Memento

За дверью зазвенели ключи. Она встала с дивана, неосознанно поправила волосы, собранные в пучок на голове, скользнула рукой по своему необъятному свитеру и улыбнулась вошедшему. Ее талию крепко обхватили сильные мужские руки, в лицо пахнуло осенним уличным холодком, и она закрыла глаза. Так они стояли несколько минут, которые показались очень долгими, затем он посмотрел ей в лицо, так нежно и доверчиво, и сказал:

 - Привет, крошка.
 
Броуновскими частицами они задвигались по маленькой квартире, как и всегда, когда она встречала его с работы. Он рассказывал ей о прошедшем дне, а она стояла в дверях и любовалась его плечами. Когда он переодевался и клал свои вещи в шкаф, она подходила и обнимала его сзади, крепко прижимаясь к его спине. Он застывал, и она чувствовала, что в этот момент для них ничего больше не существует, кроме друг друга. От этого на душе становилось тепло и уютно.

…Серые глаза. Когда-то они были бирюзовыми, но не в этот момент. Сейчас это были холодные глаза маньяка, острым клинком впившиеся в ее лицо…

Она вернулась на кухню ставить чайник и разогревать суп. Из комнаты он что-то рассказывал ей, она слушала его голос и ждала, когда он придет ужинать. Налив себе кофе, она закурила. Грязно-белый дым пополз по кухне, туманом витая над столом. Затянувшись, она слушала, как гудит микроволновка и шумит вода в ванной. Как обычно, она на минутку пыталась представить, как он с наслаждением окатывает себя горячей водой, быстрыми движениями намыливается, закрывает глаза, смывая пену, еще пару минут стоит под душем, «отмокая» после рабочего дня.

…Почему не ушла тогда? Ведь что стоило просто спуститься в метро и закончить тот день по-другому… Почему осталась? Все же было сказано. Но осталась. И теперь он в кошмарах преследует серыми маниакальными глазами…

 - А как прошел твой день, крошка? - от него пахнет гелем после бритья, кожа еще влажная от воды, голубые глаза добрые и похожи на две маленькие планеты.

 - Да как обычно, болталась без дела, - полушутя, полусокрушенно она помотала головой.

Микроволновка издала короткий сигнал. К еще не выветрившемуся дыму примешался вкусный аромат куриного супа.

***

Она сидит на кухне, курит и слушает, как он что-то напевает про себя в комнате. Уголок ее губ приподнимается на секунду.
Стоит заняться делами, которых уже накопилась целая куча, пока есть еще пара часов перед сном. За окном уже темно, немного тянет холодом из приоткрытой балконной двери. Накинув плед на скрещенные ноги, она открыла ноутбук.

…Они стоят на лестнице в парке. Мимо проходят толпы людей, никто не обращает на них внимания. Холодные серые глаза приковывают ненормальным, стеклянным блеском, и она хотела бы, да не может отвернуться. Он говорит ей что-то про какой-то катарсис, его лицо искажается до неузнаваемости. Она начинает молиться. Никто из прохожих не подозревает, как часто бьется ее пульс, как ей смертельно страшно. Она не слышит его, и еще отчаяннее молится. Только бы вернуться домой сегодня живой, только бы вернуться домой…

Он склоняется над ней, приобнимая за плечи, и целует в волосы. Это помогает отвлечься и одновременно заставляет снова собраться с силами и улыбнуться в ответ. Перед ней открыто пустое окно текстового редактора. Сколько она так просидела?..

 - Хочешь чаю? - Он щелкает кнопкой чайника. Но у нее еще остался чуть теплый кофе.

Она смотрит на него, следит за его немного порывистыми движениями и думает, как хорошо быть здесь, с ним, в тепле и безопасности. Вот он наливает себе чай, садится рядом с ней и тоже закуривает. Его прекрасное лицо сосредоточенно, он напряженно думает о чем-то, наверное, о своих произведениях, над которыми работает вот уже несколько недель. Невольно она любуется, ее взгляд скользит по его щеке, от подбородка к глазам и обратно. Он замечает, что она следит за ним, морщинки на переносице разглаживаются, уступая место складкам в уголках глаз, которые ей так нравятся, едва заметные веснушки на нижних веках очерчиваются. Уже нет необходимости что-либо говорить, все главное уже было сказано давно и не раз. С сигаретным дымом смешивается тишина.


