в такой же безопасности в этом доме, как и в вашем собственном. Я привёл его сюда, потому что он был измождён усталостью и голодом. Никто из слуг не знает о его присутствии в доме, кроме Фелкина, которому вполне можно доверять. К завтрашнему дню он отдохнёт... Мы уедем рано утром в моей машине и доберёмся до Ливерпуля к полудню. Де Мазарин переоденется в одежду Фелкина, и никто не узнает его. Один из пароходов Бэддока в тот же день отправляется в Буэнос-Айрес, и я договорюсь с капитаном. Вам совершенно нечего опасаться, – повторил он просто, но весомо, выделяя последующие слова. – Я обещаю, что де Мазарин будет в безопасности.
– Я хотела бы поблагодарить вас, – пробормотала она.
– Пожалуйста, не надо, – ответил он с грустной улыбкой. – Я счастлив, что могу сделать это... Я знаю, что вы… вы когда-то любили его... Хотел бы я, чтобы вы знали и доверяли мне ещё в те дни… но я рад возможности сказать вам, что, даже если бы мой отец подписал завещание, я разделил бы его состояние с де Мазарином. Человек, удостоенный вашей любви, никогда не прибегнет к преступлению, чтобы обогатиться.
Филипп Бэддок замолчал. Его глаза устремились на леди Молли с безошибочной любовью и призывом откликнуться на неё. Я понятия не имела, что он влюбился в миледи – как и она, без сомнения. Её сердце принадлежало исключительно бедному беглецу, но, как мне показалось, она не могла не поддаться явной искренности и серьёзности чувств другого.
Несколько минут в комнате стояла тишина. Только старые часы в шкафу работы Шератона (56) продолжали невозмутимо стучать.
Леди Молли устремила свои светящиеся глаза на человека, который только что так просто, так трогательно признался ей в любви. Собиралась ли она сказать ему, что больше не свободна, что носит имя человека, которого закон подверг остракизму и объявил преступником – и который смелой попыткой побега добавил себе несколько лет к уже имевшемуся длительному сроку наказания и лишний груз к бремени позора?
– Как вы думаете, – тихо спросила она, – могу ли я поговорить с капитаном де Мазарином несколько минут, не подвергая угрозе его безопасность?
Мистер Бэддок ответил не сразу. Казалось, он размышлял над просьбой. И наконец произнёс:
– Я прослежу, чтобы вам ничего не мешало. Не думаю, что возникнет какая-либо опасность.
Он вышел из комнаты, а мы с моей дорогой леди ненадолго остались одни. Она была настолько спокойна и безмятежна, что я удивлялась её самообладанию и не могла понять, что у неё на уме.
– Мэри, – быстро проговорила она, когда мы услышали шаги двух мужчин, приближавшихся к дверям библиотеки, – ты должна остаться прямо у парадной двери, понимаешь? Если увидишь или услышишь что-то подозрительное, немедленно предупреди меня.
Я приготовилась повиноваться, и тут дверь открылась, и вошёл мистер Филипп Бэддок в сопровождении капитана Хьюберта.
Я задушила непроизвольное рыдание, рвущееся у меня из горла при виде человека, который когда-то был самым галантным, самым красивым военным из всех, виденных мной. Я заметила, что мистер Бэддок готов немедленно покинуть комнату. У двери он обернулся и сказал леди Молли:
– Фелкин спустился в сторожку. Если он услышит или увидит что-то подозрительное, то позвонит по телефону, – и указал на аппарат, стоявший на библиотечном столике в центре комнаты.
После этого он закрыл дверь, и мне оставалось лишь представить мгновения радости, смешанные с невыносимой болью, которые приходилось переживать моей дорогой леди.
Я беспокойно ходила взад и вперёд по террасе перед замком. Сам дом был тихим и тёмным: слуги, скорее всего, легли спать. Справа я заметила отдалённый проблеск света – из сторожки, где караулил Фелкин. Из церкви в деревне Эпплдор донёсся звук часов, отбивавших полночь.
Не могу сказать, как долго я стояла на страже, когда внезапно осознала, что по дороге к дому быстро передвигается мужской силуэт. Он резко изменил направление и обошёл замок сбоку, по-видимому, направляясь к одной из задних дверей.
Я не колебалась ни минуты. Оставив парадную дверь на защёлке, я бросилась к дверям библиотеки.
Но мистер Филипп Бэддок опередил меня. Его рука лежала на дверной ручке. Без лишних слов он открыл дверь, и я последовала за ним.
Леди Молли сидела на диване рядом с капитаном Хьюбертом. При нашем появлении они оба поднялись.
