Спецзона номер 332

      Объединённый институт ядерных исследований (ОИЯИ), образованный на севере
Подмосковья 26 марта 1956 года, изначально выглядел небольшой закрытой зоной для экспериментов в области прикладной и теоретической физики. Это сегодня он всемирно известен как ядерный центр Дубна с прекрасной инфраструктурой и огромным научным потенциалом. А несколько десятилетий назад (осенью 1946 года) здесь по особому распоряжению советского правительства началось освоение болотистого правобережья Волги близ деревни Ново-Иваньково с... воздвижения примитивных и неуклюжих деревянных бараков для строителей спецзоны № 332, уголовный контингент которой и стал основной рабочей силой при возведении научных лабораторий ОИЯИ.
     Остались и свидетели тех неоправданно-суровых лет. Один из них –  бывший стрелок-конвоир спецзоны для заключённых Пётр Фёдорович ЦЫРОВ. Пожалуй, только он с полной достоверностью мог рассказать, с чего же в действительности начиналась Дубна, которой в декабре 2001 года Указом Президента Российской Федерации В.В.Путина был присвоен статус наукограда.

ПРОЛОГ. САМЫЕ ПЕРВЫЕ ДНИ

     После войны, которая закончилась для меня в Восточной Пруссии, я был направлен в подмосковную Коломну. Продолжать воинскую службу в качестве стрелка МВД. Через Коломну как раз в то время вели газопровод Саратов - Москва. Требовались, конечно, и повышенные меры безопасности по охране этого объекта.
     При завершении основных работ по прокладке газопровода в начале октября 1946 года получил я предписание во главе группы из шести человек прибыть на новое место службы: объект № 332 (так коротко именовалось тогда строительство ГТЛ – гидротехнической лаборатории, "де факто"- комплекса для ядерно-физических исследований). А если точнее, нам надлежало высадиться на правом берегу Волги чуть ниже Иваньковской ГЭС, где в современной планировке Дубны расположена часть городской набережной между водозабором и спортпавильоном. Не без проблем, но всё же добрались мы до постоянного места "дислокации" - длинного барака из тёса под номером 1А.
     Встретил нас командир взвода капитан Банников, который вкратце обрисовал текущую ситуацию и поставил на довольствие - скудный послевоенный паёк, состоявший из 120 граммов крупы, 600 граммов хлеба, 10 граммов муки и 40 граммов подсолнечного масла в сутки. Из-за отсутствия складов (не успели построить) никаких овощей завезено не было, хотя и полагалось нам по 920 граммов этих "витаминных добавок" на брата (в сутки).
     На следующий же день с другими солдатами, прибывшими раньше нас, начали мы
обустраивать своё допотопное жильё: утеплять барак, заготавливать дрова, строить печку для приготовления пищи. Для чего пришлось срочно разгрузить подошедшую баржу с кирпичом. Едва перевели дыхание, как местным колхозникам (из села Ратмино) понадобилась наша помощь в "затаривании" грузовиков невиданным уловом речной рыбы. Три дня мы добросовестно горбатились на своих "подшефных", а они не предложили даже нескольких рыбинок отощавшим от казённых "разносолов" подневольным военнослужащим.
     Морозы ударили в ту осень рано, и нам пришлось совсем несладко, если учесть, что ходили мы в продуваемых всеми ветрами шинелях и потертых кирзовых сапогах вместо положенных валенок. Вдобавок, с постоянным ощущением зверского голода.

ЮРТЫ

     Каждый день прибывали новые солдаты-стрелки для прохождения дальнейшей воинской службы. Руководство строительства во главе с генералом Лепиловым размещалось тогда на частных квартирах в маленькой деревушке Ново-Иваньково, затерявшейся в заболоченных лесах правобережья. Нам же из-за невыносимого холода пришлось оставить пресловутый барак и соорудить из привезённых фрагментов так называемую финскую юрту, изначально предназначенную для содержания лошадей (до семи голов) в зимних условиях. Получилось, что вместо лошадей поселились в ней мы, стрелки МВД, радуясь и этому странному жилью с горячей печкой посредине.
     Первую юрту (в районе сегодняшней средней школы № 4) попробовала у нас отвоевать бухгалтерия строительства, но Лепилов оставил "прописку" за нами. Вскоре рядышком поставили мы ещё одно такое же, непривычное для русского человека жилище. А зима лютовала, наметая сугробы выше полутораметровой отметки.

