Судьба управдома

За сорок третьим домом нашего микрорайона начинается лес. На опушке наличествует пруд.

Сижу намедни на пруду, кефиру выпил с булкой, на травке развалился, и вижу - шкандыбает начальник нашего ЖЭКа, Павел Петрович Толстиков, в народном просторечии - Адольф. Усики у него, как у вождя немецкого народа, хотя он, конечно, скорее на Анастаса Ивановича Микояна усами намекает. Мол, я - как Микоян, от Ильича до Ильича, без инфаркта и паралича, и хрена лысого вы меня с моей должности сковырнёте!

Но народ у нас, сами понимаете, какой. Слесаря да дворники, из образованных - только паспортистка, и та из декретов не вылазит. Так что прозвали его - Адольф. Да и характер у него… Скажу прямо - склочный характер. Нервный. Жалобы от жильцов плохо переносит. Как заведётся на собрании, как пойдёт, как пойдёт! Руки то в кулаки сожмёт, то пальцами скрюченными воздух когтит, то к лампочке вскинет - думаю, что это он неосознанно фильм Ромма копирует. Насмотрелся, и через усы свои прикипел к образу энергичного австрийца.
 
Так и знал, что мимо не пройдёт, зацепит.

- Здорово, Афанасий! Отдыхаешь?
- Так обед у меня. Три утечки с утра уже было.
- Смотри у меня! Опять с жалобами прибегут! - вот манера у него какая.
- Не прибегут. Может, даже благодарность напишут…
- Главное чтобы из милиции благодарность на тебя не пришла очередная! Последний раз еле отбили тебя, загремел бы на годик, за ту витрину!

Я, кстати, в том месяце уже с зарплаты последний вычет за неё отдал, так что всё, забыли. И не витрина, а дверь, да и то - половинка только, - было дело, поскользнулся я зимой, с устатку, и чемоданчиком своим железным въехал в стеклянную дверь гастронома. Мимо, как назло, участковый проходил, оформили как хулиганку по пьянке, хотя я там выпить-то успел ерунду, двести всего, или триста. Точно не поллитру.  Это вот прям точно. Но, дура лекс, выговор впаяли, из зарплаты вычет сделали, да такой, будто я в Елисеевском весь фасад расколотил.

- Ну, общественность может тебя, Афанасий, и забыла, а вот я не забыл. Иди работай. Зарабатывай на будущие витрины. Зима не за горами.
- Так вы не мне про зиму напоминайте! Ему лучше! - я кивнул в сторону сорок третьего дома, - у меня зимой будет отопление. У него непонятно, что будет, - я решил переключить внимание Адольфа на другой объект. Со стороны массива по тропинке, срезая через пруд, шёл управдом дома номер три.

Дом этот стоит на границе участков двух ЖЭКов: нашего, первого, и соседнего, четырнадцатого. Уж не знаю, как так вышло с этим домом, что энергосети его были подключены к нашему участку. Отопление тоже с нашей трубы магистральной заходило. А вот подъездная дорога с нового окружного шоссе шла через его двор с другого, не нашего участка. Своими подъездами дом был обращён в сторону от нас, и многие дети ходили в детсады и школу не к нам, а в соседний микрорайон. И вообще, весь этот дом был каким-то сплошным недоразумением с точки зрения коммунального хозяйства. Стоял как-то углом, неровно, часть как-будто на нашей земле, а часть — будто и в другом микрорайоне.

