Гав, гав, товарищ полковник!

     В давно прошедшие добрые времена, когда служба в армии офицером считалась престижной, а в народе профессия Родину защищать особо ценилась, приключилась эта довольно забавная или же совсем невеселая вещь.
    Тогда, в советскую бытность, на курсантов военных училищ во всю заглядывались девчата, мечтая выгодно выскочить замуж. Как-никак тыл надежно обеспечен – зарплата у избранника достойная, проезд к месту проведения отпуска оплачивается, путевки в санатории выдаются бесплатные, а что касается жилья, то квартира, пусть и служебная, но в военном городке предоставлялась сразу, как только на новое место службы прибывал офицер с семьей или один – не важно. Жилплощадь была гарантирована. Живи себе и радуйся!
     И хоть приходилось мотаться по дальним гарнизонам, и суженый пропадал сутками: то многодневные учения, полевые занятия, то тревоги, а то и разные дежурства, но если вдуматься, то все это по молодости лет. Пройдя ступеньки взводных и ротных должностей, если в голове не ералаш и мозги набекрень не съехали, дорога в академию муженьку была открыта. И если, выдержав вступительные экзамены, зачислялся он в сие учебное заведение,  то помимо пополнения знаний открывались перед ним, а больше перед его пассией, новые просторы. Прелести столичной жизни раскрывались пышным букетом: театры, музеи, выставки, рестораны, да и просто всевозможные знакомства, в том числе на светских тусовках, куда при желании вполне мог попасть с супругой, так как был в числе слушателей военных академий, уже по одному этому определению считавшихся входящими в элиту офицерского корпуса.
     Ну, а по выпуску из альма-матер ждала его руководящая должность командно-политического состава, и не меньше как в полку, а то и сразу в дивизии. В дальнейшем, по мере службы продвижение по карьерной  лестнице было запрограммировано, папаха полковничья обеспечена, а если повезет, то и генеральская. А с ней и квартира для постоянного места жительства в центре страны, в которой провозглашалось единство партии с  народом и армией.   
    Так что стремились девчата устроить свою жизнь, бросая кокетливые  взгляды на курсантов, без пяти минут лейтенантов, будущих полковников и генералов.
     Многим девушкам будоражил сердца статный, черноглазый курсант общевойскового училища Слава Тылюк. Ему же приглянулась маленького роста, вроде бы ничем не привлекательная  в отличие от томно вздыхающих красавиц, скромная, с большими круглыми очками-блюдцами Сонечка Пакерман. Девушка происходила из интеллигентной еврейской семьи, глава которой преподавал в консерватории, а мать в музыкальном училище. Сама Сонечка упражнялась на скрипке, будучи студенткой той самой консерватории, в которой профессорствовал ее папенька. Родители в ней души не чаяли. Всячески лелеяли единственную дочку, которая с детства росла в домашнем уюте и атмосфере, пропитанной звуками и мелодиями, где  царил утонченный вкус музыкальной культуры.
     Дрогнуло сердце Сонечки перед курсантом, которого случайно увидела во дворце культуры на танцах, так раньше называли молодежные вечера, ныне же с иностранным подтекстом – дискотеки. Познакомились они, стали встречаться.
    Вскоре наступила выпускная пора. По ее окончанию Славик, уже не в курсантской форме, а в только что сшитом лейтенантском кителе, с большущим букетом алых роз явился в дом к ее почтенным родителям. Попросил руки и сердца их любимого чада, сделав ей предложение.
     Другие при этом сразу же на шею бросились бы и, не раздумывая, под локоток и в загс. Штамп в паспорт,  веселая свадьба и прощальный гудок на вокзале, с которого отходил состав, увозящий в новую жизнь молодую чету.   
     Так зачастую и поступали многие выпускники. Вместе с дипломом об окончании училища везли свидетельства о бракосочетании. Дело обычное,  когда новоиспеченные лейтенанты убывали на первое место службы уже с кольцом на пальце и чемоданами в руках, в которых не только форма, но и женские платья с прочими предметами обихода слабого пола сложены. Так представлялось и Славику, но не тут то было….   
Сонечка расплакалась и сказала, что любит его безмерно, и папаша с мамашей  в принципе не против их женитьбы, только вот его профессия  больно сильно смущает, и папенька против того, чтобы она с ним в какую-то Тмутаракань  уезжала.
     В свою очередь папенька тактично промолвил, что уважает и преклоняется перед мужественной профессией Славика и, конечно, очень важно, что он, как человек военный, будет приличное содержание получать - сразу наравне с профессором или же инженером с солидным стажем, но материальное не заменит круг социального общения Сонечки и ее призвание к музыке.