ЗОНА ДЛЯ ЗАКЛЮЧЁННЫХ

     Через некоторое время отправили нас готовить просеки и расчищать площадку (вырубать и корчевать деревья, кустарники и старые пни) под специальную зону, куда должны были привезти заключённых, чтобы использовать их на строительстве вышеуказанных засекреченных" объектов. Для правильной оценки общей площади этой зоны необходимо представить некое подобие прямоугольника длиной от пятисот и шириной до трёхсот метров. Довольно быстро очистили мы часть буреломно-дикого леса, установили наблюдательные вышки и построили предзонник.
     Железной дороги тогда (в начале 1947-го) в этих местах ещё не было, и первые партии заключённых стали прибывать в новоиваньковскую зону из посёлка Вербилки на трёх грузовиках или (если не предоставлялся автотранспорт) на нескольких подводах, запряжённых лошадьми. Поначалу привозили лишь две бригады зэков, которые строили для себя бараки в этой зоне. Работали они до четырёх вечера, а затем, когда темнело, их отправляли обратно, в Вербилки. Электричества проведено ещё не было, о водопроводе только мечтали, солдаты-охранники еду готовили на костре, в большом железном котле. Из того, что выдавалось пайком на сутки. Ззков кормили отдельно. И если честно, то намного лучше, чем нас, военнообязанных…
      Когда были построены первые два барака, заключённых (порядка 120 человек) стали размещать уже здесь, в зоне, а от нас, естественно, требовалась их бдительная и круглосуточная охрана. К слову сказать, общую массу осуждённых составляли тогда «варежки» - те, кто сидел за воровство сроком от трёх до восьми лет. Именно эта рабочая сила и понадобилась впоследствии для выполнения уникальных строительных работ, которые не замедлили начаться...

КАТОРЖНЫЙ ТРУД

     В ту же зиму мы приняли самое активное участие в укреплении правого берега Волги и возведении временного причала для того, чтобы баржи со стройматериалом могли здесь нормально швартоваться. Помимо этого установили столбовые опоры для подводки электроэнергии с подстанции, что на Большой Волге. Вскоре неподалёку от новой пристани завизжала пилорама, а чуть позже рядом был опробован и растворно-смесительный узел с многочисленными бетономешалками.
     На территории нынешней площадки Лаборатории ядерных проблем (ЛЯП ОИЯИ) было уже расчищено и подготовлено место для строительства корпуса № 1 (реактора синхроциклотрона). Потребовалось огромных усилий провести туда приемлемую дорогу, проложить все необходимые коммуникации. Однако по сильно заболоченной местности сделать это было не так-то просто. Сегодня я в недоумении пожимаю плечами,- как подобное осилили простые смертные?..
     С 10 мая 1947 года растворный узел заработал на вою мощь, и бетон для строительства первого корпуса стал поступать непрерывно. До конца 1948 года. Каждая бетономешалка за один приём выдавала только полтора куба раствора. Заключенные и те же солдаты-охранники перевозили его на ручных тачках, носилках, лошадях, на машинах. Корпус поднялся высотой в 32 метра с толщиной стен от 12-ти до 18-ти метров. Представляете, сколько туда нужно было вбухать бетона? Можно сказать, на своём горбу поднимали люди первые объекты институтских лабораторий.

