Борька

У старой и глуховатой Степаниды, что жила на окраине деревни, хозяйство было не богатое: корова Зорька, десяток кур, да годовалый бычок Борька. Его и задумала в начале лета забить на мясо.
«Время не подходящее, да что делать? Толку-то от него никакого нет: мычит разве, а главное ест неумеренно. А так – скоро дачники из города понаедут -  будет кому продать. Деньжата появятся. Надо бы крышу новую на избе справить, забор поправить», - рассудила старуха и направилась домой к Матвею Зорину, местному почтальону, который славился по части проведения забоя скотины. Многие, бывало, к нему обращались.  Да вот беда – заболел Матвей. Угодил, как сказала жена, надолго в районную больницу. Делать нечего, пошла к соседу, Ваньки Шурупу. Вообще-то у него фамилия была другая, но так прозвали за разные технические выдумки. Работал Иван механизатором. Придумал разные усовершенствования для трактора. Кроме того, приспособления для сеялки, чтобы зерно зря не рассыпалось, да в землю ровными рядками ложилось.
 «Наш рационализатор, - говорили про него в деревне. Голова светлая, мозги шурупят!» Так и приклеилось к нему это прозвище.            
- Слышь, Вань! – обратилась к нему Степанида, когда зашла в огород, где он старательно поливал из лейки капустные грядки. – Борьку забить надобно. Ты бы взялся. Я пол-литра поставлю. 
- Почтальон отказался что ли? – оторвался от своего занятия Иван и отставил в сторону лейку. – Он же мастер на это дело. Я, когда в прошлом году поросят колоть решил, то его звал. 
- В больнице он. Ты бы нашел времечко, а …?! 
- Ладно, - почесал за затылком Иван. – Только мужиков позову. Сам то никогда не забивал, один не справлюсь.
- Вот и хорошо, - обрадовалась старуха. – Я на всех водочки куплю. Так что, может завтра? 
- Можно и завтра, но только к полудню. Мне еще надо успеть пускач  наладить, -  проговорил Иван.               
На том и порешили: Степанида угощение готовит, а Иван мужиков подсобить соберет.
На следующий день, когда солнце уже ярко сияло на вершине небосклона,  Иван с двумя закадычными друзьями, трактористом  Петром и шофером Николаем, явились к Степаниде:    
- Где там твой бычок? Только вначале, как полагается, по стопке пропустить требуется.  На сухую, сама понимаешь, как-то не с руки…   
- Конечно, как же, как же, - запричитала старуха, - и выставила на стол бутылку. – Вот огурчиков соленых попробуйте, - предложила она, присоединив тарелку с закуской.   
- Ну что, мужики, за предстоящее? – обратился Иван к товарищам, распечатывая бутылку. – А ты, - повернулся к хозяйке, - готовь бычка, выводи из хлева.       
Когда бутылка была опустошена, мужики вышли во двор. Степанида стояла возле Борьки и ласково поглаживала его по боку.
- Где будем операцию производить? – спросил Петр, закуривая сигарету.               
- Лучше на улице, а то во дворе потом прибираться замучаешься, - ответила старуха.
- Ну, раз на улице, то на улице, - Петр смачно сплюнул и повернулся к Ивану: - Давай тащи из дому колотушку. – Затем перевел взгляд на тракториста: -  Помоги Борьку на улицу вывести.
- Ребятки, я, пожалуй, пойду. Вы уж тут сами…, - тихо проговорила Степанида. 
- Не волнуйся! Управимся быстро. Все сделаем тик-так! –  заверил Иван и, пошатнувшись, хмель ударила в голову, пошел к себе в избу. 
Бычка выели на улицу. Возле ворот важно прогуливались гуси, вытягивая свои длинные шеи и, время от времени, издавая гортанные звуки. На скамейке, блаженно греясь под теплыми лучами солнечного светила, лежала облезлая кошка.
- Твоя что ли? – спросил Петр подошедшего Ивана, державшего в руках большую деревянную колотушку, которая изначально была предназначена для сбора кедровых орехов. Ей ударяли по стволу кедра, сотрясая его, отчего  ореховые шишки падали вниз на землю.   
- Кошка?! Да нет, Степаниды. Ей, наверное, столько же, как и старухе, - ответил Иван и посмотрел по сторонам: - Где будем мочить?!
- Прямо здесь, - твердо произнес Петр и подошел к Николаю, державшему на привязи бычка:
- Бери веревку и привязывай за рога, да цыпляй за забор. 
Сам же, взяв вторую веревку и, сделав на конце петлю, ловко набросил ее на второй рог бычка. Борька стоял смирно, не подразумевая, что затеивается.  Лишь, склонив голову, не довольно, из-под лобья, смотрел своими большими круглыми глазами на какую-то непонятную вокруг него возню.
Петр тем временем обмотал веревку вокруг стоявшего рядом уличного столба для освещения. Закрепил, завязав тугой узел.   
- Ну вот, вроде бы и все, - провозгласил довольно. –  Нож у тебя? – повернулся к Николаю.
- Здесь, за голенищем, - кивнул тот, показывая взглядом на сапог, не выпуская из рук веревку, которая тянулась к забору. 
- Тогда начинаем. Ты, бей колотушкой прямо меж рог, - сказал Ивану. – Бычка оглушишь, упадет. – Обернулся к Николаю: - А тут уж ты ножом. Ясно?! 
