Есть контакт

ЧАСТЬ 1 Вандерфул пипл
       

Детские психические травмы живучи. Сеня пронёс с собой до седых волос жаркое чувство стыда испытанное им в первых классах, когда ему приходилось прятать глаза от выжигающего внутренности взгляда родителей, которые встречали его после школы. В этом взгляде он читал немой вопрос: «Ну, что там сынок у тебя? Получилось?», и ему нечем было порадовать их в ответ. Ничего не получалось. Недосягаемый математический гений Саши Капитонова и Аполлоновы формы Васи Гущина погружали Сеню на горькое дно, где рядом с ним ползали в потёмках такие же неумехи, слабаки и бездари, как и он сам.
Потом-то Сеня понял, что в учении главное - мотивация к постижению знаний, а вовсе не красивый почерк, прилежное поведение и даже не выученные уроки. Оценки, особенно в начальных классах отражали больше послушание ученика чем его потенциал. Не даром сумма полученных в школе знаний обозначалась странным для Сени словом «Успеваемость». Куда и зачем надо было успевать Сеня не понимал. Это не помешало ему, однако, вначале выкарабкаться из хронических троечников в хорошисты, а потом и вовсе взлететь в непостижимые прежде выси круглых отличников. Всё это происходило с Сеней много позже, когда он осваивал свою будущую профессию. Круглые пятёрки появились, как побочный результат Сениного рвения к знаниям. А уж само рвение навевалось запахом минералогического музея, картинами на геологические темы, наконец (и главным образом) перечнем предметов, которые открывали ему магию его будущей феерической профессии - ГЕОФИЗИКА. Сене не нужно было никому доказывать свою состоятельность. Ему просто было интересно и он грыз гранит науке, получая удовольствие от того, что крепкий этот камень крошился на его зубах.
И тем не менее, все его головокружительные успехи в обучении и подтверждении своих претензий на научного работника, как оказалось, не истребили со дна его души те самые детские травмы неуспеваемости за передовиками. Клеймо «вечный троечник», многократно перекрытое красными дипломами не хотело исчезать совсем. Нет-нет да и просыпался в Сене неуверенный ни в чём, запуганный первоклашка, пробуждая в примороженный комплекс неполноценности. Но одновременно этот детский страх «работал» и прививкой от звездной болезни, с которой свела Сеню злодейка Судьба на крутых горках девяностых годов. Но обо всём по порядку...
 
В самом конце штормовых восьмидесятых изрядно проржавевший, тяжеленный железный занавес на границах Империи вдруг заскрипел и приоткрыл щелочку. С Запада сразу понесло сквозняком Перестройки. Залётные гости из Европы и из-за океана устремились в страну «не пуганных идиотов» - СССР присматриваться к будущей жатве дешёвых мозгов. Долетели аж за Уральский хребет, до золотых голов Новосибирского Академгородка. Там Сене и пришлось впервые не на уроках, а в жизни применить свои знания иностранного языка. К счастью заезжий профессор Урс Бьёрнин из Норвегии,  как и вся европейская профессура, владел основными европейскими языками. Но, он был один такой. Вся его свита щебетала на английском. «Не пуганные идиоты» отвечали им с сильным сибирским акцентом, помогая себе жестикуляцией. Единственный же иностранный язык, которым Сеня владел, хоть и был красивым и певучим, но кроме как на своей родине, во Франции в мире науки особо не был жалован. Поэтому Сеня общался исключительно с профессором, да и то всё больше на темы погоды и лыжных мазей, в который профессор тоже был дока.
Между тем на высшем уровне договорились о проведении первого международного, российско-норвежского геофизического семинара. Место выбрали подходящее - Кольский полуостров, чтобы слетаться было не долго ни нашим ни заморским учёным мужам. Сене такое место слёта очень даже подходило. Ему и лететь-то не нужно было никуда, он там жил. Потому назначен был в оргкомитет будущего эпохального события. Язык общения даже выбирать не пришлось. Английский подходил всем. ...Кроме Сени. Вот тут-то и пришло первое испытание будущего комитетчика.
- Сеня, ваш доклад мы ставим в первый день семинара. Язык общения - английский - строго сказал Сене его дорогой Учитель, и посмотрел на него с прищуром. - Вы им владеете надеюсь?
Сеня кивнул, конечно. А что ему ещё оставалось?
...А оставалось ему ровно четыре месяца до дня «Х»!
Тут для Сени включился неумолимый счётчик времени. Днём, в перерывах между работой, он бегал в соседнюю с его НИИ экспедицию, хлопотал по поводу грядущего сборища учёных мужей. Времена были суровые. Развитого социализма не получилось, а «Социализм с человеческим лицом» выглядел жутковато. В магазинах - шаром покати. На границе «тучи ходят хмуро» и столь же хмурые сидят там пограничники. В единственной приемлемой для иностранцев гостинице столицы Арктики с одноименным названием размещать гостей категорически не советовали. Там по слухам свирепствовали ночные путаны. Отбиться от них было совершенно невозможно. Для самых упёртых постояльцев у них имелся ключик от номера, который пускался в ход, когда все иные способы склонения к ночным утехам не срабатывали. Сене предстояло решать вопросы перехода границы, дальнейшей логистики, проживания, кормёжки, ну и всего остального, что по-хорошему должно решаться гостиничными службами любого приграничного города. А по вечерам-ночам Сеня переплавлял свой любимый французский в ненавистный ему английский. В обрывочных снах ему являлось экспедиционное и гостиничное начальство, с которым он говорил на непонятном им и себе языке.
Впрочем, профессиональный мир тесен и не без добрых людей. Начальник экспедиции знал сибиряков и с особым уважением относился к их предводителю, Сениному Учителю. Пообещал помочь на всех направлениях. Морские геофизические экспедиции на Арктическом шельфе в те далёкие времена ещё не развалились в отличие от своих сухопутных сестёр. Был в них и кое-какой флот с продовольственным  пайком, и транспортное хозяйство, и даже база отдыха на берегу живописного водохранилища. Вся эта роскошь предоставлялась дорогим учёным гостям в полное их распоряжение на заветные четыре дня первого международного геофизического семинара!
До дня «Х» оставалось не больше недели, когда хмурый начальник первой части экспедиции по кличке Майор с многозначительной фамилией Пронин вырос перед Сеней в коридоре экспедиции. У ног Майора неподвижная как сфинкс покоилась громадная овчарка с умнющими жёлтыми глазами. Овчарка молча следила за Сениными движениями. Сеня старался не двигаться. Пронин подошел сам и доверительно сообщил:
- Сеня, я тут разузнал... - Майор замялся, обдавая Сеню табачным выхлопом. - Короче, твоим иностранцам автомобильный проезд от границы до города закрыт в дневное время. Так что встречать их нашим автобусом не надейся.
- Бьен сюр, - ответил Сеня по-французски и тут же поправился, переходя на английский. - В смысле шуа.... 
А что дальше за этими двумя «конечно» Сеня представить себе не мог.
Ноги сами понесли его в экспедиционный гараж. Здесь пахло соляркой и остывающими моторами. Мужики в углу, скрытом от посторонних глаз резались в домино. Завгар дядя Толя возвышался над доской попыхивая цигаркой и периодически давая советы играющим. Сеня пристроился рядом, наблюдая за игроками ничего не видящими глазами.
- Ты чего. Сеня? - кивнул ему дядя Толя, протягивая руку. - Обидел кто?
- Пронин сказал, что автобусом встречать норвежцев нельзя, - убитым голосом рапортовал Сеня.
- Да, ладно... Пронин сказал... А мы встретим!
- Не... - Сеня обречённо махнул рукой. - У него всё на контроле. Он проверял. Там, в Борисо-Глебске погранцы уже в курсе, что будет массовый переход в воскресенье.
Дядя Толя крякнул и аккуратно затушил цигарку. Бычок спрятал в спичечном коробке. Позвал:
- Слышь, Коля!
- Чего? - откликнулся Коля, не отрываясь от игры.
- Ты прервись. Тут дело вырисовывается.
Коля, однако, оторваться не мог. Азартно лупил костяшками домино сопровождая каждый удар криком «А мы так!». Так продолжалось пока не прозвучал финальный удар, от которого дрогнул стол, и крик «Рыба!!!» не возвестил об окончании партии. Дядя Толя с Сеней терпеливо ждали. Прерывать партию было опасно.
- Ну, чего? - наконец оторвался от доски Коля.
- У тебя смотка на ходу?
- На ходу.
- Сколько туда народу, в будку помещается?
- Ну, человек пять с комфортом. А так... До десятка войдёт.
Дядя Толя повернулся к Сене:
- Сколько у тебя этих норгов?
- Дюжина.
- Ну, если худые, то поместятся. В будке окон нет. Значит и проехать можно... - задумчиво рассудил дядя Толя и добавил, обращаясь к Коле, - Тут Пронин нарисовался. Говорит автобусом в дневное время не проехать через Никель-Печенгу. Отсекут на КПП.
- Нет вопросов, - азартно включился Коля. - Я там все дороги знаю. По зимнику поедем, там никаких КПП. Я их даже днём смогу провезти!
Сеня на мгновение представил себе эту картину - двенадцать профессоров в лекторских костюмах втиснутые между лебёдкой и стенами будки, перепачканными мазутом - и ему стало душно. Он замахал руками, пытаясь остановить азартного Колю и рассудительного завгара.
- Стоп-стоп-стоп! Вы что, мужики?! Какая смотка?! Какой зимник?! От границы до турбазы больше 200 км. Они же там в воблы превратятся!