БЫТ И ДОСУГ

     Как прибыли мы в октябре 46-го, так всю зиму и проходили в одних суконных шинелях да кирзовых сапогах. Полушубков нам не выдавали, тёплых рукавиц тоже. Никаких спецовок также не полагалось, и даже спали мы всё в тех же шинелях. Не удивительно, что, работая по 12-14 часов в сутки, к середине зимы начали мы страдать от педикулеза, а попросту - капитально завшивели.
     Помыться негде, в баню на Большой Волге тогдашнее население этого рабочего посёлка (их звали «водники») нас не пускало, у них там своё ведомство было. Кстати, и в большеволжский клуб "Маяк" доступ нам был открыт только в те дни, когда там шли скучные, не "кассовые" фильмы. Да и не слишком разбежишься, когда платили всего по 200 рублей - смехотворная по тем временам сумма. Опять же,- слишком чесоточными, то есть вшивыми мы были. Самим стыдно на люди показываться.
     Решили от этой напасти избавляться по-своему. Из большой бензиновой бочки соорудили некое подобие "парной", смастерил в нижней части решётку, под которой в двухвёдерной ёмкости разогревалась дровами вода. Во внутренней части этой бочки-парилки развешивалась на примитивных крючках наша незамысловатая "одёжа", сверху накрывалась плотной крышкой, и таким образом бельё "дезинфицировалось". К сожалению, за один сеанс проварить свои шмотки могли только десять бойцов.
     Я попал лишь в третий заход. Разделся, запихнул своё обмундирование в самодельную бочку-"антивошь", остался в одной шинелишке. А на улице - лютый мороз. Сижу, ёжусь, терпеливо жду окончания этой "химчистки". Вдруг чувствуем, что запах по юрте поплыл подозрительный. Потом и вовсе дышать стало нечем. Догадались крышку поднять на бочке, а оттуда - языки пламени. Оказалось, что ответственный за пропарку впопыхах забыл долить в "испаритель" воды. Так наша одёжа у десятерых человек вся и погорела. Вместе с нашими вшами. А там - у кого документы, у кого деньги, у кого письма или фотографии. Корочки бойцов кое-как восстановили, но всё равно пришлось нам, "погорельцам", двое суток просидеть в юрте (в шинелях на голое тело), пока из Вербилок не подвезли с оказией новую форму. "Попарились", однако.

ПЕРВОМАЙСКИЙ ИНЦИДЕНТ

     Стрелкам, охранявшим заключённых, никаких выходных дней не полагалось. Первый раз со дня приезда на строительство № 332 выходным днём было объявлено 1 мая 1947 года. Для конвоиров и даже для осуждённых. В карауле осталось человек 15-20, остальным разрешили отдыхать.
     Утром в тот день подняли нас попозже, сходили мы на завтрак и задумали устроить нечто вроде небольшой маёвки: побеседовать между собой о жизни, о политике, о текущих делах. И вдруг… Тревога! Звучит команда «В ружьё!» Оказалось, порядка 120-ти отпетых зэков (имевших по нескольку "ходок") забрались на кухню (в зоне), повязали там поваров и подчистую выгребли все имеющиеся продукты. Всё утащили в юрты, предназначенные для карцерного пребывания, и в котлах принялись "кашеварить". Короче - гулять надумали, праздник отмечать. Не забыли и двери в юрты плотно закрыть, а потом и тщательно их забаррикадировать. Просто так не подберёшься.
     Охрана, оцепившая юрты, предложила "повстанцам" по-хорошему выйти и прекратить незаконное празднование Первомая. В ответ - отказ на достойном русском мате, перемежаемый блатным жаргоном. Что делать? В окна полезешь - башку тут же снесут, стрелять - командир запретил. Походили мы вокруг четырёх этих юрт, полязгали затворами для острастки и... вспомнили про пожарную охрану, которая недавно расположилась рядом с зоной.
     Пожарная "гвардия" не подвела. Два часа в четыре ствола заливали брандмейстеры водой пресловутые убежища зэков, пока юрты не наполнились доверху. "Бунтарям" ничего не оставалось, как выныривать через окна. Но мы были начеку: каждого "Ихтиандра в тюремной робе" подцепляли заранее приготовленными железными крюками, приводили в чувство и отправляли в строй под охрану дежурного конвоя. Основательно разбираться с ними стало уже срочно прибывшее в зону начальство.
     Вот так и "отдохнули" мы в первый свой праздничный выходной.

