Мутация

               

     Новогодние ночные празднества после поднятых бокалов с шампанским в уходящем году с наступлением первого числа плавно перетекали в новую стадию. Ближе к полудню, протерев глаза, большинство населения вновь усаживалось за столы, которые ломились от всевозможных салатов, среди которых неизменно присутствовали оливье, селедка под шубой, холодцы и жаренные куриные ножки. И над ними гордо возвышались стройные ряды бутылок запотевшей водки, с янтарным отливом коньячком и всевозможными красными и белыми винами. Застолье повторялось и на второй день, и на третий, и на четвертый….
     Те, у кого печень позволяла переносить немыслимые нагрузки, беззаботно втягивались в этот ритм затянувшегося возлияния.
     Народ, которому верхи разрешили гулять-отдыхать в первой январской декаде, в основном шатался по гостям. Умотать на горнолыжные маршруты в Альпы или в Куршавель, погреться под солнечными лучами на Багамах или, в крайнем случае, на золотистых песках пляжей в Таиланде многим было не по карману. Впрочем, в стране имелся определенный процент постоянно выездных из числа депутатов различного ранга, чиновников, бизнесменов и, конечно, политической элиты. Для них в новогодние каникулы оттянуться за рубежом -  дело привычное.   
     В общем, когда Россия набивала желудки, пялясь на голубые экраны, пила и опохмелялась, и вновь западала в многодневную обжорливость, Семен с супругой решили изменить годами установленный порядок. Задумали  оставшиеся дни после первого числа наступившего года посветить обустройству домашнего очага: сделать ремонт, обои поменять, да кое-где подкрасить.
     Короче говоря, привести в более или менее божеский вид  двухкомнатную квартиру, доставшуюся от родителей. Семен работал слесарем, так что к труду привычен. Перестелить линолеум на полу, поклеить обои, что перед праздником купили вдвоем с женой, вполне было под силу. Супруга, по специальности продавец, делать ремонт своими руками также не чуралась.
     И вот, когда она ушла в магазин, Семен принялся передвигать мебель, освобождать подходы к стенам. Под диваном обнаружил завязанную бечевкой стопку пожелтевших от времени газет. Захотелось посмотреть. Развязал. Развернул одну, пробежался по ней глазами. Затем вторую, непроизвольно вчитался. Привлекало то, что ранее не знал или о чем слышал, но сведения были смутные, да и по правде говоря, им не придавал  значения. 
     Сейчас же в публикациях столкнулся с давно прошедшими событиями, и прошлое как будто ожило, стало раскрываться в новом для него свете. То, о чем говорилось в газетах, в школе не проходили, да и историю в профтехучилище, куда подался после восьмилетки, не учили. Упор делался на освоение рабочей профессии: как с инструментом слесарным правильно орудовать и исправно работать. На заводе, куда устроился после получения специальности, вкалывал ради зарплаты, не ахти какой, но на еду и оплату жилья хватало. Супруга тоже трудилась. В общем, они не бедствовали и концы с концами сводили. Жили обычно, как и многие – от получки до получки, далеко не шикарно, как некоторые из новых русских.      
     Так что информацией питался со всевозможных печатных изданий и, в основном, с экрана телевизора. Политизированные журналисты и маститые ученые-гуманитарии без устали вещали о застое советских времен. Сталинские лагеря и идеология страны с населением, изолированной от внешнего мира, с их слов, сменилась периодом хрущевской оттепели, которая принесла первые ростки демократии. Затем все пошли по дороге развитого социализма, которая, как оказалась в последствии, была вся в  идеологических рытвинах и ямах экономического упадка. Страна тогда погрязла в очередях. Стояли за всем: за автомобилями, мебелью и коврами, на приобретение которых приходилось записываться заранее и терпеливо ожидать счастливого часа, толпились за колготками и банальной вареной колбасой….