- Да, всё нормально будет, Сеня, не переживай! - не унимался Коля. - Мы ж их «со встречей!», потом «за знакомство!»... Я как-то финнов возил с Кандалакши. Встретили, как положено. Потом погрузили их в будку, тёпленьких. С собой ясно дело дали. А здесь уже выгрузили, как дрова. Они довольные были в итоге, когда отходняк прошел.
- Да ты что, Николай! - взмолился Сеня. - Это ж, профессура! Цвет норвежской геофизики, а мы их в смотку без окон запихиваем?
- Ну, так не пустых же. Нальём. И с собой дадим вовнутрь.
Тем временем в гараже беззвучно появилась огромная овчарка-сфинкс. Следом за ней столь же тихо вошёл хмурый Пронин по кличке Майор. Профессиональная чуйка вывела их на то место, где Сеня попытается решать возникшую логистическую проблему. Наверное поэтому Пронин ничуть не удивился, увидав Сеню, горячо общающегося с водителями экспедиционного гаража. Майор перебил митингующих даже не повышая голоса. Все итак притихли, заметив приближение первого отдела.
- В общем так, мужики, - вкрадчиво начал Пронин. - Надо их ночным поездом отравлять. Я позвонил. Таможня дала добро. Там вахтовый из Никеля пойдёт в 0.30. Здесь будет к шести утра. Тут мы их и пересадим в автобус. Ну, а дальше до турбазы часа три, не больше. Как раз выспятся.
- Вопросов нет, - отозвался Коля. В голосе его читалось разочарование.
Пронин посмотрел на Колю испытывающим взглядом и добавил со значением:
- Нет, но встретить-то товарищей господ из Норвегии надо как полагается. Там при вокзале ресторан круглосуточный. Ну, не ресторан, конечно... Но, наливают. И тащить потом недалеко!
Сеня было снова протестующе замахал руками, но был остановлен строгим взглядом Майора.
- Вопросов нет, - повторил Коля. Теперь в его голосе вновь проявились звонкие нотки искателя приключений.

Примерно за сутки до дня «Х» в столицу Заполярья стали подтягиваться участники с принимающей стороны, расположенной строго к востоку от Кольского полуострова. В те времена эта сторона ещё называлась Советский Союз, и включала все «братские республики». Впрочем, на представительстве это никак не отражалось. Из советской «золотой» дюжины подавляющее большинство составляли Академ-городковские  сибиряки, по одному представителю Москвы и Ленинграда и двое - из тогда ещё вполне братской Украинской ССР. Сеня сбивался с ног встречая делегации в аэропорту, на железнодорожном вокзале, и если бы не дядя Толя, на своём вездесущем «Козле» с греющей душу надписью «Геология» на дверце, - точно бы сбился. Про английский Сене пришлось забыть. По дороге на экспедиционную базу, куда всех собравшихся вёз уже Коля на престижном автобусе «для гостей» Сеня пытался вспомнить хоть что-то из своего доклада, заученного им наизусть. Увы дальше дежурной вступительной фразы «Let me introduce some results...» ему пройти никак не удавалось. Дальше его мозг стопорил и начинал лихорадочно перебирать оставшиеся не решёнными дела: «Туалетная бумага! Регистрация норвежцев! Найти электрика и решить вопрос с обогревом крыла, где будут жить норвежцы!» и так далее. Дорога за городом была ухабистой, Сеню подбрасывало, не смотря на то, что сидел он на переднем месте, рядом с Колей. Это не позволяло ему сосредоточиться не то, что на английском, но и на туалетной бумаге. А тут ещё к нему подсел Учитель, и стал в самое ухо, пытаясь перекричать рёв мотора, рассказывать про красивый теоретический результат по волновому продолжению, который он опубликовал в последнем институтском сборнике.
- Как? Вы не читали, Сеня?! - в глазах Учителя читался ужас. Он полез в свой гигантский портфель, порылся недолго и вытащил оттуда свежие, гранки статьи. - Вам повезло! У меня ещё пара копий осталась. Немедленно прочтите!
«Блаженный, - в который раз подумал Сеня о своем обожаемом Учителе. - Нет, он блаженный! Ну, а каким же ему ещё быть?...». Вслух он сказал: «Спасибо» и добавил смущаясь: «Я уже тогда по приезду... А то тут трясёт сильно».
По приезду, однако, Сене стало совсем не до статьи.... На базе его уже ждали хозяева с накопившимися вопросами. Первой подбежала тётя Оля, главная по кухне. Она явно опередила электрика, Костю, который тоже спешил к Сене, но путался в проводах.
- Я не знаю, когда точно они приезжают. Если утром, тогда я что, кашу грею? А манку они едят или лучше гречку? Но гречки у меня только на раз. Решайте сами. Мне всё равно. Молока нет. Будет на сгущёнке. И учтите, масло - вот это всё!
С этими словами тётя Оля сбросила марлевое покрывало, обнажая кубик драгоценного по тем временам сливочного масла, покоящийся на алюминиевом подносе. Сене показалось, что в кубике этом масла было не меньше пуда. Наверное он ошибался...
- Да и манки маловато, и хлеба всего буханок пятнадцать. Но, с хлебом мы решим. А мяса нет. Будем треской кормить. Трески много. Алексевыч разрешил...
Сеня непрестанно кивал, пытаясь высвободиться из цепких тётеолиных рук. Голова его постепенно переполнялась, и пар уже вот-вот повалил бы из ушей, если бы не электрик Костя, который наконец распутал провода и добрался до Сени:
- Товарищ командир, я так и не понял - а баню на когда им готовить?
- Пошли! - отозвался Сеня, хватая Костю за локоть и уволакивая на улицу, подальше от пищеблока и тёти Оли с её гастрономией.
По дороге в баню выяснилось, что калориферов хватает только на крыло для иностранцев, что проектора для слайдов на базе нет, что розетки в конференц-зале не работают «уже давно», да и зал этот вне сезона обычно под склад используется... От всего этого у Сени довольно быстро началось головокружение на фоне мигрени. С друзьями-коллегами, которые подходили к нему поздороваться он общался рассеянно и односложно. Наверное они на него обижались. Но Сене к тому времени было уже всё равно. Внутренний хронометр подсказывал ему, что норвежцы уже, скорее всего, пересекли границу и сейчас их должны встречать Сенины люди и вести в привокзальный кабак наполненный вахтовиками, ожидающими ночной поезд. Сеня прекрасно знал их лексику и неплохо представлял круг интересов. Он также осознавал, какое движение начнётся среди этой публики, лишь только они услышат первые звуки заграничной речи. От этих мыслеформ и визуализаций у него замирало и тихо ныло сердце. А тут ещё снова откуда ни возьмись явилась тётя Оля, схватила Сеню за рукав и поволокла в актовый зал, на время семинара превращённый в обеденный и по совместительству в конференционный.  Широким жестом она распахнула двухстворчатые двери, щёлкнула выключателем и чуть отступила, давая Сене возможность насладиться открывающимся зрелищем. От «зрелища» у Сени на мгновение пропал дар речи и прекратились недавние визуализации. «Потрясающе» пробормотал Сеня и теряя равновесие присел на ближайший стул.
Прямоугольные столы, больше похожие на парты, были составлены в зале в один общий «банкетный стол» и укрыты бежевыми клеёнками с трогательным цветочным орнаментом по краям. С обеих сторон столов были расставлены разномастные стулья, по дюжине с каждой стороны и по два на председательских местах с обеих торцов. На столах, с равным интервалом были установлены алюминиевые подносы со стандартными наборами на каждом: нарезанный хлеб, селёдка, квашенная капуста и огурцы разложенные по мискам.  в середине стола и на флангах возвышались гигантских размеров сырные шары в красной кожуре. Сыры были разрезаны пополам и развёрнуты к сидящим плоскостями. В промежутках между подносами и сырными тарелками стояли одинаковые бутылки с водкой. Бутылки были запечатаны жестяными «кепками». Перед каждым стулом стоял алюминиевый «прибор»: миска, ложа, вилка. Каждый «прибор» венчала пустая баночка из-под майонеза. В качестве салфеток были поданы два рулона дешёвой туалетной бумаги без перфорации. Рулоны стояли по флангам. Каждый из них уже был почат и коробился рваным краем.
- А банки-то зачем? - одними губами прошептал Сеня.
- Как зачем? Напитки пить! - в голосе тёти Оли угадывалась обида. - Где ж я вам двадцать восемь стаканов найду? А бой кто мне списывать будет? Стаканов у нас нет!
На том далёком теперь рубеже жизненного цикла умирающей Империи, такой стол и в самом деле казался ломящимся от изобилия. Сыров в красных шкурах Сеня не видывал с детства. А ведь к ним ещё и масло, мелкими кубиками, и селёдка и капустка и огурчики прилагались. Но всё вместе... Всё вместе почему-то вызвало у Сени чувство стыда и жалости одновременно. Жалко было тётю Олю, которая старалась и из кожи вон лезла, чтобы произвести впечатление на него и на гостей. А стыдно было перед всеми остальными. Перед «золотыми» головами, слетевшимися с востока, перед западной профессурой, которую скоро должны были погрузить в ночной вахтовый поезд в качестве ничего не соображающих чушек. Но особенно стыдно Сене было перед блаженным и святым его Учителем, который, конечно, не отличит стакан от банки за дружеским столом, соединяющим миры, но непременно спросит его при ближайшей встрече так прочёл ли он его последнюю статью.
