Гражданская позиция

      Витек блефанул. Без всякого дурного умысла, без всякой цели, так чтобы покрасоваться, чтобы обратить на себя внимание…. 
      Трудился он простым монтером пути в одном из подразделений на железной дороге, недалеко от областного центра. Работа не трудная, особенной квалификации не требовала, кроме одного - физической выносливости. Тут тебе не за столом в каком-либо офисе прозябать или баранку водилой крутить. Кувалда, лом, да  другие орудия трудовой деятельности весят предостаточно. Одна лапа путейская, то бишь такой инструмент в виде закаленного стального лома с торчащим раздвоенным  выступом, чтобы удобней костыли (наподобие гвоздей, только железнодорожного профиля) подхватывать и из шпал выдергивать - поди, под десяток кило тянет. Махать кувалдой, вбивая эти самые костыли, да вытаскивать их при помощи лапы из пришедших в негодность шпал восемь часов кряду с перерывом на обед - силенка требуется отменная!
       Ради истины следует признать, что технический прогресс на железнодорожном транспорте шел полным ходом, и уже применялись умные машины с электронным управлением, предназначенные для выправки, рихтовки и подбивки стальных магистралей. Такая машина могла собой заменить чуть ли не целую бригаду путейцев. Но железнодорожных путей было столько, что таких умных механизмов требовалось, наверное, несколько тысяч - страна то по транспортным артериям у нас испокон веков считалась железнодорожной. Так что наравне с механизацией и автоматизацией в деятельности путейцев преспокойно соседствовал и ручной труд.
       Начальство обещало Витьку направление на курсы дать, чтобы на оператора такой умной машины выучиться, но чуть погодя, на следующий год. А пока приходилось ему в летнюю пору кувалдой махать, а зимой лопатой и метлой стрелочные переводы от снега очищать. Дело тоже, сказать вам, не из легких, еже ли каждый день этим заниматься. С непривычки поначалу  к вечеру руки, кажется, прямо так и отваливались, но ничего организм молодой, да и силенкой Бог не обидел. Правда, умом…, но это чуть погодя…..   
       В общем, Витек блефанул, да так, что резонансом его слова отдались, да еще каким!   
       Как-то летом, когда время рабочего дня подкатывало к завершению и оставалось не больше полутора часов до съема с участка пути, их бригада  решила скинуться и немного оттянуться. Рассудили вполне логично: пятница, впереди два выходных, на работу не надо - так что можно и расслабиться. Начальство, наверняка, не появится – ближайшая станция от перегона лежала в нескольких километрах. Если пойдет дрезина с проверяющим, то диспетчер по рации сообщит и у них будет достаточно времени, чтобы скрыть остатки возлияния и приготовиться к встрече. Но вряд ли, такое произойдет – все-таки конец трудовой недели. Притом, ведь начальство тоже не прочь отдохнуть…..   
       Железнодорожный путь проходил вблизи дачного поселка, в магазин которого тотчас сгоняли и, когда покупка была доставлена, уселись плотным кружочком. Выпили. Закусили. Снова налили. Опрокинули. Хорошо! Птички щебечут, в траве кузнечики стрекочут. Воздух звонок. Тепло. Солнышко светит, но не припекает. Легкий ветерок листочки шевелит. Благодать!
Наполнили кружки – по третьей…. После четвертой закурили, разговоры пошли.  Как обычно в таких случаях – про работу, баб, да рыбалку…. О чем еще мужикам говорить?!
       Между пятой и девятой вообще языки развязались. Про свои удачи на охоте, ловле лещей и щук, да про подвиги с женским полом заливают. Брешут -  почем зря! А Витек, сказать, не рыбак и не охотник, молчит….
       Про баб молоть не хотелось – к чему затрагивать эту тему? К слову, опыта по этой части почти никакого, не женат…. Правда, встречается с одной, Веркой, продавщицей из супермаркета. Временами захаживает на огонек, ночует. Но о семейных узах мысли не приходили. Сейчас он не желал касаться подробностей этой стороны личной жизни, а тем более про нее заливать. Но уж очень хотелось выделиться из таких же работяг, как и сам.
Но о чем завести речь?! Про армию?! Так ничего особенного – в срочную тянул солдатскую лямку рядовым, даже в ефрейтора не выбился. Не воевал. Афганистан давно завершился до его призыва. В Чечню не попал, в горячие точки не направили. Служил в хозяйственном взводе мотострелкового полка кладовщиком на вещевом складе. Нафталину тогда нанюхался от развешанных рядами полушубков, стопок военной формы, что на стеллажах пылились, да гуталину от сапог кирзовых – до одури! Чего рассказывать?! Про самоволки? Так кто в них не бегал?! На губе пришлось отсидеть, правда, за дело…. 
       Он тогда год отпахал, когда салаг после учебки в казарму привезли. Распределили по койкам, построили. Стоят они, словно птенцы, головы нагло побритые. А перед ними сержант, из числа дедов, расфуфырившись, грудь вперед, ремень ниже пупка и чуть выше того места, где мужское достоинство, ходит вдоль строя. Уму разуму учит. Чтоб, значит, отбой в сорок пять секунд, да подъем не затягивался, в это же секундное измерение с постели вскакивали. Салажата затравленно, с испугом в глазах, взирают на деда - представителя младшего командного состава. На гражданке они про дедовщину всякого наслышались. Заранее к ней приготовились, понимая, что полгодика следует как-нибудь протянуть, перенести все эти тяготы и лишения казарменного унижения, а там и самим в категорию дедов перевалить, гоголем-моголем перед новым призывом расхаживать. 
       Сержант, помнится, остановился. Обвел орлиным взглядом замерший строй, громыхнул звучным голосом:
       - Слушай мою команду! Всем лечь!
Салабоны моментально неуклюже, кто как смог,  попадали  на пол. Смех, да и только!
       - Встать! Лечь! Встать! Лечь….! –  подает команды сержант. Потом, когда они замерли в горизонтальном положении: - Отжимайся! 
       Считает вслух. Раз, два, три…… двадцать! Один из прибывшего пополнения - худосочный, кожа да кости, так выбился из сил, что в немощи своей распластался, не в состоянии на руках приподняться. 
       - Эй, чучело, встать! – заорал на него дед-сержант и, с размаха, сапогом под ребра. Молодой, морщась от боли и прижимая руки к боку, кое-как поднялся. Из кармана выпал мобильный телефон. Сержант сразу себе – мол, это компенсация за отдых, можешь на табуретке пока посидеть, дух перевести. У того слезы на глазах…. 
       В армии неписанное правило – личные письма и сотики не отбирать. Без весточек из дома солдату ой как тяжело, признаться честно, даже вовсе худо! Письма разрешалось писать в отведенное время перед отбоем, да и разговоры по телефону вести, были б лишь деньги на карточке. А в период занятий, да службы, вроде нарядов всяких и караулов – ни-ни!
        Короче, дед этот из сержантов, нарушил установленный порядок солдатского жития-бытия. - Верни сотик! – не выдержав, потребовал тогда от него Витек, жалко стало ему  худощавого салагу.
       - Да пошел ты в ж...! – огрызнулся сержант, назвав определенное место человеческого тела, и смачно сплюнул себе под ноги, на чистый казарменный пол.   
       Такого насмехательства над собой и явного пренебрежения Витек вынести не мог. Подпрыгнул к сержанту. Хрясь! Вмазал по челюсти.  Тот грузно осел,  размазав свой же плевок. Очухался. Помотал головой. Поднялся. Склонив голову, в злобе ринулся на обидчика. Завязалась драка…. Подбежавшие одногодки еле разняли. 
       На следующий день вызывает замполит, так они заместителей по воспитательной части между собой называли. Офицеры этой профессии, как в давно минувшие времена, о которых Витек знал лишь понаслышке, уже не вели политзанятия в ленинских комнатах, где на самом видном месте красовался лозунг «Партия – наш рулевой!». И под которым в обязательном порядке висели стенды с картинками, наглядно отображающими биографию основателя советского государства, а также фотографиями членов и кандидатов в члены Политбюро. Причем, как гласила солдатская молва, фамилию, имя и отчество каждого из них требовалось знать наизусть. Чтоб отскакивало от зубов! Ныне на заместителей командиров подразделений по этой части возлагалась задача обеспечения здорового морально-нравственного климата в атмосфере воинской жизни. Они, как могли, его и обеспечивали. Правда, больше борясь с помощью дисциплинарного устава с царившей в казармах дедовщиной.