«СЛУЖУ СОВЕТСКОМУ СОЮЗУ!»

     К концу 1948 года к ЛЯПовской площадке подвели железную дорогу. В 1950 году
протянули рельсы и к Лаборатории высоких энергий (ЛВЭ ОИЯИ) - второй научной
площадке Института. Только какими усилиями всё это досталось? Гравий для насыпного полотна завозили на баржах из Конаково, а затем (в основном на лошадях) везли его через лесные топи к железнодорожной магистрали. Труд неимоверно убойный и знурительный. Сотни тысяч тонн этого гравия вбухано в новоиваньковские болота!  Хорошо, что наш гужевой парк имел тогда уже порядка 100 лошадей.
     Заключенные, которых к тому времени в зоне насчитывалось уже около 10 тысяч человек (из них 4000 женщин), работали на прокладке железной дороги и строительстве корпусов второй площадки (ЛВЭ) по 10 часов в день. Охрана же вырабатывала все двенадцать. А кормили по-прежнему плохо. Картофель, который местное население сдавало для нужд зоны, входил только в рацион осуждённых. Конвоирам причиталась "дуля" - всё та же хлебно-крупяная пайка.
      Некоторые военнообязанные, не выдерживая таких условий, писали рапорты на
увольнение. Но никого не отпускали. Тем не менее, как бы ни было невыносимо, никто из нас ни разу не смалодушничал: не застрелился, не повесился, не сбежал, никого не убил, не отказался выходить в караул. Даже вымещать злобу на командиров или товарищей по взводу считалось уделом слюнтяев и далеко не мужским поступком.
     Следует сказать, что люди в то время были очень дисциплинированными. Как бы ни было сложно (и холод, и голод, и огромные физические нагрузки), мы всегда с готовностью повторяли: "Служу Советскому Союзу!"

ПЕРВЫЙ ГРУППОВОЙ ПОБЕГ

     Для нужд строительства новых научных объектов нужен был не только бетонный раствор, но и обычная природная глина, которую добывали тогда в одном из большеволжских котлованов. Глину возили на подводах, а в качестве возчиков использовали цыган, отбывавших наказание в зоне за воровство и мошенничество.
     Зимой 1948 года в одну из таких ходок от обоза, состоявшего из десяти подвод, резко отделились первые три телеги, управляемые цыганами, и, несмотря на окрики конвоиров, помчались к дороге, уходящей на Юркино (деревня в 5-ти километрах от спецзоны). Через некоторое время все трое сбежавших пересели на одну подводу, бросив остальные. Долго преследовать их не представлялось возможным, поскольку требовалось охранять оставшихся заключённых из обоза. Сообщили только о побеге руководству зоны.
     По счастью, в штате охраны числились три проводника, за которыми были закреплены отличные розыскные собаки. Сейчас таких псов, пожалуй, не найдёшь,- они и через двенадцать часов смогли бы отыскать нужный след.
     Проводник Спесивцев, взяв на длинный поводок своего четырёхлапого питомца, в сопровождении двух стрелков из конвоя (я в подобных преследованиях никогда не участвовал, был лишь задействован в непосредственной охране зоны) бросился за беглецами в погоню. А те успели уже благополучно домчаться до Юркино. След привёл к одному из деревенских сараев, возле которого на снегу были обнаружены несколько окровавленных и, похоже, недавно оторванных куриных голов. Цыгане, как видно, время даром не теряли и по дороге запасались "харчами". Во двор вышел хозяин дома и набросился с руганью на военных: "Вы что тут себе позволяете? Где мои куры?" Ему быстренько разъяснили ситуацию, но тот только плечами пожал: «Не видел я никаких сбежавших цыган».
     На улице заметно смеркалось. По следу, вновь взятому собакой, стало ясно, что беглецы удирают по-прежнему втроём. Стрелки с винтовками из-за глубокого снега еле поспевали за проводником. Однако и у цыган силёнок тоже надолго не хватило, за очередным перелеском замаячили в поле их спины. Видимо, стали совсем выдыхаться.      Собаку спустили с поводка и она нагнала одного из сбежавших, повалив его в снег. Чтобы не упустить других, стрелкам (таков был приказ) пришлось застрелить первого цыгана. То же самое произошло и со вторым. Ну а третьего, самого шустрого, настигли уже за рекой Сестрой, в посёлке Карманово (12 километров от Ново-Иваньково). Того повязали без применения оружия. В зону конвоиры вернулись только под утро.