Первую половину ночи Сеня разруливал гастрономические и бытовые проблемы. Ближе к рассвету он, наконец, обратился к тексту своего доклада, который ему перевела на английский переводчица Наташа. И не просто перевела, а надиктовала на кассетный диктофон с хорошим, Оксфордским произношением. Так, с наушниками в ушах, облокотившись головой о спинку койки, Сеня и провалился в короткий сон без сновидений.

Поздним утром привезли норвежскую профессуру. Престижный экспедиционный автобус «Икарус» с белыми подголовниками на сидениях неслышно подкатил к воротам турбазы. Был он изрядно забрызган грязью, но сквозь мутные стёкла угадывались редкие спящие пассажиры. Первым с водительского места подорвался Коля. Был он упруг и наряден, как спелый апельсин. Пассажирская дверь плавно отъехала в сторону, но из салона никто не выходил. Сеня направился навстречу Коле, хотя глазами продолжал коситься на раскрытую дверь.
- Принимай гостей, Сеня. Оттянули их вчера по полной! - прошептал Коля горячим шепотом, как только поравнялся с Сениным ухом.
- Вы что с ума сошли?! Они же пить не умеют! Это катастрофа!
- Всё нормально, Сеня, не переживай. Умом Россию не понять. Значит надо его отключить!
Сеня задохнулся, не нашедшись с ответом. В это время, его боковое зрение уловило движение у входной двери, и он бросился к ней в полной уверенности, что сами гости из автобуса выйти не смогут. К счастью Сеня ошибался....
Изрядно помятые с дороги  и  предшествующего банкета в привокзальной харчевне, но всё же сохранившие способность передвигаться самостоятельно, норвежцы один за другим стали появляться в проёме двери. Всё же их предки были викингами! На выходе они попадали в плотный коридор встречающих их сибиряков и северян, которые накануне тоже приняли «за встречу», но, как люди привычные, держались молодцами, протягивали руки, принимали у гостей их гигантские чемоданы на колёсиках и сгружали их на талый снег у порога. Близкий по химическому составу утренний выхлоп с обеих сторон, удивительным образом, в кратчайшие сроки ломал языковые и культурные барьеры. Через десять минут в просторном холле турбазы уже стоял разноязыкий гомон.
А ещё через полчаса, когда умытые и переодевшиеся в костюмы с бейджиками норвежцы гуськом выходили в банкетный зал на утреннюю манную кашу, их встречали уже, как старых знакомых. Ощущение родного дома дополнял треск дров, неспешно сгорающих в камине. Дружно зазвенели ложки и алюминиевый чайник пошел по рукам. Это был не завтрак, конечно, а скорее общее застолье.
Тогда Сеня не мог понять насколько этот завтрак на экспедиционной турбазе отличался от привычных для западного человека шведских столов за завтраком в гостиницах. Не мог он и представить, что пройдёт совсем немного времени, и он возненавидит эти шведские столы, где ты можешь найти всё, что угодно твоему желудку, но никогда не найдешь того, что угодно душе. Всего через пару лет, когда Сеня начал активно ездить по западному миру и выступать на конференциях с докладами, он узнал и по достоинству оценил тамошнюю церемонию встречи, которая красноречиво называлась Icebeaker (взломщик льда). Участников в первый же вечер какого-нибудь международного сборища умников собирали в здоровенном зале, где по стенкам были расставлены столики со снедью на манер пресловутых шведских столов. Где-то среди них, или в центре зала обычно располагалась стойка, где двое крепких ребят, увешанных логотипами разных нефтяных компаний, плескали в пластиковые рюмочки шипучее вино. Причём один наливал, а другой с неизменно ласковой улыбкой на лице собирал у очередного подходящего пригласительный билетик. На первых парах за выпивкой выстраивалась очередь. Вот там-то как раз и начинался этот самый «раскол льда». Однажды, в такой вот очереди (а дело было в северо-американском штате Луизиана), широко улыбающиеся американские умники, непрерывно хлопающие собеседников по плечам, спросили Сеню (не забыв и его похлопать) как ему нравится в Америке. Сеня в ответ похлопал по плечу спросившего и отзеркалив его безбрежную уверенность в том, что не могло не понравиться, сказал не без злорадства: «Ничего, ребята. Будет и на вашей улице праздник. У нас тоже алкоголь был по талонам. А сейчас - свободно!». Все дружно рассмеялись, но вряд ли уловили сарказм. На этих тусовках, где народ теснился с пластиковыми рюмочками в руках, расходился близко-близко бортами, «держа улыбку» и стараясь не пролить остаток огненной воды, никакого потепления и тем более братания на самом деле не происходило. Там продолжался ежедневный недоверчивый торг - назначались встречи, шёл обмен визитными карточками, уточнялись темы и время выступлений. Ничего другого и быть там не могло потому, что дух сибирских геофизических семинаров мог родиться и существовать лишь на одной шестой части суши, где в силу совершенно утопической национальной идеи, традиций и ещё чего-то невыразимого словами, люди почему-то сохраняли друг к другу живой, а не потребительский интерес и предпочитали обмен свежими идеями обменам визитными карточками. Как всякий дух, этот был летуч. Спустя всего пару лет он навсегда улетучился из этих мест и больше там не появлялся...
Но тогда, на финальном рубеже эпохи недоразвитого социализма, он ещё был стоек и витал. Здесь, на богом забытой турбазе посреди Кольского полуострова, под низким полярным небом, моросящим мелким снежком никакого льда рубить было не нужно. Его остатки растаяли ещё накануне. А тем поздним утром, когда ложки заскребли по днищам мисок, добирая манную кашу, а чайники опустели, над длинным банкетным столом повис дух удивительного единства.
Учитель занимавший место во главе стола постучал чайной ложечкой по опустевшей майонезной баночке, привлекая всеобщее внимание. Его вступительная речь, хоть и была произнесена на английском языке, но с такими чувственными паузами и настолько твёрдой буквой «р», что Сеня практически всё понял без помощи знакомых знатоков.
- Друзья, я рад нас всех поздравить с открытием первого международного геофизического семинара, - сказал Учитель со своей обычной хрипотцой в голосе и закашлялся от торжественности момента. - До сих пор мы знали друг друга только заочно, читая статьи или тезисы докладов на конференциях. А вот теперь мы все, наконец-таки собрались за одним столом! Непросто было всё это организовать и устроить (при этих словах Учитель сделал поклон в Сенину сторону). Особенно досталось нашим забугорным друзьям, которые преодолевали границу и потом ещё тряслись в ночном поезде, который далеко не экспресс (тут раздался общий смех). Но, сегодня у нас появляется шанс познакомиться очно, и, что самое важное, обменяться нашими идеями, взглядами и результатами!
Столы были дружно сдвинуты к стенке, окна зашторены, стулья составлены в просторные ряды и развёрнуты «лицом» к экрану, закреплённому в стенном проёме между двумя дверями. Докладчику давалось 20 минут на выбор: слайд-проектор или «Гусак» (устройство для проецирования на экран прозрачных распечаток) и старомодная деревянная указка. Иностранцы пользовались в основном «Гусаком», а наши, по старинке, слайдами. Обсуждение обычно затягивалось до получаса, и порою перерастало в  жаркие споры с жестикуляцией, рисованием формул на воображаемой доске, тыканьем пальцами в странички опубликованных статей. Главными заводилами всех споров были академ-городковцы во главе с Учителем. Он вообще никого без вопросов не отпускал. Эта была характерная черта всех сибирских школ-семинаров. Хорошо еще, что обошлись в этот раз без традиционной школьной доски и мела.
Председательствующий с нашей стороны Учитель постоянно призывал спорщиков использовать английский, даже когда по обе стороны стояли русскоязычные люди. А так оно и было поначалу. С норвежцами пускаться в выяснения поначалу не решались (дальше-то всё наладилось, их приняли за своих и тоже спуску не давали). Когда очередь дошла до Сениного доклада, он как раз разбирался с электриком Костей по поводу вечерней бани. Ведущая семинара, красавица Ниночка, от которой норвежцы не отрывали взглядов, буквально за рукав оторвала Сеню от негреющих тенов и потащила в банкетный зал, на время превратившийся в конференционный.
- Ниночка, давайте пока кого-то другого, - отбивался Сеня.
Но Ниночка была неумолима, как рок.
- По регламенту ваша очередь. Все ждут уже. Пойдёмте!
...Это были двадцать минут удушающего позора, в течение которых в Сене ожили все его психические травмы раннего школяра. Сеня догадывался, что считывание со слайдов заголовков и донесение до аудитории сути дела  это немного разные вещи. Но на тот момент своего прогресса в изучении английского языка он и слитно-то считывать импортные заголовки ещё не мог. Где-то на втором-третьем слайде у него внутри что-то перегорело, страх отпустил и «включился» заученный текст выступления. Сеня воодушевился, поддал голоса и даже стал тыкать указкой в нужные места слайдов, приговаривая в конце каждого «Нэкст плеазе». Красавица Ниночка послушно передвигала кассету со слайдами на один щелчок, и  Сеня продолжал всё больше воодушевляясь. Но тут вдруг он перехватил взгляд Учителя, мечущийся между ним и аудиторией. Взгляд этот почему-то был полон ужаса.
- Сеня, - прошептал ему Учитель приподнявшись со своего председательствующего места. - Говорите уж лучше по-русски, а я буду переводить.
Сеня отрицательно замахал головой и сдавленным шёпотом взмолился:
- Прошу вас, Учитель,  не перебивайте! Я снова всё забуду....
