Поэтика Чехова

 
О поэтике в  творчестве Чехова говорили и говорят многие, начиная с его современников.
Александр Павлович Чудаков написал литературоведческую книгу «Поэтика Чехова».  Книга, очень серьёзная, и название привлекает. О литературном творчестве там много и подробно, но о поэтичности, к сожалению,  маловато. И стиль, и язык у Чудакова сухие.

Чтобы говорить предметно и более-менее точно о поэтике, воспользуемся   словарными определениями.  Поэтика, в Большой советской энциклопедии, - это термин, имеющий два значения: 1) совокупность художественно-эстетических и стилистических качеств, определяющих своеобразие того или иного явления литературы (реже кино, театра), — его внутреннее строение, специфическая система его компонентов и их взаимосвязи (в этом смысле говорят о П. кино, драмы или романа, П. романтизма, А. С. Пушкина, «Войны и мира» Л. Н. Толстого и т.д.);
2) одна из дисциплин литературоведения.
И ещё: поэтика (от греч. poietike — поэтическое искусство) — теория поэзии.
Вообще литература начала свою историю в Греции в VIII—VI вв. до н. э. с  эпической поэзии Гомера.  То есть однозначно - поэтика началась с поэзии.

А у прозаика и драматурга Чехова, оказывается, были и стихи, их десять,  написал он их в гимназические годы, а взрослый Чехов, уже как писатель, назвал их «бездарным рифмоплетством».    

 Вот одно из них, о поэзии.
 
О, поэт заборный в юбке
О, поэт заборный в юбке,
Оботри себе ты губки.
Чем стихи тебе писать,
Лучше в куколки играть.

А вот насколько поэтичны его прозаические строки - из повести «Степь». 

«Летит коршун над самой землей,
плавно взмахивая крыльями,
и вдруг останавливается в воздухе,
точно задумавшись о скуке жизни,
потом встряхивает крыльями
и стрелою несется над степью,
и непонятно, зачем он летает
и что ему нужно.
А вдали машет крыльями мельница...»

Чехов сам отметил, что в «Степи»  попадаются «стихи в прозе».
Критики — П. Сурожский, П. Мечетинский и др., говоря о «Степи» и других произведениях Чехова, написанных на степном материале, обращали внимание, кроме колорита,   верности и точности степного пейзажа, - на их поэтичность   и   лирическую обаятельность.
Иные поэты позавидуют!

А вот как он относился к этой повести: «Описываю я степь. Сюжет поэтичный и если я не сорвусь с того тона, каким начал, то кое-что выйдет у меня «из ряда вон выходящее».
 «Если моя повестушка напомнит моим коллегам о степи, которую забыли, если хоть один из слегка и сухо намеченных мною мотивов даст какому-нибудь поэтику случай призадуматься, то и на этом спасибо».

По словам А.П.Чудакова, «в конце восьмидесятых годов «Степь» осталась блестящим, но одиноким экспериментом. Её поэтика в повествовании ближайших лет развития не получила. Опыт её был в полной мере использован в поздней прозе Чехова».

Отмечалась поэтичность не только «Степи». «О поэтичности пейзажа в «Агафье», особенно в описании заката, писала «Петербургская газета». Пейзаж «Агафьи» оказался едва ли не главным поводом для сопоставления таланта Чехова с талантом первостепенных писателей. Один из рецензентов, выделивший в «Агафье» «изображение грубой, животной, но верно обрисованной страсти» в простонародной среде, отметил, однако, свойственную рассказам Чехова картинность и поэтичность описаний природы, несколько напоминающих манеру Тургенева (Наблюдатель», 1887 г.)».

 «О близости прозы Чехова к поэзии говорилось уже в рецензиях на его первые сборники; после «Степи» подобные высказывания стали обычными; позднейшие исследователи отмечали ритмо-мелодическую организацию повествования, наличие системы символов, музыкальность композиции и т.п.»

 «Н.Я. Берковский, A.C. Собенников, Т.К. Шах-Азизова (авторитетные исследователи творчества Чехова, литературоведы и критики, А.Т.) трактуют музыкальность произведений Чехова как их особую поэтичность. (Под поэтичностью, согласно Ожегову, следует  понимать, — очаровательность, поэзию, лиризм, лиричность. А.Т.) Существует целый ряд исследований, посвященных сюжетной роли звучащих в драмах музыкальных фрагментов (работы Н.Ф. Ивановой), а также ритмической и композиционной организации прозы и драматургии Чехова (работы Н.М. Фортунатова, М.М. Гиршмана, В.В. Основина, Г.И. Тамарли, И.Л. Альми и др.). Исследования, посвященные композиции произведений Чехова, выстраивают, прежде всего, аналогию между организацией этих произведений и сонатной формой или полифонией».

