Король и Мастер. Глава 23

                23

     Архитектора Хуана Баутисту де Толедо король Филипп пригласил в Испанию из Гента сразу по своему возвращению из Нидерландов. Архитектор учился мастерству, работая в Нидерландах и Италии, а это как раз то, что что требовалось Филиппу. После своего первого незабываемого вояжа по провинциям империи Филипп бросился переустраивать сады и дворцы Кастилии в нидерландском и итальянском стилях.

     Однако, по возвращении в Испанию из Англии и Нидерландов король Филипп обнаружил, что за годы его отсутствия работы заглохли, толком не начавшись. Теперь же король Филипп, всё ещё находясь под впечатлением дворцов и садов, что он видел в Нидерландах и Италии, твёрдо вознамерился воплотить в жизнь неосуществлённые когда-то планы.

     По указанию короля дон Хуан Баутиста привез с собой нанятых в Нидерландах архитекторов и садовников. Хуан Баутиста де Толедо знал ещё наследного принца Филиппа и помнил короля Филиппа в Нидерландах – корпящего над бумагами с утра до позднего вечера, не позволяющего отдохнуть лишний час ни себе, ни правительству, ни придворным на службе.

     Архитектор, поэтому, отправляясь в Испанию, понимал, что ему предстоит огромная работа и радовался этому. Он любил своё дело, гордился тем, что король Испании именно его избрал для перестройки своих дворцов.

     Случилось как он и полагал: король Филипп посвятил его в свои планы на следующий же день по прибытии в Вальядолид, встречался с ним едва ли не каждую неделю, для чего архитектору приходилось ездить за королём по всем городам и весям Испании, придирчиво выслушивал его доклады, скрупулёзно прочитывал отчёты и писал свои пожелания. Король Филипп и сам наведывался проинспектировать строительные работы, мог остановиться в наполовину выстроенном дворце, стойко перенося неудобства.

     В Мадриде король Филипп, к своей радости, узнал, что переустройство мадридских дворцов завершается, убедился в этом самолично. Скоро он перевезёт в Мадрид Её Величество королеву Елизавету. Она не раз замечала королю, что терпеть не может Толедо – слишком много смертельно скучных, унылых священников.

     Королева Елизавета оказалась примерной католичкой, регулярно посещавшей церковь и слушавшей мессу. Но она не молилась так усердно и истово как кроль Филипп. Мессы необходимы, говорила она, но нужно и празднества устраивать. А после проведённого в Толедо в её честь аутодафе, на котором она едва досидела до конца, Елизавета просто возненавидела Толедо и выезжала оттуда под любым удобным предлогом.

     Переезд двора в Мадрид задержала болезнь Дона Карлоса вследствие нелепого происшествия. Принц слушал лекции в университете. Спускаясь по ступенькам, он оступился, упал и ушиб себе голову. Таково было формальное объяснение, представленное двору, но придворные принца доложили королю, что принц пытался влезть в окно к горничной.

     Несколько дней принц пролежал в лихорадке. Король Филипп ринулся к сыну, как только его известили о печальном случае. Его сопровождал только Руй Гомес. Придворные врачи предлагали кровопускание и заговоры маврских врачевателей. Филипп готов был согласиться со всем, что могло спасти его любимое чадо.

     Вместе с тем, он сразу же, невзирая на протесты придворных врачей, послал гонцов за Андреасом Везалием, которого немало его собратьев по профессии, несмотря на успехи во врачевании, а может быть, благодаря им, считали еретиком и прислужником дьявола. Гонцам определили самых быстроходных скакунов и велели их не жалеть, даже если они будут загнаны насмерть.

     Везалий осмотрел принца и объявил королю, что необходимо сделать отверстие в черепе принца, иначе он не выживет. Придворные врачи отговаривали короля Филиппа: такие операции редки и часто приводят к смертям. Везалий же торопил с решением: время драгоценно и будет упущено, если тотчас не начать операцию.

     Дон Карлос тем временем уже заговаривался и никого не узнавал – ни придворные врачи, ни мавр-заклинатель не могли ничего поделать. Отчаявшийся король Филипп согласился, он видел, что в любое мгновение он мог остаться без сына, а государство без наследника.

     Когда операция завершилась и Везалий удалился отдохнуть, между придворными эскулапами разгорелся жаркий спор. Одни называли его великим врачом, которого сам Всещедрый Господь наделил даром врачевания. Другие возражали: он просто алчный деляга, а дух его во власти дьявола; если бы не всемогущие заступники, святая инквизиция давно отправила бы его на костёр очищать душу огненным пламенем.