Сене дали договорить. И норвежцы даже задали ему пару вопросов из вежливости, которые Сеня не смог перевести. Тут уже ему помог Учитель, выступив в роли переводчика с английского на русский и потом с русского на английский. Мокрый, как мышь и счастливый оттого, что отмучился, Сеня поклонился и собрался снова улизнуть к электрику в баню, но был возвращён обратно к докладам строгим взглядом Учителя.
В перерыве давний Сенин знакомец по прежней работе в экспедиции горячо поздравлял его с «прекрасным докладом», но в конце как бы мимоходом спросил, участливо склонившись к самому Сениному уху
-  Я только не понял, на каком языке ты его делал...
Ещё долго этот язвительный укол не давал Сене покоя, продолжая мотивировать его к совершенствованию разговорного английского. Спустя годы, когда Сеня уже мог держать многонациональную англоязычную аудиторию во внимании в течение двух-трёх часов и даже больше, он нет-нет да и вспоминал этот пронзающий самолюбие укол. И тогда он останавливал свой спич и просил задавать ему вопросы, потому что без вопросов в таком деле как понимание невозможно обойтись, как нельзя обойтись без вешек в пути через метель.
Семинар между тем набирал обороты. Апокалипсические Сенины ожидания не оправдывались. Банкетный зал неплохо справлялся со своим новым назначением. Ни слабое затемнение, ни плохой английский со стороны русскоговорящих умников, ни собачий лай, частенько доносившийся с заднего двора, ни волнующие запахи с кухни - ничто не могло перебить азарт семинаристов. К Сениному изумлению, норвежская профессура оказалось совершенно не снобистской. Довольно быстро они адаптировались к задиристому стилю сибиряков и тоже начали отвечать вопросами на вопросы. Дискуссии переносились от слайдов и прозрачек к живописанию формул и поясняющих рисунков цветными фломастерами на рулонах бумаги для АЦПУ, которых было заготовлено великое множество. Для этой цели сибирские умельцы соорудили даже импровизированный планшет, обращённый уклоном к публике. С полу на него непрерывно подавалась перфорированная по краям бумажная лента, лежащая позади планшета. На обращенной к зрителю плоскости писались формулы, рисовались графики и даже эзотерического вида волновые картины. По мере употребления, всё это прокручивалось вниз, на пол со зрительской стороны планшета. Ничего из написанного при этом не пропадало, и можно было всегда легко вымотать бумажную ленту назад, чтобы вернуться к выше сказанному. В особенно жарких спорах «перемотка» назад -вперед исполнялась многократно. Ко времени «Ч», когда головы уже плохо воспринимали непривычный уху английский, и дискуссии теряли остроту, в конференц-зал заходил электрик Костя и произносил сакральную фразу, которой его обучил Сеня:
- Зэ баня из реди! - говорил Костя, и это неизменно срабатывало, как финишная отмашка клетчатым флагом.
Баня на экспедиционной базе была знатная, на дровах, с коротким выходом по тропке вниз, сквозь сугроб к лесенке в прорубь. Скандинавы вначале робели. Но, как люди севера, вскоре оценили её по достоинству. Щедро отпаренные, они стали с визгом и улюлюканьем прыгать в прорубь не хуже наших бойцов. Вечером за дружеской чашкой чая или чего покрепче умники пытались возвратиться к дневным баталиям, и даже разматывали рулоны бумаги, исписанные формулами. Но когда в дрожащих на стенах банкетного зала отсветах пламени камина возникали нимфы Академгородка, все споры разом стихали. Начинались танцы. В качестве оркестра служил старенький кассетный магнитофон «Весна», прислонённый к стенке и «усиленный» бумажным рупором. Из-за подавляющего численного превосходства мужчин, отдуваться приходилось в основном нимфам. К ним выстраивалась очередь восхищённых норвежцев.
Сеня в танцах участия не принимал. У него к вечеру обычно накапливались хозяйственные вопросы. Отдавая должное мудрости Учителя и красоте его аспиранток, он всё же не мог взять в толк с чем связан был их такой головокружительный успех у нордически выдержанных скандинавов. Лишь годы спустя, когда он сам некоторое время прожил в Норвегии, к нему пришло понимание того, в каком цветнике он родился, вырос и жил все предыдущие годы. Норвежские женщины со спины больше походили на гренадеров королевской гвардии. Ничто, от выправки и до походки, не выявляло в них женского начала. А когда они оборачивались... Вот тогда-то Сеня и припоминал восхищённые взгляды норвежцев на вечерних танцах экспедиционной турбазы. А ведь норвежские женщины по-своему были милы. Это Сеня понял позже, когда очутился за океаном....
Однажды он делил съёмный флигель в антикварном квартале древнего Бергена с бойким американским парнем по имени Майкл. За завтраком они встречались на общей кухонке у кофе-машины, и американский Миша непременно заводил какой-нибудь разговор. Чаще всего спрашивал про Россию, о которой представление имел чрезвычайно смутное. Сеня терпеливо объяснял парню, что не так уж страшна и агрессивна Россия, как ее намалевали в его мозгу. А когда узнал, что в Норвегию Миша приехал подбирать себе спутницу жизни, то и вовсе развеселился.
- А почему в Норвегию?
- Ну, что ты! - отвечал Миша, забрасывая ногу на стол и отводя чашку с кофе в сторону. - Здесь прекрасные женщины. Тихие, покладистые, и, главное, красивые! Не то, что у нас в Штатах....
- Красивые?!! - Сеня крякнул и стряхнул остатки своего завтрака в мусорку. - Ты, брат, красивых не видел... Не доехал малость!
Миша напрягся, даже убрал ногу со стола и поставил чашку.
- Куда не доехал?
- К нам, в Россию...

...Накануне разъезда Сеня неожиданно для себя пересёкся с Майором. Поглощённый непривычным англоязычным общением и бытовыми заботами базы, Сеня совершено забыл о его незримом присутствии. И вдруг был остановлен его молчаливым, гигантским собачьим сфинксом, который вырос перед ним, неслышный и темный, как тень на стене. Сеня вздрогнул и попятился.
- Не волнуйся. Сеня, Рока без команды не тронет.
Голос Майора был тих и печален.
- Ко мне, Рока.
Тень растворилась столь же бесшумно, как и появилась.
- Я что хотел сказать, - Майор Пронин доверительно взял Сеню за локоть и с мягкой настойчивостью повлёк за собой по лестнице на второй этаж, где все помещения были нежилыми и опечатанными (так, по крайней мере, объяснили Сене хозяева базы). - К одному из норвежских товарищей были серьезные вопросы у пограничников.
- К кому?
- Это не так важно. - Майор отпер одну из дверей. В открывающийся проём пантерой проскользнула его овчарка, - Заходи, Сеня!
- Я думал тут всё заперто, - удивился Сеня.
Он вошёл. В комнате было жарко и пахло едой. Пронинский зверь лежал на коврике, занимая полкомнаты. Морду он уложил на лапы. Грустные, умнющие глаза смотрели исподлобья то на Сеню, то на хозяина. Сеня счёл за благо далеко не проходить. Притёрся спиной к ближней стенке. Ждал.
- Проходи Сеня, Садись. Чаю хочешь? - Майор щелкнул зажигалкой, раскуривая сигарету. - Для нас не бывает закрытых дверей.... Правда, Рока?
Пронин сделал едва уловимое движение подбородком, и его пёс мгновенно передислоцировался в глубину комнаты, под занавеску у окна. 
- Гениальная псина, - благодушно продолжал Майор. - Я его из Германии вывез ещё щенком. А вырос он уже здесь, на севере. Волка задавит легко. Может и с двумя справиться, и даже с тремя, если не матёрые.
Сеня кивнул и присел на краешек стула, с опаской поглядывая на Пронинского волкодава, хотя волновал его уже скорее хозяин. Такие долгие заходы со стороны Майора не сулили ничего хорошего.
- Ничего страшного, - будто читая его мысли, проговорил Пронин. - Просто надо будет бумажку, точнее пару бумажек с ними передать погранцам. Я держу ситуацию на контроле. Первая - программа вашей конференции, и чтобы его доклады там каждый день были. И ещё отчётик о проведенной работе. Я рыбу заготовил. Надо подписать будет у вашего главного. Ну, там: обмен мнениями по актуальным вопросам, перспективы дальнейшей совместной работы и всё такое. 
Сеня слегка растерялся.
- Программа семинара есть. Но ежедневные доклады только у Учителя с нашей стороны, а с их - у профессора Урса Бьёрнина.
- Отлично! Тогда только отчётик нужно будет отпечатать, завизировать и отдать мне. А этот норвежский профессор, он что у них, самый крутой?
- Ну... Он просто научный руководитель у многих и заодно глава делегации. - Тут только до Сени дошло, почему Майор сказал «Отлично» и почему остался только отчётик. - Так это что, к нему вопросы были?
- Много будешь знать - скоро состаришься! - Пронин порылся в своих бумагах, нашёл листочки, скреплённые скрепкой, и отдал их Сене. - Давай. Не затягивай. Вечером я сам тебя найду. Сюда подниматься не нужно.
Сеня уже выходил, когда Пронин вновь придержал его за локоть.
- Обмен идеями-то состоялся?
- Ну, конечно! Для того же и собирались.
- Главное, чтобы они не больше увезли, чем оставили! - назидательно сказал Майор, указывая пальцем куда-то на потолок.
Сеня часто потом вспоминал этот его жест и заботу о сохранности наших идей. «Эх, защитники! - думал он с горечью в сердце. - Охраняли идеи, а утекли-то мозги. Навсегда утекли. Который уже раз в истории России!»