Анализируя завершающий, третий, период его творчества,  А.П. Чудаков характеризовал чеховскую поэтику так: «рассуждения, размышления рассказчика захватывают самые сложные и глубокие явления духовной сферы….  В системе Чехова в этой сфере обыденный (практический) язык  как у Толстого и Достоевского,  невозможен.  Речь повествователя ритмически  организуется. Слово обрастает дополнительными смыслами по своей семантике приближаясь к стиховому».
(А ритмика – это специфика поэзии).
«В изображении «высокого», «запредельного» в чеховской художественной системе или вообще не допускается слово, или допускается только слово поэтическое. Постижение этих сфер духа передано высокой поэзии».

Он также сказал о правомерности  трактовки его пьес как "поэтических драм ".

Сколько поэзии  в монологах героев в пьесах Чехова «Медведь»,  «Иванов», «Дядя Ваня», «Чайка», «Три сестры», «Вишнёвый сад», можно самим убедиться, почитав их. Сколько там чувств, трогательности, тональностей, ритмов, лаконичной выразительности.
О поэтической атмосфере пьесы «Вишнёвый сад» хорошо написала в своей статье в интернете Н.Тележинская.
 «Невеселые истории не производят впечатления чего-то унылого, они словно озарены неярким светом, льющимся неведомо откуда.  И это самая большая загадка великого Чехова, потому что великим он становится тогда, когда среди обыденной жизни улавливает неуловимую прелесть бытия. Прелесть, высказанную не словами, а проглядывающую между строк или в случайно брошенной фразе даже ремарке, которая потом, когда уже прочитан рассказ закончилась пьеса, звучит, звучит, постепенно затихая, сливаясь с летними сумерками, оставляя в душе светлую грусть».
 
Но лучше, конечно, обратиться непосредственно к оригиналу. Вот монолог  Раневской, где весьма ощутима поэзия белого стиха. Даже - что-то близкое к церковной поэзии.

«О, мое детство, чистота моя!
В этой детской я спала, глядела отсюда на сад,
счастье просыпалось вместе со мною каждое утро,
и тогда он был точно таким, ничто не изменилось.
Весь, весь белый! О, сад мой!
После темной, ненастной осени и холодной зимы
опять ты молод, полон счастья,
ангелы небесные не покинули тебя...
Если бы снять с груди и с плеч моих тяжелый камень,
если бы я могла забыть мое прошлое!...»

К. С. Станиславский  сказал, что Чехов пишет «сжато и просто, как Пушкин, поэтично и нежно, как Тургенев, строго и правдиво, как Лев Толстой, и все-таки пишет, как Чехов».
О поэтичности чеховской натуры и следах от неё, оставленных в сердцах его и наших современников, немало стихов. Вот отрывки из нескольких.

И сквозь удушливую тьму
Глядел с глубокою печалью:
Заря не светится ль за далью?
И всем незримое открылося ему.
Средь ослепленных и безглазых
Один прозрел он горний свет
И нам оставил, как завет:
“Увидим ангелов и небеса
в алмазах”.
А.Федоров, 1905

Он с нами навсегда: и в каждом сером дне,
И в русских сумерках, и в летней дреме сада,
И в нежной девушке с задумчивостью взгляда,
И в скорбной женщине с надломленной душой;
В молитвенной тоске, и чистой и большой...
Т.Щепкина-Куперник, 1910

Привычно различал в сиянии лиловом
Неуловимые черты знакомых муз.
Он принимал от них бесценные подарки,
Неловко делал вид, что сам он вне игры,
И, зная в глубине души, что музы — парки,
Богинь судьбы назвал он просто “три сестры”.
В.Микушевич, 1991

И.Бродский тоже написал стихотворение "Посвящается Чехову", но гадкое, которое надо бы было посвятить Джойсу или Набокову с его "Лолитой".
Не любили его и некоторые из наших именитых поэтов серебряного века: Анненский, Ходасевич, Цветаева, Ахматова. Им симпатичны были сильные жестокие личности.
Про Ахматову А.Кушнер в своей статье «Почему они не любили Чехова»,  ссылаясь на публикацию  Л.Лосева, написал, что «Ахматова относилась к Чехову даже не равнодушно, как Гумилёв и Мандельштам, а с отрицательный агрессивностью.
Лосев объясняет это по теории Харальда Блума, как «невроз влияния», то есть отталкивание от непосредственного предшественника.
И Пастернак только в тридцатых изменил свое отношение к нему и его творчеству. И даже  образ доктора Живаго создавал, имея в виду Антона Павловича.

Чехов был не как все. Он стал новатором в прозе и в драматургии. И несомненно - он поэтичен.
Можно предположить, что в основе неприязни к нему была подспудная зависть, к его таланту, мастерству, новаторству, к недосягаемому литературному художеству и искусству; к чуткости, тонкости, скромности, человечности, необыкновенности.

Всё недоброжелательства и все нападки на него успокоила его смерть. И он «оказался прочно связанным с традиционной поэтикой».