       Так вот, вызывает замполит и допытывается. Мол, что там вчера случилось и кто более виноват в кулачном бою? А следует сказать, лилово-багровым цветом растеклись синяки под глазами у обоих – тут и  допытываться  об участниках много ума не требуется. Но гнет свою линию замполит: все-таки сержант и рядовой, да не молодняк какой, деды…. В чем причина – доискаться непременно желает. Витек молчал. Как вод воды набрал и его соперник с лычками на погонах. Рассвирепел тогда замполит  -  трое суток губы отмерил. Ничего, перекантовались в камерах. Он, которая  для рядовых, сержант – для младших командиров. По выходе подружились.       
      Но не об этом же рассказывать?! 
      Витек обвел взглядом собутыльников. Каждый что-нибудь травит. Рот от удивления можно разинуть, да так с отвисшей челюстью и просидеть. Вон, как бригадир заливает насчет своих похождений.
       О чем самому рассказать?!  После армии устроился матросом на теплоход.       
       Полтора года ходил на нем, возя лес - бревна, да доски. В душе он был романтиком. Может, это чувство и привело его на корабельную палубу? В точности сам не знает. Но морская форма, особенно, тельняшка, очень уж нравилась. Еще любил после ночи на вахту заступать, когда над гладью воды утренний туман дымчатой пеленой стелился. Речная свежесть вмиг прогоняла сонливость. Глухо работали дизеля, и мелкой дрожью вибрировал настил нижней палубы. Судно медленно спускалось вниз по течению, оставляя за бортами очертания крутых берегов. Тишина. Красота очаровательная!   
       Ну не об этом же здесь рассказывать, когда бригада, закусывая солеными огурчиками и домашней квашеной капустой, весело гогочет над нехитрыми байками?! Пьяный галдеж…. А как хочется какого-нибудь выпендрежа, аж меж лопаток чешется!
       И тут Витька осенило: то ли выпитое ударило в голову, то ли извилина какая выпрямилась. Улучшив момент, когда в перерыве между очередным разлитием  и распитием воцарилась пауза, ввернул:
     -  Вот я на судне работал, так там людей убивали…. Много  людей, более двух десятков…. 
     - Чего мелишь?! – взяв в четверть наполненную сорокоградусной кружку,   взглянул на него бригадир. – Что за бред несешь?!   
    - Да нет, взаправду, -  округлив глаза, произнес Витек и перекрестился, что никогда с ним не случалось. Был он не верующий и церковь посетил всего лишь разок, до армии, из одного любопытства. – Ей Богу, такое творилось, что страшно говорить!   
     Путейцы  примолкли. Мутными глазами уставились на него. Алкогольные пары, размягчавшие серое вещество постепенно улетучивались, заставляя шевелить мозгами.   
    - Ну?! – хмуро произнес пожилой монтер. – Чего было-то?!   
    - А то происходило на теплоходе. Хозяин должников своих привозил.    
     Держал в отдельной каюте. Кто из них не расплачивался, то того в бочку, заливали цементным раствором и за борт…. 
    - Не хрена себе…, - ойкнул один из путейцев, двадцатишестилетний Колька, одного с ним возраста. - Живых людей и в бочку?!
    - Именно! – с продыхом проговорил Витек. – Почитай за целый год двадцать человек так закатали…. Время какое было – кризис…..
    -  Да, мать твою! – незлобно матюгнулся монтер, которому было где-то более пятидесяти: – Благо, что зарплату платили, а премиальных тогда не давали…. 
    - Это  точно! - посмотрев на него, кивнул бригадир и мрачно покосился на Витька:
    - И ты к этому причастен?!
    - С кормы сбрасывать бочки помогал…..   
    - Дела-а, - протянул пораженный рассказом, сидевший рядом на бревне Колька и невольно отодвинулся от него. 
    - А что делать было? - пожав плечами, промолвил Витек. - Отказаться?! Так самого могли в воду….– Помолчал. - Жизнь дороже…. Один из команды  заартачился, так утром просыпаюсь, а его нема…. Вскоре выловили, утоп….   
   - Слушай, а как же так?! – бригадир, туго соображая, что теперь следует делать после прозвучавшего признания, не сводил глаз с Витька. – А как же ты это, оттуда ушел?! Сбежал что ли?!
   - Из-за этого и на берег списался, - Витек, внутренне торжествуя, обвел всех взглядом. Сердце радостно трепыхалось: поразил все-таки их, ядрено в корень! Тихо проговорил: - Аппендицит помог…, прихватило. Увезли в больницу, полежал пару недель. Подфартило, судно в порту на ремонт поставили…. Ну, и уволился….   
    - Ишь как! - потянулся за сигаретой пожилой путеец и, щелкнув зажигалкой, закурил, пыхнув табачным дымом.    
    - Никому раньше не говорил, а теперь открылся, - понуро сказал Витек и замолчал. 
    - Может в милицию заявить?! – произнес, обалдев не столь от употребленного, сколько от услышанного Колька, и выжидающе посмотрел на бригадира.   
    - Стукануть  предлагаешь?! – тот в раздраженье передернул плечами. – А о нем подумал?! – посмотрел на впавшего в задумчивость Витька. – Пока твоя милиция разберется, не только его - нас всех найдут, раз про такое прослышали! Раков ловить будем! 
    - Что делать то?! – не унимался Колька, ерзая на месте.   
    Остальные члены бригады, забыв про стоящую перед ними выпивку, молча взирали то на Витька, то на бригадира, а то и тупо отводили взгляд в сторону.      
    - Что-что?! А ничего! – бригадир взял бутылку и оглядел ее, прицелившись разлить всем поровну, дополнив налитое в кружки. Разлив оставшееся содержимое,   повернулся к Витьку: - Ты уж больше никому, мало ли что…, время такое, - и поднял кружку, поочередно посмотрев на путейцев:  – Что узнали, то забыли!   
      С того времени, прошло почти три месяца. Разговоров  об услышанном никто в бригаде не вел. Казалось, все давно забыли о Витькиной тайне. Честно сказать, он и сам стал подзабывать о своем трепе, но признаться, что запудривал мозги, было стыдно. Притом, никто об этом не заводил и речи. Казалось, что все пролетело, но он ошибался.
    Какой раз убеждаешься точности народных поговорок, подтверждаемых реалиями жизни - «слово - не воробей!».  Действительно вылетело, не поймаешь и обратно не вернешь. Сказанное им по пьянке запомнилось, по крайней мере, прочно засело в уме у одного из членов бригады….      
     До нового года оставалось более месяца. В последних числах ноября выпал первый снег. Бригадир отправил двоих, Витьку и Кольку, получать лопаты, скребки и метла. Начальник склада, мужчина лет срока, с черными узкими усами и густой шевелюрой, выдав им снегоуборочный инструмент, протянул Кольке ведомость – мол, распишись за получение. Колька мотнул головой в  Витькину сторону – пускай он! Тот, держа  лопаты, возмутился:
     - Не видишь, с чем стою?! Не придуривайся! Расписывайся, рука не отсохнет!
    Колька отрицательно покачал головой:
    - Не буду и баста! Сам ставь закорючку! Или пускай бригадир приходит. Я отвечать не желаю! Не материально-ответственный!
    - Не тяни волынку, подписывай! – вскипел Витек.
    - Ребята! – примирительно посмотрел на них начальник склада. – Чего препираетесь?! Инструмент прямого расхода, списывается сразу после выдачи. Завтра отнесу ведомость в бухгалтерию и все. Ну не мне же, в конце концов, свою подпись ставить?! 
    - Так и будешь истуканом стоять?! - сверля глазами напарника, произнес Витек. – Или все-таки подмахнешь?!   
    Тот никак не соглашается, стоит на своем: 
    - Сказал, что нет! Принципиально не подпишу!   
    - Ладно, пускай выкобенивается, - повернувшись  к усатому начальнику склада, сквозь зубы процедил Витек. Прислонил лопаты к стене. - Где твоя бумага? Давай сюда! 
    Не читая, расписался в документе. Потянулся за отставленным инструментом.      
    - Ну а ты, зануда, – со злостью кинул в сторону Кольки, - еще у меня попляшешь!   