     Свою речь дополнил тем, что консерваторий и театральных залов в отдаленных от цивилизации гарнизонах еще не построили и он, как отец, не может позволить, чтобы дочь растрачивала свой талант по солдатским клубам. А если Слава  по настоящему любит Сонечку и желает видеть ее спутницей жизни, то придется ему менять офицерский мундир на костюм гражданского покроя. Вот такой произошел неприятный сердцу Славика разговор, по окончанию которого получил он, как говорится, от ворот поворот. 
     Но, к слову сказать, семейство, куда явился женихом, надежды его окончательно не разрушило. Всхлипнув после слов папеньки и вытерев слезы, девушка объявила, что против воли родителей пойти не в силах. Но любит его и ждет дальнейшего решения, очень надеясь на рассудительность, и готова, если он прислушается к прозвучавшему совету папеньки, идти с ним по жизни рука об руку.   
     После этого неудачного для себя посещения дома профессора убыл Славик Тылюк командовать взводом в мотострелковый полк, географически тогда дислоцировавшейся на границе Урала и Сибири.
     Службу несет, как тяжелую ношу, не радуют его новые лейтенантские погоны с одним просветом и двумя маленькими звездочками. И выбранный путь, по которому намеревался шагать до больших звезд, кажется уже мрачным, без жизненного для него просвета. Все мысли только о профессорской дочки. Мучается вставшей перед ним дилеммой — продолжать службу, вычеркнув Сонечку из своей биографии или же расстаться с мечтой о военной карьере и связать судьбу с полюбившейся девушкой?!
     Она ему письма чуть ли не каждую неделю шлет, полные грусти о вынужденном разъединении их сердец и зовет непременно приехать, поскольку вся извелась вдалеке, лишь о нем и вздыхает. Отвечает он на послания, ярко расписывая пылкие к ней чувства, которые поэты всех времен прекрасным созданиям воспевали, и все больше склоняется ко второму варианту.
     Стоит отметить, что тогда по телефону было не наговориться - заранее требовалось заказывать междугородние переговоры, а сотовые аппараты еще не придумали. Так что лишь на письмах и держалась их связь. Прослужил, протянул так Славик полгодика и совсем  невмоготу стало - не может совсем без Сонечки, ночами  девушка снится....
     Надумал он наконец все-таки покинуть воинский строй, но сделать это по тем временам представлялось немыслимо трудно. Прямо сказать, добровольно армия с офицерами не прощалась. Правда, был период, когда в начале шестидесятых, в хрущевскую оттепель, сократили вооруженные силы и многие из кадрового состава за бортом службы оказались, но то произошло до того как Славик поступил в военное училище. С тех пор только наращивалась оборонная мощь государства, втянутого Соединенными Штатами, своим потенциальным противником, в сумасшедшую, с точки зрения каждого трезвомыслящего человека, гонку вооружений. Отчего военному ведомству приходилось цепко держать в руках тех, кто образно говоря, командовал ротами, а по большому счету всех, независимо от занимаемых должностей и воинских званий.
     Впрочем, на некую демократизацию или проще сказать на отступление от ранее существовавших канонов в Славкину офицерскую бытность высокое армейское начальство пошло. Но оно касалось не порядка прохождения службы, а правил ношения формы одежды. С момента создания РККА, то есть Рабоче-крестьянской Красной армии, она претерпевала разные изменения, но постоянно офицер, если в кителе и в сапогах, то обязательно должен был перетянут портупеей, как кокон в форменную материю завернут.  В таком одеянии при солнечном пекле находиться было просто невыносимо,  пот лил в три ручья. Так вот, соответствующим приказом по войскам разрешили в летнюю пору, если не в строю, то портупею на китель не одевать,  а еще, еже ли погода особенно жаркая, то и галстук снимать и рубашку форменного образца с коротким рукавом носить.
     Эти нововведения ратный люд встретил с огромным воодушевлением и даже воспринял как начало наступления демократических перемен, но дальше в воинском укладе ничего не сдвинулось. Кроме призванных на срочную службу, остальному составу следовало оттрубить в доблестных вооруженных силах от звонка до звонка, с курсантской поры до пенсионного возраста, а это почти двадцать пять лет. После чего форму можно уже вешать в шкаф и доставать оттуда, облачаясь в нее, как ветерану, лишь по торжественным случаям. Уволиться ранее, по желанию, как в нынешние времена, за исключением болезни, закон не позволял. Разве что покинуть армейские ряды за какую-либо провинность, несовместимую, как гласила строка определенной его статьи, с высоким званием офицера.
     Расставаться с армией по этому неблаговидному поводу Славику не хотелось, но какого-либо другого выхода, прописанного в военном законодательстве, он не видел. Так что невольно предстояло встать на путь злостного воинского нарушения. 