Накануне разъезда состоялся прощальный вечер с танцами и даже совместным пением. Душевность зашкаливала. Растопленные огненной водой, но в большей степени всё же атмосферой доверия и дружбы, скандинавы перестали держать формальный фэйс и потекли. С точки зрения Сени, ничего из ряда вон выходящего не происходило. Семинаристы традиционно собирались вечером у костров. И здесь тоже Учитель был их заводилой - пел под мандолину, читал свои стихи. Работы обычно не касались, говорили «за жизнь» и не было конца ни песням, ни разговорам. А для норвежцев всё это было в диковинку. Русского языка они не понимали, но задушевность передаётся без слов...
И не сказать, что у себя на Родине они не умели создавать романтической обстановки. Очень скоро Сеня убедился, что могли, да ещё и как! Камин у стены, свечи на столах - всё это был привычный атрибут их внутреннего убранства любого норвежского дома. А вот душевности не было. Соберутся вечером в таком вот каминно-свечевом уюте, за окнами снег с дождём, ветер швыряет в стёкла колючие брызги, а внутри... сидят скандинавы, каждый в своём углу и читают газеты, глотают их гнилостную пустоту. Удивительный диссонанс!
...Прощаясь на следующее утро, норвежцы крепко сжимали руки, обнимались и повторяли одну и туже фразу, как заклинание:
-  You are wonderful people!
Престижный экспедиционный автобус отчалил от крыльца, в зарождающуюся метель. Оставшиеся семинаристы не спешили возвращаться в банкетный зал. Так приятно было после четырёх дней мучительного подбора нужных слов, снова заговорить на «великом и могучем» родном языке. Курящие дымили, сочувствующие вдыхали вредный дымок, кутались в капюшоны от налетающей снежной крупы, делились свежими впечатлениями. Девушки удалились наводить порядок в норвежском крыле и попросили прикрыть двери - дует. Мужики упорно не хотели расходиться с крыльца, пока в дверях не возникла красавица Ниночка. Задыхаясь от дыма и снежной пыли, она прокричала:
- Ребята, заходите уже! Посмотрите, что норги нам оставили!
Все гуськом потянулись внутрь.
В банкетном зале было непривычно пусто, столы сдвинуты к стенке, перевёрнутые стулья сверху. Пол ещё не просох. В центре зала оставался лишь один стол. На нем грудой были навалены разноцветные, очень иностранные пакеты. Пакеты были переполнены на столько, что часть содержимого вывалилась на стол и даже упала на пол. Это были пачки сигарет, зубная паста, рулоны туалетной бумаги и еще много чего.
- Ребята, смотрите... - беспрерывно повторяла красавица Ниночка.
Сеня подошёл последним. Через спины коллег он видел, как из нутра гигантских заграничных пакетов появлялись всё новые и новые пачки сигарет, упаковки жвачек, свечек, зубочисток, рулонов туалетной бумаги, жёлтых бумажных стикеров и чего-то еще, в красивых цветастых упаковках, чему Сеня не знал ни названия, ни применения. Всё дальнейшее он воспринимал, как сон, который был скорее кошмарным, чем радостным.
На желтых стикерах зелёными, подарочными фломастерами были проставлены номера - один на липкой части, а его копия - на обычной. Липкой поверхностью номера прикреплялись к каждому заморскому дару. Копии сворачивались в трубочки и забрасывались в пустую, картонную коробку из-под свечей. Когда все дары были пронумерованы, коробку встряхнули и свернутые в трубочку дубли номеров - фанты - тщательно перемешали.
- Что вы собираетесь делать? - с ужасом в голосе спрашивал Сеня, хотя с самого начала уже знал ЧТО.
- Тащи!
Его подтолкнули к коробке.
Сеня залез внутрь и вытащил свой фант.
-  Бери ещё два. Тут на всех по три подарка и ещё сдача останется. Оставим на базе.
Сеня с ужасом вглядывался в лица коллег - не шутят ли? К счастью, Учителя среди них не было. Никто и не думал шутить. Сене выпали сигареты «Camel», диковинная липкая лента - скотч и ещё какая-то красивая маленькая коробочка, которую он не решался открыть. Так он и стоял, бессмысленно переводя взор на лица своих товарищей и прижимая обеими руками выигранные дары к груди. Очнулся, когда к нему подошла красавица Ниночка и прощебетала ангельским своим голоском:
- Сеня, ой! Это у тебя губная помада? - Ниночка выхватила красивую коробочку из его рук, одним движением вскрыла обёртку, вытащила содержимое и выдвинула оттуда темно вишнёвый грифель. - Тебе не пойдёт такой цвет. Давай меняться.
Сеня молчал.
- Вот тебе рулончик туалетной бумаги. Тройная! - Ниночка вложила рулон бумаги в его опустевшую руку. Потом суматошно полезла в свой заграничный пакет, извлекла оттуда ещё рулон и молча впихнула его поверх первого.
Сена продолжал стоять, молча и слегка остолбенело. Сзади подошел Никита, деловито забрал у него пачку сигарет  «Camel» и на ее место положил блестяще зеленую, диковинного вида баночку с надписью «Apple juice»
- Что это? - спросил Сеня безучастно.
- Это яблочный сок, Сеня. Консервированный. Вкусно и полезно! - ответил Никита. - А сигареты здоровью вредят.
Сеня повертел баночку, как вертел бы фонарик какой-нибудь папуас. Никита вздохнул, забрал у Сени баночку, оттянул кольцо и поднес её к Сениным глазам.
- Берёшь за кольцо, как гранату, и на себя.
- И что? - продолжал тупить Сеня.
Никита дёрнул за кольцо, Из баночки пролилась жёлтая жидкость. Никита огляделся в поисках стакана. Но, стаканов в обращении давно уже не было...

Заканчивались штормовые восьмидесятые. Впереди маячили лихие девяностые, в которых уже никому не обещали коммунизма. Зато пообещали волчий оскал капитализма и обещание сдержали... 

***

ЧАСТЬ 2. Головокружение

Идея ответного визита Российских умников в Норвегию витала в воздухе еще на первом советско-норвежском семинаре. На дворе стояла осень 91-го. Только-только рассыпалась на части великая Империя, которую многие западные люди забавно называли «Си-Си-Си-Пи», читая по-своему аббревиатуру СССР. Ещё тёплые её осколки - «братские республики» - находились пока в эйфории свободы от ненавистного тоталитарного режима. Еще не созрели их новые тираны. Еще свежине отколы, проходящие через родственные недавно связи, не начали кровоточить. Еще не пролилась первая кровь неизбежной в таких случаях гражданской войны. Зато узенькая щель проржавевшего за десятки лет «железного занавеса», отделявшего Империю от Западного мира, быстро превращалась в сквозящую дыру. Август 91-го послужил триггером, который перевёл идею ответного визита в статус действия (как теперь говорят - Проекта). Ничего удивительно не было в том, что Сеня сохранил в этом проекте роль орг-комитетчика, которую исполнял на первой встрече, в столице советского Заполярья. Вот только семинар стал называться не «советско-норвежский», а «российско-норвежский». Впрочем, это не помешало втискиваться в него представителям братской тогда еще Украины, Средней Азии и даже Грузии. Но, обо всём по порядку.
Сеня не сразу осознал всю высоту, на которую вдруг вынес его социальный лифт (скорее катапульта), лишь только его орг-комитетные полномочия были подтверждены принимающей стороной - норвежскими фирмачами. В отличие от первого геофизического семинара, второй изначально планировался не для обмена научными идеями и результатами. Хваткие хозяева, закалённые десятилетиями жесткой конкурентной борьбы на полях инноваций и передовых технологий, не стали терять время понапрасну. Их целью сразу стал отлов мозгов и вывоз лучших из них к себе на работу. Здесь нужно сделать паузу и вкратце коснуться разницы образовательных систем на Западе и в «Империи зла» - СССР.
Принципы образовательной системы Запада на высшем звене (от колледжа и до магистратуры) увы, уже давно стали обычной практикой в современной России. В ёё основе - коммерческий интерес ВУЗа (т.е. платность образования) и еще более прагматичный интерес к выпускникам со стороны возможных держателей вакансий. Сумма двух этих принципов, умноженная на жажду «образователей» и работодателей отбить вложенные деньги как можно скорее, неизбежно приводит к  более узкой специализации будущих инженеров и все меньшей востребованности в том, что принято было называть классическим университетским образованием. В результате сокращается как численный состав выпускников высших учебных заведений, так и база их профильного образования (если угодно, широта кругозора). Чрезмерная специализация хороша для выковывания узких специалистов, но катастрофична для выращивания потенциальных ученых. Тонельность образования не даёт шанса его обладателю к всестороннему анализу проблемы, не говоря уже о картине мира. То, что на западе называется «Big Picture» («Большая картинка»), открывается немногим счастливцам, доросшим до профессорских высот. Эти счастливцы, подобно сусликам, выбираются на поверхность большого мира из своих тёмных нор и замирают, пытаясь уложить в голове чудесность и многообразие всей открывшейся им картины. Большинство же выпускников высшего звена превращается в профессиональных кротов. Каждый роет свою норку, пытаясь как можно скорее добраться до заветной золотой жилки. Чем уже норка, тем выше скорость проходки. Но тем меньше, на самом деле, шансов подсечь то, что может привести не к жилке, а к настоящему коренному месторождению, если уж пользоваться аналогией с золото-искательством. К тому же полезно хоть иногда выбираться из своей норки на белый свет и оглядываться на соседей по рытью и на весь окружающий мир.