    - Как бы самому не пришлось! - огрызнулся тот, и с ехидной улыбочкой добавил: - Кое-какому танцору, сам знаешь, что мешает…. 
    Такого по отношению к себе Витек стерпеть не смог. Кинул лопаты, два шага вперед и - ткнул в ухмыляющуюся физиономию. Не сильно, кулаком в нос.   Этого выпада от него Колька не ожидал. Ойкнув, прижал к носу ладони.  Из-под них по лицу потянулась кровавая струйка.
    - Договорился?! Утрись! – бросил ему Витек, нагибаясь за орудиями труда.    
    Взяв инструмент, не оборачиваясь, направился к выходу.      
    - Я с тобой по-другому поговорю! –  пролепетал вдогонку Колька и потянулся в карман за платком.
     Во время работы они не разговаривали. Колька только сопел, да иногда кидал испепеляющие взгляды. Глаза пылали ненавистью. Витек же вообще никаких  чувств не испытывал. Всякое случается. Вмазал по фейсу, ну и что? Не будет больше задираться! Сметая с остряков стрелочного перевода тонкий налет снежной  крупы, он не думал, что случившееся на складе скоро выльется в  продолжение …..    
     Колька затаил обиду. Душа его полыхала злобой и требовала отмщения. Дома, наскоро перекусив на кухне, уселся в комнате за письменный стол.  Вырвал из ученической тетради листок в клеточку. Старательно вывел наименование области, города, почтовый индекс. Написав - улица Карла Маркса, отложил авторучку в сторону. Задумался….
     Не только в столице, но и в областном центре или в маленьком провинциальном городишке обязательно имеются улицы, а то и проспекты, названные в честь Ленина или Карла Маркса. Впрочем, как и воздвигнутые им памятники, растиражированные по краям и весям России, а в свою бытность и по всем более или менее населенным пунктам некогда единого государства. Канул в историю Союз братских республик. Вначале перестройка, затем уже постпеределка разнообразными реформами прокатились по улицам российских городов. Исчезли многие имена и фамилии деятелей пролетарской революции с их прежних названий. Большинство переименовали, но с фамилиями теоретиков марксизма-ленинизма остались. Люди привычно шли по их пешеходным сторонам,  ехали по  проезжей части, не вдаваясь в названия и идеологическую составляющую. Все центральные ведомства и учреждения, как правило, располагались на этих улицах и проспектах.   Прокуратура, куда собирался писать свое заявление Колька, находилась на улице Карла Маркса. 
    Он пробежался глазами по написанному тексту и размашисто поставил свою подпись.   
     Почта в России, не смотря на катаклизмы экономических преобразований,  функционировала все-таки стабильно. Десятилетиями налаженные каналы доставки корреспонденции действовали исправно. Не прошло и недели как на стол прокурора легло Колькино заявление.
     Ознакомившись с  содержанием, тот задумчиво потеребил мочку уха. Такая  у него водилась привычка. Если что непонятно, то рука непроизвольно  тянулась к этой части слухового органа. Что это? Навязчивая идея, плод воспаленного воображения шизофреника?! Повертел в руках заявление – не анонимное. Да и на конверте обратный адрес имеется. Чем черт не шутит, вдруг за этим кроется преступление? Причем, не рядовое, явно проглядывается организованное преступное сообщество. Упоминание о более двух десятков трупов, наводило на  определенные размышления…. 
     Он не помнил, чтобы по расследованным ранее делам на речном транспорте было зафиксировано такое преступление. Впрочем, по картотеке количество без вести пропавших исчислялось сотнями. Может, кто-то и замурован в бочках? Прокурор почувствовал какое-то беспокойство и снова помял мочку уха. Заявитель утверждает, что сам слышал, как говорил об этих случаях один из участников. Неужели до сих пор бочки эти, затянутые илом, покоятся на дне?  Верить этому или…?!
    Внезапно он ощутил, как внутри будто похолодело. Если своевременно не отреагировать, то заявитель может и в столицу просигнализировать. Мол, сообщал, а не разобрались! Хуже того, как пить, комиссия из генпрокуратуры пожалует! Если изложенный факт подтвердится, а он к приезду не сумеет разобраться, то оргвыводы неизбежны! Вон, какие из-за скандального дела станицы Кущевской, что в Краснодарском крае, нынешней осенью произошли! Целая банда под прикрытием милицейским десяток лет в станице существовала, творя беззаконие и в страхе держа население. И ведь писали, извещали вплоть да краевого начальства, а все ложилось под сукно, пока сам глава следственного комитета с сотрудниками из белокаменной не прикатил. До самого президента дошло! Десяток  уголовных дел сразу возбудили и, как катком, по всему аппарату местной прокуратуры и органов внутренних дел прошлись.
     Прокурора теперь уже бросило в жар. Вытер проступившие на лбу капли испарены. Похожего сценария событий он не допустит! Тут, судя по всему,  тоже громкое дело наклевывается. Так что следует реагировать немедленно! Притом, письменно уведомить заявителя, что приступили к проверке. Приняв решение, будто камень с плеч, облегченно вздохнул. Взгляд упал на лежавшее перед ним заявление. А если…? Неужели…?!  Молнией мелькнула  мысль. На горизонте  замаячила удача. Ба! Он может оказаться на коне! Если сигнал подтвердиться, то раскрытие преступления произойдет исключительно из-за проявленного внимания и реагирования на сообщения граждан! Как говориться, благодаря связи с массами! Генпрокуратура, можно не сомневаться, сразу возьмет ход расследования на особый контроль, а по успешному завершению, можно ожидать и повышения. Прокурор откинулся на спинку стула и блаженно закрыл глаза, мысленно представив исполнение  заветного желания - перемещения по служебной лестнице в столицу.   
     Помечтав, открыл глаза. Заявление лежало перед ним, как бы призывая к нанесению им визы. Что ж, если  изложенное окажется вымыслом, то тоже ничего страшного. Спишем, да еще посмотрим, как быть с заявителем. Реакция будет соответствующей, чтоб неповадно  нелепицу всякую писать,  да напраслину на людей наводить, служащих государственных от важных дел отрывать.
     Поднял трубку прямого телефона. Пригласил в кабинет заместителя, сказав, что мол, имеется срочное задание. Тот явился буквально через пару минут. Весь во внимании, молча выслушал шефа. Действительно, заявление необычное  и требовало скрупулезной проверки.       
     - Поручаю рассмотреть лично, - завершил прокурор. – Надеюсь, что меня  верно поняли.
    Как не понять?!  Смекнул, что к чему. Если все сложится удачно, то хозяин сего кабинета, наверняка, переберется в другое кресло. Ну, а он сможет занять его место. Этот вариант вполне устраивал.   
     - Попрошу отнестись внимательно, – напутственно посоветовал прокурор, ставя на заявлении размашистую резолюцию. –  Доклад о первых результатах ожидаю послезавтра.
     Через сутки заместитель рапортовал. Так, мол, и так. Опросили заявителя. Собрали о нем информацию. Не судим, не привлекался, от психических  болезней не лечился, нервными заболеваниями не страдает. На учете в наркологическом диспансере не состоит. Трудится монтером пути на железной дороге. Утверждает, что якобы слышал, как один из их бригады обмолвился о преступлениях на теплоходе, на котором ранее  являлся матросом. Заявление написал сознательно, не мог молчать. Мол, гражданскую позицию проявил. С него взято обстоятельное объяснение. Назвал и других свидетелей разговора. Тогда, мол, выпивали, вот язычок у бывшего матроса и развязался.  Готов подтвердить на очной ставке.   
     - Так-так, - протянул прокурор, - а судно уточнили? 
    - Как же, проверили, - утвердительно кивнул заместитель, –  стоит сейчас у причала, дожидается открытия навигации. На нем только вахтенные, сменяются.   
    - Выходит, все смахивает на правду? – взглянул  на него прокурор.
    - Вроде, да.   
     - Что ж, тогда вам и карты в руки. Оформляйте и передавайте материал в следствие, – распорядился прокурор. Ему уже грезилось здание в столице, на Большой Дмитровке, в котором располагалась генеральная прокуратура. 