     Не являться на службу, если говорить гражданским языком, то есть попросту прогуливать  - этот способ разорвать свои отношения с военным ведомством  Славик отбросил сразу. Во-первых, начальство при желании могло  расценить это не как отлынивание от исполнения должностных обязанностей, а как оставление части, если длительное время не появляться в полку, а за это можно было и под трибунал угодить. А ломать судьбу и очутиться на скамье подсудимых в его планы не входило. Во-вторых, не желал портить себе репутацию. По этой причине  также отверг испытанное средство, к которому, как слышал, прибегали некоторые офицеры, желая разрубить узы, связывающие их с армейской средой — имитации беспробудного пьянства.
     Злоупотребляющих алкогольным зельем в армии не держали, и от пьяниц освобождались, но путь этот был длителен и не всегда перспективен. Иногда требовались годы, чтобы замеченный в этом систематическом занятии, смог сойти с орбиты воинской службы. Для этого требовалось пройти  через все ступени дисциплинарных наказаний и общественное чистилище в виде товарищеского суда чести офицеров. Как правило, до окончательного вердикта он растягивался на несколько заседаний. Вначале, уличенный в пьянстве, отделывался при рассмотрении  проступка выговором. Затем, через какой-то период, если продолжалось пагубное пристрастие, снимали с погон одну звездочку и уже будучи пониженным в звании, через какой-то промежуток времени, не переставший пить, представлялся по решению судей из числа выбранных для этой общественной стези офицеров к выдворению из армейских рядов. 
     Славик ясно понимал и отдавал себе отчет в том, что находится в когорте молодых офицеров и командование части при систематических нарушениях с его стороны непременно затеет воспитательную процедуру, начнет наставлять на путь истинный, уча уму-разуму, а потому уволиться быстро, в любом случае, никак не получится.
     По его расчетам, при стечении всех благоприятных обстоятельств для задуманного процесса увольнения  по дискредитирующим проступкам, могло уйти не менее года, что крайне его не устраивало. Сонечка вся извелась, томясь в его ожидании - так в последнем письме и писала.   
Славик мучительно терзался мыслью о быстрейшем расставании с формой, ища к этому подходящий повод. Надо было сообразить нечто такое, необычное, чтобы никакая начальствующая сила не смогла его удержать на служебной орбите. И он придумал, выбрав момент....
     Взвод, которым командовал, заступил в караул. Под охраной находились  различные объекты, в том числе и склад части. Не смотря на то, что часовой с автоматом стоял на посту и действовала сигнализация, подход к складу охраняла еще и сторожевая собака. Пес по мудреной кличке Падишах. Толку от него, прямо признать, было маловато, поскольку привык он к зеленым гимнастеркам и постоянно пахнущим ваксой кирзовым сапогам и, даже не лаял, каждый раз весело виляя хвостом, когда к нему приближался кто-нибудь из солдатиков. Короче говоря, пес был всеобщим любимцем, а функцию охранную выполнял разве что для вида.
     Так вот, прекрасно зная, что в этот день командир полка по заведенному порядку учинит обход подразделений  и обязательно заглянет  на территорию склада, Славик выгнал Падишаха из его собачьей будки и отвел в караульное помещение — пускай солдатики с ним позабавятся. Сам же, вернувшись обратно, занял его место, для чего пришлось встать на колени и с трудом забраться во внутрь. Стал терпеливо ожидать появления командира части.  И вот этот незабываемый для истории полка, да и для биографии самого Славика, случай наступил. 
     Командир части в звании полковника, на погонах три больших звезды, в сопровождении командиров подразделений появился у караульного помещения. Встретил его сержант, заместитель командира взвода, исполнявший обязанности помощника начальника караула. Как предписано уставом четко отрапортовал: мол, при выполнении поставленной задачи  происшествий не случилось.   
    - Кто начальник караула? - выслушав его, нахмурился полковник. - Где он?   
     - Лейтенант Тылюк, - отвечает заместитель командира взвода. - Находится на охраняемом объекте.   
     - Хорошо! - кивнул командир части и оглянулся на сопровождающих офицеров: - Пойдемте на территорию, там его и увидим. 
     Лучше бы не видели! Когда группа военных, впереди которой важно вышагивал полковник, поравнялась с собачьей будкой, из нее выглянул Славик. Это надо было видеть, чтобы со всей красочностью передать нелепость картины и произведенное впечатление на присутствующих офицеров полка, а пуще на его командира! Ни в какое сравнение с  заключительной частью бессмертного «Ревизора»! 
