Би-жутерия свободы 158

      
  Нью-Йорк сентябрь 2006 – апрель 2014
  (Марко-бесие плутовского абсурда 1900 стр.)

 Часть 158
 
Проктолог, боясь, что кто-нибудь заденет его за живое, проверил, застёгнута ли ширинка его маленького выскочки (она же прорешка), и свободным от зипперных забот кулаком принялся пробивать в пёстрой толпе дорогу к популярному (у практикующих врачей) кафе под многообещающей вывеской «Микробные вирусы». Первым делом он позвонил коллеге акушеру Горджес Озверяну – признанному отцу высоких стандартов оральной гинекологии, скоропостижно окончившему медицинский факультет имени «Акушера Навои» и впоследствии прославившемуся прокладкой спорной лыжни в родовом отделении психиатрической больницы в промежности между Сциллой и Харибдой на высокогорном курорте в Альпах. Пожинал эту славу Горджес не первый год, и за указанный отрезок времени не одна пара лыж и палок без зазрения совести пролежала на сохранении. Озверян искусно умел ставить непреодолимые плотины в течении вернологических заболеваний, за что одна возмущённая неоконченной процедурой цыганская пациентка наслала порчу на его подмоченную репутацию в руководимый им абортарий «Чаще чеши репу – по тыкве не вмажут».
Тыберий и Горджес договорились мирно посидеть в кафе тритонов «Притон знаний», прежде чем через неделю отправиться на долгожданный приём, организуемый каракатицей с глазами навыкате мадам Пелла-Геей Стульчак, дабы убедиться, что приобретённый ею удешевлённый набор красок скрашивает одиночество, продолжающее оставаться самим собой. Предварительная встреча  коллег превзошла все ожидания и прошла в обстановке  договорённости медицинских практик по ограблению федеральной программы Медикер. Врачи по установившемуся правилу удобрительно молчали свысока. По насупленным лицам было заметно, что каждый из них блюдёт свой небескорыстный интерес.
Какой-то дряхлый дервиш в рубище стал приставать к врачам. Выудив у них ценную информацию, из которой следовало, что у обоих ещё живы матери, он стал с мальчишеской живостью в раскосых бухарских глазах предлагать на ломаном таджикском изобретение – съёмные протезы для ещё функционирующих в постели старух с бесплатным приложением Шпанской мушки для младшей по возрасту. По глазам неуловимого жулика (непоседы) полосонуло и стало видно, что он непререкаемый лгун и всякая полемическая мысль, идущая вразрез с его наглым предложением, вызовет у него приступ возмущения, сопровождаемый провокационными криками в адрес прохожих, не приемлющих лежалый товар. Единственное, что оправдывало новоявленного дервиша, – он знал с кем имеет дело, потому что вчера у него в душе пронёсся табун диких коней.
Гинеколог и проктолог, не сговариваясь, обошли старика с улыбкой восемнадцатилетней девушки стороной. Но тот не оставлял их в покое, навязывая непригодные протезы.
Отчаянное положение, в которое попали эскулапы, спасли Опа-нас и Зося, признавшие в старике Акакия Трефу, обладавшего атлетическим стихосложением. Они охотились за проходимцем, всучившим им неделю назад штампованные зубные протезы, которые старшее поколение «Клуба Интимных Встреч» с негодованием отвергло как бракованные, требуя материальной компенсации. Безвозмездно пострадавшая пенсионерская саранча, приковав внимание к себе, обратилась в суд на клуб за нанесённый морально-прикусной ущерб. Аферист Акакий Трефа, в ужасе опознав Опа-наса и Зосю, публично признал своё упущение, поспешно сбросив с себя рваный звёздно-полосатый халат с полумесяцем на спине. Сорвав с головы парик, и без того сбрасывающий волосы, он остался в одной черкеске и начал проворно выделывать ногами лезгинку вокруг остановившегося в удивлении лимузина «Белая лошадь» в сторону 13-й Драйтона без музыкального сопровождения, попутно собирая толпу пролетариев мимо и деньги с неё, как бы за профессиональное выступление с разрешения брюквинских властей.
Опа-нас с Зосей отказались от преследования, опасаясь  полицейских, явно симпатизировавших танцору. Пользуясь подвернувшимся удобным случаем, предприимчивая Зося раздавала праздношатающимся рекламки, бесстыдно копирующие более чем странный текст газетных объявлений: «Клуб Интимных Встреч нуждается в новых членах. Вступительные взносы золотыми яйцами или Фаберже. Справки по телефону 382-1113. Предъявителям сего предоставляется умеренная скидка по усмотрению устроителей».