    По уходу заместителя прокурор велел секретарше соединить его с Москвой.  Доложился по телефону начальству, что мол, так и так – год завершаем с хорошими показателями, отчет готовится, но вроде как намечается интересное дело. Благодаря налаженной связи с населением сигнал получил, что якобы многочисленные убийства были. Притом, даже место преступления указано, так что приступили к проверке и, видимо, скоро отрапортую о раскрытии. На том конце провода одобрительно отозвались: мол, молодец, давай раскручивай! Доклад пришелся по душе – уходящий год по результатам вырисовывался неплохо, но задел на будущий надо иметь, и прозвучавшее сообщение - как раз в масть!      
    Придя в свой кабинет, заместитель прокурора взглянул на календарь. На носу Новый год. Отчетность надо завершать, а тут новое дело всплывает. Если форсировать возбуждение, то все показатели испортит: пока будет идти  расследование - глухарем висеть будет. А в принципе с хорошими перспективами для карьерного роста. Заманчиво пересесть в кресло шефа! Впрочем, теперь все зависит от следаков - как сработают, но вряд ли они  раньше января возбудятся.
    На компьютере одним пальцем, так и не смог научился двумя, начал стучать по клавишам клавиатуры: «В следственное управление. Направляю заявление о наличии…, -  приостановился, подумал, затем продолжил - достоверных данных о преступлениях на речном транспорте, связанных с убийством двадцати и более человек для организации до следственной проверки»
    Колесо закрутилось. В следственном управлении к делу подошли основательно. Такое случается не часто! А тут все указывает на серию убийств. Сразу процент раскрываемости подпрыгнет. К тому же реформирование следственной системы набирает полный ход, как тут не засветиться местному начальству? Наверняка заметят, да выдвинут! 
    В общем,  такая пошла карусель, что в головах закружилось.  Полученный материал передали следователю по особо важным делам. Был он в самом расцвете сил, прибывая в возрасте Христа. Мечтал о серьезных делах и строил грандиозные планы на будущее. По службе слыл ответственным и добросовестным сотрудникам, не лишенным инициативы. Последнее качество также необходимо в следственном процессе, как и в каком другом виде деятельности.      
    Решил он вначале вызвать свидетелей по месту работы, дабы собрать доказательную базу произошедшего разговора, а потом уже и самого матросика-железнодорожника опросить, пока главного фигуранта. С команды теплохода пояснения взять. 
    Начал с бригадира. Повесткой того к себе вызвал. Вежливо встретил.  Приветливо рукой на стул, что напротив стола, за которым восседал, указал – мол, присаживайтесь! Устраивайтесь по–удобному! Сам бумаги ближе к себе придвинул.    
     - Знаком ли вам некий гражданин Лопахин?    
    А фамилия Витькина как раз и была Лопахин. Схожая с персонажем из «Вишневого сада» - пьесы,  вышедшей из-под пера известного писателя. То название произведения Витек со школы знал. Правда, так до конца и не дочитал, но фамилию одного из действующих лиц хорошо запомнил. Как не запомнить?! Созвучно его! Он иногда даже возмущался, вернее, делал вид, что обижается, когда путали его фамилию, переиначивая на Лопухова.  Читать, мол, классику надо! Неучи! И гоготал от души, видя недоумение  на лицах тех, кто не мог понять смысл, сказанного им. Кто сразу восстановит из памяти школьную программу?! Поди, не литераторы….
    Так вот, следователь по особо важным делам, как гласила табличка, прикрученная на двери кабинета, глядя, как показалось бригадиру, проницательным взглядом, вновь повторяет:
     - Знаете ли гражданина Лопахина?
     - Конечно, как не знать?! – настороженно, чувствуя какой-то подвох, отвечает он. - Второй год в бригаде у меня трудится. 
     - Что можете про него сказать, какую характеристику дать? 
     - Работящий, нормальный хлопец, -  говорит бригадир, а у самого ноги мелкой дрожью начинают трястись – не унять, да мурашки по спине побежали – не сказать бы  чего лишнего! 
    - Был ли в чем замечен?   
     - Да нет, ничего вроде не случалось.    
    - Делился он этим летом с вами или рассказывал кому, как работал раньше на судне? И что там происходило? Что вам известно? –  сыплет вопросами следователь и смотрит как-то подозрительно, всем видом показывая, что якобы знает обо всем достоверно, только проверяет на правдивость.   
     «Ну, пропал парень!» - подумал бригадир, вспомнив рассказ  о  бочках с мертвецами, а у самого дрожь еще больше, по всему телу уже растекается. 
    - Ничего не знаю, - мотает головой.  – Если что и говорил, то не припомню.   
    -  А про бочки никакие не упоминал?  - не унимается следователь.   
     - Про бочки?! Нет, не говорил.   
     - Он в нетрезвом состоянии  делился впечатлениями о прежней работе, про бочки на корабле рассказывал. Как не помните?! - сурово нахмурившись, произнес служитель закона. – Не уж то память отшибло?! Так много выпили?! Вы допустили распитие спиртного на рабочем месте подчиненными и сами, между прочим, тоже выпивали. 
    Бригадир с трудовым кодексом был хорошо знаком. «Фиг тебе, на понт не возьмешь!» - злорадно прикинул, смотря на заговорившего  нравоучительным тоном хозяина кабинета.       
    - Если вы говорите про организацию отдыха, то был такой случай, но после рабочего времени. Мы в обед трудились. На час раньше рабочий день закончили, и ничего предосудительного в этом не вижу, - стал заливать: попробуй, проверь! - Отработали, как и полагается восемь часов. Никакого распития спиртных напитков, как вы соизволили отметить, в рабочее время не было.
    - Вот вы как, - в глазах следователя вспыхнули недобрые огоньки, -    покрываете значит? 
    - Никого я не покрываю! - отрубил бригадир. Дрожь почему-то моментально улетучилась, и он спокойно добавил: - Ничего я не знаю.      
    - Ладно, - следователь протянул исписанный мелким подчерком бланк, на котором все-время что-то писал, - прочтите, если согласны, то распишитесь.
    Бригадир прочитал и поставил свою подпись. 
    - Ничего добавить не желаете?
    - Мне нечего говорить.
    - Зря вы такую позицию занимаете. Рано или поздно все станет ясно. Вот ваш подчиненный сознательность проявил. Сам заявил. Все как было рассказал. 
    - И кто это? – в смятии от услышанных слов поднял глаза на следователя  бригадир. –  Кто такой сознательный? 
    - Скрывать не буду, вы его прекрасно знаете. Больше того он дал показания, что вы прекрасно осведомлены о происходившем на судне. По крайней мере, Лопахин с вами об этом делился.      
    - Ну и кто эти басни рассказывает? – напрягся бригадир, в тайне души сознавая, что если раскололи одного, то очередь может наступить и за другими членами бригады. И как он сам будет выглядеть на этом фоне - непонятно. Одно ясно, что дело дрянь! Но стоять надо твердо – не знаю, не слышал, не ведаю! Сам то ни  в чем не замешан, так чего бояться?!    
     - Ваш Козлов заявление подал, что он, да и вы, кстати, были очевидцами некоторых интересующих нас фраз, слетевших с уст Лопахина. Вот мы и разбираемся. 
    - Ваша работа. Разбирайтесь. 
    - Да уж разберемся, можете по этому поводу не волноваться. Советую никуда из города не отлучаться, еще побеспокоим, - на прощание произнес следователь, делая отместку в повестке.
    Выйдя из здания управления, бригадир сразу же за телефон. По мобильнику дозвонился до Витька.
    - Только что вышел из казенного дома. Не знаю, что и как у тебя было на посудине, но я ничего не слышал и не знаю, а вот козел долбанный, так тот стуканул по всей форме! Вот что, приятель, у тебя зреют большие неприятности! И вообще, лучше возьми дни за свой счет, да решай свои проблемы, а покуда - чао! 
    Сей звонок как обухом по голове! А тут и повестку доставили прямо на работу, да под роспись. Расстроился Витек. Ходит мрачный, чернее тучи.   
     Вечером к Варьке закатил. По пути запасся поллитровкой для снятия стресса и приведения нервов в порядок.   
     - Отчего такой сумрачный али занемог? - встретила она вопросом, определив по его понурому виду своим женским взглядом что-то не ладное.   
    - Потом расскажу, - бухнул с порога Витек. Скинув куртку и сняв ботинки в прихожей, в одних носках прошлепал на кухню. - Есть чего закусить? -  водворил на стол бутылку.
