Зубодёр

На заре новой России и закате Союза нерушимых республик, когда внутри  Садового кольца столицы бушевали ветра нововведений, срывая вывески с прежних идеологических воззрений, страна жила в ожидании перемен к лучшему, содрогаясь в конвульсиях происходящих реформ. Экономику нещадно лихорадило. Промышленность билась в ознобе повальных не платежей. Неведомое до сих пор слово «бартер» с омерзительно липким следом вползало в лексикон хозяйственно-финансовых отношений между предприятиями, организациями и людьми. В тартарары летели годами наработанные производственные связи. Еле дымили заводские трубы, одна за другой останавливались шахты и разваливались научно-исследовательские институты.
Министерства, не в состоянии повлиять на происходящее, безудержно плодили всевозможные проекты программ и циркуляры, в которых разве что    декларировали о необходимости приспособления к новым условиям. Выхода из сорвавшейся в штопор летящей в неведомое «завтра» государственной машины, казалось, было уже не видно. 
Катастрофически множилось число безработных. Первыми флаг забастовок подняли шахтеры. Выйдя на рельсы, перекрыли железнодорожные сообщения. Надеясь, что их услышат в Кремле, стучали касками и пустыми кастрюлями по стальным магистралям. Отголосок звучал в правительственных кругах, но высокопоставленные чиновники лишь в беспомощности разводили руками, обещая в скором времени поправить положение. Вслед за шахтерами поднялись медицинские работники и учителя. Требовали ассигнований на покачнувшееся здравоохранение и поддержание начавшего сползать с завоеванных высот образования,  выполнения ранее существовавших социальных гарантий. В ответ - лишь одни обещания….       
В катившейся лавине преобразований, подрывающих прежние жизненные устои, из последних сил держалась только одна несокрушимая и легендарная. Сокращение и безденежье в первую очередь ударили по ее костяку – офицерам. Стиснув зубы, молча, как и предписано в Уставе, они переносили  все тяготы и лишения воинской службы, искусственно вносимые в ее ряды из стен родного министерства. Давшие один раз присягу, они ей были верны и с глубокой печалью в глазах смотрели на разваливающуюся былую военную мощь.
В это смутное время, представляемое некоторыми политиками из демократической обоймы перестройки как очистительное, высокое начальство с большими звездами на погонах, желая поймать птицу удачи, всемерно урезало выделение финансов, изощрялось в сокращении численности личного состава, списывало и утилизировало боевую  технику. И под этой маркой, большую часть продавало за рубеж или же коммерсантам сомнительного вида, не забывая про собственный интерес….
Волна организационно-штатных изменений, активно проводившихся военным ведомством, докатилась и до отдаленного гарнизона, затерявшегося  на сибирских просторах. Гарнизон – понятие емкое, включающее в себя несколько воинских частей, расположенных в административных границах одной местности. Этот же гарнизон, как громко ни звучало название, состоял лишь из одного единственного мотострелкового полка. Полученный приказ  предписывал сократить в полку один батальон, в котором насчитывалось более двух десятков офицерских должностей. Приказ – есть приказ и обсуждению не подлежит. Он свят и на нем держится вся структура управления воинским организмом, будь то в годы военного лихолетья или мирную пору.
Получив из вышестоящего штаба обозначенный документ и, огорченно вздохнув, приступили в полку к неукоснительному выполнению указаний, которые в нем значились. Стали расформировывать батальон. Солдатиков растасовали по ротам и батальонам. Офицерам ротного звена, попавшим под сокращение, тоже место нашлось, благо оказались вакансии в других подразделениях. Один остался под вопросом –  командир батальона подполковник Иван Маслов. До выхода на пенсию ему оставалось всего полгода. Перевод из округа не предложили, должностей в полку, соответствующих его званию и служебному положению - никаких. Так что предстояло комбату увольнение по сокращению. Жутко загоревал Иван Маслов. Как быть?! Что ожидает в дальнейшем?! Обида разрывала сердце: впустую, выходит, по гарнизонам мотался, все года службы коту под хвост - раз без права на пенсию приходится покидать армейский строй.  На гражданке устроится сейчас нелегко. Притом, вопрос еще - где?! Путь виделся только один - в охранники или сторожа. Специальности, кроме военной - ведь никакой. Можно, конечно, и в братки податься, как поступили некоторые, сняв форму, но с криминалом связываться не желал - совесть не позволяла. Куда пойти?! Кто возьмет?! Кому он нужен с опытом скитаний по дальним гарнизонам, умеющий разве что воевать или же, как с пафосом как вещали печатные и электронные СМИ, защищать государство развитого социализма?! А семью кормить надо. Ко всему жена не работала, двое детей школьного возраста. Опечалился подполковник, чуть даже не запил от горькой безысходности. 