Управдомом при нём уже третий десяток лет был здоровенный мужик, скандалист и хитрец — Александр Григорьевич Лешенко. Прозвищем его народ наградил получше, чем моего начальника: «Тракторист». Управдомом он был неплохим. Постоянно что-то выбивал и выкручивал, причём сразу с двух ЖЭКов. То песка откуда-то навезёт в песочницы, то чернозёма для клумб. С нашего ЖЭКа, значит, внеплановый ремонт энергосетей, а с их — заплатки на дорогу. И туда, значит, и сюда. А наш Толстиков всё понять не может, имеет право Тракторист с него требовать ремонта или нет? Документов тот накопил — в три года не разобрать. И на всё у него справки, а на справки — другие справки, и на каждую печать — подтверждение подлинности печати и подписи, а на те подписи и печати — другие подтверждения, справки, бумаженции. Как начнёт грохотать со своим южным говорком, гыгыкает и хыхыкает, и юлит, и льстит, и то грозит дойти до Главного Управления Жилкомхоза, то приобнимает и в друзья набивается. Усы у него — ну не Будённый конечно, но и не щёточка как у Адольфа нашего. Выдающийся, в общем, человек. В некотором роде.

Толстиков наш уже и в центр звонил, ругался. Предложил несколько лет назад дом переподключить, всё на четырнадцатый участок перевести. Устал от Тракториста. Но сверху отказ пришёл, а частным образом нашему начальнику было сказано, в коридоре, мягким голосом, наклоняясь к уху: «Организация у вас хозрасчётная, в ваших же, Павел Петрович, интересах, чтобы на вашем участке было больше домов, и проживало больше жильцов — вы таким образом приобретаете больший аппаратный вес, и ресурсы, понимаете, распределяются в первую очередь в крупные ЖЭУ». Это мне паспортистка рассказала, Ниночка, в один из кратких перерывов между своими декретами.

Как-то раз в третьем доме, кажется, в седьмом подъезде, прорвало отопление. И как назло — в мою смену! Аварийка приехала, течь залатали. Но мне потом пришлось по всем стоякам ходить, проверять, чтобы гидроударом где периферийные трубы не рвануло. Всё оказалось в порядке, и управдом пригласил меня, балагуря и хэкая, к себе в квартиру «на пару слоу, букуально на пару, максымум на тры!» По обстановке в квартире было ясно — куркуль, и жить умеет.  Стены в коридоре деревянной планкой обделаны. В углу два мешка картошки, сверху сеточки с луком свисают. Везде по мебели салфеточки кружевные раскиданы, шторы в тон обоям, а за ними тюль висит. На холодильнике небольшой «Шилялис» стоит. Краем глаза в зале увидел радиолу «Дайну», литовскую. Конечно, тоже накрытую кружевом, а на нём — стопка польских журналов «Урода». В общем, зажиточная квартира.

- Шилялис, - я полуспросил-полусказал, надо же было как-то похвалить хозяина за достаток.
- Да-да, с Литуы, свояк приуёз. Усё в гости зауёт да зауёт. Но мы Родину не бросим, уерно?! - Григорьич густо засмеялся в свои усища, приобнимая меня и присаживая за стол, - щас быстренько на стол соорудим!

Из холодильника появилась негабаритная бутыль с прозрачным содержимым, литра на три, шматочек сала на тарелке, к которому прилипла половинка лаврового листа. Чудесным образом материализовались два даже на вид хрустящих огурца на небольшом блюдце, которое, конечно же, было поставлено на аккуратную кружевную салфетку.

- Кум! Кум с Черныгова заезжал! Самогонка там — блеск! С пшеныци, с чистага  зерна гонят! Хряпнем по соточке, да?! - разливая из бутыли в крупно-гранёные полурюмки-полустаканы, не давая мне опомнится, напирал Григорьич.

Почему-то я тогда ещё подумал, что гонит самогонку он сам, где-нибудь на даче, или даже непосредственно на балконе. Хотя может, и кум... Было ясно, что хозяин любит самогон и лук, и верит в целительную силу физического труда. Бывший председатель колхоза — вот такой вот типаж. Как я понял, он принял меня за слесаря с четырнадцатого ЖЭКа, и намеревался подбить клинья насчёт новых замков на чердачные проходы. Выпили по две. Узнав, что я с первого, он буквально на секунду неловко замешкался, пробормотал, что «У Петровича замков нет, он и на свои-то дома достать не может», и убрал самогон в холодильник. Из чего я сделал вывод, что свой дом он если и считает некоторым образом прикреплённым за нашим ЖЭКом, но всё же не вполне. И наш ЖЭК не вполне своим. Не уверен, впрочем, что своим он считал и четырнадцатый ЖЭК. Александр Григорьевич был, как и многие  бывшие председатели колхоза, уверен, что всё вокруг хоть и народное, но всё-таки немного моё. То есть — его. И если в дни наезда проверяющих из района — совсем немножко его, то в те дни, когда никаких проверяющих на горизонте не отсвечивает — даже множко. Может быть, и совсем.