УРОК ПОШЁЛ НЕ ВПРОК

     Зимой 1950 года произошёл ещё один побег. И снова сбежавших оказалось трое. При спецзоне располагался тогда гараж с различной автотехникой. Группа заключённых занималась её ремонтом, профилактикой, осмотром и тому подобное. Позднее выяснилось, что часть зэков не только основательно ковырялась в моторах, но и внимательно следила за охраной, режимом её работы.
     При выходе из зоны около ворот было предусмотрено специальное помещение для
вахтера, начальника и помощника начальника конвоя. Отапливалось это помещение
дровами, охапки которых подносили к конторке те же осужденные. Поначалу вошли они в доверие к вахтёру, принося дрова к крыльцу. Хотя этого делать не полагалось: заключённые не должны были близко находиться у вахты. Дальше - больше. Стали зэки заходить прямо в помещение и складывать дрова у печки.
     Воспользовавшись моментом, когда начальник конвоя пошёл на обход, а его помощник на обед, один из заключённых, внеся очередную охапку дров в конторку вахтёра, нанёс последнему несколько ножевых ударов в грудь и спрятал бездыханное тело за печку. В этот момент его "коллеги", разогрев грузовик (ЗИС-150), на полном ходу выскочили в открытые товарищем ворота, прихватили того с собой и… Дави, как говорится, на "газ" что есть мочи.
     Началась погоня. Вдогонку послали новые машины из того же автопарка. Сбежавшие к тому времени подъехали к Иваньковской плотине. Светофоров тогда не было, и каждую машину пропускали по специальным документам, пешком ходить через ГЭС посторонним лицам запрещалось. Пока охранник ждал предъявления пропуска, двое сидевших в кузове зэков, перегнувшись через бортик, аккуратно сдернули с его плеча винтовку и были таковы.
     Не успел обезоруженный постовой сообщить по телефону о случившемся другому
охраннику (на противоположную сторону плотины), как и того таким же образом "раздели". ЗИС-150 беспрепятственно покатил дальше, имея на "вооружении" три боевых винтовки, включая ту, что была изъята у вахтера зоны. Перепутав дорогу, удирающие на грузовике заключённые подъехали сначала к проходной машиностроительного завода левобережья и, не разобравшись, устроили пальбу по воротам и оторопевшим охранникам. К счастью, никого не задели. Быстро осознав свою ошибку, зэки проворно развернулись и помчались по дороге, идущей на город Кимры (Калининской, а ныне Тверской области - ЗО километров от спецзоны). По пути стали с охотой подсаживать в грузовик попутчиков, тут же изымая у них деньги и ценные вещи.
     За Кимрами, вытряхнув из машины первую партию ограбленных, они, угрожая оружием, в одной из близлежащих МТС сменили свой грузовик на более мощный и быстроходный, и вновь погнали по шоссе, уходящему на село Горицы (80 км от Кимр). И снова та же картина: новым "лохам" (пассажирам) предоставляется место в грузовике, после чего - руки вверх, деньги и вещи "на бочку", а затем мощный пинок под зад, долой с машины.
     В ту зиму снег на полях выпал очень обильный, навалило его с избытком. До Гориц дорога была расчищена бульдозером, а дальше - всё занесено, тупик, ехать некуда Тут и нагнали конвоиры сбежавших преступников. А те, бросив машину, драпанули на ближайшую железнодорожную станцию, намереваясь укатить в поезде, идущем в Ленинград (Санкт-Петербург). Теперь уже трое проводников с собаками (и бегущими за ними стрелками) приступили к захвату вооружённой группы осуждённых. При попытке применения оружия против представителей законопорядка двоих из этой группы пришлось уничтожить. А третьего... Совсем он глупый, что ли? Встал в очередь за билетами у кассы. А винтовку забыл с плеча снять, так с ней и втесался в толпу пассажиров. Здесь его, не раздумывая, и скрутили.
     Убитых привезли утром в зону и положили на снег перед общим строем. В назидание, так сказать. Чтобы другим неповадно было побеги устраивать.