     Дорогой читатель! Мысленно вообрази это зрелище - плод неуемной фантазии человека, готового на столь безрассудный поступок. Представь себе, хотя бы на минуту! Вылезает офицер во всем обмундировании, в портупее с кобурой, в которой пистолет, из собачьей конуры. Стоит на четвереньках, не поднимается, фуражка козырьком на затылке, и преданно   на командира полка смотрит.      
     - Что это?! - выпучив глаза, остановился, как вкопанный, полковник. Руку в сторону появившегося из будки чуда в лейтенантских погонах вытянул: - Кто это?!  Что за безобразие?!   
     - Командир взвода, лейтенант Тылюк, - изумленный увиденным, не понимая что происходит, еле выдавил из себя, стоявший рядом капитан, командир роты, в непосредственном подчинении которого тот находился. 
     - Что он тут делает?! 
     - Начальник караула, - лепечет испуганно командир роты, не отрывая взгляд от подчиненного, который не предпринимает никаких действий встать на ноги и только безмолвно на командира части снизу вверх глядит. 
     - Да он пьян! - догадливо восклицает полковник, повернувшись к ошарашенному от увиденного капитану, и гнев сверкает в его глазах:  - Ну и дисциплина у вас! Пусть поднимается! - и тут же, переведя взгляд на пребывающего в п-образном положении лейтенанта, приказным тоном: - Немедленно встать!
     В ответ слышит полковник - ушам своим не верит, слышат офицеры и недоуменно переглядываются. 
     - Гав-гав-гав! - откликается лейтенант, не меняя позы, только рот открывает: -Гав-гав! - на командира полка умоляющими о чем-то глазами смотрит.
     - Докатились! Офицеры у вас до собачьего состояния допиваются!  - взревел полковник, сверля взглядом враз побледневшего командира роты. - Уберите его отсюда!
     Подскочил капитан к Славику, рукой за плечо тронул:
    - Что ты перед начальством вытворяешь?! С ума спятил, что ли?! Ну-ка, Тылюк, поднимайся!
     Славик, тяжело вздохнув, молча помотал головой, всем видом показывая, что не собирается выходить из принятого им положения.  Видя, что уговорить его не удастся, командир роты, устремив взгляд на кобуру подчиненного, потребовал:
     - Оружие сдай!
     Только тут Славик проявил понятливость. Не вставая с колен, достал пистолет из кобуры и безропотно протянул его капитану. Затем, взглянув на грозно взирающего на него командира части и встретившись с ним взглядом,    почесал рукой за ухом.
     - Гав-гав! - при этом пролаяв с жалобной интонацией.
     - Черт знает что! - сплюнул в сердцах полковник и, пылая негодованием, кинул в сторону командира роты, замершего рядом со стоящим на четвереньках лейтенантом: - Разбирайтесь с ним! Может общий язык найдете! - и, развернувшись, пошагал прочь.   
    Вслед молча потянулись потрясенные увиденным офицеры.  Со Славиком остался лишь командир роты.  Грустным взглядом проводив удаляющуюся группу, провел рукой по лбу, вытер выступившие капельки пота, и с нескрываемой, глубокой печалью в глазах посмотрел на лейтенанта:    
     - Может, примешь человеческую позу?! Спектакль, как понимаю, уже закончился. 
     Славик,  медленно поднялся, стряхивая земляные крошки с форменных штанин.
     - Ну и как все это понимать?! Неужели надрызгался?! А ну-ка - дыхни!
Славик, набрав полные легкие воздуха, что есть силы выдохнул:
     - Да трезв я, трезв!   
     - Похоже, действительно, не пьян, - протянул капитан, не учуяв специфический запах перегара. -  Что на тебя нашло или крыша поехала?! 
     -   С мозгами у меня все в порядке, а облаял я товарища полковника из принципа. 
     - Какого-такого принципа, что ты мелешь?! - рассердился капитан. - Ты хоть соображаешь что натворил?! При исполнении, будучи начальником караула, при оружии, выпад хулиганский совершил. Притом, в отношении самого командира полка! Думаешь после этого по головке  погладят?! Ошибаешься - снимут с плеч, да и мне на орехи достанется!
     Славик молчит, понуро потупив взгляд. Понимает что по-своему прав командир роты. Конечно, неприглядная картина вышла, но ведь именно этого и добивался, и происшедшее являлось лишь началом тех действий, которые должны были, по его разумению, привести к быстрому финалу.   
     - Что замолк, словно язык проглотил, али совестно? - пристально посмотрел на него капитан.
    Славик, ничего не говорит, отрешенно смотрит мимо, о чем-то своем думает. Командир роты безнадежно махнул рукой:
     - Пошли, хулиган! С караула тебя снимаю, будешь объяснительную писать.    Ну и заварил ты кашу!
