на сон грядущий

Меж нами пропасть, амнезия. От слов Петр первый, власть России, в кремле вдруг вздрагивают… слух…  все напряглись, считая мух.
 И завертелся вдруг вертеп. Раскольник бродит по Неглинной. Навальный, Господи прости… был днем отравлен, в знак любви.  Пред нами судьями встают: -те, кто пиявкой кровь сосут.
Вор на воре и шапки нет. Кто здесь поймет: -он вор приблудный? А кто здесь самый, самый мудрый? Воров мы знаем в пересчет… а самый древний вор и род воскрес, и он уже Бывалый. Крадет бессчетно наперед…и лжет, фонит внутри каналов.
 У власти нашей амнезия. Шлет Петербург воров миссию.  Не знать куда, в кремлевский двор. Чеканя денежку в казну… тяжелый крест- идем ко дну.

Не в тот ли год, в час амнезии. Крыло небесное стихии, по сердцу взмахом полоснет, такую рану нанесет, что необъятная Россия враз на колени упадет. Такое вижу я виденье, верней, на небе отраженье, во тьме разрушился град лжи. И ленинградские ежи прожгли мне сердце. По Невской скачет новый конь, копыта с искрами в лет камня. Здесь исторический аргон, Петра великого град – айсберг, в веках термических плывет. И возрождает племя Каин. Который в темечке живет.
А православный люд- народ, понимает,- чудо ждет. Создав иную «вражью» касту, которая легко продаст, пропьет, сбежит в туман кадастра, умножив свой Иудин рой. С котла Аида сделав маску. 

Над миром, в ритм мерцаний звезд, есть след коня, стан нотный рядом. Копыта ветер разнесет, с мажорной музой, с тощим задом. В сиянье звезд полощет птица свое ранимое крыло. Неужто в зареве зарницы Россия в качестве Пьеро. При свете, ветра дуновенья мне возвращает этот миг, когда России след былинный приводит прямо на родник.
При жажде истинной, в пустыне, мне нужен вед, воды глоток…я здесь в стране, как в анемии, ищу себя и свой исток. О Александр… прошу прощенья, не обессудь, судьба моя во власти музы, извращенцев в копыте времени –коня. Года летят, ребенок плачет, в тиаре царь, но царь не значим. Над ним Иуды нынче плачут и отдают ему поклон. О необъятная Россия! С разливом рек. Нева-стихия. Байкал низвергнут. Почему? С природой род ведет войну. От власти новой, старой ****и, отвислый жир в губной помаде. Она поспешно раком став, в прицеле ищет идеал. Нашла,-исток сей на Багамах. В богеме идол в гнойных ранах…в экране он с поблекшей дамой…  напев звучит, тьмы кимоно, не отторгает никого.

Роняя белое перо. В темь освещает наши лица в который всё отражено. А здесь, пред нами белый ангел. Свет источает, в даль веков…там в темноте в кольце оков ребенок плачет.
Викторианский тихий вечер мне помогает воспарить… прозрачно огненные свечи, сияют ярко, мир бурлит.  Пегас не тягловая лошадь, в душе моей детектор лжи… аллюр, вот чем мой век встревожен, помечен гримом сатаны. В пеленках гнев, кровопусканье, такая видимо любовь. «Любовь», как мера наказания,часть исторической вины.
Двенадцать месяцев любви. Восход пропитан   явь мечтою…Иуды путают следы. В глазах у женщины такое, что вянут яркие цветы.  Пропал источник,-  бивший вверх, к нему склонялся мой отец, мой дед и прадед, бывший нищий, и исторический аскет. К нему вела судьбы тропинка. Здесь Александр склонившись низко. Прижав себя к родной земле,
Изящный слог он пил из рога, во имя тех реальных дней?  Во имя родины, народа воспел изъян худых царей.
Благословивший содрогнулся, живую память поглотив… народ гражданскою измучен… сто лет тропит вокруг могил.
Вдали анчар,утопий в  смысле спектра, увечье от «любви» и слепоты. А цель прекрасна, в три этапа жизни, мы черпаем эрзац из пустоты.  Век перенес кровавый смысл сюжета… в иное время…утверждаем мы. А с точки зрения, изменчивости цвета… в нюансах времени мы вышли все из тьмы.  Земля, эфир, огромный клубок мысли…здесь все живое…, даже нигилист, не скажет, эксцентрично- истерично. Что бога нет! Освободиться в мыслях. Склоним в коленях…вскрикнет: «Он ведь есть!»
 Планета – это явь, большая сцена, под рампой солнца, звезд, законы красоты переплелись с неясностью брожения. Свободы! Свободы хотим мы! Живем мы для того, чтоб усложнить, взять под сомнение Христа и деву. Иконографию стремимся запретить и извратить, освободив себя от яви, и в аллегорию им чуждую влететь, сорвавшись с параболической орбиты.
 Совсем житья не стало. Бессмысленность во всем… слепой борец свободы, в его сознанье поселился бунт. В душе… сенсация! Метафора, от вечной нашей дури… под гром литавр, гром, кровь, аккомпанемент под реплику шутов марксистских в бурю… с сознаньем низким, либералов «чудаков». Безумным выглядит и  время. Безумными по вере стали мы. Шуты, политики, от власти аскариды на постамент сейчас возведены, - иллюзия на сон грядущий. Все «бесхитростно и просто… род проснись. Они мнут задницы и млеют в кулуарах, нас превращая в скот, став прежде сами же скотами.
А народ? А что народ? - безмолвствует … пока. Народ-голодная рептилия… еще немного их сожрет наверняка. Пока же, народ как птица в клетке… а аскариды разрушают их гнездо, пока народ в неволе…за одно они изранят душу, сердце. По существу, ложь- наша неизбежность. Цикличный атрибут всего живого - мир, отец и мать. Ребенок – нота в партитуре. В объёмах музыкальной чистоты и красоты…, а рядом смерть. Инсталляция – она правдивей всех. С достоинством Диана входит в моду. Война несет немыслимо свободу. Свободным умереть. За что? За аскариду?

Нежность матери мы помним.  Храним в душе её тепло и ласку. Звезда любви зажглась на небосклоне с детской сказкой. Инъекция вошла с любовью в кровь, хотя мы и не помним собственных корней… и ветви разнесло с листвой, и меч над головой.
По-прежнему мы любим только маму, и преклоняемся пред ней. С ней Родина, Любовь, покой светлей. Любовь её, питание корней, народа и царей.