ПОКУШЕНИЕ НА НАЧАЛЬНИКА СТРОИТЕЛЬСТВА

     Шёл 1951 год. После второго побега на зоне около входных ворот (рядом с помещением вахты) была предусмотрительно поставлена наблюдательная вышка для конвоиров. В определённое время на территорию спецзоны въезжал "Виллис" с генералом Лепиловым и его личным шофером. Тогда никто и не подозревал, что за их действиями и режимом проезда внимательно наблюдают трое зэков, замышлявших недоброе.
     Обычно после проезда в зону генеральского "Виллиса" основные ворота не закрывались, чтобы обеспечить для руководства беспрепятственный выезд обратно. Машина останавливалась около крыльца главной конторы, где Лепилов общался с сотрудниками зоны. Водитель ждал его в автомобиле. Затем генерал выходил из конторы, садился в «Виллис» и уезжал через незапертые ворота (оставленные под присмотром охраны) по своим делам.
     План у заключённых был простой. Едва Лепилов выйдет из конторы, чтобы сесть в свой автомобиль, необходимо оперативно и слаженно убрать из машины шофёра, а потом, приставив нож к горлу генерала, выехать всем троим из зоны на его же "Виллисе". Охрана стрелять побоится, чтобы случайно не убить начальника строительства. А дальше – видно будет...
     В назначенный день и час генеральская машина, как обычно, въехала в зону и
остановилась около конторы. Через несколько минут Лепилов, побеседовав с руководством зоны, вышел обратно. И тут… Зэки повели себя на удивление несобранно и слишком нерешительно. Когда один из них бросился к машине, чтобы "нейтрализовать" генерала, двое остальных замешкались и подбежали лишь спустя несколько секунд, которых хватило для того, чтобы Лепилов "нырнул" в кабину и дал команду шофёру резко давить на "газ". Через пару мгновений "Виллис" на огромной скорости подкатил к воротам зоны, и генерал из машины приказал охранникам обезвредить покушавшихся на него заключённых. При этом хорошенько "подогрел" первых крепким русским матерком. Конвоиры проявили чудеса прыткости и сноровки. Не прошло и минуты, как трое злоумышленников были задержаны и скручены по всем правилам караульной службы. Так что на этот раз всё обошлось без жертв и кровопролитий.