Хорошо, что командир полка мужик был понятливый, служака до мозга костей. К военной форме привыкшей настолько, что даже в выходные дни не менял на штатский костюм. Впечатление такое, что никогда из одежды армейского покрова не вылезал, чуть ли не спал в ней. Вызывает он как-то Маслова и сочувственно разводит руками:
- Вот ведь как, Ваня! Не ожидали мы с тобой, что в боях познавшая радость побед подвергнется столь яростному штурму свыше! Нападение такое, которого и  не ожидали, и не разрывы вражеских снарядов крушат ряды, а скрип перьев по бумажкам выбивает боевые единицы! - Тяжело вздохнул, покачав головой: - Как с тобой быть? Не могу взять в толк. Увольнять - не по-человечески, а что сделаешь?! Должности для тебя, увы, нет! 
Молчит комбат, отрешенно потупив взгляд. Что ответить? Сказать нечего. Видимо, придется скоро новую дорожку по жизни протаптывать, не имея ни собственной квартиры, ни пенсии, разве что кое-какую мебелишку, да одежонку….
С грустью смотрит на него командир части, полковник, самому до выхода в отставку чуть больше года - на душе кошки скребут. 
- Вот, что Ваня, - говорит он, - появилась у меня одна мыслишка, но  не знаю, как к ней отнесешься. Имеется одна должность не занятая, но сугубо специфического плана. 
Поднял глаза на него Маслов, что-то екнуло в груди, проблеск надежды мелькнул. Весь во внимании.
-  В медпункте есть вакансия стоматолога. Должность капитанская, на два разряда ниже, чем у тебя.  Может определить на нее? - как бы сомневаясь в пришедшем на ум варианте, предложил командир полка. - А что?! - вдруг оживился, загоревшись этой идеей. - Будешь числиться по врачебной части, а так  дежурить по полку. День дежурства, два отдыха. За порядком смотреть, караул проверять, занятия с бойцами проводить вместо офицеров, которые в отпуске или по какой-другой причине не смогут. Так что давай, Ваня, соглашайся! - бодро проговорил он и ободряюще похлопал по плечу. – Правда, оклад далеко не комбатовский и пенсия, естественно, меньше, но с голоду на гражданке не помрешь. Работу себе присмотришь и пенсия все-таки, не ахти какая, но будет.
Согласился Иван. Стал дежурным по полку. Контролирует соблюдение распорядка дня части, службу внутренних нарядов проверяет, пропускным режимом на территории гарнизона руководит. Сам до увольнения из краснознаменной, овеянной славами побед, дни считает.  И все вроде бы шло хорошо и оставалось ему до выхода на пенсию чуть меньше месяца, как депеша из округа срочная – в полк едет комиссия во главе с заместителем командующего.      
Вызывает к себе Маслова командир полка и говорит:
- Вот что, пока комиссия будет в части, находись в медпункте, в своем кабинете и никуда не высовывайся. 
- В каком еще кабинете?! – удивленно выпучил глаза подполковник,  привыкшей к комнатенке на контрольно-пропускном пункте.
- Забыл что ли?! – сощурившись, взглянул на него командир. – Да в зубном -  ты же стоматологом числишься! Штатную дисциплину соблюдать надо. Не дай Бог прознают, что тебя в зубодеры определил – головы не сносить обоим!