     Дни и ночи король Филипп вместе с Везалием находился у постели Дона Карлоса, забыв о сне, еде и государственных бумагах. Судорожно сцепив кисти рук, он отчаянно молился тут же, у постели смертельно больного сына: молил Господа сжалиться над принцем, оставить ему жизнь, молил господа пощадить его самого, не забирать у него Дона Карлоса.

     Везалий, наконец, объявил, что опасность смерти миновала, но Его Высочество будет слаб ещё долгое время. На этом Андреас Везалий испросил разрешения короля отбыть к себе в Италию и получив его, немедленно начал сборы в обратный путь.

     Король Филипп предпочёл бы иметь Везалия всегда под рукой в Испании, но ему не хотелось неволить великого врача, не чаявшего души в Италии, просто из-за своей прихоти. Он всегда может послать за ним гонцов, Везалий не посмеет отказать, помня о могуществе и великодушии короля испанского Филиппа.


     Переехав в Мадрид, королева Елизавета бросилась обставлять свои покои во всех дворцах вокруг города с изящным и очень дорогим французским вкусом. После тоски в мрачном Толедо молодая, радостная от природы и по воспитанию Елизавета жаждала веселья.

     Она устраивала празднество за празднеством: обильные пиры, роскошную охоту, балы и маскарады, начинавшиеся после обеда и заканчивавшиеся затемно. На каждом балу или пиру Елизавета появлялась в новом платье, всякий раз вызывавшем восторг француженок и замешательство испанок.

     Королеву поддерживали французские придворные и те из испанцев, что нехотя оставили Нидерланды, возвращаясь вслед за своим новым королём. Другие шептали по углам: бесконечные празднества, непрекращающееся веселье, обжорство и питие сверх меры – грех перед Господом, нужно проводить больше времени в храме за молитвой, следуя примеру короля.

     Королевские придворные музыканты не знали отдыха ни днём, играя на балах и пирах, ни ночью, разучивая новые весёлые пассажи по вкусу королевы.

     Самым первым празднеством тактичная Елизавета устроила охоту в честь короля с последующим пиром в охотничьем доме Эль Пардо. Король Филипп оценил не только охоту, но и дипломатичность юной супруги. Всему двору было известно: что касается отдыха, король предпочитал охоту.

     Весёлая, громкая музыка играла, разносясь во все углы просторного бального зала, освещённого множеством больших и малых свечей. Королева Елизавета отдавалась всем сердцем танцам на устроенном ею маскараде. Маски прихотливой работы - чудные, прекрасные, смешные, уродливые – доставили из Италии. Первый танец бала королева Елизавета танцевала с супругом-королём. Филипп выбрал для себя самую простую маску, какую только смог отыскать среди доставленных, всего лишь скрывавшую глаза и лоб.

     Король Филипп вдруг ощутил острое, нестерпимое желание помолиться. Пожелав королеве доброго веселья, а затем доброй ночи, он оставил веселящихся и отправился, повинуясь возникшему порыву, в одну из дворцовых часовен.

     Небольшая часовенка тускло освещалась несколькими свечами, выявлявшими образы Святой Девы Марии, святого Иоанна Евангелиста и Святого Иеронима. Король Филипп остановил служку, бросившегося зажигать новые свечи для лучшего освещения, и услал его из часовни, пожелав остаться в одиночестве.

     Он молился страстно, истово, молил Господа простить его за грехи, испрашивал благоденствия и процветания для Испании, испрашивал у Святого Иеронима сил и мудрости. В тиши и полумраке трепещущее пламя свечи выхватывало лик Святого Иеронима, смотрящего на короля с выражением ожидания на умном, всепонимающем лице.

     Король Филипп вперил неотрывный взгляд прямо в глаза Святого, сложив руки в молитвенном жесте. Ему подумалось: он должен построить что-то, прославляющее Господа, величие Испании, всей Империи и его отца, ушедшего из жизни императора Карла. Это должен быть собор или церковь или монашеская обитель.

     Пламя свечи пред образом Святого Иеронима вдруг вспыхнуло с новой силой, осветив всю фигуру Иеронима, держащего переведённую им Библию в одной руке и благословляющего короля другой, Во взгляде Святого Иеронима король прочитал одобрение.