- Будто генерал командуешь! - буркнул Николай. –  Сам то хоть раз забивал скотину?
- Резать – не резал, а видел! 
- Зрителем, значит, был, - констатировал Николай и продолжил: – Мы все это видали, а вот как до дела, то с какого боку подойти к животине – сразу  вопрос возникает. Да уж ладно, - махнул рукой, - Лучше сам  крепче удерживай скотину.  -  И громко бросил Ивану: - Давай, Шуруп, начинай!   
Иван поднял вверх колотушку, замахнулся. Но то ли от этого громкого возгласа, то ли от чего другого, но спокойно стоявшей Борька вдруг резко мотнул головой, пытаясь сбросить со своих рогов завязанные узлы.
Удар по голове бычка получился не точный, скользящий. Борька издал громкий рев и рванулся, но натянутые струны веревок сдержали его.  Поднял голову. Глаза налились кровью.
- Шуруп! Бей его! Чего медлишь!   - истошно заорал Петр, вцепившись двумя руками за веревку, привязанную к электрическому столбу.
- Давай бей! А то не удержим! – вторил Николай. 
Бычок заметался, пытаясь вырваться из привязи. Иван замахнулся, но опять удар пришелся не по темечку, как метил, а угодил в лоб. Борька оглушительно заревел и замотал головой. Иван, торопясь, в третий раз ударил рвущегося из веревочного плена бычка. Но и на этот раз меткость  подвела - попал опять по лбу. Этого Борька выдержать уже не смог и бешено рванулся вперед, прямо на Ивана. Тот от испуга выронил колотушку и, увидев перед собой морду разъяренного животного, повалился навзничь. Рухнул, будто подкошенный, в жидкую грязь лужицы, которую только недавно топтали домашние гуси.
В это время раздался треск ломающегося забора. Под ноги Николаю метнулась, соскочившая в страхе со скамейки кошка. Тот, запнувшись, и выпустив из рук веревку, за которой тянулся вырванный пролет забора, истошно закричав что-то нечленораздельное, повалился на землю.    
- Держи его! – завопил Петр, судорожно стараясь натянуть единственную веревку, державшую бычка возле столба. 
 Куда там – Иван барахтался в лужице, пытаясь встать на ноги, а Николай, ползя на коленях, безрезультатно старался ухватить край заборного пролета, тащившегося на веревке за мечущимся бычком.   
Донесшейся с улицы непонятный шум и оглушительный рев всполошили  глуховатую Степаниду. Вышла на крыльцо. Перед  глазами предстало что-то несусветное. Борька на привязи метался возле уличного столба и зверски ревел. За ним на веревке болталась часть забора.
- Изверги! Что делаете?! Боже мой! – заголосила она, боясь сойти с места. 
Услышав хозяйку, Борька остановился и, что есть силы, рванул на ее голос. Обвязанный веревкой, повалился, оказавшейся внутри весь сгнившим, электрический столб. Свалился с рогов один из узлов. Освободившись от пут, Борька развернулся и ринулся к воротам двора, вблизи которых стоял на карачках Николай.
- Петро, отгони скотину! – успел крикнуть он, как Борька уже оказался рядом.
Изловчившись, Николай все-таки смог ухватить край повалившегося забора и, загородившись им как щитом, поднял его вверх.  Бычок с разгона головой пробил штакетник, и пролет повис на рогах.  Подняв хвост и издавая угрожающий, вперемешку со страшным испугом рев, бычок, с болтающимся пролетом забора на голове, понесся вдоль улицы, распугивая гуляющих гусей и кур.      
- Ироды проклятые! Ох! Креста на вас нет! Ох, Боже мой! – охала, всплескивая руками, Степанида.
Поднялись с земли Иван с Николаем. Петр пытался прикурить, но только, одну за одной, дрожавшие пальцы ломал спички о коробок. 
- Угомонись бабка, не причитай! – счищая грязь с брюк, пробубнил Иван. – Никуда не денется твоя скотина – поймаем. 
- Кто знал, что столб сгнил, - оправдываясь, проговорил Петр и, наконец,  закурил, глубоко затянувшись.
Николай мрачно молчал, тупо взирая на зияющую дыру в заборе и  повалившийся столб с распластавшимися по земле нитями проводов.
- Что застыл, как изваяние? – посмотрел в его сторону Иван: – Осматриваешь поле боя?!
- Да уж, - еле выговорил тот, - придется все налаживать, да бычка искать, а то старуха житья не даст.   
- Это, как пить дать! – согласился Иван.
К вечеру вся деревня была в курсе происшедшего. Посмеивались над неудачной троицей, называя их мудреным словом – тореадорами.
Борьку поймали только на второй день. Нашли в лесу, на поляне. Бычок долго никого к себе не подпускал, норовя кинуться на людей. Но, наконец, сдался. Степанида пожалела бедное животное, и  больше намерений забивать не вынашивала.
Шуруп с товарищами поставили ей новый забор. Кроме того, крышу на избе починили. А еще благое дело сделали - заменили в свободное от работы время несколько уличных столбов, державших электрические провода.
Вот только Борька, заприметив соседа, почему–то всегда начинал проявлять явное беспокойство. Моментально останавливался и, низко склонив голову, начинал громко мычать, как бы зовя на помощь хозяйку.  Отчего так…?!