***

В сумраке он наклоняется над ней, в его объятиях она чувствует себя маленькой и хрупкой, как котенок. Он целует ее, еле прикасаясь губами, но это красноречивее страстных поцелуев в кино. Она подозревает, что за этими нежными и почти невинными поцелуями кроется нечто большее, и хитро улыбается.
Его руки скользят по линиям ее бедер, и она в очередной раз думает, что так к ней не прикасались никогда. Наконец наступает тот момент, когда все прочие мысли отброшены в сторону, и она может забыться в его близости.

…А главное, зачем надо было соглашаться идти с ним туда? Но страх парализовал все мысли и способности принимать решения. Поэтому она просто подчинилась. Мимоходом она вспомнила, как они приходили туда, выкраивая время по вечерам, и многозначительно переглядывались, пока портье регистрировал их и выдавал ключ. Теперь же она лишь слабо улыбалась, пытаясь скрыть свой испуг…

Голые ноги покрылись мурашками, было лень надевать штаны только для того, чтобы посидеть с сигаретой на кухне. Он, как обычно, был немного смущен, и теперь только слегка улыбался. Эти моменты были одними из ее самых любимых, минуты тянулись как сладкая конфета, но прелестней было ожидание возвращения в теплую кровать, чтобы уснуть с ним рядом, но не сразу, а сначала еще немного полюбоваться игрой света и тени на его лице и снова скользнуть взглядом от подбородка к глазам и обратно. Моменты счастья каждый день.

…Сначала все было как обычно. В какой-то момент ей даже почти начало нравиться. Затем пощечина, легкая, но неожиданная. «Только попробуй актерствовать, и будет больно». Затихнув, с обидой подумала, что никогда ничего не изображала и даже не пыталась. Думая только о том, чтобы добраться до дома в целости, она решила подчиняться и дальше. Промелькнула мысль, что он добивается от нее оральных ласк, хотя прекрасно знал, что ей это никогда не нравилось. Но нет, все оказалось еще хуже…

Его лицо совсем близко, а под одеялом тепло и уютно. Темнота за окном медленно начинает таять. Потолок постепенно светлеет, пора засыпать, иначе завтра можно опять все проспать. Прикоснувшись еще пару раз к его нежным горячим губам, она улыбается и отворачивается. Слышит, как он отворачивается в другую сторону. В комнате настает абсолютная тишина, иногда нарушаемая далекими гудками поезда со стороны железной дороги. Она смотрит в стену, но не видит ее.

…Свет из-за полуоткрытой двери ванной освещает его лицо, не выражающее почти никаких эмоций. Ее щеки совершенно мокрые от рыданий после того, как он раз десять ударил ее ремнем, слезы продолжают катиться из глаз против ее воли. Она думала, что сдержится, что будет достаточно сильной, чтобы не издать ни звука, но обида и горькое недоумение делают свое дело. Она спрашивает разрешения пойти хотя бы умыться, но он не позволяет. Она смотрит на него и не узнает, это кто-то ей совершенно незнакомый…

***

 - Крошка, я побежал. - Он целует ее в щеку, она с трудом открывает глаза, видит его и испытывает радость.
Его движения чуть более порывисты, чем обычно, в последних сборах. Она следит за ним из-под одеяла и думает, как хорошо никуда сегодня не идти. Ключ поворачивается в двери, она лежит еще около двадцати минут, болтая ногами и листая новости в интернете, затем нехотя покидает теплую кровать. Уже склонясь над раковиной в ванной, она вспоминает последние моменты сна. Снова. Снова эти серые глаза преследуют ее, и она не знает, проснуться или нет, как сбежать от них, как сделать так, чтобы они больше не напоминали ей о том страхе, не появлялись больше никогда в ее жизни.

«Помнишь, мы говорили о наказании?»
Ничего подобного она, конечно, не помнила, но даже если такое и было, разве это было всерьез? Это могло быть сказано разве что в полуэротической шутке, в легком намеке, но никак не в подобном ключе и не в этой ситуации…
«Так вот, ты плохо себя вела и должна быть наказана…»

Она как всегда слишком медленно пытается сообразить, что лучше сделать сначала - одеться или поставить кофе. За окном хмурое небо, она еще раз порадовалась, что сегодня можно никуда не выходить. Она наливает кофе в кружку, его подарок, добавляет молоко, - (надо бы купить еще, заканчивается), - с наслаждением садится на свой любимый диван, вспоминает про фильм, который давно хотела посмотреть.