     Король Филипп возблагодарил Святого Иеронима, пославшего ему благодатную мысль. И надобно остановить это едва ли не каждодневное веселье. С таковыми думами король Филипп отправился в свою спальню, намереваясь просмотреть перед сном бумаг на сколько хватит сил.

     Перед самым отходом ко сну, когда король уже спал на ходу от усталости, перед ним вдруг возник новый лик: лицо немолодого человека, испещрённое морщинами, с прямым носом и тонкими губами, широко раскрытые глаза смотрели прямо на него.

     Король Филипп почему-то уверился - это лицо Иеронима Босха, хотя он и не знал как выглядел мастер, не видел ни одного изображения. Мастер пристально уставился на короля Филиппа, иронично сжав губы, и будто сомнение читалось в его глазах. «Я построю обитель и церковь и приглашу монахов-иеронимитов возносить молитвы Богу и Святому Иерониму», - убедил себя пробудившийся наутро король, убедил себя и Святого Иеронима.

     Возникшая в часовне мысль о строительстве обители накрепко засела в голове у короля. Постепенно обрастая новыми подробностями, идея становилась грандиозной. Это будет огромный ансамбль, включающий в себя всё: гробницу отца и последующих Габсбургов – королей Испании с их семьями, церковь, монастырь, библиотеку и небольшой дворец.

     "Дворец для Господа и лачугу для короля", - промелькнуло у Филиппа и он улыбнулся благостности мгновенной мысли. Церковь король Филипп посвятит Святому Лаврентию, которого особо почитали в Кастилии и Арагоне и храм которого испанские войска разрушили, не желая того, в победоносной битве с французами при Сен-Кантене.

     Король Филипп ознакомил Хуана Баутисту де Толедо с тем, что уже оформилось в более или менее определённый план и поручил архитектору, воодушевлённому грандиозностью работы, найти подходящее место для ансамбля и начертать первые наброски чертежей. Место для предстоящего строительства должно быть непременно в Кастилии, уточнил монарх.

     Король Филипп сообщил архитектору: с этого времени их аудиенции станут более частыми, он желает знать каждую деталь предстоящего строительства. Начав с ближайших окрестностей Мадрида, Хуан Баутиста де Толедо осмотрел каждый угол Кастилии и после годовых поисков остановился на местечке близ деревушки Эль Эскориал, которое, к тому же, находилось недалеко от Мадрида.

     Выбранное доном Хуаном Баутистой место для строительства казалось ему вполне привлекательным. Он приметил его с самого начала, но продолжил поиски. Сразу остановить выбор на этом самом месте ему помешало обстоятельство о котором он счёл необходимым доложить королю: местные жители считают местность эту необычной, а некоторые – подозрительной.

     Мнения о необычности места разделялись до полностью противоположных. Одни полагали, что равнина близ деревни эль Эскориал благословлённая Господом – солнечная, обдуваемая лёгким ветерком.

     Другие считали, что место это проклятое: ходили слухи, что давным-давно здесь появлялся Люцифер и где-то в горах или среди залежей гранита и камня, как нельзя более кстати расположенных и подходящих для строительства, можно найти врата Ада, что местные жители слышали страшный вой по ночам. «Место сродни фантазиям Босха, райским или адским», - мелькнуло у короля Филиппа.

     Посланные в горы и гранитные залежи монахи и солдаты никаких ворот и ничего другого подозрительного не нашли и освятили местность. Король Филипп, готовый уже было сам начать поиски, без промедлений отправился с архитектором взглянуть на местность и остался доволен выбором Хуана Баутисты.

     Вполне обширная равнина рядом с рекой, освещённая солнцем и примыкающая к горам Сьерра де Гударрама, пришлась по нраву королю Филиппу. Присутствие монастыря и постоянные мессы должны отогнать дьявольские силы, сообща решили монарх и архитектор и вскоре король самолично заложил первый камень будущей обители.
Строительство только началось, а король Филипп уже представлял себе как величественны будут гробницы, как будет наполнена книгами библиотека, как роскошны будут алтарные картины и все внутреннее убранство.