– Полиция! – выпалил мистер Бэддок. – Фелкин только что выбежал из сторожки. Он готовит машину. Слава Богу, мы ещё успеем уйти.
Его слова заглушил громкий звонок в парадную дверь, прозвучавший для меня похоронным звоном.
– Слишком поздно, как видите, – тихо промолвила моя дорогая леди.
– Нет, не слишком поздно, – сбивчиво прошептал Филипп Бэддок. – Быстрее! Де Мазарин, следуйте за мной через холл. Фелкин у конюшен, готовит машину. Пройдёт некоторое время, пока слуги проснутся.
– Мэри, я уверена, не запирала парадную дверь, – прервала леди Молли с тем же странным спокойствием. – Я думаю, что полиция уже в холле.
И верно – толстый индийский ковёр в холле приглушал шаги, но не полностью. В библиотеке имелся только один выход. Капитан Хьюберт оказался в ловушке. Но мистер Бэддок не потерял рассудка.
– Полиция не решится обыскать мой дом, – сказал он. – Они поверят мне на слово, что де Мазарина здесь нет. Сюда! – добавил он, указывая на высокий якобианский (57) гардероб, стоявший в углу комнаты. – Сюда, скорее, а остальное предоставьте мне!
– Не стоит навлекать на себя бесполезные неприятности, мистер Бэддок, – снова вмешалась леди Молли. – Если полицейские сразу не найдут капитана де Мазарина, они обязательно обыщут дом.
– Невозможно! Они не посмеют!
– Посмеют. Полиция знает, что капитан де Мазарин здесь.
– Клянусь, что нет! – не унимался мистер Бэддок. – Фелкин – не предатель, и никто другой...
– Именно я известила полицию, – громко и чётко произнесла леди Молли. – Я только что позвонила суперинтенданту по телефону и сообщила ему, что сбежавший преступник скрывается в замке Эпплдор, где его и можно обнаружить.
– Вы! – воскликнул мистер Бэддок – удивляясь, ужасаясь и явно не испытывая ни малейшего восторга. – Вы?!
– Да! – хладнокровно ответила она. – Вы знаете, я служу в полиции. И должна была выполнить свой долг. Открой дверь, Мэри, – добавила она, обернувшись ко мне.
Капитан Хьюберт до сих пор не произнёс ни слова. Когда полицейские во главе с детективом-инспектором Этти вошли в комнату, он твёрдо шагнул к ним, протянул руки для наручников и, бросив напоследок на леди Молли взгляд, в котором явно читались любовь, доверие и надежда, вышел из комнаты и вскоре исчез из виду.
Моя дорогая леди ждала, пока тяжёлые шаги не утихли, и лишь тогда с приятной улыбкой обернулась к мистеру Филиппу Бэддоку:
– Благодарю вас за добрые мысли обо мне, – сказала она, – и за благородные усилия по спасению вашего племянника. Моё положение было затруднительным. Надеюсь, вы простите боль, которую я была вынуждена принести вам.
– Я больше, чем прощу, леди Молли, – серьёзно ответил он, – я рискну надеяться.
Он поцеловал её руку. Затем миледи поманила меня, и я вышла вслед за ней в холл.
Наш экипаж – наёмный – ждал во дворе конюшни. Мы доехали до дома, не проронив ни слова; но через полчаса моя дорогая леди поцеловала меня, желая спокойной ночи, и прошептала мне на ухо:
– А теперь, Мэри, мы докажем его невиновность.



ПРИМЕЧАНИЯ.
51. Имеются в виду круги аристократии – отсюда и заглавная буква.
52. Королева Виктория умерла в 1901 году.
53. Английская традиция – чаепитие в пять вечера. Соответственно, чаепитие до этого времени называется «ранний чай».
54. Стандартная процедура заключения брака в Англии того времени требовала выполнения ряда условий, в том числе – церковного оглашения за месяц до предполагаемой свадьбы. Однако можно было получить специальную лицензию у юриста, позволявшую заключить брак незамедлительно.
55. Дартмур – английская тюрьма строгого режима.
56. Томас Шератон (1751 — 1806 гг.) — английский дизайнер и (предположительно) изготовитель мебели, в честь которого назван один из её стилей , характерный для рубежа XVIII и XIX веков.
57. Якобианский стиль – стиль архитектуры и мебели времён английского короля Якова I (1566 – 1625 гг.). Часто неверно называется «якобинским», ибо якобинцы – политическая группировка времён Великой французской революции – не создали никакого стиля.