                ЕЩЁ ОДИН ПОБЕГ

     Прошло два года, наступило лето 1953-го года. На берегу Волги (в районе сегодняшней Молодёжной поляны) практически круглосуточно работали тогда бетонный узел и лесозавод. Много там трудилось и заключённых. Кто-то, конечно, трудился, а кто-то всё больше о воле мечтал. Досрочной. Среди последних нашлись трое, которым мысль о побеге не давала покоя.
     Для приготовления бетонного раствора цемент и известь завозили на самосвалах. В одну сторону - цемент, в обратную - бетон. Компания зэков из трёх человек (опять трое!) приглядела самого простодушного и общительного водителя самосвала, стала втираться к нему в доверие. Они ему деньги, а он - то папирос с "воли" привезёт, то нехитрого провианта, то пивка или даже водочки. Незаметно от конвоя втихаря выпивали, тут же закусывали. И водитель - вместе с осужденными. Тоже не гнушался лишний раз остограммиться.
     В один из таких рейсов Шурка (так звали водителя) вместе с полным кузовом извести привёз очередную бутылку и незамысловатую снедь. Известь свалили в специальный отсек, и стали в кабине поочерёдно прикладываться к стаканчику. А самосвалы тогда были новые, пятитонные, с мощными кузовами. Их только что выписали для стройки. Зэки подпоили добродушного Шурку и, поозиравшись по сторонам, сбросили его в яму с бетонным раствором, чтобы тот не смог быстро оклематься, вылезти и устроить переполох. Запрыгнули в кабину и, подняв кузов самосвала (чтобы легко сбить ворота лесозавода н защитить себя от пуль стрелков-конвоиров с задней стороны), на большой скорости помчались в сторону села Ратмино (6 километров от спецзоны).
     По предположениям беглецов, где-то в этом районе находился аэродром Борки, на котором базировались различные лёгкие самолёты. Среди сбежавших был один бывший лётчик, и по их планам, приехав на аэродром, они силой захватили бы какой-нибудь подходящий "аэроплан", поднялись в воздух и... Лети, куда душе угодно! Только мечтать, конечно, можно, а вот на деле…
     Самосвал доехал до Ратминской стрелки, где река Дубна впадает в Волгу, и остановился. Дальше путь преградила вода. Выскочили зэки из кабины и давай метаться вдоль берега. А тут и конвоиры подоспели. Взяли одного на мушку. Выстрел,- тот замертво падает. Остальных живьём повязали. Отвезли на зону.
     Зато самолёты и персонал в Борках остались целы. А мечтать о полётах "нахаляву" можно и на нарах. Тем более что сроки лишения свободы значительно выросли. За побег.

«ТЕСТ» НА ВЫЖИВАНИЕ

     В 1953 году пошёл я в очередной отпуск. К тому времени был уже женат, жили мы с супругой в одном из рабочих бараков на набережной Волги. По закону полагалось мне «гулять» тридцать календарных дней. Плюс ещё семнадцать за переработку в выходные дни.
   Съездил я в Питер, немного там развеялся, через пару недель вернулся в Ново-Иваньково. Городишко этот был тогда совсем крошечным, сюда только-только начали приезжать первые научно-инженерные кадры и квалифицированные рабочие. Оттого практически все жители были хорошо знакомы друг с другом. Стало быть, нетрудно заметить, что Пётр Цыров (то есть я), вернувшись из Ленинграда, прогуливается по городку, а на работе ещё не показывается. Вроде бы в отпуске пока находится.
     Кто-то из знакомых не преминул поставить об этом в известность начальство. Вышел я как-то в магазин, а ко мне прямо к прилавку дежурный по штабу подбегает: "Петро, тебя Пушкин (начальник охраны) срочно к себе требует!" Явился я к нему в кабинет. Пушкин сразу в крик: "Как так? Почему не на работе?" «Я ещё свой отпуск догуливаю», - отвечаю. А тот: "Посадить его под арест!" И, толком не разобравшись, меня заперли в пристройке, где находилась отдельная комната наподобие карцера. Ну, думаю, раз на то пошло, то я все свои документы и вахтенные журналы подниму, но докажу, что отпуск у меня ещё не кончился и что совсем необоснованно человека под арест упекли.
     Сижу день, сижу другой. Никто в ту комнату, где меня заперли, не заходит, никакой пищи и воды не приносят. Попытался кричать и в двери стучать, - бесполезно, никто не слышит, слишком далеко карцер от дежурки. «За что же так со мной? - думаю. - Бросили, как собаку, и забыли. Ни ответа, ни привета».
     Жена, наверное, подумала, что меня срочно на работу вызвали. Круглосуточную. В общем-то, такое уже случалось, не впервой. Потому и не бросилась на мои поиски. Хорошо, что дежурный по штабу на пятые сутки осмелился доложить Пушкину: "А Цырова-то мы не кормим". «Как? Почему?» - опешил тот и, видимо, только тогда вспомнил обо мне. "Так вы же ничего не приказывали..." - развел руками дежурный.
     Вывели меня тут же из "заключения", где я без еды и воды проторчал пять суток. Не каждый выдержит такое! Пушкин без лишних объяснений коротко распорядился: "Ступай домой! И завтра чтоб на работу вышел!" А я начал правду искать. Попытался разобраться - за что меня посадили и почему так жестоко обошлись? Начальник охраны взбесился: "Не разговаривать! Марш домой!" А мне обидно, продолжаю своё отстаивать.
     На следующий день из охраны меня уволили, подчистую. Но на этот раз Пушкин о законном постановлении и о приказе по штабу не забыл. Не в пример тем действиям, когда несправедливо сажал меня в карцер. Хотя о каких правах человека можно было говорить в начале пятидесятых? Вот так я навсегда и распрощался с охранной деятельностью.

