Советовать не буду

   В конце восьмидесятых, работая на шахте, завёл себе жёлтеньких симпатяшек - будущих курей. В количестве 10 штук. Естественно, дома. Так что не надо. Поселил их в гараже из-под мотоцикла с коляской, оставшемся мне в наследство от его владельца, сначала укатавшего нашу семью просьбами приютить этот шедевр архитектуры в нашем дворе, а потом, ещё до того, как его парализовало на пару лет, и он в конце концов отправился на тот свет, ни в какую не желавшего его убирать даже после продажи мотоцикла, ибо накладно это всё.
   Гараж снаружи был металлическим, сваренным из листа-тройки, а внутри обшит досками, с утеплением стекловатой между ними и металлом. Насест я этим гадёнышам сделал, может быть, не по науке, но мне негде было её взять, кроме как у соседей, о которых я почему-то забыл.
   Не знаю, против чего они бунтовали и какие требования выдвигали, но доски таки порядком раздолбали и стекловата была везде: клочьями на стенах, сталактитами на потолке и сталагмитами на полу. А также парила в воздухе. Но самое досадное было не в этом. Было очень обидно наблюдать, как, подрастая, они превращались из обещанных кур в реальных петушков.
   Скрежеща зубами от злости, я купил ещё двадцать особей, на этот раз точно «девочек». Но оказалось, что девочками они были ровно до того момента, как я за них расплатился на рынке в формате «цыплята только из инкубатора в обмен на длинный рубль».
   Очень скоро, кажется, ещё по дороге домой, до меня дошло, что младших петушков нужно содержать отдельно. Временно. Сообразив на скорую руку нечто вроде лагеря для мигрантов со стеснёнными жизненными условиями и удобствами под себя (две кроватные сетки в сборе параллельно – стены, забор с соседями – задний торец, там же – халабуда от дождя, откидная сетка без каркаса – остальная крыша, и приставная «дверь» - старая калитка из штакетника, подпираемая снаружи куском трубы.
   Возможно, в моём дворе были для этих целей места и получше, но я выбрал это, потому что кризис-менеджер и я всегда обитали в параллельных вселенных, а надо было срочно. Тень от шлакоблочного гаража и старой раскидистой груши защищали пацанов от палящих лучей солнца, которых не наблюдалось по причине дождливой погоды. В итоге они намесили в лагере грязи и сами бегали, измазанные в ней с лап до гребешка. По виду - собирались начинать болеть и помирать.
   Не зная, что и предпринять, пока они подрастут и смогут постоять за себя в этой суровой жизни, я не придумал ничего лучше, как набросать им на землю колышков из-под помидоров: паркет – не паркет, а всё хоть какой-то, да пол.
   После того, как Солнце заходит за горизонт, куры (и петухи) имеют обыкновение наполнять собой курятник и там убаюкиваться. Ну, вы это знаете, я на всякий случай. Спят там молча, скорее всего, кошмаров не видят, но я не спрашивал.
   Однажды, то ли после «суток», в которые в тот раз вошли третья и ночная смены, то ли просто после тяжёлой ночной, приехав домой по обыкновению в половине двенадцатого дня, я прилёг отдохнуть с часик и… бездарно проспал весь выходной часов до десяти вечера. Мне предстояла бессонная ночь и первая смена назавтра, то есть, без пятнадцати шесть утра в трёхстах метрах от дома меня не будет ждать рабочий автобус. Даже семеро одного не ждут, а в том автобусе все семьдесят в первую смену ездили.
   Поэтому я был зол. А ещё это был период, когда вдруг с прилавков магазинов исчезли сигареты и папиросы. Их выдавали на производствах за те же, кажется, деньги, уже не помню, но у нас – в первую и вторую смены на нарядах. И не каждый день. Судьба моя подгадывала (или подгаживала) как раз в дни раздачи отправлять меня в третьи и четвёртые смены, которые, понятное дело, оставались без сигарет: коллеги из двух предыдущих подчищали запасы полностью. И в тот день, проснувшись, я не смог выкурить ни единой сигареты по причине их полного отсутствия.
   Поэтому я был дважды зол. Засунув в рот спичку, я пошёл за дом, на хоздвор – «курить» и размышлять о смысле жизни. Я был топлес, а нижнюю чакру организма прикрывали обвисшие от безысходности трикотажные треники. Ансамбль дополняли и, собственно, заканчивали лёгкие летние туфли, которые нельзя было назвать тапками только из-за задников. Мягко и неслышно ступая в темноту хоздвора, я удивился из ряда вон выходящему для такого времени суток галдежу в «лагере для мигрантов».
   Подойдя поближе, обнаружил, что приставная дверь была отнюдь не приставной, а отставной в сторону, в середине же, скорчившись, спиной ко мне сидело какое-то чучело в светлой рубашке. Для прояснения картины я извлёк из потайного кармашка, болтавшегося на подобных трикотажных изделиях с изнанки под самой резинкой, коробок со спичками и с третьей попытки мне удалось осветить место будущего ристалища, о чём я пока не догадывался.