В общем, как известно, ласковый телёнок двух маток сосёт. К одной из таких маток, стремительно шагая, Александр Григорьевич в данный момент и приближался.

- Пауел Пэтроуич! - Загрохотал он средним, пристрелочным калибром из отдаления. Какие люди, и до сих пор не у ОБэХээСэС!
- Всё шутишь, Александр Григорьевич? У меня с органами всё в порядке, я замки на бордюр-левак не меняю, и вне очереди эту самую социалистическую собственность не распределяю! - весь подобравшись, парировал Адольф, то ли нападая, то ли готовясь отражать очередные запросы и претензии, которые, я чувствовал, вскорости обязательно воспоследуют.
- Та нехай с нашими органами всё будет хорошо! Какое-такое вне очереди? Это когда это наш народ был вне какой-то очереди? Ты скажи мне, Павел Петрович, почему мне люди передают, что ты нас чуть ли не от газа отключить хочешь?
- Кто говорит? - локоть моего начальства оказался зажат в огромных ладонях Тракториста, и они направились по тропинке к виднеющимся за кустами домам.
- Люди, люди говорят, Пауел Пэтроуич. Можно даже сказать, чуть ли не докладАють!
- А ты их слушай больше, Григорьич! И вообще, ходишь на собрания в четырнадцатый ЖЭК — ну так и ходи, пусть они тебе магистраль прокидывают, там мощностей-то, мощностей! А у меня к школе спортзал пристраивают, отапливать надо, а кто мне их даст, мощности-то?
- Пэтроуич, давай конструктивнее, спортзал спортзалом, но люди-то! Куда людей денем? Замерзать будут люди, да? До зимы магистраль не протянуть, да и зачем мне их чужая магистраль при моём живом ЖЭКе?! - в бой начинал подключаться на басах главный калибр, поэтому, хоть управдом и начальник ЖЭКа отошли уже порядочно, слышал я всё хорошо. Ну хоть Адольф от меня отстал, подумал я.

Петрович не станет передавать целый дом в другой ЖЭК,  мне это ясно как день. И Трактористу тоже ясно. В Управлении не оценят, и даже рассматривать не будут такую инициативу. Спортзал, конечно, построят, и, конечно, обогреют. На то есть Горгаз, и тамошние инженеры что-нибудь придумают. Может, все эти угрозы были нужны начальнику ЖЭКа лишь для того, чтобы уравновесить какие-то будущие наезды и запросы управдома. Политика, да? Не, я лучше трубами буду заниматься. Утечки, опять же. Прокладки. На Волгу не заработаю, но на кусок хлеба с маслом — всегда будет. И на бутылочку пива, которую я накрыл пиджаком от Адольфа.

Спасла меня вчера большая политика от разборок с начальством. Спасибо Алексанрдру Григорьевичу.

А сегодня иду с утра на смену мимо третьего дома.

Вижу, пожарная машина стоит! И народ собрался. Дым с лоджии валит. Аккурат с квартиры Тракториста! Но уже потушили; лестницу убирают, шланг скручивают. Народ тоже расходится, обсуждая происшествие. Подошёл к невысокой женщине со знакомым лицом. Вроде, с соседнего дома.

- А чего тут случилось-то? - спрашиваю.
- Да у управдома, представляете, спирт на лоджии полыхнул, говорят, - затараторила она, - самогон варил, чёрт усатый!
- Да ну!
- Ага! Участковый приходил, увёл объяснительную писать.

Вкусный самогон был. Но довёл до цугундера. С умом надо делать всё! И под присмотром. Верно я говорю?