В Империи же «зла» образовательная система сохраняла патриархальные основы университетских традиций золотого века. Заинтересованность преподавателей в повышении собственного научного уровня (учёного звания) плюс отсутствие возможностей к обогащению за счет студентов, во многих случаях позволяла хранить традиции кафедральной науки. Что касается работодателей, то здесь монополия принадлежала государству. А государство было заинтересовано не только в кротах, но и в сусликах. Причём, научные кадры были востребованы как в образовании, так и на производствах. Государство, как и положено Империи, готово было вкладывать деньги и ждать достаточно долго - пока курочка высшего образования сносила пусть редкие, но все же золотые яйца, точнее головы. В советских школах еще не было ЕГЭ поэтому абитуриенты подходили готовыми выдерживать конкурсы вступительных экзаменов в ВУЗы. Никакой прямой связи между полученной специальностью и будущим заработком не формировалось хотя бы потому, что заработки молодых специалистов не зависимо от профиля были в среднем по стране скромны и зажаты в достаточно узком коридоре. Поэтому в чести было не только юридическое, но и техническое и гуманитарное высшее образование. Число таких ВУЗов с годами только росло, армия студентов не сокращалась, а конкурсы на вступительных экзаменах не падали. В результате вероятность вынашивания очередной золотой головы только повышалась.
Эта ретро-особенность советской образовательной системы не ускользнула от зоркого взгляда западного фирмача. Получить за «смешные деньги» услуги не старого еще специалиста, работающего с усердием выпускника и кругозором профессора, не затратив на его обучение ни копейки! Такая перспектива казалась заманчивой. Вот только окно возможностей, открытое с подъемом «железного занавеса», было во времени коротким.  Это смекнули многие, и отлов мозгов начался сразу, лишь только смягчилась визовая политика бывшей Империи. О том, что окно возможностей будет открыто недолго, догадывались, впрочем, с обеих сторон. Поэтому к нему устремились не только ловцы, но и собственно «мозги». В такой обстановке оказаться составителем заветного списка счастливцев, попадающих на смотрины - а именно это и было первой функцией оргкомитета ответного семинара - редкая удача.
...И одновременно проверка на вшивость!
Сеня осознал свою функцию Апостола Петра, стоящего у ворот рая, не сразу. Вначале он долго согласовывал программу и формат выступлений со своим Учителем и профессором Бьёрниным. Семинар запланировали на середину мая - идеальное время для Норвегии, когда одновременно цветут и сакура, и роза, и рододендрон. Место проведения - горнолыжный курортный городок Восс в предместьях древней столицы Норвегии, Бергена. Темы докладов лежали в русле первого семинара. Сене вообще казалось тогда, что ничего особенно не поменяется, кроме географического места, в котором бывшие участники вновь соберутся. Но, Боже, как он ошибался!
Первые ласточки начали залетать к нему в виде писем уже ранней осенью. В те далёкие времена никакого Интернета и даже электронных писем еще не существовало, и лишь таинственное слово «Модем» приоткрывало мистический полог будущей электронной коммуникации. Письма Сене приходили на канцелярию его НИИ в конвертиках с полосочками по краям и самолётиком на лицевой стороне. Под самолётиком стояло слово АВИА. Это означало, что отсылавший письмо спешил и с нетерпением ждал ответа. Письма шли отовсюду: из Москвы, Новосибирска, Ленинграда, Киева и даже из Алма-аты и Тбилиси. Из этих писем Сеня с изумлением узнавал, что оказывается, он давно уже уважаемый специалист в своей области, а также признанный талантливый учёный и выдающийся организатор науки. Если бы не глубоко укоренившиеся в его подсознании психические комплексы неполноценности ранних школьных лет то, пожалуй, от таких откровений ему и башню могло бы снести. Но, к счастью, последующий текст не оставлял никаких сомнений в том, что все эти преамбулы были довольно грубой лестью, при помощи которой отправитель пытался получить Сенино расположение и, как следствие, вожделенное попадание в заветный список со стороны Российских участников семинара. Большинства отправителей Сеня вообще не знал. В лучшем случае встречал их фамилии в авторах книг или статей по специальности. Были среди отправителей и Сенины знакомцы по ВУЗу, защитам и конференциям. Все они представлялись, как его добрые и старые друзья.
Заветный список включал сорок участников (по числу мест зафрахтованного норвежцами автобуса). В первую очередь в него были включены все участники первого семинара. Оставалось еще около двадцати вакантных мест. Писем с просьбами включить в пассажиры заветного автобуса уже в октябре было больше, чем в нём оставалось мест. Впрочем, Сеня не загружался, на сей счёт. Право решать, кого включать в состав делегации оставалось за научными руководителями, Сеня же исполнял чисто канцелярские функции. В этом он себя убедил, и со спокойной совестью переадресовывал отправителей на научных руководителей семинара - своего Учителя и профессора Урса Бьёрнина. Но, как говорится, осадок от прочтения всех этих медовых излияний в нём остался...
Близился заветный день отъезда. Сеня озаботился получением загранпаспорта и визы в Норвегию. К счастью, в приграничном с Норвегией городом, где жил тогда и работал Сеня, визу можно было открыть, не покидая его пределов. В центре располагалось Норвежское консульство. Более того, выросшие, как грибы после дождя, кооперативы начала 90-х наперебой предлагали свои услуги и в получении загранпаспорта, и в открытии виз в скандинавские страны. Сеня купился на такое заманчивое предложение и отнёс кучу денег в кооператив с манящим названием «Гарант». Здесь улыбчивая девушка заверила его, что уже через две недели он сможет получить новенький паспорт с туристической двухнедельной визой в королевство Норвегия внутри. Однако ни через две, ни через три, ни даже через четыре недели ничего не случилось. Точнее случилось, но не с Сениным паспортом, а с кооперативом «Гарант». Он исчез. А младых кооператоров, как выяснилось, разыскивала прокуратура.... Cеня психанул и сделал вторую ошибку. Он пошёл на приём к институтскому особисту Ивану Владимировичу Молодцову. Довольно сбивчиво Сеня обрисовал проблему и попросил помочь. Молодцов окатил его холодным взглядом своих чуть на выкате оловянных глаз и сказал:
- В страны НАТО только по собеседованию с моим руководством. Ну, и потом, все как положено: отчётик о командировке по дням, с указанием фамилий, должностей и званий всех, с кем приходилось встречаться.
«Ого! - подумал Сеня о хозяине прокуренного кабинета ОНТИ – Да здесь, похоже, время остановилось». Вслух он сказал:
- Хорошо, я подумаю.
- О чём же, интересно знать?
- О смысле жизни! - внезапно отрезал Сеня и вышел на свежий воздух, в коридор.
  Оставалось догнать паровозик, на который его друзья-коллеги из Новосибирского Академгородка пристроились все разом, чтобы получить паспорта и открыть визы в Норвегию. Паровозик назывался «Отдел внешних сношений Академии Наук». Он располагался в историческом здании Москвы, бывшем купеческом особняке на Покровке. Туда-то Сеня и отправился. Благо список необходимых документов и даже часть копий у него уже были на руках. Это был клок с паршивой овцы по имени «Гарант».
Полы бывшего особняка скрипели так, как будто они не менялись с тех давних пор, когда их продавливали купеческие сапоги. Двери в кабинеты тоже, судя по скрипу, оставались оригинальными со времен постройки. Возле кабинета с надписью «Скандинавские страны» Сене назначили встречу его друзья-коллеги из Новосибирска. В назначенное время все там и собрались. Хозяином кабинета оказался на удивление молодой человек, который всем своим видом  не соответствовал ни Академическому духу заведения, ни возрасту здания, в котором оно размещалось.
- У меня есть деловое предложение к вам, господа! - энергично начал он, мельком просмотрев кипу бумаг и пачку паспортов, положенных ему на стол. - А давайте мы ускорим прохождение ваших документов?
- Ну, если можно, то конечно, - активно поддержал его Гоша Митрохин, как самый старший из представителей Академ-городка.
- Как вы понимаете, услуга будет платной, - добавил хозяин кабинета, бросая быстрый оценивающий взгляд из-под бровей на всех присутствующих.
«Еще один Гарант...» - холодея, подумал Сеня.
- А в течение каких сроков нам ждать результат? - спросил Гоша, мгновенно включаясь в сделку.
- Ну, если вы не поскупитесь, то наша компания напряжется. Закончим к завтрашнему вечеру. Успеете завтра на вечерню лошадь из Москвы, - быстро ответил хозяин.
- Минутку.
Гоша оглянулся на нас, глазами спрашивая, готовы ли мы платить за эту скорость. Гоша увидел в наших глазах тот ответ, который ему хотелось.
- Мы согласны!
Хозяин «Скандинавских стран» быстро написал что-то на листочке бумаги, развернул его Гоше, и тут же смяв, выбросил в урну.
- Еще минуточку, - попросил Гоша, и вновь повернулся к присутствующим. Теперь в его взгляде появились сомнения с нотками паники.
Тогда в дело включился Петрович - самый деловой из всех присутствующих. Петрович успел за краткий срок с начала Перестройки уже несколько раз «начать с себя» и наплодить множество кооперативов. Он продавал всё, что покупалось, начиная от наукоёмких программных продуктов и оканчивая женскими колготками.