   Но первые две не остались незамеченными для непрошенного гостя, хозяйничавшего в моём курятнике. Почуяв неладное и предпочитая бороться за свою жизнь до последнего патрона, он ухватил в обе руки по одному колышку и выскочил на меня. Думаю, он просто испугался от неожиданности. Я бы тоже на его месте перетрухнул. Да я и на своём испугался: чучело было на голову выше меня, да ещё и с двумя деревянными мечами на замахе.
   Моментально сообразив, что меня сейчас будут бить из-за моих же цыплят, в моём же дворе, да ещё и, возможно, по голове, я передумал отпускать его с миром, отойдя вежливо в сторонку, а вместо этого инстинктивно схватил его за запястья рук и сделал настолько зверское лицо, насколько это не нарушало правил приличия в части гостеприимства.
   Так мы простояли целую вечность длиной в доли секунды. Стояли бы и дальше, но тут мне в голову пришла мысль, что спозаранку отчаливать на работу, а это уже скоро. Окончательно удостоверившись в том, что молодой человек с перепугу может наделать глупостей, настучав мне по темечку деревяшками, а это больно и вообще несправедливо, я принял соломоново решение обе руки его одновременно не отпускать, а отпускать по одной и тут же, не давая ему опомниться, освободившейся ударять его, скажем, в челюсть. Сильно. Благо, на кулаках в те времена уже не только отжимался, но и прыгал.
   Договорившись со своей природной добротой, чтобы она на время закрыла глаза, я приступил. То справа, то слева, то справа, то слева. Нокаутирующим ударом я если когда и обладал, то только во сне, но сны я не запоминаю принципиально. Потому что в них всё неправда. Мужик исправно падал после каждого моего удара, но настырно поднимался, решив, очевидно, взять меня измором.
   Всё бы ничего, мне даже начинало почти нравиться, но там, куда он падал, у меня валялись в кучку несколько лопат и тяпок без черенков. Вы понимаете, чем это могло ему грозить? Он мог порезаться! А мне? Он мог нащупать эти потенциальные орудия убийства и применить одно или два из них по непрямому назначению! А я не Джеки Чанг всё-таки и мне определённо станет грустно.
   И я решился. Молча, безо всяких «кия!!!», поскольку по-японски не разговариваю, я произвёл ошеломляющий хай-кик ему в челюсть подъёмом правой, ударной (левая толчковая) ноги. Противник вытянулся во весь рост, упал ничком и захрипел. А потом и вовсе смолк. И вот тут-то я испугался по-настоящему: неужели убил?! За что?! За каких-то цыплят, которых он, может быть, и не воровать собрался, а погладить? Боже мой, боже мой, я себе этого никогда не прощу! Я готов был отдать этому чёрту всех цыплят, включая тех, что в гараже – только бы он не умирал.
   А он и не думал. Не успел я зайти за дом, чтобы идти к соседям звонить в скорую и в милицию, поскольку у нас телефона не было, как он подорвался, проломил брешь в нашем с соседями заборе и намылился драпать. Но был остановлен злобной собакой - с одной стороны, высоким забором - с другой, не столь высоким забором и бдящей круглосуточно соседкой, облившей его из ведра водой – с третьей, ну и мной, вернувшимся на шум и стоящим возле старой абрикосы с ехидным замечанием:
  - Никак за добавкой?
   В итоге бедолага растерялся и пропал в запущенном соседском малиннике. Где мы его с разбуженным мною соседом и отыскали спустя полчаса в состоянии «Отстаньте, я сплю!» Разбудили, дали воды обмыться и рассказали, как ему добраться домой, если он не обманул нас с адресом. Босиком. Одну туфлю он потерял во время полётов по моему двору, а вторую сбросил с ноги в знак несогласия с моим отказом искать ему первую.
   Зря я его всё-таки ногой. И перетрухнул за него не по-детски, и подъём потом болел с неделю. С непривычки.
   А петухи за время пребывания под моим попечительством достали меня так, что я не раз повторял: «Лучше бы он их покрал всех до единого!» Во-первых, только я открывал утром ворота гаража, оттуда сплошной стеной на меня вырывалось цунами из белых перьев, красных гребней, диких глаз и кровожадных клювов. Они бы запросто сносили меня с ног одной лишь ударной волной, но у меня парусность незначительная.
   Во-вторых, жрали как не в себя, но я так и не понял их предпочтений: проса они не желали, сорняки, которые в кои-то веки я ради них удосужился полностью выполоть во дворе – так-сяк, на «отцепись». Но на кормушку набрасывались с ещё большей ожесточённостью, чем на меня.
   В-третьих, петухи есть петухи, находили себе самого слабого и пытались сменить ему пол. Я решал забить его, пока не поздно, но стоило мне зайти в курятник, как вся эта стая гопников начинала мотаться из угла в угол в бешеном темпе, и я так ни разу и не смог с уверенностью сказать, что из этого белого клубка сплошного негодования угадал поймать именно самого чахлого. Потом наоборот, пытался отловить самого крупного и задиристого. С тем же успехом.
   Ну и в-четвёртых, мясо их по жёсткости не уступало зимней резине среднего самосвала.
   Так вот. Не заводить курей я вам советовать не буду. Вы у меня совета не спрашивали. Но сам впредь - ни за какие коврижки!