     Из детства Семен помнил, как мать посылала занимать очередь то за  стиральным порошком, то за подсолнечным маслом, периодически исчезавших в начале восьмидесятых с прилавков, и если кое-где выставлялись на продажу, то за ними сразу выстраивались вереницы. Честно сказать - не хватка ощущалась во всем, правда, кроме товара повышенного спроса - водки. Но и она скоро превратилась в дефицит с объявленной горбачевской перестройкой. Народ решили отрезвить и перейти на вино и пиво, где меньше градусов. И невдомек было архитекторам нового строя, что тем самым только повышался градус внутреннего возмущения. На кухнях велись недовольные разговоры. Соглашались, что жизнь, конечно, требуется повернуть к потребностям человека, и что гласность – это хорошо, но все-таки гораздо лучше, когда холодильники не пустые и имеется чем их заполнить. Заполнять же их было не просто….
     А тут вдруг правительственная метаморфоза с народным напитком, с которым Россия веками не расставалась. Семен помнил, как за водкой с раннего утра, а начинали ее продавать с одиннадцати, тянулись длиннющие  очереди. Доходило до того, что в некоторых местах магазины брали штурмом, наподобие взятия Зимнего большевиками.   
     Ныне, спустя десятилетия, беспрестанно об этом твердили глашатаи нового переустройства. Будоражили сознание о кошмаре сталинских репрессий, послевоенной гонке вооружений, высосавшей все запасы из государственных закромов. Напоминали о былом захлестнувшем страну дефиците и оказавшейся утопией социалистической идеи. Навязчиво со всех сторон вещали, вдалбливая мысли о неизбежности общественно-экономических преобразований, панацеи от бедности и росте всеобщего благосостояния – построении капиталистического рая в новой России, свободной от бывших дочек-республик, которые разбежались по сторонам, дабы сохранить свою честь и невинность.
     Увы, удалось не всем. Некоторые легли под Запад, другие залебезили перед заокеанской семьей, желая с ней породниться. Ну, да ладно, Бог с ними! Семен в политику не вникал, она его не интересовала, так разве что новостями питался с домашнего экрана, не более.
     А вот старыми, вытащенными из-под дивана газетами, заинтересовался. Отложил стопку в сторону. После ремонта, который вместе с женой  закончили в аккурат выхода на работу по завершению многодневных  каникул, неоднократно возвращался к ним. Много нового раскрыл для себя. Не все, оказывается, было так уж и плохо, о чем велось непрерывное разглагольствование в телепрограммах, печаталось и передавалось по радио.   
       «Рабочие, инженеры и техники обувной фабрики имени Капранова решили выпустить восемь тысяч пар различной обуви из сэкономленного сырья» - сообщала одна из статей в газете «Комсомольская правда», которую как-то он раскрыл дома после трудового дня.
     Прошло две недели с обнаруженных им газет. Их усердно изучал, что даже вошло в ежедневную привычку. Читал обычно после просмотра новостей. Давнейшие события мысленно соизмерял с увиденным на экране.   Сопоставления давали пищу для ума. Размышлениями делился с супругой. Сомнения по поводу текущей жизни закрадывались в душу.
     Стал Семен на происходящее вокруг смотреть другими глазами. И если раньше не обращал внимания - на какой машине подъезжал каждое утро к проходной завода начальник цеха, то сейчас смотрел оценивающе: под миллион рубликов тачка стоит. В цехе над условиями труда призадумался: шумно, освещение плохое, да и вентиляция еле тянет, постоянно запах стружки и отработанного масла витает. Об этом начальнику цеха как-то сказал, на что тот недоуменно на него посмотрел, как будто увидел впервой и, хмыкнув, пошел по своим делам, ничего не ответив: мол, нашелся указчик!   
     И чем больше вчитывался Семен в старые газеты, тем больше убеждался, что к рабочему люду нынешнее начальство повернулось спиной. Впрочем, как и чиновники государственно-бюрократического аппарата к населению, которое содержало их за счет непомерных налогов. Как говориться, начал Семен по этим газетам проходить домашний ликбез, изучать азбуку производственно-общественных отношений.      
     Так вот, читает он  «Комсомолку» и удивляется народному настрою, который когда-то витал в обществе, и о чем повествовали ее страницы. 
     Производительные силы науки» - под таким заголовком глаза уткнулись в текст. «За четыре прошедших года около 43-45 процентов всего прироста производительности труда в промышленности получено за счет внедрения новой техники и передовой технологи, так или иначе базирующихся на научных разработках и рекомендациях, - читает он. - Только за 1971 год в стране сконструировано и изготовлено более 4 тысяч образцов новых машин, аппаратов и приборов. Освоен и начат серийный выпуск около трех тысяч  новых видов изделий».
