Клён дубовый, дуб кленовый

 Прозрачные, прохладные   февральские  снежинки  на старой,  желто- сероватой  корке в дырочку,  которая растянулась  по всем  московским дворам и  по всем  московским улицам.   

 Во дворе на Электрическом переулке, на катке,  ребята играют  в хоккей.  Могут   заехать   и шайбой, но только если  клюшкой не дотянутся.
У ворот  столкнулась  с одноклассником, Пашей Куликовым. Он  шёл  с мамой,   несущей  связку обломанных тополёвых веток. Снегопад  ломает тополя, ветки с клейкими почками ждут на  земле  весны.  Некоторые  из них потом  пустят  корни.  Одна  из московских традиций  – тополевые  ранневесенние букеты  для  красоты и для аромата в комнате.   Соберу в своём дворе, их у нас полным-полно.
Разговорились. Паша с  мамой,  улыбчивой Ниной Петровной, библиотекарем, жили  в соседнем  от бабушки подъезде.
 Неожиданно. В классе  тридцать  четыре ученика, по именам помнишь, но  не более того.
Вот - так встреча!
Договорились  съездить в Филёвский  парк  в воскресенье.

 116-й автобус идет  по Малой Грузинской,  и,  потом,  долго-долго,  по  Кутузовскому проспекту, улочками  и переулками к  Москве-реке.
В Филёвском   парке  снегу   хватает.  Зимний, зимний, зимний лес, а не парк вовсе. Деревьев полно, как в подмосковном лесу! Только деревья растут не совсем подмосковные, какие-то непонятные: то ли дуб, то ли клён.  Шапочка,  как  у желудя,  в ней плоский орешек. Листья резные, острые  –  совсем клён канадский, на дереве  висят не опавшие  до весны. 
И ещё горки! Почти к берегу реки спускаются –  русская зимняя забава.
 Пока  снег не растаял, ездили  по воскресеньям каждую неделю. На второе воскресенье уже подружились с Пашей.  Многого ли нужно для детской дружбы?
 
 Потом сезон лыж окончился, наступил сезон  уже совсем других   интересов. Крыши и окраины квартала…  Что там такое?
Типовая девятиэтажка, четыре подъезда,  сразу возле школы.  Крыша плоская,  не укатишься  под откос. С девятого этажа  железная, скрипучая лестница  на крышу. Наверху  будет обзор всего района до самой Баррикадной. 
На лестницу  на  девятом  этаже залезли после уроков  вчетвером.  Пугливая  команда   из 1-го А под  предводительством  Сашки Прохорова, классного  озорника-затейника.
Ну, и чего боялись – на крыше стоит   жестяной  заборчик за полметра от  края. Не свалишься,  если  только очень - очень  не постараешься.
А внизу … целый  мир,  целая  страна!
Справа, за  Грузинским  валом,  сразу  же за бетонным забором,  железная дорога  от метро  Белорусская.  Электрички, дальние поезда. До   Филёвского  парка   и  … дальше,  дальше,  дальше … до  Минска!
Рядом страшные вагончики, клуб завода «Красный Октябрь», заводы и мастерские.  С другой стороны дома, слева, деревья, дома, деревья,  дома,  деревья - до высотки  на  Краснопресненской, до  ближней московской высотки  со  шпилем. Но,  увы, туда не пустят.   И  высотка далеко,   и ужасно дорого: станция на метро,  туда – обратно по пять  копеек.
-Филёвский парк - это в Филях,  где  Кутузов жил – заявил Сашка Прохоров,   очень серьёзно  и столь  же  строго.
-А не врёшь? – спросил Паша.
-Дед Ваня сказал.  Ему врать зачем?
-Атас!- крикнул Андрюшка  Рожков. Зачем  он увязался,  если он  такой  трус - продлёнщица!
Отползли за будку на  крыше,  вести  революционно - военный совет.
-МарьВасильна узнала тебя?
-Не знаю...- на глазах  две маленькие  слезинки.
-Узнала бы, значит, вызвала бы милицию. Милиция  сразу  за домом. Ты  только на неё вниз не гляди - Сашка пытается утихомирить плаксу.  Весь  ну  очень  уверенный, диктор Гостелерадио,  ничуть не меньше. Только вещает  раньше, часов так, на семь.
-Ы-ы-ы…
Что  оставалось делать?
С одной стороны снизу  - продлёнщица,  с другой милиция, тоже снизу.
Реввоенсовет решил отползать  вниз по лестнице. Только осторожно, лишь бы у подъезда не заметили. 
На шестом этаже мне,  девочке - отличнице, пришлось звякнуть  в дверь, чтобы  хозяйка разрешила  позвонить по телефону.   
Анна  Григорьевна,  хозяйка  квартиры,  ждала  внуков и их родителей с работы. Чаепитие и вязание, больше пенсионерке нечего делать весенним днём. На улице грязь и слякоть.  Многосерийный фильм покажут в 18-30,  «Последние известия» ещё позже.  К двери она  вышла  в сиреневом байковом халате в  меленький цветочек,  в очках с толстыми стёклами, с синей ниткой из кармана и  пятью спицами в шерстяном носке:
 -Ребятки, вам кого?
 - Ой,  мы  хотим домой позвонить. На восьмом этаже живёт  Лёша,  а нам никто  не открыл – мне, девочке-отличнице, скорее поверят, чем стайке мальчишек.  На хорошем  счету  у взрослых, значит, отрабатывай  теперь  у сверстников. Переговоры со  старшими, хочешь – не - хочешь, за мной.
 - Я,  вообще- то,  Лена. Ребята – Саша, Паша и Андрей. Мы же к вам  не  просто так пришли, позвоним за пять копеек. Разрешите, пожалуйста...- Ух…
 -Проходите, проходите,  пожалуйста, все, на кухню к телефону. Ты, Андрюша,  кажется,  чаю не выпьешь? Ты чем-то расстроен…- засуетилась Анна Григорьевна. Бабушка в рабочем квартале остаётся бабушкой,  пусть даже и для чужих внуков. 
 И тут какая-никакая,  а новость перед телепередачей – детям  надо  домой позвонить.  Дети по  двору под окном бегают, как получается,   по  тротуарам уже   куда осторожнее из-за машин.
Дозвониться никак  не  получалось, засиделись. Паша поглядывал в окно, ушла  ли продлёнка в школу на обед. Сразу  же с извинениями ушли вниз по лестнице. Пятак хозяйка не взяла, улыбнулась.
Повезло – не опознали! Ни слева от дома, в милиции, ни  справа, в школе.
Спускались  по лестнице вниз, шушукаясь: «Никому не говори! Поставят на учёт!»
То ли жуть, то ли любопытство, то ли любознательность.
Первый  класс окончила со  всеми  пятёрками в четверти. Отличница, но ещё чуточку пианистка,  и совсем-совсем крошечку, как бы сейчас сказали, руфер.  Главное, реввоенсовет  решил, что все девчонки-отличницы задаваки, кроме  меня. 
Дальше началось расселение коммуналок.
И реввоенсовет распался.
Нине Петровне с Пашей дали  квартиру на Белозёрской улице,  на севере Москвы, в Бибиреве. Ближнее метро -  Медведково,  и то до него автобусом ехать и ехать.
В Бибиреве,  за речкой Чермянкой, в  лесопитомнике,  растут  такие не то дубы, не то клёны, как  в Филёвском  парке.
Это  был, конечно же, никакой совсем не клён, а красный дуб.