    Она молча достала из холодильника колбаску вареную, хлеб, маслице. Ни  о чем не расспрашивая, сам расскажет, к плите встала - картошечку и котлеты подогреть. Через несколько минут разогретое было разложено по тарелкам и выставлено перед хмуро сидевшим Витькой.
    - Ну, рассказывай, по работе что?! - присела напротив, подперев руками подбородок.   
    Витек распечатал бутылку. Наполнил стопку до краев. Приглушил одним залпом. Потянулся за котлетой. 
    - Да что приключилось?! Вижу сам не свой, -  сочувственно произнесла Варька. -  Небось, неприятности?!
    Он снова налил. Выпил. И только когда живительная влага тепло растеклась по телу, тяжелым взглядом уставился на нее, замершую в ожидании услышать о постигшей его беде.   
   - Эх! - махнул в отчаянье. - Неприятности - не то слово! Отчудил - будь здоров! Как теперь выпутаться?! - и рассказал, ничего не утаивая: как  выпивали, как хотелось покрасоваться и как брехал, и как сцепился с одним, а тот на него заяву накатал. 
    - Господи! Что теперь будет?! - испуганно охнула Варька, пораженная не столь услышанным, сколь думая о возможных последствиях. 
    - Что-что?! К следователю пойду, покаюсь, а там пускай решают!
    - А что если посадят?! - на ее глазах навернулись слезы.
    - Поди, не тридцать седьмой, да и за что?! Конечно, натрепал с три короба по пьянке, но ведь без умысла…, - оправдываясь, достал из пачки сигарету. Закурил. - Тот гусь тоже хорош, стукач…. Вот я ему по башке настучу!   
    - Уже приложился….,  -  строго вставила Варька. - Подальше от него держись! И так могут дело пришить!  - Помолчав, тихо промолвила: - А ведь   запросто могут ….
    Витька снова налил. Опрокинул и, не закусывая, затянулся, чуть не поперхнувшись дымом:
    - Ты в своем уме?! За что шить то?!
    - Сам сказал, что хозяин корабля распорядился людей в плену держать, а потом в бочки замуровывать….
    - Ну и….
    - Оклеветал его! Думаешь, стерпит?! Ой, чую сердцем, посадят тебя! - глядя на захмелевшего Витька, печально вздохнула: - Под ручки и в каталажку….
    - Вроде не должны, - мрачно взирая на постепенно опустошаемую бутылку неуверенно отозвался Витек.
    - Боже мой, какой дурень! - всхлипнула Варька и, уткнувшись лицом в ладони, разрыдалась…..
    Проплакала всю ночь. Не законный муж, а все-таки жалко. А вдруг упрячут за решетку?! Язык без костей! Надо же додуматься, такое отчебучить?! Благо было на самом деле, а то…..      
    Утром провожала его, будто отъезжал в длительную командировку.  Бутербродов положила в пакетик, отдельно зубную щетку и мыло, полотенце, кружку, да еще свой шерстяной шарфик в сумку сунула. Авось пригодиться в местах не столь отдаленных. Всякие мысли в голову за ночь лезли: что упекут непременно, задержат и в суд, потом в колонию или, в крайнем случае, 15 суток впаяют. В общем, пришла к одному умозаключению: как не крути, а срок светит.   
    - Ты это брось! Зачем?! - Витька попеременно переводил взгляд то на Варьку, то на стоящую у двери сумку. Совсем очумела баба! В тюрьму собрала!  Нахмурился: - Неужели думаешь, арестуют?!   
    - Ой, Витенька! -  Варька со слезами прильнула к его груди. - Боюсь за тебя, сильно боюсь!   
    Приятная волна нежности окатила страдающую Витькину душу. Ласково скосил глаз: - Не переживай, все уладиться…, -  и, чмокнув ее в мокрую от слез  щечку, не оборачиваясь, вышел.      
    Витек шел к следователю. Шел - не то выражение. Правильней будет сказать - еле тащился. Брел, будто на ногах свинцовые гири, а за спиной неимоверной тяжести груз. Мысленно, почем зря, материл себя. Да что толку?! Джин выпущен из бутылки. Слово - не воробей…. Витек внутренне готовился к самому худшему….
    В это же время следователь по особо важным делам вел разговор в своем кабинете с боцманом того самого судна, на котором Витек драил когда-то палубу.
     Боцману перевалило уже за шестой десяток, три года как пребывал на заслуженном отдыхе, выращивая летом в саду кабачки, огурцы с помидорами, да разную зелень к столу. С наступлением холодов перебирался в городскую квартиру, где и зимовал, просматривая газеты и читая книжки, да пялясь в  ящик с голубым экраном. За последним занятием и застал его оперуполномоченный уголовного розыска, которому поручили доставить пенсионера.
    Молоденький опер на вполне закономерный вопрос по поводу  приглашения, отозвался кратко - мол, там все узнаете, папаша. А пока что собирайтесь, на машине поедем. Как человек старой закалки, прослуживший добрую четверть века и привыкшей беспрекословно подчиняться приказам, боцман представителю власти перечить не стал, поехал.
    Всю дорогу голову ломал. Ничего за собой не мог припомнить, что  заинтересовало бы органы. Разве что с судна лет пять назад канат уволок. До сих пор на нем ведро висит, воду из колодца достает. Или при уходе на пенсию спасательный круг с надписью названия корабля взял на память. В сарае  тот круг на стену прикрепил.  Поныне там находится. За него что ли?! Так сколько лет прошло! Притом, за это в органы не везут, тем более в следственные….    
    Короче, привезли. Предстал он перед следователем. И занятная беседа приключилась между ними. Более получаса, ничего не поясняя, тот проявлял интерес к периодам трудовой деятельности ветерана речного флота, вводя последнего в еще большее заблуждение относительно сути вызова.  А тому невдомек, что он своими вопросами раскидывает вокруг невидимую психологическую сеть, готовясь в подходящий момент поймать и уличить в преступлении. А что перед ним сидит один из его участников, по крайней мере, свидетель - следователь был уверен. Поэтому тщательно прощупывал и прицеливался, прежде чем произвести решающий выстрел вопросом, который бы загнал в тупик и приоткрыл дверь для дальнейшего расследования. Наконец, придя к мысли, что такой момент наступил, сидя за столом, наклонился вперед  к собеседнику: 
    - А бочки на корабле помните? 
    - Какие бочки? - удивленно выпучил глаза боцман. 
    - С раствором цемента, -  пояснил, не спуская изучающий взгляд с пришедшего в полное недоумение пенсионера, и замолчал, ожидая, что  скажет, как себя поведет.
     У того вдруг проблеск в памяти. Действительно, пару бочек в порту у докера приобретал. Каждую за бутылку. С тех пор, почитай, лет десять прошло. Как запамятовал?! Тогда, точно, на корме находились, пока в рейс ходили. По приходу к себе на дачу отвез. Отчистил, покрасил, по сторонам дома под слив поставил, до сих пор там стоят. Кажись, были из-под солярки, а может из-под чего другого? Машинного масла? Убей Бог, не вспомнить ….  Лихорадочно заработала мысль: неужели про них?! Органам больше заниматься нечем, что ли?! Ерунда какая-то!    
    - Вспоминайте, вспоминайте, - повторил следователь, - это, собственно, в ваших интересах.
     - Да, были бочки, - почувствовав, что язык словно онемел, еле шевеля  губами, промолвил боцман.
    - Вот, это уже хорошо, - просиял следователь, довольный признанием ветерана, -  теперь давайте по порядку. Они на корабле стояли?
    - Ну, да.
     - И для чего?
    Впился взглядом, не оторвать! Смотрит, будто сверлит. Авторучкой о стол нервно постукивает. Ждет ответа. Видимо, больно уж хочется быстрей услышать. Призадумался  боцман. Как сказать для чего? Первоначально, ясно для хранения и перевозки соляры или машинного масла. Про раствор цементный что-то тот оговорился, может, потом в них и был. Но долго не продержишь, затвердеет….    
    - Затрудняетесь с ответом?! - не выдержал следователь. - Подсказать?! Не под трупы ли  предназначены?
    Боцман подумал, что ослышался. Он был ко всему еще глуховат, но это не тяготило, не мешало пенсионной жизни. Наверное, сказал про трубы. Бочки же стоят под сливными трубами у дома. Видимо, молодой оперативник уже побывал на даче и доложил о них.  Чего уж теперь скрывать!   
