Моё послевоенное детство

Моё послевоенное детство – это незабываемый «сон».
В памяти остались обрывочные воспоминания, но они остались навсегда. И теперь я чувствую незримую нить с тем, пятилетним ребёнком в платьице из ситца тёмного цвета в белый цветочек; в коротких штанишках, сшитых моей любимой бабушкой.  Стриженные белёсые волосы, скорее всего, напоминали мальчика.
Наш небольшой хуторок располагался на берегу маленькой речушки. Дом, в котором мы жили, не был похож на обычные сельские дома.   Крыша была  покрыта железными пластинами,   летом нагревалась так, что порой нечем было дышать.
 Порой казалось, что дом расколется на части. А крыша сползёт на землю.
  Однажды, при ослепительном свете молнии я увидела свой дом. Он просто плакал, как и мы, дети, спрятавшись в укромные местечки от натиска громовых дождей.  Иногда дом от летнего зноя становился каким-то заброшенным, чужим.  И оживал наш дом, когда слышались голоса детей, родителей.
Так я прожила в этом, почти безлюдном местечке, дворов на пятнадцать, три года. Остались в памяти и пыльные бури, и летящий с ними колючий бурьян (высохшее растение  перекати-поле). Ветер был такой силы, что  поднимался песок и  бурая земля, превращалась в пыль. Пыль проникала во все щели  окон, дверей скрипел песок,  попавший  на зубы.  Осенью начинались дожди. Вокруг грязь, лужи,  не пройти, не проехать, одно месиво.
Все с нетерпением ждали зиму, снег…. И снова проблемы бездорожья. Высокие сугробы,  дорога занесена полностью метелью. Бывало, снег шел несколько дней подряд, без перерыва. Маленькие землянки по крышу заносило снегом, приходилось другим, у кого дома повыше, откапывать соседей, прокладывая вручную тоннели. Так жила семья моего отца, Кобзева Ивана Дмитриевича.
  В 1943-м году он был призван  в ряды Советской Армии. Служил в Донском Кавалерийском корпусе;   в 36-м казачьем кавалерийском полку. По словам отца, полк вошёл в Венгрию и там остановился, ожидая Приказа высшего командования.  В звании старшего лейтенанта  он был четырежды ранен.  Значительно позже мы узнали, что он награжден медалью «За отвагу».
Иногда, в зимние вечера играл на мандолине и часто пел песню:
« Рябина кудрявая». Война наложила свой отпечаток. И каждый вечер, когда он снимал верхнюю одежду, мы просили его показать  шрамы.  Ещё узнали, что  в Венгрии он лечился в госпитале города Беретьё, получив тяжелое ранение под правую лопатку.  Очень был скуп на рассказы о войне.
А мы, дети, садились рядом и слушали, как лошади переплывали реки, как  трудно было  особенно  в бездорожье, потому что лошади в упряжках тащили пушки, пулемёты.  Они порой падали от усталости, при налетах немецкой авиации  погибали, подминая под  себя  седоков.  Кавалерия  была одним из важных участков фронта. Бойцы с шашками, с оружием на лошадях бросались в атаку. Особенно возникала трудность  осенью и весной при переходах  на другие позиции во время дождей, когда наступала распутица.
    Особенно ярким в  биографии отца  было воспоминание  том, как несколько кавалеристов, в том числе и он, доставили важные документы  командованию  полка. Командир полка группе из пяти  бойцов, поручил  захватить врасплох немецких  посыльных с важным донесением.
В полночь кавалеристы  прибыли в назначенное место, где проходила просёлочная дорога, по которой должна  была двигаться мобильная почта. В поле стояли  навозные копны, которые вывезли заранее весной для удобрения земли.  Бойцы спрятались  в этих   копнах, сделали  отверстия для глаз, а  для дыхания   были  трубочки.  Рассветало. Наступил тот час, когда  колонна из трёх  колясочных мотоциклов появилась рядом. Кавалеристы из укрытия  мгновенно открыли автоматные очереди.  Все произошло быстро.  Документы  взяты.  Всех представили к награде. Отец, Кобзев Иван Дмитриевич, был награждён медалью «За Отвагу». 
       В послевоенное время  снова начала возвращаться жизнь, как в города, так и в отдалённые глубинки нашей местности.  Вечерами зимними, снежными молодёжь собиралась в клубе.  Отец брал с собой мандолину, все становились в кружок и завороженно слушали. Этот инструмент многим был незнаком. 
 Народ очень чтил моего отца, т.к. он был единственным в этом хуторке, кто мог написать обращение в высшие органы: составить прошение, заявление, письмо. Вся его жизнь была посвящена бухгалтерскому делу.
             Ростовская область, её  восточная часть, граничит с Калмыкией. Знойные ветры, потрескавшаяся от палящих лучей земля, нехватка воды, которую привозили машины-водовозы. Даже если и есть во дворах  бассейны, то вода там появлялась только с приходом дождей.  Да ещё маленькая речушка, что вьется меж холмами, пока ещё живет, пока еще поит землю, где выращиваются овощи, как личные, так и общественные. Машины-водовозы привозили питьевую воду и распределяли по количеству жильцов в семье. 
Свет, который ждали с нетерпением, появляется лишь  на несколько часов. В основном,  керосиновая лампа. Откуда поступал керосин? Его привозили в определенных цистернах из тех пунктов, где была железная дорога. Даже керосин выдавали по 3-4 литра.  Это были 1953- 1954- е годы.
    Именно в эти годы по селам ездили заготовители и собирали продналог: молоко,  масло.  Сдавали молочные продукты: молоко, масло только те,  у кого были  коровы. Взамен нам, детям,  сборщик молочных продуктов выдавал глиняные свистульки. Детвора радовалась.
   Дети послевоенных лет  прошли очень сложную жизнь, именно те времена, когда страна поднималась из руин.  Они были находчивые, самостоятельные.  Особенно в тех, отдалённых местах от цивилизации, мы мало знали о том, что происходит в стране. Играть на улице  приходилось редко, только летом, потому что  легкие ватные пальтишки, платки, валенки нас согревали только в движении. А зимы в те годы были лютые. Глубокие снежные колеи, высокие намёты, откуда надо было вытаскивать машины с продуктами.  Часами простаивали на морозе груженые машины, ожидая помощи.
У нас не было игрушек. Сами делали куколок, сшивали из лоскутков одеяльце, платьице. Сооружали кроватки земельные, столики, скамейки. Играть на улице нем приходилось редко. Многие не имели теплой одежды. Лёгкие ватные пальтишки, платки, валенки нас согревали только в движении.
Иногда, по осени приезжала машина, гружённая макухой. Она была сырьём для корма скота. Мы, ребятишки, с нетерпением ждали эту машину, чтобы выпросить кружок макухи  (это отходы от выжатых семечек). Она имела вкусный запах семечек. Кое-где можно было увидеть частички дробленых зернышек, которые были для нас лакомством.
Моё детство – это, пожалуй,  сон. Он снится мне иногда, напоминая далекие  послевоенные годы.