     Король Филипп дал понять архитектору, что желает скромное убранство снаружи зданий и богатое внутри. Это будет аллегория, разьъяснял король Филипп, аллегория боголюбивой души – простой снаружи и прекрасной внутри. «Ты говоришь живописными иносказаниями, Иероним, а это будет моя архитектурная аллегория»

     Король вникал в каждую подробность. Строительные материалы выбирались самого отменного качества и свозились в деревушку Эль Эскориал со всех концов империи: строительный лес, белый мрамор из гор Филабреса и Эстремоса, красный и коричневый  мрамор из Гранады, яшма из Аранхуэса, светильники из Фландрии, утварь для церкви и монастыря со всех пределов Испании, кованные решётки изготавливались в Испании и Фландрии, серебро с золотом из испанских заморских владений, ценные породы дерева оттуда же, канделябры и ткани из Фландрии и Италии. Комплекс будет содержать просторную библиотеку и вместительные залы для его коллекций.

     Он становился заядлым коллекционером. Разыскивал и покупал мощи святых и вещи, связанные с их жизнью, коллекционировал музыкальные инструменты и старинные музыкальные сочинения, предметы и трактаты по алхимии, манускрипты на разных языках, работы отцов церкви.

     Книги он начал собирать ещё в детстве – учителя приучили его много читать. Неотъемлемой частью задуманного им ансамбля будет большая библиотека, где он и поместит все свои книги. В его дворцы свозились диковинные животные и птицы со всех концов света.

     С новой страстью он продолжал коллекцию по искусству – скульптуру и живопись. Мария Венгерская после своей смерти оставила ему большую часть картин из своей великолепной коллекции. Уже пришли некоторые из картин, заказанных Тициану.

     Он сделал новый заказ венецианцу на библейские сюжеты, держа в уме мысль о дальнейшем украшении своего архитектурного детища. Картины, что он заказал в Аугсбурге, никак не годились для украшения церкви или монастыря, а вот для украшения библиотеки... эти великолепные работы можно повесить и во дворце в Мадриде или в любом другом дворце.

     Король Филипп послал агентов в Италию и Фландрию для закупок скульптур и картин, выделил специального агента для поисков копий с Босха или возможных оригиналов. Он заказал Михелю Кокси в Брюсселе выткать на гобеленах сюжеты Иеронима Босха.

Далеко не всегда складывалось гладко, были и неудачи. Попытка купить в Генте знаменитую алтарную картину братьев ван Эйк закончилась неудачно. Служители гентской церкви отказывались, сколько бы король не предлагал. Безуспешной стала и его попытка купить в Вене у своего кузена Максимилиана изображённый Босхом Страшный Суд, заказанный когда-то художнику его дедом Филиппом, герцогом Бургундским. Хотя, этот триптих с самого начала предназначался императору Максимилиану.

     Король опять-таки думая об украшении будущего ансамбля. Картины и копии Босха представлялись ему вполне подходящими для этой цели, невзирая на их «двоякость», а может быть благодаря ей?


     Круглое знойное солнце, похожее на большой красно-рыжий апельсин, медленно садилось за багряные с золотом облака, собирая с верхушек деревьев в фруктовых садах свои последние лучи. Наползающая душная ночь окутывала окружающие Мадрид местечки чёрною вязкою мглою.

     Дон Фелипе де Гевара сидел за столом перед открытым окном и, затаив дыхание, заворожённо смотрел на скрывающийся божественный апельсин, провожая утекающий за горизонт день. Припадки лихорадочного озноба заставляли его кутаться в шерстяную накидку, несмотря на жару.

     Дон Фелипе не чувствовал жары. Липкий холод приближающейся смерти забирал тепло из тела. Дон Фелипе ощущал её настойчивое присутствие, её зловонное дыхание, её ледяные прикосновения. Дон Фелипе привёл свои дела в порядок – следующая ночь, следующий день могли стать последними.

     Он не хотел умирать, отчаянно цеплялся за жизнь из последних сил. Невзирая на лихорадку, Дон Фелипе с неведомым доселе наслаждением проживал каждый новый, подаренный Господом день. Он благодарил Создателя, что может ещё ходить, но силы оставляли его.

     Он страшился засыпать – смерть могла забрать его в своё мрачное царство во время сна. Этой ночью, однако, сон ещё не заключил его в свои тягучие объятия. Перед ним на столе мерцали две большие восковые свечи, освещая лист дорогой бумаги для особых случаев, серебряный сосудик с тушью и несколько остро отточенных перьев.

     « Ваше Королевское Величество», - старательно вывел дон Фелипе первые слова предстоящего письма королю Испании Филиппу.
«Если Вы читаете эти строки, то сие означает, что я уже в мире ином. Письмо это по моему указанию доставят Вашему Величеству после моей смерти и чтение его не займёт много Вашего драгоценного времени, которое Ваше Величество, я это знаю, чрезвычайно ценит.