     Не прошло и часа как вызывает командир части к себе ротного. Явился  капитан. Стоит перед ним, как кролик перед удавом, ни жив - ни мертв, весь в ожидании нахлобучки, предчувствии нелицеприятного разговора.
     - Ну что, разобрались со взводным? - хмуро смотрит на него полковник. 
     - Так точно!
     - Мне доложили, что в полку он недавно, только из училища выпустился.
     - Так точно! В роте менее полугода.
      - И как служит?! Впрочем, сам прекрасно видел, - не дожидаясь  ответа угрюмо произнес командир части и, не спуская глаз с капитана, вопросами в лоб: - Лейтенант был пьян?! Как его в таком состоянии в караул допустили   или он там налакался?!    
     - Никак нет, товарищ полковник, - робея перед начальствующим взглядом, отвечает командир роты, - трезв, как стеклышко. Сам проверял, для верности в медпункт направил. Там подтвердили, что абсолютно нет никаких симптомов опьянения. 
     - Тогда как объяснить его поведение?! - полковник пытливо уставился на командира роты.  -  В уме его выходка не укладывается. Может, вы все-таки сумеете пояснить?! Как-никак полгода у вас в подчинении, могли бы и изучить его личность.   
    -  Характеризуется положительно, ничего предосудительного за ним ранее не замечалось, - пожал плечами капитан. - А относительно сегодняшнего инцидента, то говорит, что поступил исключительно из принципа, так и в объяснительной отразил.
     -  Что это за принцип такой, когда подчиненные наподобие шавок каких-то на начальство тявкают! -  в раздражении бросил полковник.- Случаем об этом не обмолвился?! 
     - Никак нет! Еще сказал, что жизнь на это подтолкнула.
     - Что под этим подразумевал или жизнь в полку не нравиться?
     - Не могу знать, - развел руками командир роты, - сам в величайшем недоумении.
     - Вы хоть понимаете, что он не только меня облаял, а в моем лице весь командный состав! Не только дисциплину нарушил, а сам принцип  единоначалия замахнулся подорвать! Вот о каком принципе речь идет и я расцениваю это только так! - выпалил полковник. 
     Лицо его побагровело, в глазах молниевые разряды, вот-вот грянет гром  командирского решения о неминуемом суровом наказании. А что оно не за горами - командир роты нисколько не сомневался. Вот только какое?!   
     - Где ваш лейтенант?
     - В роте.
     - Ко мне его, немедленно! Если не можете сами в чувство привести, то это сделаю это я! Покажу, где раки зимуют! 
     Как только предстал Славик перед очами командира полка, уже второй раз за день, так тот сразу в карьер: 
     - Понимаешь ли ты, лейтенант, без году звание, что отчудил?! Отдаешь ли себе в том отчет?!  А ну-ка не молчи и отвечай, если тебя командир полка спрашивает! По какому-такому принципу в будку Падишаха полез и лаял на меня, как какая-то дворняга?!   
    - Жизнь довела, товарищ полковник, - отвечает Славик и для пущего эффекта, прямо смотря на него: - Гав-гав!   
     Командир в шоке. Как рыба, выкинутая на берег из водной стихии, беззвучно глотает ртом воздух, не в состоянии что-либо произнести. Пялиться выпученными от гнева глазами на лейтенанта и грозит указательным пальцем. Наконец, придя в себя, орет в бешенстве: 
     - Да как ты смеешь?! Да ты издеваешься! - бухает что есть силы кулаком по столу: - Вон отсюда!
     Славик такой поворот событий предвидел. Молодецки отдав честь, взметнув правую ладонь к фуражке, и за порог командирского кабинета, прямиком в роту. Ждет дальнейшего развития событий, самим инсценированных, и письмо Сонечке сочиняет. Пишет, что так соскучился по ней, что словами не передать, и очень надеется скоро увидеть.       
    Тем временем командир совет держит с замполитом и особистом части, офицером военного отдела КГБ, основная обязанность которого заключалась в выявлении происков иностранных разведок, направленных на подрыв  боевой готовности полка и пресечении  всяких вредных для государства и партии проявлений среди личного состава.   
     - Этого взводного однозначно на суд офицерской чести и звездочку с погон долой! - кипятится полковник. - Ему авторитет старшего по званию и положению,  не говоря о возрасте, нипочем! Жизнь в части, видите ли, его не устраивает!  Принцип какой-то изобрел, по которому на начальников можно запросто по-собачьи лаять!  Сколько в армии, а такого еще не слышал, чтобы при всех на командира гавкали. При том неоднократно и даже в собственном кабинете! Это уже за всякими рамками!   
    - Не все так просто, товарищ полковник, - возражает особист: - В его, так сказать, лае явный подтекст скрыт. Мыслю, что он иносказательно таким образом свой протест выразил. Крайне опасный элемент!