    -  Точно, под них.   
    - Где брали?
    - Как где? В порту куплены….
     - Приобретением занимались вы?
    - Конечно, сам! Лично, а кто же еще? - вопросом на вопрос отозвался боцман.
    - И куда делись?
    - Кто?! - не уловив смысл, произнес боцман.
    - Не кто, а что! Бочки в воду сбрасывали?! - повысил голос следователь и стальным взглядом прям, как у железного Феликса, портрет которого висел над ним на стене, пронзает: - Кто распорядился?! -  Вытянул руку с указательным пальцем, будто навел ствол табельного оружия: - Учтите, нам многое известно! 
    Боцман опешил. Дар речи потерял. Чего от него добивается?! Сдались ему эти бочки! Ну, докер загнал, он купил. Цена им - целковый. Зачем ворошить?! Или бочки только предлог?! Нет, тут явно не чисто, что-то за ними кроется….      
    - Если  надо доплатить, вы скажите…, - тихо промямлил он. - Сколько стоят? 
    - Что?! –  вопросительным знаком согнулся за столом следователь.   
    - Бочки, интересуюсь, сколько стоят?
    - Вы это серьезно?! - пытаясь осмыслить прозвучавший ответ, подозрительно покосился на него служитель закона.      
    - Вполне, готов возместить….
    Тертый калач! В уме следователя одна мысль сменяла другую. Искусно уходит в сторону. А если таким образом взятку предлагает?! Точно! Именно на нее и намекает! 
    - Вы мне тут зубы не заговаривайте! – выпрямился, приняв позу восклицательного  знака: - Где бочки утопили?! Назовите место! Возле какого населенного пункта?! - в глазах такая суровость, что дай только волю - моментально лет на десять, не меньше, за колючую проволоку упрячет. 
    - Они в  са-а-ду, на да-че, -  невнятно, с трудом выговаривая слова, протянул боцман. В висках застучало. Сердце кольнуло. Потянулся в карман за нитроглицерином. Достал упаковку. Таблетку под язык. Полегчало. 
    - С трупами?! – вопрос прозвучал уже не так напористо. Прием лекарств не укрылся от внимания следователя. Но воды из графина, что на краю стола находился, не предложил. Уверен, что перед ним картину тот гонит, претворяется, время тянет, тем самым ответы обдумывает, чтобы впросак не попасть.      
    Боцман молчит, лихорадочно пытаясь сообразить, что все-таки от него  допытывается следователь. И почему говорит, что бочки должны быть утоплены? Целехонькие они, ничего с ними не сделалось. И все на какие-то трубы намекает? И тут до него дошло: наверное, про водосток говорит. Бочки именно под ним и стоят. Смотри-ка - какой дотошливый! Обо всем досконально интересуется, даже для чего их приспособил.         
    - Бочки с трупами?! – прервав вынужденную тишину, повторил следователь и с прищуром,  явно недоверчиво посмотрел на боцмана.   
    - Под ними....
    - Как?! – с неподдельным изумлением воскликнул следователь и авторучка выпала из его рук: - Они что, закопаны?!
    Теперь уже боцман смотрит на него ошарашено: не может взять в толк, вообще, о чем идет речь. 
    - Нет, я их вверх дном перевернул, на зиму, - поясняет, - для лучшего сохранения. А так все лето под трубами водостока стоят.    
    - Кто?!   
     - Бочки. Они же для полива, ну и в противопожарных целях, дом деревянный, так полагается….. 
    - Вы что издеваетесь?! – разозлившись, взорвался следователь. - Выражайтесь яснее! Русским языком спрашиваю – на корабль кого привозили?! В каюте пытали?! Умертвляли?! В бочки заталкивали?! Ну, отвечайте! Бочки в реку затем сбрасывали?!
    - Не было такого, - замотал головой боцман - Сознаюсь, две емкости под воду  несколько лет назад привез с судна на дачу, а до этого обменял их в порту за бутылки.
    Говорит, а сам с опаской смотрит на следователя - чокнутый какой-то! Ныне по телеку одну передачу за другой крутят про злодеяния разные, в том числе и в органах. Глаза то в кучку, то из орбит выпадают от  ужаса увиденного: то оборотни в погонах, то наркоманы при должностях, а есть и просто тронувшиеся умом. Один даже в супермаркете по посетителям пулять начал из пистолета….  У этого тоже, кажись, крыша поехала. До чего додумался – людей, видите ли, в бочках топили! Не иначе добивается материализации плода своего воспаленного воображения! 
    Смотрит он на следователя, и всякие мысли приходят.  Вспомнил, что кто-то из знакомых рассказывал будто врачи, что психов лечат, сами со временем на них похожими становятся. Может, и этот, общаясь с криминалом, свихнулся? Жалко стало его, молодой еще. 
    – Да вы успокойтесь, водички попейте, - посоветовал, видя, что тот в раздраженном состоянии прибывает. - У вас неправильное мнение сложилось относительно моего участия в утоплении бочек. Бочки были, но только две и, притом, на даче находятся. Можно съездить, посмотреть и всякие сомнения отпадут.   
    После этих слов, следователь заикаться начал.
    - Да вы, в-ы…., -   хотел что-то сказать и, поперхнувшись, дрожащей рукой налил из графина. Медленно выцедил воду из стакана, кося глазом на смиренно сидевшего перед ним пенсионера. Отставив стакан в сторону, облегченно вздохнул: – Выходит, что ничего не было? Ни убитых, ни корабля….
    - Почему? – поднял на него глаза боцман. – Теплоход был, я на нем до пенсии службу правил, и бочки были, но не те….
    - Не те, значит?   
    - Ну да, не те….
    - Ладно, я запишу ваши показания, а там посмотрим, - сказал следователь и   отрешенно взглянул на окно, за которым виднелась туманная пелена снегопада.   
    Отпустив пенсионера речного флота, заложив руки за спину, он откинулся на спинку стула. Внутреннее напряжение, в котором пребывал, исчезло. Есть ли чувство мысленной невесомости? Оказывается, имеется. Именно так  почувствовал себя следователь, после прошедшего только что разговора. Ощущение физической легкости, будто паришь в воздушном пространстве, и никаких мыслей. Полная опустошенность. Он блаженно закрыл глаза….   
    Стук в дверь вернул в действительность. В кабинет заглянул тот же молоденький опер, который недавно доставлял к нему боцмана.      
    - Капитан в коридоре, - отрапортовал он, и выжидательное  выражение застыло на его лице.   
    - Пускай заходит!  А ты на сегодня свободен, - распорядился следователь, мысленно уже готовясь  к предстоящей беседе.
    В кабинет вошел мужчина. На вид лет пятьдесят с небольшим, сухожилистый, с седой прядью волос. Дыхнуло водочным перегаром вперемешку с резким запахом табачного курева и чеснока. От этого амбре следователя чуть не стошнило. Поморщившись, приоткрыл окно. Сразу с улицы повеяло холодной свежестью. Дышать стало легче, но все равно внесенный запах держался стойко.    
    - Присаживайтесь, следует кое-что выяснить, - проговорил неприветливо, смотря на обладателя  специфического аромата.   
     Сотрудник угро застал капитана в гараже, где тот с соседом уговаривали беленькую, запивая томатным соком. На  развернутой газете, что лежала на приделанной к стене полке, высилась горка нарезанной колечками колбасы, хлеб и головка чеснока, лучшее народное средство от простуды. Прибыть к следователю капитан согласился не сразу, лишь после того, как с соседом прикончил бутылку и, в процессе ее опустошения выяснив от представителя  славной орденоносной краснознаменной милиции, что приглашают разве что для уточнения некоторых обстоятельств, связанных с историей корабля, с мостика которого командует экипажем.      
    Следователь начал с вопроса:
    - Где сейчас теплоход?   
     - Какой? – последовал моментально уточняющий ответ.
     - На котором плаваете.
     - Я не плаваю, - покрутил головой капитан.
     Следователю чуть не стало плохо. Артериальное давление явно подскочило.   Кровь ударила в голову. Неужели повторяется вариант общения с ветераном водных путей?! Очередная бессмыслица?! С ума сойти! 
    - Меня интересует сейчас место нахождения теплохода, на котором вы плаваете, - медленно и внятно выговаривая слова, сухо произнес он, не спуская глаз с капитана.   