     Отложил газету в сторонку. Призадумался. Вот, значит, как было. Прогресс научно-технический все-таки шел. Новые механизмы и приборы появлялись. А сейчас? Работаем на станках, которые при прежней власти созданы. Из новейшего оборудования разве что компьютеры, и то иностранного производства. Что это за реформы, которые развалили промышленность и не дают подняться ей на ноги? Что это за преобразования, когда сельское хозяйство дышит на ладан и народ питается куриными ножками Буша, а не продуктом  местной птицефабрики? Когда добрая половина консервов из-за границы, и непонятно какого качества? А лекарства? Так те сплошь из-за рубежа. Выходит вся страна села на иностранную иглу. Зависимость полная, разве что нефть и газ свой, да лесные угодья. Так и те дико распродаются. Может, лучше жить стали? С одной стороны, конечно, дефицит пропал, не надо по очередям толкаться; с другой – инфляция снежным комом катится, съедая покупательскую способность. Пойдешь в супермаркет – глаза разбегаются, а в корзинку положить – рублики считаешь. Впрочем, не все так. Выделилась каста имущих. Для нее - тысяча, что  копейка, для большинства же – сумма не малая. 
     Вздохнул. Снова взял в руки газету. Посмотрел на дату. Оба-на! – Пятница, 11 февраля, 1972 год – надо же  и день, и год его рождения!  Отложил отдельно газету - реликвия!
     Взялся за другую. Посмотрел на заголовок - «Правда». Дата выпуска гласила -  вторник, 3 марта 1981 год. Вся посвящена ХХУ1 съезду КПСС. На первой странице Постановление партийного съезда - «Основные направления экономического и социального развития на 1981-1985 годы и на период до 1990 года». Интересно. Что такого хотели добиться?
      Начал читать. Оказывается, завершить строительство Байкало-Амурской магистрали планировали, начать освоение сибирских и дальневосточных земель. А что?! Железнодорожную ветку построили, Сибирь стали поднимать, вот только с освоением Дальнего Востока не получилось – перестройка все планы перечеркнула.
     Читает дальше, глаза на лоб лезут. Оказывается, постепенно повышалась зарплата, которая в начале восьмидесятого выросла почти в 1,4 раза по сравнению с семидесятым годом. Стипендии и пенсии повысились, а ученики первых пяти классов стали получать учебники бесплатно. Народ стал въезжать в новые дома. Причем, строительство их велось с размахом по всей стране и поистине ударными темпами. И не только жилой сектор рос, множились заводы и фабрики. Метрополитен развивался. На тот период метро существовало всего в семи городах, задумали построить еще в четырех. И построили – в Горьком, Новосибирске, Минске, Ереване!
     Во, блин, выходит, как было!  Почесал Семен задумчиво за ухом, взялся за  другой номер. «Советская Россия» за 17 июля 1991 года. Почти вся посвящена приватизации государственных и муниципальных предприятий, даже отдельно об этом Закон напечатан. Внимательно стал изучать.
     Читает и диву дается: никак параллели провести не может между тем – что провозглашалось и что стало в действительности. В опубликованном документе подчеркивалось, что суть приватизации заключается в преобразовании отношений собственности на средства производства и создании эффективной социально ориентированной рыночной экономики. Все передавалось народу в частную собственность в виде акционерных обществ, ассоциаций, концернов, союзов, товариществ и прочих объединений. Ага, передали! Только кому?! Кто стал настоящим хозяином?!         
Акционерами – да, но пыль в глаза! Всенародный обман! Получили ваучеры и думали с этими бумажками стать миллионерами – фиг! Ими стали те, кто пребывал во власти - в стране, области, районе или даже в каком-либо захудалом городишке, кто находился по разным сторонам у кормушки и во время сообразил, как можно урвать себе побольше при дележке всеобщего достояния.