Гуревичикус и Озверян высокомерно проигнорировали вербовочные усилия организаторов клуба, не подозревая, насколько проктолог не успеет пожалеть об этом в дальнейшем, да и самонадеянный гинеколог не будет обойдён незадачливой судьбой. Но кому из недовольных вздумается обвинять медиков в коммерческой близорукости? Пусть себе врачи спешат на  знаменательное событие – слёт бумерангов непревзойдённого воображения автора, подателя всего описанного, в котором, материально безответственный Тыбик притворял двустворчатую дверь в жизнь, как потом оказалось, не слишком ответственным лицом. Отскандалила улица, на которой не было ни Красного Креста, ни Голубого Полумесяца. А тем временем наивная и восторженная Дарья Пергидроль успела сделать доброе дело – перевела через дорогу в скудно отмеренное будущее древнюю старушку, не взяв с неё свою обычную тарифную плату, после чего Пергидроль  не досчиталась у себя в правом кармане семи таллеров. Проклаксонило до боли в жирной печени знакомое всему Брюквину такси, подкатившее к обочине на 14-й стрит и повезло-поехало подсевших на сомнительные развлечения врачей к следующему пружинному этапу безумного авторского повествования. Золотая улыбка шофёра Виктора Примулы, чувствовавшего себя коронованной особой и награждённого муниципалитетом знаком лихачества  приветствовала их в этот брюквинский вечер. Как таксист, он прославился в кругах ресторанного Брюквина тем, что первым взял своё внимание в задолжники и приковал его к радиатору, запросив значительный выкуп с пассажиров. В этом приёме было что-то от чернышевщины с её извечно-праздным вопросом «А кого бы ещё уделать?» Здоровяк Витёк сожалел, что жил не в то время, когда сдаваться в плен было некому и присовокуплять нажитое не к чему. Поэтому и руки его сами по себе опускались почти до земли, как у орангутанга. Но у него была кандидатка в жёны – Диззи. Она очень привязалась к нему, как стропы к парашютисту – ножом не обрежешь, а в таких случаях отстёгивается значительная сумма при разводе. Теперь вот и радиатор протекает, мотор перегревается, машина останавливается и Витя задумывается над трилогией «Малая семья», вынашиваемой им не первый выезд на трассу, где циник Витёк делил  женщин на легковушек и грузовых – в зависимости от размеров сумок и авосек. Когда страсти накалялись, Примула подумывал о вступлении в наполовину парализованное сообщество «Собутыльники коктейля Болотова». Мешало то, что Витёк накалывался на значительные суммы – народ перестал давать чаевые, несмотря на его чрезмерно открытый лоб (мечту контрольного выстрела). Невзгоды, ухоженные «по добру по здорову», следовало спровадить  подальше, но после касторки телепередачи «Неопознанные герои», рассчитанной на неотёсанного слушателя, к Витьку закралась в душу надежда, а не в его ли честь назван Витебск, когда вечерний туман заворачивал сумерки за угол любовного треугольника.
Правда, вопрос разрешился сам собой – время основания города, дымящего сигаретами, и его день рождения не совпадали. Витёк находился под прицелом наводящим уныние. Но положение спасла, надвинувшаяся на глаза тень от кепки-гаврош и подружка Диззи – девушка сопроводительная, три дня проработавшая в эскорт-сервисе с особыми приметами: начёс а-ля Присила (Циля) Пресли; отлакированные щёчки, полыхающие румянцем, глаза – вечно влажные в углах, сухой копчик кнопчатого носа, курортное выражение с растекающейся подсолнечной улыбкой, предвещающей взаимозаменяемые доморощенные скандалы.
В молодости не соблюдавшая условности Диззи метила в директрисы «Каблуковедческого музея мужчин», но не попала из-за слишком колоритного языка. Столовавшегося любовника с односложными всёвозрастающими требованиями у неё ещё не было и она поддерживала тесный контакт с пузатым самоваром. Когда, покуривая электронную сигарету, Губнушка сидела на подоконнике задумавшись и отчуждённо плакала на избранных языках в оренбургский платок, она бухгалтерно считала вслух, что отнимание ладоней от лица – одно из четырёх действий арифметики, где второе после приумножения – деление  мужнего имущества при разводе. Не поэтому ли со школьной скамьи неподсудных она мечтала о приобретении в дом непринуждённой обстановки и об э’фиктивном браке. «Неча на чужое зариться!» – заявила она юбочникам (шотландцы составляли приятное исключение).