Вскоре прибыли в гарнизон проверяющие. Начали знакомиться с состоянием боевой подготовки и поддержанием части в боевой готовности. А какой может быть  уровень воинского мастерства, если уже почти год солдатики на стрельбище не бывали, боевые машины не водили, да полковые учения на местности не проводились?! Не то, чтобы командир полка, проявлял служебную халатность, отлынивал от руководства учебным процессом – далеко не так!
Причина банально проста - уже более года в полк не поступало топливо, столь необходимое для боевой техники. И стояли в ангарах, задрав носы стволов пушек и пулеметов, боевые машины пехоты, ожидая своего часа выезда за гарнизонные ворота. Но он так и не пробил! Склады горючего пустовали, даже из неприкосновенных запасов оно было вывезено тыловым начальством из округа. Куда, в каком направлении уплыли сотни и тысячи тонн - об этом в части никто не ведал. Догадывались, конечно, что пустили  налево, но утверждать никто точно не мог. Разобраться в том могли лишь сотрудники с эмблемой щита и меча в петлицах, но и они хранили гробовое молчание – не  до того! Круговерть такая в стране, во всех слоях, что по горизонтали, что по  вертикали общественного устройства, что до окружного жулья руки не дотягивались. К слову сказать, в эту категорию записывались  многие предприимчивые, как их в народе метко прозвали – «новые русские», купаясь в отмываемой долларовой пене бродящей на западных дрожжах перестройки.
В общем, морально-боевой потенциал не подкреплялся материально, а на одном энтузиазме далеко не выедешь! Вот и проходила практически вся учеба солдатская в одних лишь классах, обрамленных  казарменными стенами.             
Генерал, возглавлявший комиссию, на вторые сутки пребывания в полку, объявил строевой смотр, а перед ним решил обход территории и подразделений совершить. Направился с командиром полка в солдатскую столовую, за ними свита из числа проверяющих и штабных офицеров. С мрачным, даже сердитым видом, осмотрел обеденный зал. Командир полка в недоумении: вроде все в порядке - чистота, полы блестят, на столах прибрано, меню на прикрепленном на стене стенде имеется с указанием норм довольствия, как и предписано служебным наставлением. Генерал же, сдвинув к переносице брови и ничего не произнося, угрюмо взирал на незамысловатую обстановку столовой. Командир весь в растерянности, теряется в догадках: почему молчит - ни  замечаний, ни похвалы не высказывает?      
- Не желаете отведать из солдатского котла? – предложил, повернувшись к генералу. – Обед приготовлен.   
- Благодарю! – тот скривился точно от зубной боли. На лице появилась мучительная гримаса. –  Пойдемте дальше!   
В смятии чувств, исподволь подозревая, что генерал специально прибыл с миссией вскрыть недостатки и в последствии, соответственно, огласить   выводы с вытекающими организационными мерами, не предвещающими ничего хорошего, командир повел его в солдатскую казарму. За ними последовали сопровождающие. Посещением казармы генерал, как показалось командиру части, тоже остался недоволен. Лицо хмурое, сердитое, будто каменное, наподобие скульптурного изваяния. С этим не меняющимся выражением осматривал он автомобильный гараж, ангары с боевой техникой, спортзал – и везде осмотр проходил молча без каких-либо вопросов.  Очередь дошла до полкового медпункта. Также, молча, заходил он во главе свиты в  одни помещения, в которых витал специфический лекарственный запах и, обозрев их, без каких-либо слов, направлялся в другие. Зашел в стоматологический кабинет, где находился в белом халате подполковник Маслов.         
Впервые за весь обход командир полка перехватил заинтересованный взгляд генерала в сторону комбата, облаченного в непривычную для него одежду медицинского персонала.         
- Вы зубной врач? Давно ли работаете? – спросил генерал, при этом сморщился и невольно дотронулся ладонью до щеки.   
- Подполковник Маслов, - четко представился, как и подобает по воинскому Уставу, комбат. – Служба уже к концу подходит.   