     - Разгильдяй высшей марки этот элемент! - в раздражении бросает  командир полка. - Под суд офицерской чести! Да всыпать так, чтоб не повадно было голос на начальство поднимать,чтоб знал свое место!
     - Ну и что ему предъявите? - язвительно посмотрел на разошедшегося в негодовании полковника особист. - Что собачью конуру занял, да на командира пару раз тявкнул? Так, этим только себя, извините, на посмешище выставите.  Поверьте мне, в части уже разговоры пошли среди офицеров, и есть сочувствующие Тылюку, готовы даже его морально поддержать. Вы понимаете о чем я говорю? 
    - Неужели кто-то сочувствует этому возмутителю уставного порядка? - командир полка резко повернулся к замполиту: - Что сидишь, будто воды в рот набрал?! Это по твоей части!
    - Открыто не обсуждают, - сказал замполит, - но в кулуарах, наверняка, языки чешут.   
    - Вот-вот, - поддакнул особист, - нас ориентировали, что тлетворное влияние Запада проникает в нашу жизнь. В кругах интеллигенции множится число так называемых диссидентов. Недовольство проявляется во многих сферах. Может, Тылюк предвестник этой диссидентской волны, но уже в армии. Так что с ним следует поаккуратней. Ведь как он обосновал свое, извините, лаяние?! Что от такой жизни! А где она у него протекает? В части!  - Обведя взглядом пребывающего в задумчивости замполита и насторожившегося после его слов командира полка, продолжил: - На суд чести вы его вытащите, ну и что?! А если он не раскается, не признает вину или признает частично, что поступил недостойно по отношению к командиру, но на это подвергли обстоятельства. Заговорит уже не по-собачьи, а человеческой речью, да про условия жизни, тогда как быть?! Выйдет, что официально трибуну ему предоставили. Сперва нам надо конкретно уяснить что он своим лаянием хотел выразить.
     - Вы хотите сказать, что он залаял от собачьей жизни в части, так что ли? - полковник с недовольством покосился на особиста.  - Здесь по возможности мы все условия для офицеров создаем, грех жаловаться, - посмотрел на замполита: - На днях даже артистов из города привези. Спектакль в клубе организовали. 
     - Это так, - кивнул замполит и, в свою очередь, взглянул на полковника, - но только его смотрели одни женщины. Вы тогда тревогу объявили, так что жены офицеров без мужей к театральной культуре приобщались. Весь полк в район сосредоточения вывели и штаб на запасной командный пункт. Причем, тревога внеплановая. Я не имею права обсуждать ваш приказ, но позволю заметить - зачем стоило ее объявлять именно в этот день и час, когда спектакль? Я ведь приезд артистов с вами согласовывал.   
     - Обстановка диктовала необходимость проверки боевой готовности, - мрачно пробурчал командир полка.
     - Да с супругой вы поругались - вся часть в курсе! - блеснул осведомленностью особист: - Будучи не в духе, объявили тревогу. Между прочим, это уже одна заковырка....
     Полковник поморщился, но никак не отреагировав на сказанное, произнес:
     - Мы и праздники по  выходным постоянно устраиваем....
     - Спортивные, кроссы по пять километров для личного состава, - тут же прозвучала реплика со стороны замполита.
     - Ну да, с духовым оркестром на финише.
     - Только непременно в нем участвуют и офицеры, - с иронией снова заметил  замполит, - и придя домой, ноги от усталости вытягивают. Отходят от воскресной пробежки, не способные ни на что: ни по хозяйству женам помочь, ни с детьми побыть. А между прочим, до этого все дни в казармах с солдатами провели. На отдых по своему усмотрению в выходной имеют право?
    - Какая муха тебя укусила?! - взорвался, не выдержав полковник. - Ты что, вслед за взводным в диссиденты записался?! Кросс необходим для здоровья и поддержания физической формы! Ну и для дисциплины надлежащей, конечно. После него утомленные солдатики в самоволку не побегут....
    Дребезжащий звонок телефона прервал командира части. На проводе был генерал, командир дивизии.
    - Докладывай, что стряслось! Информацию в общих чертах из конторы, сам знаешь из какой - уже получил.  Скверно, что не от тебя узнаю!
     - Успел настучать?! - полковник,  прикрыв ладонью телефонную трубку, не по доброму взглянул на особиста.
    - Положено, служба такая, - как ни в чем не бывало пожал тот плечами.