Диззи ответеранила своё в общественном туалете, приторговывая футлярами от надраенных ею «очков» и вентилями утечки информации. Потом проступила светлая полоса, и Диззи ударилась во все тяжкие, рассчитывая на помощь знакомого травматолога. Но тот инфляционно потерял интерес на счету в банке и к ней соответственно – настежь распахнутые объятья закрылись
Закрученная Диззи (с волосами, знакомыми с отваром ромашки, и разноцветными бабочками-папильотками) отважилась, живя меж дикобразих, отыскать заветную иголку в стоге сена – Витино внимание. Через девять лун они расписались после одной из прекрасных, оглохших от любовных криков, ночей на жёлто-грязном пляжном песке, избежав антимониевых условностей. Среди понятых присутствовали – супруги Ганна Водоросли, с уличной рванью Мишкой Планктоном и избыточно крикливые чайки Саргассового моря. Но что-то необъяснимое угнетало её подчищенную совесть, и она решилась на дерзкий вопрос своему донельзя суженому:
– За что ты, Витёк, человека в передряге убил?
Витёк усмехнулся. Было заметно, что  полученное им удовольствие составлял сложный комплекс ощущений, включая разогрев:
– Да, это не щавель шевелить, помню, иду я по тёмному переулку, оглядываюсь, всё думаю не оплошать бы, а кто-то в спину дышит и даже закурить не просит. Ну, я и сделал всё от меня зависящее, чтобы он перестал дышать. Надеюсь вопрос исчерпан?
Так, смирившись с действительностью, Губнушка-теплушка, из всех зимних композиторов ценившая мехового Шуберта, приобрела индивидуальное пособие по любви – Виктора Примулу-Мышцу, занимавшего когда-то достаточно высокий пост на вышке с калашниковым наизготове. С таким парнем ей больше не надо было использовать непотребное служебное положение: на боку, на спине, и стоя у тектонической плитки бельгийского шоколада в итальянской кондитерской, где она вкалывала в подсобке три дня из четырёх ночей. А пока что Витёк чувствовал себя вольготно, как нелечёный грибок на ногтевом ложе, которому предстояло легче жить, когда его хозяин узнал, что за Рональдо Реал Мадрид заплатил Манчестеру Юнайтед 80 млн. фунтов стерлингов. В связи с этим у Витька, игнорировавшего воздержание и совет пляжного  инфарктника Арика Энтерлинка, избегавшего женщин, потому что тот не желал заканчивать свою жизнь на ком-нибудь мёртвым грузом, но с готовностью картошки в мундире ложился в нескольких метрах от тех кто в плавках размером поменьше.  Старик чувствовал себя с Витьком, как безработный Пьеро при занятом Арлекине, исходя из принципа: «Не ищи золотую середину там где попахивает селёдкой». Возникал вопрос – должен ли парень ранга Витька кому-то нравиться? Да, подсказала природная смекалка, но надо самоудовлетворяться из расчёта – расти большим, если, конечно, хватает средств на ювелирные украшения для строптивой, что существенно помогает в случае её ухоженных густонаселённых зарослей. Но всё это осталось позади, и Витя, не разбогатевший на торговле лотерейными стилетами, заимел обыкновение мыть руки после знакомства с гинекологом Горджесом Озверяном, ожидая от него на дороге поощрительный сюрприз или подвох. На перекрёстке  Тугоплавких Раздумий Витёк оторопел и чуть было не задавил Толика Дивиди – поставщика толя, крышующей фирме «Памир», и едва унесшего с неё ноги (по 10 кг. каждая с педикюром). Когда-то  Толик гастролировал по весям страны и закатил в  Носорожье.
Скаредный, но добрый за чужой счёт одесский пижон, самоотрекшийся от увлечения своим кредо, запомнился Витьку выхаживающим по Дерибасовской в тельняшке и усечённом цилиндре (Толян, с лицом цвета кирпичной стены, уговоривший сотни поллитровок и уйму девиц,  считал, что в таком виде сподручней вербовать и мурыжить лиц слабого потолка Недовольных действительностью и Поступившихся моральными принципами).
Многочисленное поголовье бездомных красавиц вроде Микрофлоры Приживалко умудрялось ходить в образе юношей и приготовилось отдать ему самое дорогое, что у них было – последний рубль, имеющий законное хождение по мукам только  за одну, окученную языковой тяпкой, фразу: «Если печка в доме чадит, её стоит разобрать... на собрании». Толик – сторонник безучастия ко всему окружающему не боялся продешевить – дешевле себя он ещё никого не встречал.
Витёк затормозил и выпрыгнул из машины. Старые знакомые нежно обнялись и со смехом стали перебирать в памяти, как Толик Дивиди в джинсах с подмоченной репутацией молотково загордился контактом с шляпочным гвоздём, который при каждом удобном случае сам забивался в укромный уголок. Невзирая на это неунывающий Толик в тени любовных побед ловко приторговывал тонизирующими любовными напитками и бертолетовой солью террористам в нарушение бессолевой диеты тамошних юмористов. Из-за угла появились полицейские, и друзья поспешно расстались прежде чем вынести оправдательный приговор проветриться, не подозревая, что им суждено увидеться вновь на Вечере Вальса Надувных Кукол у Арика Энтерлинка.

(см. продолжение "Би-жутерия свободы" #159)