- Сразу видно, опыта не занимать, - кивнул генерал и обернулся к командиру части: - С утра ноет зуб, донимает – мочи нет! Вы с прибывшими офицерами продолжайте осмотр, потом о результатах они доложат, а я, пожалуй,  останусь  здесь, - и взглянул на Маслова: - Посмотрите?   Мне, кажется, зуб удалять придется.
У командира полка отлегло от сердца, будто камень с плеч: оказывается, угрюмость заместителя командующего исходила не от нацеленности на вскрытие недочетов в полку, а крылась в мучавшей его зубной боли.  Но радоваться, как видимо, рановато –  еще одна проблема вырисовывается. Теперь уже с подполковником. Надо что-то придумать, чтобы вывернутся из этой истории, которая вполне может завершиться нелицеприятно. Если узнает генерал, что Маслов совсем не тот, за которого себя выдает, то одним выговором не отделаешься, с должности запросто загрохочешь под фанфары.
Командир  тяжело вздохнул: ну, кто же знал, что у генерала зубная боль приключится и именно в период посещения им части?! Надо что-то делать!
- Предлагаю проконсультироваться в районной поликлинике, - попытался  отвлечь он генерала от общения с  Масловым, - может, ваш зуб можно еще сохранить.   
- А вот врач пусть и скажет, - проговорил генерал. – Мне думается, что все-таки придется с ним расстаться. – Повернулся к Маслову: - Что скажете доктор?
Подполковник испуганными глазами ошарашено уставился на командира, стоявшего позади генерала среди группы проверяющих офицеров. Душа, казалось, ушла в пятки. Он уже хотел сказать, что никакой он не врач и что здесь находится случайно, но в этот миг командир сообразил, что комбат на грани признания. Плотно сжав губы, он из-за спины генерала показал подполковнику кулак – даже не вздумай!
Маслов  оцепенел, не зная, что предпринять и как себя вести – такое с ним происходило первый раз в жизни. Положение, в котором оказался,  представлялось ему не столь нелепым, сколько чудовищным по своей сути.   
- Ну, так что? Можно в кресло? – вопрос генерала призывал к какому-либо действию. 
- Присаживайтесь!- еле выдавил он из себя, бросив умоляющий взгляд о спасении в сторону командира.
- Не беспокойтесь, товарищ генерал, - произнес тот, никак не реагируя, как будто ничего не происходило: - Врач у нас хороший, оставляем вас на его попечение, - и закрыл дверь, оставив их вдвоем в кабинете.    
Генерал уселся в кресло:
- Я готов!
Но к предстоящему не готов был сам Маслов. Лихорадочно соображая, как выкрутиться из ситуации, решил потянуть время. Вспоминая свои посещения стоматолога, входя в роль, присел напротив и попросил открыть рот. Взяв со стола попавшийся под руку медицинский инструмент, чем-то похожий на пилку для ногтей, постучал по верхнему зубу внезапно появившегося  на  беду так называемого для него пациента:
- Этот?!
- Не-е, другой, - не закрывая рот, гортанно прохрипел генерал. 
- Этот?! – легонько прикоснулся к следующему зубу
- Да-о-о! – издав невнятное мычание, пациент дернулся, словно ударило током. 
Отложив в сторону инструмент, Маслов покачал головой:
- Без рентгена видно, что требуется удаление.
- Я так и думал.
- Может, потерпите до районной больницы? – спросил Маслов и, уловив в глазах генерала немой вопрос, тут же нашелся: - Трудно с финансированием, лекарств почти не закупаем. Хорошего обезболивающего нет, в наличии только новокаин и то порядком просроченный…. 
Говоря  об этом, надеялся, что генерал согласится на посещение больницы, и мысленно молился об одном, чтобы быстрее закончилась эта пытка, в которой он был инквизитором и жертвой одновременно.
-  Да, ныне нелегко, а с материальным обеспечением вообще туго, - кивнул генерал и тут же: - А если без укола?! Постараюсь стерпеть, - в его глазах  застыло немое ожидание быстрейшего избавления от мучавшей боли.      