…Она еще не знает, что ее ждет, они пока только сидят в забегаловке, а он втолковывает ей какую-то откровеннейшую ерунду, мол, он абсолютно не может испытывать никаких сильных чувств, и что никакие доктора ничего не могут поделать с этим, и что-то еще там снова было про шизофрению.
«А что же тогда было все эти почти три года?» - скептически спрашивает она.
Следует еще более нелепая фраза, что она, мол, единственная, рядом с кем он испытывал хотя бы подобие любви. Весь разговор какой-то затянутый, абсурдный, ни к чему не ведущий, ей ужасно хочется поскорее отвязаться от него и поехать наконец домой. Но нет, что-то удерживает ее. Зря.

«Зря, зря, зря,» - все повторяет она про себя, сделав глоток кофе. Вкусный, ароматный, хотя и не такой, как ее любимый, а подешевле. Она в очередной раз уговаривает себя забыть, вычеркнуть или, на худой конец, смириться. Сцены фильма сменяют одна другую, но ее мысли все еще далеко. Минутная стрелка неумолимо совершает свое вечное круговое движение.

«Давай встретимся, мне нужно с тобой поговорить.»
«Да, и мне тоже.»
Надеется, что он не собирается делать ей предложение, когда она собирается закончить это все раз и навсегда, чтобы больше никогда не возвращаться.
… «Но ведь два человека, хорошо знающие друг друга, привыкшие, могут жить вместе и без любви.»
«Нет, я так не могу,» - она решила твердо стоять на своем, не поддаваться больше, что бы он ни отвечал, что бы ни плел про свои шизофрении, как это было в прошлый раз, когда ее уверенность дала слабину, и она не довела дело до конца.

Титры. Пора встать и что-то сделать. Собрав волосы в пучок на макушке, она садиться за инструмент. Закрыв глаза, она прислушивается к ощущениям в пальцах, еще один из способов забыть обо всем и просто наслаждаться. Минуты летят пассажами. Начинает темнеть.

…Какая разительная перемена. Еще пару часов назад он хладнокровно делал ей больно, а теперь, едва выйдя из метро, - (и зачем только она позволила ему ее проводить?) - он вдруг переменился, начал сбивчиво просить прощения, говорить, что это все тот, другой, что он сам ничего не мог сделать, только смотреть. Но ее железный занавес уже закрылся, его извинения уже не были ей нужны. Тем более последовавшие позже бессмысленные слезы. Позволив себя обнять на прощание - (непростительная роскошь) - она наконец-то смогла уйти. Благодаря Господа, что ее родителям не пришлось искать части ее растерзанного тела по всему городу.

«Когда приедешь домой?» - написала она и добавила смайлик, прикидывая, когда лучше начать готовить ужин, чтобы он не слишком остыл к его приходу. Приятные мысли о готовке, вспоминает, что есть в холодильнике.
«Что захватить в магазине?»
Заканчивалось молоко, да и сигареты тоже. И еще, например, лука можно взять побольше, чтобы как-нибудь на неделе повторить свой луковый суп, к тому же еще осталось немного пармезана. Мысленно улыбнулась.

Серые глаза. Ненормальный блеск. Вонзились в нее острым клинком, не дают дышать, не позволяют двигаться. Проникают в сны, в мысли, причиняют боль. После того дня ей казалось, она простила, отпустила, смирилась, больше не боится. Но если сознание, зажатое и очищенное под натиском ее воли, присмирело, то подсознание приняло весь удар на себя, и рана, нанесенная клинком этих маниакальных глаз, кровоточила, заживала только на время, лишь иногда давая вздохнуть свободно, видеть мирные сны. Вспоминая, память переписывает события. Так сколько же раз нужно вспомнить, чтобы затереть эту пленку?

Звенят ключи в двери. Она встает с дивана, ныряет в его сильные и нежные объятия, позволяя себе быть слабой, позволяя себе чувствовать безопасность, которую излучают его руки.

Серые глаза тают, уступая место солнечным голубым планетам.

Тают, чтобы однажды снова воскреснуть в памяти, надорвать старые раны и оставить подсознание истекать кровью.

Но пока можно еще раз почувствовать себя маленьким котенком.