ЭПИЛОГ. К МИРНЫМ РАБОЧИМ БУДНЯМ

     Пять месяцев скитался я без работы. Помышлять о другом месте жительства не
приходилось, мы с женой уже прочно осели в Ново-Иваньково, здесь родилась и наша первая дочь. Пытался я устроиться в ОИЯИ слесарем-водопроводчиком, однако меня туда не приняли. Из-за одного "пунктика" в анкете: мать во время войны находилась на оккупированной территории.
     А вот бывший заключённый, который отбывал наказание в нашей спецзоне и затем освободился, помог мне, бывшему конвоиру той же зоны, устроиться в одну из строительных организаций города. Сам он работал там уже прорабом. Без лишних рассуждений взял и меня к себе. Такая вот наглядная "ирония судьбы".
     Спустя четыре года был я зачислен водопроводчиком на первую научно-
экспериментальную площадку (Лаборатория ядерных проблем ОИЯИ), где когда-то силами заключённых и конвоиров был воздвигнут корпус под синхроциклотрон, о котором я уже упоминал. Проработал там до 1983 года, после чего вышел на пенсию. Однако и по сей день ко мне нередко обращаются инженерно-технические работники, если у них возникает необходимость в консультациях по поводу расположения тех или иных подземных коммуникаций. Ведь за сорок с лишним лет я проложил их под магистралями нашего города столько, что от Дубны до Санкт-Петербурга хватит протянуть. Вот только свидетелей тех проектов сегодня практически уже не осталось. Да и хорошей памятью не всех Господь одарил...
     Ещё об одной маленькой детальке хотелось бы обязательно упомянуть. Являясь
потомственными сельскими жителями, мы с женой с начала 50-х годов постоянно держали в пригороде Дубны небольшое стадо коров. За что неоднократно подвергались злобным нападкам со стороны многих недобрых и завистливых людей. В том числе и "высокопоставленных". Сегодня подобная фермерская деятельность государством только приветствуется. Пожалуйста, если есть желание и трудолюбие, разводи хоть слонов! Отчего же в те годы, когда были силы н огромная созидательная энергия, нещадно пресекались на корню любые действия по реформированию института собственности? Впрочем... Я обиды ни на кого не держу. Пусть Бог рассудит всех по справедливости. И вообще,- получается совсем другая история. А о той, что хотел рассказать, я уже поведал.


                *   *   *

       Каждый год в конце июля ядерный центр Дубна отмечает свой очередной День города. По нарядным улицам наукограда, как всегда, прокатываются волны праздничных гуляний и торжественных мероприятий, завершающихся грандиозным вечерним фейерверком. Однако в этом последнем, самом зрелищном этапе Дня города, никто, пожалуй, так и не узрел примечательной символики: разноцветные гроздья салюта полыхают, как правило, именно над той частью набережной Волги, где когда-то, поздней осенью 46-го‚ высадился. первый "десант", принявший участие в строительстве «засекреченного» научного объекта.
     Должны ли мы сегодня помнить об этом? Безусловно! Мы просто о б я з а н ы знать, что первые опыты по расщеплению атома были проведены в лабораториях, практически вручную построенных неимоверным трудом десятков тысяч заключённых. Многие из них остались навечно лежать в заболоченных лесах близ посёлка Ново-Иваньково. К сожалению, и открытие первых физических элементов советского периода никогда бы не состоялось без кирки, лопаты, лома и тачки на фоне сурового прицела конвоирской винтовки. Это горькая, но, согласитесь, очень важная для нас п р а в д а...