Эти слова поставили Маслова в тупик. Он встал и в нерешительности подошел к медицинскому шкафу со стеклянными дверцами. Сквозь них виднелись  различные лекарства, лежавшие на полке. Взгляд остановился на небольшом флаконе, надпись на этикетке которого гласила, что в нем находится спирт. Эх, где наша не пропадала! Обернулся к сидящему в кресле  пациенту в лампасах:
- Есть одно средство, так сказать местное…. Употребить во внутрь….
- Выпить что ли?
- Ну да, есть спирт. Принять грамм сто пятьдесят. Как похорошеет, так и тянуть будем….
- А что?! На фронтах в отечественную, да и в Афгане, порой, водку и спирт применяли вместо наркоза. Согласен! Будем считать, что мы в боевой ситуации. 
У Маслова чуть не подкосились ноги. Господи, что творю?! Споить генерала, выдернуть ему зуб, блефуя, представляясь доктором - прямой путь на эшафот! О какой тут пенсии думать?! Но делать нечего -  раз ввязался, то отступать некуда. Повернувшись спиной к генералу, открыл дверцу и, взяв пустой специальный стакан с делениями, отлил в него из флакона, установив уровень на отметке сто. Подошел к столу. Из стоящего на нем графина с водой разбавил содержимое стакана. Бережно держа в руках, приблизился к генералу:
- Вот наркоз, прошу….
- Ну, с Богом! – проговорил генерал, беря стакан. Залпом опрокинул его.  Лицо побагровело, и он глубоко выдохнул: - Уф-ф!  Никогда бы не подумал, что придется пить в зубном кресле….
Маслов также не держал в мыслях, что будет вынужден под занавес службы показывать этакий номер самодеятельности, выступая в главной роли, впрочем, как и режиссером, хотя автором и постановщиком сего представления являлся командир полка.   
- Теперь немного подождем и приступим, - сказал он, ощутив, как у самого от нервного напряжения задрожали пальцы рук. Этого еще не хватало! Может тоже принять наркоз для снятия стресса?! Материализуя мелькнувшую мысль, подошел к стеклянному шкафу. Незаметно отлил из флакона в мензурку грамм тридцать спирта и тут же выпил. Нутро обожгло, перехватило дыхание. Безмолвно, глотая ртом воздух, простоял пару минут, не поворачиваясь в сторону ожидавшего зубную операцию, но не представлявшего ужаса сей экзекуции высоко начальствующего пациента. 
Наконец, отдышавшись, обернулся к генералу:
- Как самочувствие? Может добавить еще?!
-  Пожалуй, хватит.   
- Тогда начнем, - Маслов подошел к приставному столику у кресла, выбрал из нескольких лежавших на нем инструментов щипцы, и пристально  взглянул на замершего, как кролик перед удавом, генерала. В его широко раскрытых глазах заметил проявления самой боли и страха от неминуемого процесса удаления ее источника.    
- Откройте рот! Шире! – потребовал, как заправский доктор, и твердой рукой, пальцы уже не вибрировали, сжал инструмент. Захватил им больной зуб. Свободной рукой взялся за нижнюю челюсть побледневшего, вмиг поменявшего окраску лица пациента и, надавив на нее - Эх! Была не была! - что было силы, рванул на себя щипцы….    
- О-о-о! А-а-а! – моментально раздался душераздирающий крик.   
Сирена кареты скорой помощи, пожарной машины или же извещение о воздушной тревоге, казалось, не шли ни в какое сравнение с оглушающим ревом, донесшимся из стоматологического кабинета медпункта, сменившимся завывающим стоном.
Генерал с открытым ртом сидел в кресле, схватившись обеими руками за челюсть. Покачиваясь из стороны в сторону, жалобно стонал, бросая гневные взгляды на склонившегося над ним в белом халате подполковника. 
- Ничего страшного, пройдет, - успокаивая его, довольный, что так быстро справился, казалось, с непосильным делом, произнес Маслов. – Вот, извольте полюбоваться, - протянул руку, на ладони которой лежал выдернутый зуб. – А что пока болит - так анестезия не та, наверное, стоило больше принять….
- Че-че… о-о! ю-сть…, - кое-как промямлил вперемежку с завыванием генерал, указательным пальцем правой руки тыча в свой подбородок.   