Внезапная, тяжкая хворь одолела меня. Я чувствую,  земная жизнь моя приближается к завершению и дни мои сочтены. Ах, как хотелось бы ещё пожить на нашей прекрасной земле, наполненной грехом и святостью, непотребностями и благочестием, унынием и радостью.

Ни умения врачей, ни чары заклинателей и ведуний, а к их помощи  я тоже прибегал в надежде продлить мои земные дни, не смогли одолеть проклятой болезни. Я уже ощущаю дыхание смерти. Не ведаю, куда попаду я после жизни земной. Не слышал я ещё ни райских труб, ни адских.

Отважусь сказать: и Рай и Ад мы можем встретить здесь, на земле, мы испытываем достаточно и адских мук и райского блаженства в нашем жизненном странствии.
Однако, пора мне вернуться к цели, ради которой я решился написать Вашему Величеству сие послание.

Вместе с этим письмом Вашему Величеству доставят, по моему указанию, и зеркало моего досточтимого отца, дона Диего де Гевары. В последний визит Вашего Величества ко мне, когда Вы оказали моей скромной персоне великую честь и неописуемое счастье, посетив моё имение на пути в Мадрид, Ваше Величество нашли занимательным это самое зеркало.

Осмелюсь добавить: мне показалось, что Ваше Величество, как в своё врем мой отец, увидели в зеркале не только своё отражение, но и что-то иное. Однако, к этому времени визит Вашего Величества подошёл уже к своему завершению, я только упомянул о том, что зеркало это старинной работы и что отец мой видел в нём не только своё отражение.

В этом письме мне хотелось бы рассказать то, о чём я упомянуть не успел. Возможно, эта история покажется Вашему Величеству весьма любопытной.

Моему отцу, дону Диего де Геваре, в своё время посчастливилось приобрести небольшую, но совершенно очаровательную картину знатного мастера прошлого Яна ван Эйка, изображавшую пару из семьи Арнольфини, что проживали в Брюгге, ту самую картину, что значительно позже, в 1516 году мой отец преподнёс Её Высочеству Маргарите Австрийской, наместнице Нидерландов в память о её брате, Герцоге Бургундском Филиппе, была как раз десятая годовщина его смерти.

Ранее отец преподнёс картину в память о герцоге императору Максимилиану – триптих кисти Иеронима Босха, изображающий Страшный Суд. Триптих заказал сам герцог с намерением сделать подарок своему отцу-императору, но затем работа над ним была приостановлена.

После безвременной кончины и захоронения герцога Филиппа мой отец вернулся в Брюссель и, помня о желании герцога, заказал Иерониму Босху закончить триптих.

Вместе с картиной Яна ван Эйка отец приобрёл зеркало старинной работы. Отец подумал тогда: может быть это зеркало изготовлено во времена Яна ван Эйка. Зеркалом этим отец очень дорожил, считал его необычным, видел в нём, помимо своего отражения, и иные образы.

Отец рассказывал: однажды к нему в Брюссель прибыл Иероним Босх, доставил купленную им картину, изображавшую Семь Смертных Грехов и Четыре Последние Вещи. Иероним Босх взглянул в зеркало и увидел там, помимо своего отображения, иные образы. Любопытно заметить, что не все образы, виденные моим отцом, были ему знакомы, так же обстояло дело и с Иеронимом Босхом.

Моя скромная персона всегда видела в этом зеркале, как и в других зеркалах, только своё отображение. Ваше Величество, как я уже упоминал ранее в этом письме, возможно, видели в зеркале не только собственное отображение.

Я, поэтому, нижайше прошу принять это знаменательное зеркало в память о визитах Вашего Величества и беседах об искусстве.

Покорный слуга Вашего Королевского Величества,
Советник при Дворе, дон Фелипе де Гевара».

     Король Филипп дочитал письмо и взглянул в выпуклое круглое зеркало, которое уже успели развернуть. И опять после своего отражения король увидел знакомое резко очерченное лицо. Но и оно размылось, исчезло. Вместо него возникло лицо из картины Иеронима Босха.

     Король Филипп сразу узнал его – это было бледное лицо странного, нелепого существа с таверной внутри тела из триптиха Вильгельма Оранского. А ведь они похожи, эти два лица, невзирая на то, что лицо из триптиха очерчено довольно мягко. Будто один человек в разном возрасте. Почему-то это не приходило ему в голову.