    - На кораблях не плавают, а ходят, - недовольно поправил тот, мысленно матюгнувшись и констатируя, что сухопутные никогда не поймут морскую душу, продолжил: - Теплоход в порту, где же еще быть?! Нынче зима, до начала судоходства почти три месяца.
    - Выходит, что отдыхаете?
    - Да, но за состоянием судна смотрю, бываю регулярно. На нем вахту несут, поддерживая живучесть….. 
    - Давно командуете кораблем?
    - Да так лет десять, -  прикинул в уме капитан: - А что?! 
    - Имеем информацию, что с корабля люди пропадали, - решил раскрыть карты следователь и далее строить беседу, исходя из ситуации.   
    - Что вы?! – непритворно изумился капитан. -  Никто и никогда! Были, правда, случаи, когда по пьянке на борт не являлись, но тех сразу списывали на берег. 
    - Я не про то….  Якобы должников привозили к вам на судно, держали в каюте, а потом, если не расплачивались, то в бочку и на дно ….
    Капитан в полном недоумении уставился на следователя: околесица какая-то! Что за чушь несет?! Хоть и пребывал под алкогольными парами, но   находился в полном сознании и в окружающей обстановке ориентировался. Что здоровому и тренированному по этому делу мужику двести пятьдесят грамм? - Разве что для поднятия тонуса! 
    - Ерунда все это! – выдохнул он. Витавшее вокруг него амбре еще более усилилось, и следователь невольно ладонью прикрыл рот, пальцами зажав нос.      
    - Далеко не так, - пробыв несколько секунд в таком положении и отняв руку,   твердо произнес он, глядя на капитана. 
    Тот подозрительно покосился: вдруг разыгрывает? Может где скрытая камера? А что?! Предновогодняя шутка, розыгрыш – вполне вероятно. Если так, то как еще покажут? Есть такая передача, видал. Выставят на посмешище – всю жизнь напоминать об этом знакомые, да приятели будут. Рот не заткнешь, не скроешься! Постоянно объектом улыбок быть придется! Завертел головой, пытаясь разглядеть глазок видеоаппаратуры, спрятанной в помещении.   
    - Что-то не так, чувствуете неудобство? – напрягся следователь,  наблюдая за его блуждающим по сторонам взглядом. 
    Капитан подспудно почувствовал, что в чем-то кроется подвох и оттого, хмуро, ожидая проявления чего-то такого, к чему  был не готов, посмотрел на следователя: 
    - Этого не могло быть.      
    - Матроса Лопахина помните?
    - Был такой….
    - Он и рассказывал, - хмыкнул следователь и выжидающе посмотрел на него.      
    - Байки! отмахнулся тот. – Истинная ложь! – и еще раз зыркнул глазами по сторонам: где спрятано видео?
    - Значит отрицаете? 
    - Да, полностью, - кивнул капитан.
    - Хорошо, так и запишем,  – кивнул следователь и быстро стал что-то писать на стандартном бланке. Закончив, протянул исписанный лист: - Ознакомьтесь.
    В это время дверь в кабинет приоткрылась и в нее просунулась чья-то голова.
    - Можно? Мне вроде сюда. 
    Это Витек, наконец, добрел до конечного пункта своего безрадостного  маршрута. 
    - Подождите немного, вас приглашу, - поднял голову следователь, и когда за  ним закрылась дверь, перевел взгляд на капитана: - Кажется, ваш Лопахин пожаловал. Не желаете встретиться?
    - Увольте! Умом еще не тронулся. С больными на голову речи разводить не в моих правилах!   
    В коридоре вдоль стены стояли в ряд деревянные кресла, наподобие тех, что  раньше были в кинотеатрах советского периода. На одном из них понуро сидел Витек. Увидев вышедшего из кабинета капитана, резво вскочил.    
    - Здравия желаю!
    - Ну, гад! – тот шагнул навстречу: - Сказочником заделался?!  - и  поднес к лицу Витька свой здоровенный кулак: - А этого нюхнуть не желаешь?! С-час, приложусь!       
    Витек съежился и виновато опустил глаза. 
    - Придурок! – покрутил пальцем у виска капитан и, пренебрежительно повернувшись к нему спиной, вразвалочку, пошел по коридору, на выход…. 
    - Заходите! – распахнув дверь, выглянул в коридор следователь. 
    Витек, опустив голову – взгляд вниз, ладони моментально вспотели, чуть сгорбившись, будто шел на эшафот, переступил порог кабинета. 
    - Лопахин? – усевшись за столом, спросил следователь. В его голосе  Витьку послышались стальные и от этого даже обвинительные нотки. 
    - Он самый, - пролепетал, усаживаясь напротив. Сумку примостил рядом, у самых ног.
    - Куда с вещицами собрался? – поинтересовался,  хитро прищурившись,  следователь. - Не к нам ли?   
    - Куда же еще?! – признался подавленно. Грустно вздохнул: - В камеру…. 
    - За собой  вину чувствуешь?
    - Да, вы уже знаете, наговорил всякого….   
    - Пушкина, выходит, начитался? Про царя Салтана вспомнил? –  насмешливо посмотрел на Витька следователь, приготовившись писать пояснения с его  слов. 
    - Нет, - испуганно пробормотал Витек. Моментально в памяти всплыло чему   Варька учила: отвечать надо только за свою брехню, а то могут приписать  черт знает что! – и под статью подвести. Замотал головой: – Про царя я не говорил….      
    - Какого царя? – не врубившись, выпучил глаза следователь.   
    - Вы сами сказали – Салтана…. 
     Какое-то время следователь ошарашено смотрел на унылую Витькину физиономию. Наконец дошло. Внутри груди дрыгнуло, и смех завладел всем его существом. Отвернулся к окну. Плечи судорожно вздрагивали. Он беззвучно смеялся, стараясь не показывать виду и борясь с накатившейся волной безудержной смешливости. Витек в растерянности взирал на его безмолвные конвульсии, не въезжая в суть происходящего. Эпилепсик что ли?!   Как поступить и что делать?!   
     - Значит, про Салтана не говорил? Салтана не знаешь? – повернувшись к нему лицом, со слезами на глазах от удушливого приступа смеха, повторил следователь. Локтями уперся в поверхность стола и приложил ладони ко лбу. Сдерживаться сил больше уже не было. Громкий хохот вырвался из его груди, плечи вновь затряслись.
     - Ой! Не могу! Салтана, видите ли, не знает! – покатывался следователь,  уткнувшись лицом в ладони. – Ой, не могу…!
Придя в себя, отдышавшись, взглянул на безропотно сидевшего перед ним Витька: - Это же Пушкин, вспомнил?!   
- Не-е.., - озадаченно протянул Витек, туго соображая - причем здесь Пушкин?  Он был готов отвечать за себя, но не за кого-либо другого.      
    - Ладно! – следователь придал лицу серьезность. – Рассказывал, что когда работал на теплоходе, там держали людей и тех, кто не мог рассчитаться с долгами, в бочках бросали в воду? 
    - Да, было такое, - с горечью в голосе произнес Витек, - знал бы, что так случится, язык бы прикусил….
    - Язык у тебя что помело, - согласился следователь, начав записывать его показания. Не поднимая головы, осведомился: - А зачем говорил?   
    - Покрасоваться хотел….   
    Более часа следователь расспрашивал и выяснял все нюансы. Все это время Витек мучился: посадят или нет?! Что с ним будет?! Наконец, не в силах сдержать вертевшийся на языке и волнующий душу вопрос, умоляюще взглянув на следователя, промолвил:
    - Меня будут судить? 
    - Там видно будет, - оторвавшись от бумаги, произнес тот. – По окончанию проверки определимся. Вам же посоветовал не рассказывать больше небылиц.   
    - А на пятнадцать суток сейчас не отправите?
    - Я уже сказал. Вот, читайте, подписывайте и со своими вещичками можете идти.
    - Куда?!
    - Куда хотите. 
    - Так я свободен?! – Витьку не верилось, что отпускают. Весь путь сюда  мерещились тюремные ворота и одиночная камера, почему-то с решетчатым окном под самым потолком. Услышав, что его не собираются задерживать, ощутил прилив радости и безмерного счастья. Какой чудный следователь! Даже захотелось пожать ему руку и выразить слова сердечной благодарности за сочувствие и понимание, сказать, что он, Витька, не преступник, что все вышло случайно – просто хотел выделиться из окружавших его людей и никакого злодеяния в уме не держал…. Но вместо этого поднялся и, потоптавшись на месте, сухо произнес:
    - Ну, так я пошел?