- Конечно, ныть еще какое-то время будет, - по-своему поняв знак, как известие о продолжающемся болевом ощущении, сказал Маслов и тут же добавил: - Главное от зуба освободились. Может вам, товарищ генерал, еще наркоза принять? А то, можно сказать, чуть ли не по живому драли….   
- Не-е… м-гу… за-а-ыть…, – с трудом издавая звуки, с отвисшей челюстью, жалобно простонал тот.    
Маслова бросило в холодный пот, почувствовав что-то не ладное, произнес: 
- Так-с, давайте посмотрю…, - и взялся за подбородок пациента, пытаясь заглянуть тому в рот.      
- А-а! – резко дернувшись от прикосновения, вскрикнул генерал, будто ужаленный. 
- Видимо, это проявление болевого синдрома, - отняв руку, с сомнением покачал головой Маслов. Он ни на шутку сам испугался и подавленный случившимся, не представлял, что предпринять далее. Генерал, превозмогая растекающуюся по всему лицу боль, затравленно смотрел на него.
– Рекомендую принять еще дозу, затем рот закроем…, -   первое, что пришло на ум, произнес он и направился к шкафу. Ноги как ватные, в руках снова появилась предательски пульсирующая дрожь. Сердце бешено колотилось, ощущение такое, что готово чуть ли не выскочить из груди. Открыл дверцы. Уже не скрывая, опрокинул полную налитую из флакона мензурку и, выдохнув, наполнил вторую. Не разбавляя содержимое, подошел к поскулившему в кресле мученику:      
- Берите!   
Генерал молча помотал головой, не желая больше употреблять.    
- Надо выпить! Так сказать, заглушить боль…, - настойчиво повторил Маслов. – Сейчас попытаемся вашей челюсти придать естественную позу….   
Со страдальческим видом генерал взял протянутую мензурку и, затаив дыхание, вылил спирт в рот. Выдохнул, и тут же зашелся в удушающем приступе кашля, хриплые выдохи которого сотрясали грудь, плечи и низко опущенную голову. Откашлявшись, со страхом поднял взгляд на зависшего над ним  белой скалой, в медицинском одеянии Маслова.   
- Ну, вот и прекрасно, - проговорил горе-доктор, положив одну руку на темень генерала, второй ухватив за подбородок. Попытался сжать, надавив сверху на голову и  снизу на подбородок.
Дальнейшее походило на вспышку молнии, сопровождающуюся грозовым разрядом, на взрыв громадного порохового заряда, извержение вулкана с  выкинутой безудержной силой из его недр огнедышащей лавой!   
- А-а-а! О-о! – вскочил, словно вытолкнутый из кресла невидимой пружиной, генерал. С полными глазами ужаса, оглядываясь на застывшего в немом оцепенении Маслова, мыча что-то нечленораздельное и держась обеими руками за отвисшую челюсть, он чуть ли не бегом ринулся из кабинета….   
Дверь захлопнулась. Маслов облегченно вздохнул и, выйдя из сковавшего его положения, направился уже четвертый раз к стеклянному шкафу. Две очередные дозы спирта, уже разведенного, постепенно сняли нервный накал. Сел за стол. Вытянув из пачки сигарету, блаженно затянулся. Во всех помещениях полка запрещалось курить - для этого занятия по задымлению легких отводились специально оборудованные места – курилки. В медпункте курение было под особым запретом, Не смотря на это категорическое табу, он с наслаждением пускал табачный дым, радуясь, что наконец-то все завершилось. Боже, как хорошо, что пронесло!      
Он наивно заблуждался – не пронесло, не проехало….
Менее чем через час в кабинет позвонил командир полка:
- Маслов?!
- Так точно, товарищ полковник, он самый, - стараясь придать голосу бодрость, пробасил в телефонную трубку в меру захмелевший подполковник.   
- Чему радуешься?! Ты генералу челюсть своротил, зубодер! Чуешь, что будет?!  И как тебя угораздило?! 
От этого шокирующего известия Маслов потерял дар речи. Подавленно молчал, внимая грозную речь командира. 
