Просто жизнь. часть 22

Вторым неразрешимым вопросом было подписание коллективной жалобы на Анатолия Викторовича.

В середине 90-х полгода к ним на комбинат ездили парни с бритыми затылками на огромных черных машинах.

Комбинат хотели приватизировать и продать американцам оборудование. Американцы начали скупать акции. Но рабочие  мало верили заезжим бизнесменам. Акции не продавали. И тогда появилась коллективная жалоба в министерство на директора. Якобы квартиры на комбинате выделялись не рабочим, а  хорошим приятелям и родственникам директора.

Рабочие не верили, молчали.

Парни из Москвы приехали к Леониду Сергеевичу на дачу. 

– Что Вы сделаете, если я не подпишу?

– Анатолий Викторович любит купаться по утрам, на улице октябрь. Его привычка решит все проблемы.

Парни отвечали очень вежливо. Было понятно, что все решено.

На жалобу упал коричневый лист березы. Леонид Сергеевич смахнул его и подписал. Анна смотрела на них в окно кухни.

Она подумала, что меняется строй в стране, меняются людские судьбы. Не меняется только природа. На дворе октябрь и на бумаги, о которых никто не вспомнит через двадцать лет, падают последние, сухие березовые листья.

Через несколько часов "коллектив" собрали в актовом зале.

– Зам. директора все подписал, – сообщил старший в дорогом костюме.

– Не может быть, это ж предательство, этого не может быть, – загудели рабочие.

– Якимов, выходите, объясните народу.

В гробовой тишине Леонид Сергеевич сказал:

– Да, я подписал, и Вам, я думаю, следует это сделать.

Мужики растерянно стихли.

Самый старший из мастеров вышел на сцену.

– Видимо, так надо. Мы можем не все знать, а Сергеевич, наверное, не может сказать всего. Но я, мужики, ему верю. Я подпишусь.

– Спасибо, спасибо Михалыч, – в тишине произнес Леонид Сергеевич.

Подписали все. Так комбинат поменял собственника – от великой страны он перешел к людям, фамилий которых никто не знал.

Рабочие не сильно ощутили перемену руководства. Леонид Сергеевич остался первым замом. И еще он позвонил знакомому заместителю министра в Москве. Рассказал, что комбинат готовят к распродаже.

Для московских чинов это было новостью. Последовало еще несколько убийств, еще несколько смен руководства. Несколько смен собственников. Такой ценой комбинат сохранили – не распродали.

Все стало просто. Работали не за совесть и стыд, а за деньги. Работали хорошо не потому, что было стыдно работать плохо, а потому, что лишали денег.

Анатолий Викторович стал пенсионером.

Весной на даче, он с Леонидом Сергеевичем играл в шахматы. Цвели яблони, на стол падали розовые прозрачные лепестки.

– Ты на меня в обиде? – спросил Леонид Сергеевич.

– Нет, ты поставил мою жизнь выше всего. Иначе меня бы просто застрелили.

– Нет, тебя бы утопили, ты же до льда плаваешь, тогда был октябрь, – уточнил Леонид Сергеевич.

– Даже так, – удивился Анатолий.

– Не слушай его, я безумно благодарна тебе Ленечка. За мое не одиночество, за то, что я варю ему по утрам кофе и у сына живой отец, – сказала Анастасия.

Они, по-прежнему, оставались друзьями. Но из дружбы ушли разговоры о комбинате. Это была молчаливая дружба. Им хорошо молчалось вместе. Длилось это около года, а потом, вдруг, появились разговоры о даче и рыбалке. И прежняя дружба ожила.