    - До свидания, - кивнул следователь, мысленно прикидывая, что придется потратить еще уйму времени, чтобы завершить проверку, как выясняется, пустой болтовни.       
    Два дня ушло на опрос бригады. Показания  всех, в сущности, совпали.   Вывод напрашивался однозначный - событие преступления отсутствовало.  На лицо, как говорится, явное словоблудие. Об этом доложил по инстанции, а также что после новогодних празднеств намеревается вынести постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Дошло до прокурора. Тот незамедлительно вызвал к себе заместителя.   
    - Выходит, сигнал не подтвердился? - произнес с явной грустью,  про себя отмечая, что заветная мечта о кабинете в здании на Большой Дмитровке неумолимо исчезает с его прокурорского горизонта.    
    - Наполовину, и то не по существу. Один ужастики придумал, второй услышал и заявление подал. Вот вкратце и вся фабула. Привлекать некого и не за что.  Объяснения взяты со всех причастных.
    - Подожди, подожди! - ухватился прокурор за появившуюся спасательную мысль: -  Корабль осмотрели? 
    - На судне не были, - заместитель отрицательно повертел головой, - но я уже   отписал, чтобы запланировали осмотр.   
    - Какое запланировали?! Они до конца января теперь растянут. Надо немедленно! Вы же понимаете, что все должно быть проверено не только в кротчайшие сроки, но и более полно! 
    - Конечно, ведь на контроле в Москве.
    - Вот именно!   
    Упоминание о столице привело прокурора в удручающее настроение. Если на судне ничего не обнаружат, то информация о массовых убийствах  окажется пустышкой и тогда - прощай мечта о золотоглавой столице! Поиск следов преступления на корабле являлся завершающим этапом проводимой проверки и последней  надеждой в его плане на перемещение по служебной вертикали.   
    Уже на следующий день, а до наступления нового года оставалось чуть более суток, криминалисты и оперативники расхаживали по палубе теплохода, замершего у причала в речном порту. Облазали все трюмы и отделения,    просветили специальными приборами каюты, ища скрытые от глаз возможные пятна крови, простучали переборки - нет ничего, все чисто. Так и доложили.   
    Так благополучно и закончилась бы вся эта история, если бы ни одно но…. 
    Грезами о переезде в столицу прокурор поделился с супругой. Та, естественно, не удержалась от соблазна и под большим секретом рассказала о страшной новости подружкам. При этом, не преминув козырнуть, что  раскрытие массовых убийств, наверняка, в верхах оценят, и вскоре ей предстоит привыкать к столичной жизни. Подружки тоже свои язычки не удержали. Сарафанное радио заработало. Не прошло и недели, как по городу поползли слухи, обрастая немыслимыми подробностями, одни ужаснее других: орудует целая банда, врываются в квартиры, людей грабят и убивают, а затем трупы в бочках под лед спускают. Почти полсотни душ уже загублено, ни перед чем изверги не останавливаются! Мол, прокуратура и милиция с ног сбились, ищут и,  вроде бы, уже на след вышли….
    Газетчики и корреспонденты различных электронных средств массовой информации засуетились. Отойдя от перегрузок новогодних застолий, вплотную за криминальную сенсацию взялись. От надоевшей вопросами журналисткой братии  прокурор отмахивался: нет никакой банды, и не было! - но пояснений никаких не давал - остерегался: всякое могут разнести, лучше уж промолчать! Молчание еще больше разжигало фантазию представителей одной из старейших профессий. Стали появляться  публикации, в которых авторы, ссылаясь якобы на информированные источники, задавались вопросами о состоянии борьбы с преступностью и требовали от местных правоохранительных структур прояснить ситуацию. На что, придя в раздражение, прокурор велел пресс-конференцию созвать, чтобы на ней, одним махом, покончить с паническими слухами.
     А тут звонок из столицы. Вышестоящий начальник с Большой Дмитровки с   холодной интонацией интересуется: 
    -  Проверили ли сигнал по бочкам с корабля и на что вышли?
    - Как и полагается, всех опросили, - отвечает с подобострастием прокурор и невольно вытирает платочком выступившие на лбу капельки пота, - но изложенный факты не наши своего подтверждения. 
    - А почему тогда разные измышления в прессе появились? Не задумывались?! Выходит, не там искали?! – повышает голос  начальник. -  Под самым носом творятся безобразия, а вы будто с закрытыми глазами! Лучше рыть надо!
    - Все проверили, ничего не было, - оправдывается прокурор, а самого уже лихорадит, нутром чувствует появление неприятностей.    
    - Если не было, то информируйте общественность! Панические слухи требуется пресекать и развеивать - это хоть понимаете?! 
    - Как же, понимаю! – лепечет прокурор, а у самого язык будто деревянный, еле ворочается. Под лопаткой в спине кольнуло…. 
    - Не заметно что-то! – продолжает назидательно начальственный голос в трубке и под конец выкатывает: - Лучше с массами контакт держать требуется! Город наводнен слухами, население взбудоражено! Доработались! Скоро комиссия прикатит – ожидайте! Посмотрим, чем вы занимаетесь!
    После телефонного разноса прокурор за сердце схватился. С яркими проблесками мигалки и ревом сирены, автомобиль скорой помощи   прямиком его с кабинета на больничную койку переместил. Диагноз неутешительный – обширный инфаркт….      
    Служебные обязанности его стал временно исполнять заместитель. Не откладывая решение о пресс-конференции в долгий ящик, красноречиво  выступил перед журналистами. Мол, результаты прошедшего года по многим параметрам деятельности прокуратуры положительные. Раскрываемость увеличилась, преступность уменьшилась. На все жалобы и заявления граждан своевременно реагируем, ни одно не оставляем без внимания, даже такие – и привел пример, что на слуху: про бочки с корабля.  Информация, мол, не подтвердилась, но при этом подчеркнул, что  заявитель проявил гражданскую сознательность. Так что оснований для беспокойств не имеется. Курс на всестороннюю проверку сигналов и заявлений будет держаться и впредь, а чтобы связь с населением была более прочной, предложение выдвинул: в газетах чаще  деятельность прокуратуры освещать, регулярно на местных радио и телевиденье ее представителям выступать, и даже название передач для этого придумал – «Прокурорский час». 
    Вскоре приехала комиссия из столичного ведомства и рьяно взялась за проверку прокуратуры. При этом, одобрительно отозвалась о проявленной   инициативе заместителем, и тот расправил крылья: перед ним замаячил мираж о прокурорском кресле…. 
    На железную дорогу, где работал Витек, следователь направил представление для реагирования. Указал, что пьяный разговор путейцев  оторвал многих сотрудников правоохранительных структур от важных государственных дел. Руководство распорядилось по этому поводу рассмотреть вопрос о трудовой дисциплине в коллективе. Рабочее собрание состоялось. Витек же после него захворал. Через три дня появился на работе – лицо распухшее, под обоими глазами огромного  синюшного оттенка фингалы. На вопросы отмахивался, говорил, что споткнулся, упал, ударился об асфальт и так несколько раз….   
    Но посвященным в происхождение этих отметен доподлинно известно, что после собрания в бригаде, на котором подвергся резкой критике, он мучительно переживал, залечивая дома душевные и иные раны. По выходу, осознав вину перед товарищами, как и подобает в таких случаях, покаялся, накрыв при этом «поляну».
    Козлов на собрание не явился, сообразив, что не сможет дать отпор веским «аргументам» путейцев. Уволился по собственному желанию. Говорят, что одна из местных  газет опубликовала его письмо под названием «Не могу молчать!». Проявляя  гражданскую позицию, он изобличал правление жилищного товарищества. Якобы разбазариваются финансовые средства, предназначенные для ремонта подъезда дома, где он проживал. 
    Да, и еще - странная затем с Витьком приключилась катавасия: он записался в библиотеку. Первая книга, которую принес оттуда - сказки Пушкина. Одна из них про царя Салтана и князя Гвидона…. На работе путейцы видели, что в  обеденные  перерывы, уединившись, держал в руках.         
    В детстве читали, помните…?