Разразившись тирадой  различных эпитетов по поводу медицинского таланта  подполковника и суля тому мыслимые и немыслимые наказания за вывод заместителя командующего из боевого настроя и приведения в состояние болезненной беспомощности, командир, в конце-концов, смягчился:
-  Ваня, генерал отлеживается в полковой гостинице, скоро в районную больницу повезем. Говорить не может, охает. По-всему видать перелом  челюсти. Боюсь загадывать, но мы основательно влипли! Шкуру сдерут с нас, как пить дать! 
После разговора с командиром Маслов больше из кабинета не выходил. Опустошил приглянувшейся флакон и в этом же шкафу, на нижней полке, обнаружил еще бутыль со спиртом, объемом под два литра, причем, полную.
Запершись в кабинете, не отвечая на телефонные звонки, стал заливать свое безутешное горе. Он пребывал в непоколебимой уверенности, что после столь тесного общения с заместителем командующего его попрут из несокрушимой и легендарной. Даже, может, под трибунал подведут за допущенное умышленное членовредительство высокому чину. Все прошлые заслуги по службе ничего не будут значить, и никто за него, бывшего комбата уже не существующего батальона, не заступится. Горько, обидно подполковнику и чем больше пил, тем больше убеждался в одной мысли – не везучий он человек, пропащий! И судьба повернулась к нему одним интересным местом, на котором сидит, глядя на постепенно пустеющую бутыль. И чем думал, когда согласился на авантюру с генеральским зубом?! Почему не сознался?! Не простит ему генерал экзекуции над собой!
Два дня в полку еще работала комиссия, два этих дня не выходил Маслов из кабинета своего добровольного заточения, пил по-черному. Сердобольные медсестры из медпункта еду приносили, чтоб голодом не мучился, да закусывал. Командир части только задавался вопросом, ни о чем более не спрашивая:
- В кабинете Маслов?
- Там он, - неизменно отвечали из медпункта, - переживает….
А что же заместитель командующего?! А с ним в последствии все в порядке оказалось. В районной больнице врачи осмотрели и никакого перелома  не констатировали. А что с открытым ртом пребывал, то такое в медицинской практике часто случается. Челюсть быстренько вправили, поставив на место, чему тот несказанно обрадовался и всю обратную дорогу в полк не умолкал, вспоминая разные курьезы, приключавшиеся с ним за годы ратного служения. О зубе своем и челюсти даже не вспоминал, поскольку боль уже не мучила.
Вскоре генерал с комиссией убыл в округ. Следует сказать, что после посещения больницы, почувствовав себя здоровым и готовым к дальнейшим руководящим действиям, он о подполковнике из медпункта не спрашивал, что вполне устраивало командира полка.
А вот Маслова, после его выхода из состояния глубокой туманной невесомости, в котором прибывал все оставшиеся дни проверки, находясь в стоматологическом кабинете, будто подменили. Не узнать стало подполковника. Куда-то пропала его веселость и открытость в общении с сослуживцами. Замкнулся в себе, да и в глазах поселилась какая-то философская задумчивость. Молчаливо дотянул до увольнения в запас и  покинул полк с должности стоматолога, в которые был определен с легкой или же совсем наоборот руки командира части. В военкомате, долго не думая и не вникая в послужной список прибывшего пенсионера, взяв за основу приказ об увольнении, поставили его на воинский учет. Отметка в графе, обозначающей воинскую специальность, гласила - врач-стоматолог. О том, как почти год он оббивал пороги  начальствующего состава военкомата, да и других ведомств, добиваясь изменения произведенной записи, история уже другая, особая.   
Ну, а о том, что приключилось в отдаленном сибирском гарнизоне в некогда лихие времена перестройки, когда несокрушимая и легендарная занимала оборонительные позиции по фронту беспрерывно накатывающихся на нее реформ, еще долго обсуждалось в курилках на территории части и домашних кулуарах. При этом, обычно сходились в одном мнении: не дрогнул подполковник перед генеральским проверяющим взором и не сплоховал - зуб все-таки выдернул!