     Обреченно вздохнув, командир полка начал докладывать, и когда дошел до того момента, когда командир взвода второй раз загавкал, и уже в его кабинете, генерал не выдержал:
     - Лейтенант у вас, что - Хоттабыча начитался?! Недавно внуку книжку читал, так там один пацан тоже залаял, доктор ему пилюли прописал. Я вам тоже,  пилюли пропишу, свои!  Комиссию пришлю, сам приеду! Развели бардак в полку! Уже лейтенанты на полковников по собачьи лают, скоро за жопу кусать будут! - и дальше свои словоизлияния смазал таким смачным жаргоном, который не укладывается в литературный стиль описания.
     Низвергнув на полковника красноречивый поток возмущения, отчего тот  сник так, что лицо побледнело, словно у мумии, а в глазах почти не видно зрачков стало,  вот-вот хандрашка хватит, генерал смягчился в тональности:
    - У него, небось,  аллергия на тебя, раз только на одного гавкает. Видать, что-то с головой. Сильно болен.
    - Так точно! Мы с замполитом тоже так думаем - болен, - будто заученной  фразой повторил за ним полковник.
    - Раз так, то в психушку, и нечего медлить!
     - Уф-ф! - облегченно вздохнув, положил трубку командир части. - Тылюка срочно показать врачам специалистам надо, психиатрам.  Ежели признают, что в мозгах зашкалило, то какой спрос с больного?!
     - Полностью солидарен, - согласился замполит.
     - Верно! - кивнул особист. - Почву из-под ног выбьем и не позволим распространиться диссидентской  заразе. А с врачами по нужному диагнозу переговорим.
     Направили Славика под неусыпном контролем полковых медиков на обследование в психдиспансер.  Но то ли разговор не тот, как намечал особист, с врачами выше названого учреждения получился или контроль дал осечку, а может еще что-то, но в заключении черным по белому они отразили, что никаких психических отклонений у лейтенанта не выявлено, преспокойно может и дальше нести службу государственную.
Полковник, упав окончательно духом, спешно докладывает командиру дивизии: мол, так и так, небезызвестный вам командир взвода оказался здоров. Может, его от греха подальше, в другую часть перевести?
    - Ты в своем ли уме?! - мысленно переваривая неприятное сообщение, тотчас возмутился генерал. - Я не желаю, чтобы бацилла  диссидентского гавканья   проникла еще и в другие полки! И так по дивизии уже слух пошел, что в твоем полку праведник объявился - все язвы полковые и армейской службы вскрывает, в открытую о них говорит. Молва идет, что скоро в средствах массовой информации о них вещать намеревается. Хотя кроме того, что тебя облаял, в сущности, он ничего и не сделал. А еще говорят, что командование, как огня, боится огласки и готово с ним расправиться. Вот так-то!   
    - Что же делать?!  Не могу взять в толк, - в полной растерянности промолвил командир части. - Судить не рекомендовано, к оружию не допускаю, на дежурства его не ставлю. Вообще, он у меня, как на курорте! Может, его в другой округ сплавить?! А по-большому счету, надобно бы и из войск, но как?! Вредный он армии человек!
    -  Не паникуй! Буду разговаривать с командующим округа по этому поводу, а ты со взводного глаз не спускай - слухи просто так не рождаются! Ухо держи востро!
    Звонит по прямой телефонной линии, ВЧ называется, командир дивизии в округ. Соединяют с командующим, пребывающим в звании генерала армии. Тот только лишь из обкома партии приехал, где на совещании о ходе  выполнения предприятиями региона заданий очередной пятилетки важно присутствовал, демонстрируя единение  армии и народа. 
     - Вверенное мне соединение занимается по планам боевой и политической подготовки, оттачивая воинское мастерство, - четко докладывает ему генерал. - Вот только в одном полку с командиром взвода одна неувязочка....
     - Знаю, знаю, - резко перебил его командующий, - в сводке особого отдела читал, да еще начальник Политуправления сей новостью порадовал, что лающий и далеко не лояльный нашему делу лейтенант объявился. Слава Господи, что один!  Кстати, так и не понял, о чем он лает-то?
     - Просто гавкает, товарищ командующий, но не хорошая атмосфера из-за этого в полку. Молва ползет, что таким образом лейтенант недовольство существующими порядками проявляет.   
    - Гнать его в шею из армии!
    - И я такого же мнения, товарищ командующий. Разрешите на него предоставить документы?
    - Готовьте, да не затягивайте! Я с министром обороны переговорю. Попрошу, чтобы в кадровых органах не залежались.
    Вскоре при разговоре по правительственной связи с министром обороны по вопросам, совсем не касающимся произошедшего в полку случая, командующий округом так, между прочим, обмолвился, что просит скорее подписать приказ об увольнении одного лейтенанта, который на путь злостного нарушения дисциплины встал. Министр обороны вдруг проявил  интерес:
    - Что сотворил непутевый офицер? Отлынивает от службы или же в рюмку заглядывает?   