- Можно? - Петрович подсел к столу хозяина «Скандинавских стран». Усаживаясь, он метнул на коллег, толпящихся у стенки, быстрый взгляд, сопровождаемый кивком головы в сторону двери. Делегация умников потянулась на выход.
Через полчаса довольный Петрович вместе с не менее довольным хозяином кабинета вышли из кабинета с табличкой «Скандинавские страны».
Деловые люди узнают друг друга по взгляду и повадкам. Пока мы переминались в коридоре, они выпили по чашке кофе, подписали договор между двумя кооперативами. «Скандинавский Гарант» обязался выдать паспорта с визами уже назавтра. Его Украинский бизнес партнёр (Петрович был как раз из тех краёв) обязался оплатить услугу по стоимости, указанной в скомканной бумажке, и даже выделить хозяину «Скандинавских стран» бонус за скорость. Каждому из участников сделки со стороны Академика и примазавшихся к нему пришлось, конечно, раскошелиться, чтобы покрыть расходы Петровича. Впрочем, тот никого не торопил...
Чудо! Но к назначенному сроку пачка загранпаспортов со свежими визами в королевство Норвегия была готова. Послесловие этой истории было, увы, печальным, как это часто бывает в мире бизнеса. Сеня узнал о них случайно, несколько лет спустя. Гоша Митрохин тогда вновь выезжал в Норвегию на подмогу к Сене, который к тому времени уже прочно там обосновался в исследовательском центре крупной нефтяной компании. Злодейка судьба вновь свела Гошу с хозяином кабинета «Скандинавские страны», от которого он узнал, что «Украинский Гарант» своих обязательств так и не выполнил, и более того, растворился в мутном пространстве, как и было положено, по понятиям тех мест и того времени. Ответный удар бумеранга получил Гоша, которому визу в королевство Норвегия открыть больше не удалось.
Впрочем, все это случилось лишь пару лет спустя, а тогда, счастливые обладатели открытых виз в Норвегию и заветных мест в пятизвёздочном автобусе, громко праздновали отрыв из постылой беспросветности родной стороны в желанный мир свободы и сбычи мечт. Бутылка шампанского, купленная по этому случаю в зоне, не облагаемой пошлиной, была распечатана прямо у входа на борт парома «Эстония». Горящая десятками иллюминаторов громадина увлекала делегацию счастливчиков вместе с их стильным автобусом сквозь моросящий дождь и ночную, ветреную Балтику в порт города Стокгольма, где когда-то над черепичными крышами беззаботно летали Малыш и Карлсон.
Всё, что происходило с Сеней дальше, от момента посадки на паром «Эстония» до момента высадки из него в исходной точке отправления - порту города Таллин неделю спустя, показалось ему сказочным сном. Сон этот сопровождался лёгким, но постоянным головокружением. Виной тому был, конечно, психологический эффект первого впечатления, которое выпало не на детскую голову, как это предусмотрено природой, а на вполне уже взрослую, начинающую седеть и лысеть. Всё, начиная от диковинных баночек с соком, неизменно закреплённых на спинках впереди стоящего сидения в утреннем автобусе и до неизменно белых роялей в холле пятизвёздочных гостиниц, открывалось Сене первый раз в жизни. Никогда прежде он не видел прозрачных внешних лифтов, бесшумно скользивших по невидимым рельсам над головами постояльцев гостиниц. Не знал настоящего вкуса кофе. Не предполагал, что человек может съесть за один присест так много еды, при условии, что за неё не нужно платить. Не улыбался сотни раз на день, в ответ на неизменную улыбку встречных, совершенно незнакомых ему людей. Поражали его воображение и сменные водители их бесшумного аквариумо-подобного автобуса, которые являлись на работу в неизменно белоснежной рубашке с чёрной бабочкой. Перед тем, как отправиться в путь, водители устанавливали справа от себя горшочек с цветами, потом оборачивались к пассажирам, лучезарно улыбались и желали всем приятной поездки. Сладость этих первых впечатлений неизменно обращалась горечью и стыдом при воспоминании о «радостях жизни» его родной стороны, с которыми столкнулись норвежские гости при первой их встрече, на Кольском полуострове. Лишь одна мысль успокаивала Сеню тогда, неизменно вызывая когнитивный диссонанс в его голове: «Но ведь они и в самом деле были довольны и называли нас «Вандерфул пипл»! Неужели это была только вежливость?». Сене потребовались годы жизни на Западе, чтобы понять простую истину, что здесь в цене первое впечатление, упаковка. Что улыбки, белые рубашки с бабочкой, пожелания хорошего дня и все остальное, непрерывно льющееся в твои уши в течение дня, день за днём - все это даже не вежливость, а скорее защитная реакция, профилактика от возможных проблем коммуникации. Что нарядный водитель автобуса неизменно превращается в глухого манекена, если ты попросишь его притормозить на внеплановой остановке или, того хуже, будешь пытаться остановить его умоляющими жестами с обочины дороги. Что улыбчивые коллеги по работе в нужных случаях (если в аудитории сидели значимые менеджеры) легко могут объединяться в прениях по твоему докладу с целью уничтожения тебя, как оппонента и вероятного конкурента. Что они же потом восстановят свою лучезарную улыбку и в перерыве, встретившись с тобой взглядом, могут поклониться и сказать «Nothing personal. Just business» («Ничего личного. Просто бизнес»). Всё это Сене открылось спустя годы. Для этого ему потребовалось перейти из статуса экскурсанта в статус соискателя «прав человека». А тогда Сеня еще был в роли гостя, которому давали понять, как все должно быть устроено на самом деле...
Жизнь семинаристов в курортном городке Восс была наполнена сказочными событиями. Вместо утренней манной каши, здесь накрывались шикарные шведские столы. Дневные доклады в специально оборудованном звуконепроницаемом зале прерывались кофе-брейками. Вместо трески под водку с капустой семинаристов после дневной сессии возили в очередной новый ресторан, где им подавали изысканные блюда местной кухни. Вместо одной баночки для пары доступных напитков здесь сервировались разные бокалы под вина разных сортов, а вместо алюминиевых мисок подавали разнокалиберные фаянсовые тарелки с блюдечком лимонной воды, для омовения перстов. Наконец, вместо вечерних танцев под глохнущий кассетник, семинаристов возили то на концерт симфонической музыки, то в музей, то в картинную галерею.  Контраст образа жизни отражался на семинаристах по-разному. Старшее поколение, приученное жизнью в тотальном дефиците к минимализму, от всего этого изобилия впадало в эмоционально-чувственный ступор. Среднее и молодое поколение - аспиранты, новоиспеченные кандидаты наук - довольно быстро освоились с новыми правилами игры и вошли во вкус. На одной из экскурсий, автобус притормозил у крутого берега фьорда.
- North sea! (Северное море!) - объявил Сенин коллега по оргкомитету Ханс по кличке Дядя Ваня. - You can try the water if you like. Not drink, just touch! (Вы можете попробовать водичку, если хотите. Не пить, а просто потрогать).
Сеня бросился на выход первым, поскольку сидел рядом с дядей Ваней на переднем сидении, и, более того, сам явился подстрекателем этой остановки. Уж больно хотелось ему искупаться в Северном море. Прыгая вниз по крупной осыпи, он постепенно раздевался, стягивая через голову ветровку, джемпер и футболку. У самой кромки воды он затормозил и оглянулся вверх. К его удивлению за ним никто не последовал. Зато молодёжь во главе с дядей Ваней расположилась на откосе, как зрители Римского Колизея, готовые наблюдать ЗРЕЛИЩЕ. К такому повороту событий Сеня не был готов. Желание окунуться немедленно улетучилось. Сеня присел на корточки, сполоснул ладони в воде и со вздохом потянулся обратно. Вода оказалась не такой уж и холодной (теплее, чем в июньском Байкале), и при других обстоятельствах, Сеня непременно разоблачился бы и нырнул. Но на глазах любопытствующих товарищей, в роли циркача... Ни за что!
- Ah, what’s happen? Why you drop this idea? Don’t hesitate! I’ll pay you some money for the show! (А что случилось? Почему ты отказался от этой идеи? Не сомневайся! Я заплачу тебе денег за шоу!) - кричал дядя Ваня. Для пущей убедительности он достал кошелёк и затряс им над головой.
Сеня втянул голову в плечи и быстро-быстро стал напяливать на себя сброшенную на бегу одежду. Когда он, задыхаясь, выбрался к автобусу, то с изумлением заметил, что пара аспирантов уже разделась до трусов и аккуратно складывают на переднем сидении свои вещи. Видимо отсутствие на семинаре Учителя (он к тому времени уже работал по контракту в далёкой южноамериканской стране), раскрепостило их окончательно.
- Что происходит? - с ужасом спросил Сеня у Гоши Митрохина, стоящего рядом с дядей Ваней. Гоша сам уже стягивал через голову рубаху.
- Дядя Ваня обещал сто крон каждому, кто прыгнет в море!
- Вы что одурели? Куда тебя несет?!
- Первому - сто пятьдесят!
...В тот день дядя Ваня серьезно потратился, но также и насмеялся на всю сумму. Тем более что деньги оказались казёнными, в чём дядя Ваня признался Сене, как только они отправились дальше.
Впрочем, были и истинные умники обоих возрастов. Они не замечали контраста в уровнях жизни, поскольку их больше занимал контраст идей. Они и в самом деле обменивались ими с норвежцами, спорили, доказывали что-то своим оппонентам, погружались в чтение сложных текстов и там растворялись без остатка. Увы, таких можно было пересчитать на пальцах одной руки.
