присутствие

Очередная осень медной монетой с двуглавым орлом выскользнула из кармана утра и звякнула под ногой, вспугнув дремавших в решетчатой паутине ветвей соек, которые, как конвоиры улова державного правосудия, заслышавшие в рассветном дыму случайный щелчок, тут же навострили свои клювы и взоры, вглядываясь в туман, что все плотнее опоясывал этот кусок пространства.

Его бинты своего рода врачебны: застилая зрение, они обостряют другие рецепторы,позволяя улавливать малейшие вибрации, среди которых, почти на уровне галлюцинаций,можно услышать далекий шелест крыльев, выплывающий, словно из зазеркалья, из вязкого нутра тумана; амплитуда тех движений говорит о том, что это хищная птица,  но по тому, как цепко вылавливает она мои мысли, словно рыбех, из этого непроницаемого молочного варева, говорит о том, что в ней нет имперского духа.

Это не орел, нет… Это – ястреб, являющийся мне
в осеннем пограничье.

Особенно часто я слышу его именно осенней порой, когда сам воздух столь же пропитан сыростью, сколь монументален, и в его ядовитом, как опиумные пары, дыхании, становится явственно различим скрипучий клекот, наводняющий своими элегиями и без того печальную местность парка; проступая на фоне мертвенной тишины  клубящимися барельефами безвременья, он обрушивается  как воспоминание о невозможном, но по-прежнему существующем, и чей – то голос говорит внутри меня: это – твое наследство.

Как нет звонче тишины, упавшей на дно колодца нашего слуха, нет ничего более зрячего, чем внутреннее зрение: вспарывая острыми коготками перепелиные шейки сути вещей, оно придает нам сходство с этим пернатым хищником, от природы отличающимся не столько размахом крыльев, сколь способностью маневрировать в различных видах пространства.

Так, прозревая в себе новые горизонты, он выпрастывает свое тщедушное тельце из среды полей и предместий в не менее враждебную ему действительность гербоносных орланов и суетливых соек, устремляясь все выше и выше – в ту запредельность, грозящую отсутствием сна и всякой гравитации.

Что до поэзии, она всегда  –  крик ястреба в стратосфере, ибо только присутствие смерти являет собой движение жизни, преодоление ленивой грации льва, греющегося на солнце условностей и столь милых нашему сердцу мелочей; как мыльная пена в тазу с грязным бельем, они мешают глазу нащупать свинцовый оттенок холодного беспристрастья, густо покрывающего, как засиженная мухами музейная пыль, облик Ничто. 

Это преодоление частного, человеческого в себе подобно новым сверхнотам, что, как скрежетание обшивки борта самолета, сплющиваемой давлением сжимающихся атмосфер, оседают в заунывный гул времени, достигая слуха земли блеклым эхом его бормотания.