    Пришлось доложить как есть. При этом, командующий добавил, что уже отдал соответствующее распоряжение о подготовке документов и на днях они будут в министерстве. Правда, затруднение имеется с мотивировкой, попадающей под статью увольнения, поэтому лично и ходатайствует.   
    - На здоровом организме наших вооруженных сил появляются порой гнойные прыщи и их удалять крайне необходимо, - резюмировал министр. - Ваш лейтенант, видится, прыщ еще тот! Ишь, акцию протеста какую придумал! Куда там смотрят командир и политаппарат полка?  Кстати, сколько командир  служит?
    - Ему под пятьдесят и выслуга имеется, - озвучивает командующий, по опыту готовый ответить на возможно возникнувшие вопросы у руководителя военного ведомства и до этого ознакомившийся с личным делом всего командования части.
     - Видно, нюх потерял служака, на пенсию пора. Замполита, думаю, следует   за упущения в поддержании морально-политического состояния личного состава передвинуть по вертикале вниз. Найдите ему должность, не связанную с воспитанием военнослужащих!
   - Так точно, товарищ министр!    
    - Правильно поступили, что дали команду на лающего лейтенанта материалы оформлять. Основание мы подберем, а вот полк, да и дивизию придется проинспектировать. Этот инцидент без реагирования оставлять никак нельзя.   
     Отреагировали. Не прошло и двух недель как Славик благополучно   распрощался с армией, бесславно завершив в ней свой путь. Уволили по служебному несоответствию, вписав такое определение в приказ. Кстати, эту формулировку затем законодательно закрепили, и она действует по сей день. Сколько офицеров под нее попало - никто не считал, но цифра с тремя нулями, наверняка, получится. Эти же приказом спровадили на заслуженный отдых и командира полка, а замполита назначили с понижением на тыловую должность в округе.
     И вот счастливый, светящейся радостью долгожданной встречи, приходит Славик с букетом алых роз в дом к Сонечке. Но уже не в офицерской форме, а в только что купленном дорогом костюме. Просит, как и в прошлый раз, у ее папеньки и маменьки руки и сердца дочери. При этом отмечая, что послушался их мудрого совета и теперь свободен от армейских обязательств и желает связать себя семейными узами. Папенька, хитро сощурив один глаз,  интересуется:
    - Каким образом вам удалось в такой короткий срок уладить отношения с армией? Случаем, не по отрицательным мотивам попросили со службы? У Сонечки хорошее воспитание и будущий ее супруг должен иметь безупречную репутацию. Вы меня, молодой человек, надеюсь, понимаете?   
Славик понимал, еще как понимал! С невозмутимым видом достает он из кармана удостоверение личности офицера запаса. Раскрывает его перед папенькой. Пристально всматривается тот в документ и почтительно кивает. Соображает, что запись в нем далась не простым путем. Будущий зять, знать, с головой! По кривой не обойдешь, не объедешь.
     - Позвольте еще вопрос задать вам, молодой человек, - говорит папенька и проницательно смотрит на Славика: - На какие гроши жить собираетесь? Профессии, на какую учились, лишились, а другой, как мыслю, не имеете.
    - Инструктором добровольного общества содействия армии и флоту на днях устроился, - отвечает спокойно Славик и вслед за предыдущим документом достает трудовую книжку. - А если спросите - где мы с Сонечкой жить собираемся, то на первых порах комнату снимем.
    - Никаких комнат! - всплеснула руками до этого безмолвствующая в разговоре маменька. - Еще что надумали! Жить будете здесь! В одном доме с нами, места всем хватит. 
    Словом говоря, выдержал Славик родительский экзамен. Папенька и маменька, прослезившись от радости за доченьку, благословили молодых.  Вскоре и свадьбу, как полагается, сыграли. Веселую, шумную, со множеством гостей. На этом, вроде бы, можно и завершить приключившуюся эту забавную и в тоже время печальную историю, но....    
     Однажды, по истечению нескольких лет, как Славик и Сонечка обменялись  обручальными кольцами, прогуливались они по аллее парка одного из домов отдыха. Идут под руку, беспечно о чем-то своем разговаривают. Мимолетно бросив взгляд, Славик вдруг заметил идущего навстречу мужчину, показавшегося ему знакомым. Присмотрелся внимательней - да это командир полка, где служил! Остановился перед ним  вместе с Сонечкой:
    - Здравия желаю, товарищ полковник!
Отставной пенсионер застыл в недоумении. Затем взглянул пристально.   
    - Э-э... Да это ты, Тылюк!  -  узнал, и вмиг помрачнел. Сдвинув брови, решительно шагнул вперед, приблизившись почти вплотную, и прямо в лицо: - Гав-гав! Гав....!