На прощальном ужине было произнесено множество витиеватых речей и просто добрых слов в адрес присутствующих. Не забыли и отсутствующего Учителя, с лёгкой руки которого стартовали эти российско-норвежские семинары. Всем российским участникам были розданы красочные томики с полными текстами всех выступлений, распечатанные на ослепительно белой скандинавской бумаге. К книжечкам прилагались футболочки и шапочки с логотипами фирм, спонсировавших мероприятие. Раздача «пряников» на этом не закончилась. Уже в гостинице дядя Ваня вручил Сене худенькую пачку денег и конвертов со словами - это на карманные расходы всем участникам поровну. Про эти деньги Сеню спрашивали ежедневно, практически все участники (кроме «истинных умников») по нескольку раз в день. Сеня отвечал, что за еду, проживание и экскурсии платят хозяева, а с сувенирами, подарками или пивом придётся потерпеть. Карманные деньги будут. Он не знал когда и сколько. Знал лишь, что будут. И вот свершилось! Сеня не стал спрашивать, почему в последний день, но дядя Ваня объяснил и без наводящего вопроса. Обратный путь семинаристов лежал через Швецию, где отовариваться ширпотребом или сувенирами было гораздо выгоднее, чем в Норвегии из-за громадной разницы в ценах. Раздать деньги было поручено Сене уже в Швеции, дабы не вводить счастливцев в искушение преждевременно.
Увы, пришлось раздавать деньги, не дожидаясь Швеции!
Выписывались из гостиницы ранним утром следующего дня. Майский день в Бергене, как обычно, «радовал» осенним дождичком. Автобус постепенно наполнялся семинаристами, выписанными из гостиницы. Он уже почти заполнился, когда к Сене подошёл один из аспирантов, нырявших в Северное море. Вид у него был озабоченный.
- Нас не выписывают...
- Чего говорят?
- Типа, мы денег должны?    
- Мини-баром пользовались?
Аспирант неопределённо пожал плечами.
- Да сколько там того пива было?
- Это не важно, - отвечал Сеня. - Я предупреждал, чтобы не пользовались. Там всё очень дорого.
- И что теперь?
- Теперь платите.
- Так денег нет.
- В море ныряли? По сотне получили - значит есть!
- Во-первых, там долгу больше. Во-вторых... Короче тех денег уже нет.
- Тогда водку продавайте.
- Какую водку?
- Дурака не валяй. Все взяли с собой по две бутылки из дому. Предупреждали же, что это единственная валюта!
- А карманные деньги? Обещали же!
- Хорошо, я выдам вам сейчас. Хотя их лучше тратить в Швеции.
Аспирант замялся. Впрочем, не на долго.
- А чё, нельзя чтоб хозяева оплатили?
Сеня посмотрел на него, как ему показалось, испепеляющим взглядом. Но, то ли напряжения его взгляда было маловато, то ли аспирантова кожа была огнеупорной. Скорее всего, оба фактора сработали. Аспирант только хмыкнул и затрясся в беззвучном смехе.
- А что смешного я сказал? - спросил Сеня строго.
- Ничего, - аспирант продолжал смеяться, - сейчас к вам доктор Ляпкин придёт, интересно, что вы ему скажете?
- Да то же что и вам. Пользовался мини-баром - пусть платит.
- Он еще и каналы платные смотрел!
От этих слов у Сени внутри произошло короткое замыкание. Он на всякий случай оглядел присутствующих - нет, только свои. С дядей Ваней и остальными норвежцами, слава богу, распрощались накануне.
- Минуточку внимания! - сказал Сеня и попытался откашлять комок в горле. Получилось не сразу. - Вчера вечером я получил карманные деньги. Тут каждому по 250 крон. Здесь в Норвегии лучше их не тратить, поскольку все дорого. А вот в Швеции они чего-то стоят. Такая была рекомендация. В Швеции можно поменять на шведские кроны или пойти в норвежский магазин. Водитель все знает. Привезёт прямо к порогу.
Народ возбудился и загалдел.
- Однако, я принял решение раздать их здесь и сейчас, поскольку у некоторых из нас образовался долг за проживание в гостинице. Посему подходите ко мне, я буду вызывать по фамилии.
Первым подошел уважаемый профессор из Москвы, на чьих книгах Сеня в свое время учился. Убелённый сединами, свободно говорящий на английском, он и до сих пор имел в Сениных глазах ореол классика. Получив свои деньги, Классик задержался, и чуть смутившись, спросил у Сени полушепотом:
- Так может быть имеет смысл продать водку здесь, в Норвегии? - он сдвинул очки на кончик носа и взглянул на аспиранта, все еще стоящего у Сениного сидения. - Ну, раз здесь все дороже.
Сеня не знал, что ответить. Более того, он отчего-то даже боялся поднять глаза на Классика. Не хотел терять ореол, наверное...
- Хотя, конечно... всё это как-то... - продолжал Классик смущенно.
Тут вдруг аспирант очнулся от оцепенения и включился в разговор.
- Гениально! - горячо поддержал он речь Классика. - Как и все, что вы делаете, Яков Борисович!  В связи с этим у меня есть к вам встречное предложение!
- Какое же? - с надеждой в голосе спросил Классик.
- Я толкаю вашу водку здесь, в Бергене. При этом 30 процентов беру за услугу.
Классик вернул очки на переносицу и внимательно посмотрел на аспиранта.
- Вы далеко пойдёте, молодой человек!
- Даже не сомневаюсь, - бодро ответил тот. - Ладно, из уважения к вам, - двадцать пять. Но, эксклюзивно и только для вас, Яков Борисович!
- Согласен, - глухо ответил Классик и полез в чемодан за двумя бутылками «Столичной».
Пока Сеня раздавал конвертики с карманными деньгами, перспективный аспирант налаживал свой бизнес, предлагая посреднические услуги по продаже водки всем подходящим за конвертами. Профессура соглашалась. Ведущие и старшие научные сотрудники решали, что справятся и сами. Вскоре, однако, многие из них ломались и уступали перспективному аспиранту. Причём он уже заламывал им 35 процентов. У Сени тоже были заветные две бутылки водки, но он посчитал за счастье оставить их в номере, как презент уборщикам.
Так, постепенно, по мере успешности бизнеса продвинутого аспиранта, проблема оплаты его мини-бара рассосалась сама собой. Автобус уже готов был отъехать, когда в дверях появился раскрасневшийся доктор Ляпкин с какой-то распечаткой в руках. Вид у него был одновременно возмущённый и растерянный. Позади шёл второй из аспирантов-ныряльщиков и откровенно смеялся в кулак. 
- Что еще случилось? - спросил Сеня, хотя уже знал что именно.
- Безобразие! Разводилово! Грабёж следи бела дня!
- Скорее ночи... - вставил второй аспирант вполголоса.
Подскочив к Сене, доктор Ляпкин начал тыкать в распечатку дрожащим указательным пальцем и повторять, словно мантру:
- Они требуют, чтобы я платил за какой-то коммерческий телеканал. Я не понимаю о чем речь. Да еще такие деньги! Ну и порядки!
- Может быть, все-таки было такое, Илья Константинович?  - попытался умерить пыл его праведного гнева Сеня.
- Откуда мне знать?! Я возвращался в номер поздно, уставшим от работы. Щёлкал, конечно, пультом. Бывало, даже засыпал при этом....
- Как, прямо щёлкая?
- Не цепляйтесь к словам!
Сеня, наконец, забрал распечатку из дрожащих рук. Одного взгляда хватило, чтобы ситуация прояснилась. Канал для взрослых мужчин, «случайно включался» каждый вечер после 22-х и просматривался до глубокой ночи. В итоге набежала сумма, которая в несколько раз превысила карманные расходы, выданные сладострастному доктору. Не выручали и две бутылки водки, даже если бы практичные аспиранты не обложили их данью. Раскрасневшийся доктор между тем только распалялся еще больше:
- Вызывайте дядю Ваню. Пусть помогает!
Сеня с тоской посмотрел на улицу сквозь запотевшее стекло с косыми промоинами от дождевых капель, потом на водителя, который с не меньшей тоской смотрел на Сеню, ожидая отмашки к старту, потом на испуганно-разгневанного Ляпкина, потом на друзей аспирантов, которые откровенно потешались над завравшимся доктором.
- Еще минуточку внимания! - неожиданно для самого себя сказал Сеня и попытался откашлять очередной комок в горле.
В автобусе повисла тягостная, предгрозовая тишина. Десятки тревожных взглядов из полутьмы салона заставили Сеню отвести глаза. Он выдержал паузу и продолжал, стараясь сохранять невозмутимость. Получалось это плохо.
- У нас сложилась форс-мажорная ситуация... Для того, чтобы полностью рассчитаться за гостиницу придётся сброситься из только что полученных карманных денег.
В ответ поднялся ропот возмущения.
- В чём дело? Почему? Объясните! Поехали уже!!!
- Сбрасываемся по пятьдесят крон, расплачиваемся и едем, - отчеканил Сеня.
Ропот возрос. Выручили девушки-красавицы из Академгородка. Они были первыми со словами: «передайте, пожалуйста, за проезд». За ними потянулась столичная профессура, умники и научные работники. Сдали почти все. Сеня аккуратно сложил передачку в пухлую пачку и передал её доктору Ляпкину со словами:
- Этого хватит. Расплачивайтесь и едем.
- Почему мы должны платить из своего кармана за это безобразие?! Вызывайте норвежский оргкомитет. Я требую!
- Это не безобразие, - тихо ответил Сеня. - Это позор. Неужели вы не видите?