     В обладатели крупного капитала также подались молодые, пронырливые, далеко не глупые, зубастые, готовые наступить на горло любому, кто мешал гонке за миллионами. В ход пускались всевозможные приемы: от мошеннической скупки ваучеров, подделки документов до бейсбольной биты, занесенной над головами тех, кто сопротивлялся их планам и операциям, кто лишь осмелился вякнуть о незаконности методов  приобретения денежных мешков. И наступали, не пренебрегая никакими средствами,  прокладывая  путь к манившему их богатству.
      Многие бывшие секретари обкомов и горкомов, заседавшие в почетных президиумах партийных конференций директора предприятий вкупе с разноликой чиновничьей братией боязливо попрятали билеты с красной обложкой. Со свечами в руках, имея контрольные пакеты фирм и концернов, смиренно поддались в храмы - то ли замаливать грехи, то ли ища путь к сердцу новых правителей….   
     Ваучеризация послужила камертоном криминализации страны. Криминал вылез наружу и, не встречая ярого сопротивления, стал множиться с невероятной быстротой. Словно грибы после дождя, повырастали фирмы-однодневки, отмывая безналичные финансовые потоки и направляя их на счета сменивших прежней свой облик новоявленных бизнесменов. Кровавые разборки стали делом обычным: не проходило и дня, чтобы о них не сообщалось в средствах массовой информации. Стреляли на улицах и во дворах, поджигали машины, грабили и воровали. И если вначале приватизации обокрали большинство населения, то теперь определенная часть тащила у тех, кто нажился. В свою очередь, те тоже воровали, но гораздо крупнее: от бюджетных средств и ухода от налогов до  богатств земных недр.
     Взаимосвязанная пороками круговерть криминала все убыстрялась и убыстрялась. Правительство, правда, спохватилось, но предпринятые шаги по ее остановке ощутимых результатов не приносили….
     Семен с тяжелым чувством отложил газету. Вспомнил, как мать говорила, что раньше на улицах вооруженных людей не наблюдалось, а теперь уже не в диковинку милиционеры в касках, бронежилетах, да с автоматами. Призадумался. От чего ушли и куда катимся? Вроде, живем, но где стабильность? Где уверенность в завтрашнем дне? Вот, раньше, судя по газетам, такая уверенность существовала. А теперь, где она? А все погоня за обогащением. В основе всего – деньги, деньги, деньги…. Разные мысли вертелись в голове – шарахнуться можно…. 
     Стал Семен все чаще  в обеденный перерыв, в курилке, с товарищами по работе мыслями делиться, о ситуации в стране размышлять, да на злободневную производственную тему перекладывать. Прислушиваться начали. А после одного случая вообще доверием прониклись.
     Как-то речь зашла о спецодежде. Мол, неудобная, да и по установленным нормам до срока обмена не дотягивает, изнашивается. А еще во время работы  попить негде. Не в столовую же за стаканом воды бежать, отпрашиваясь у мастера! Начальству говорим, а что толку? Ему до лампочки, только бы задание сменное выполняли, до проблем наших – как до Луны. Ввернул тогда Семен:               
     - Во! Говорил начальнику цеха про отвратительное освещение - зенки  попортить проще пареной репы, да напомнил о не работавшей вентиляции - так только рукой махнул! Вот раньше за этим строго следили, состояние рабочих мест при социалистическом соревновании особо отмечалось. Рабочий класс уважали, не то, что ныне. Так что, мужики, своих прав, данных Конституцией и Законом, надо добиваться. Сами не будем – никто за нас не постоит.
     - Правильно! - кивают работяги: – Вот ты грамотный, многое знаешь, возьми и напиши!
     - А вот и напишу!
     - Флаг в руки! Мы так все «за», но только не совсем  в результат верится, да и ты подумай - как бы не аукнулось….
     - Волков бояться – в лес не ходить! -  отшутился Семен, и накатал писульку в соответствующий орган надзора, в комитет по охране труда. Мол, так и так – условия для производительной работы отсутствуют, на спецодежду внимания начальство не обращает, освещение в цехе желает лучшего, к рабочему люду внимания не проявляется, утолить жажду и то нет возможности.   
      Написал и ждет: что будет, какая реакция произойдет? Через две недели появилась в цехе комиссия из того самого комитета, куда он письмо отправил. Ходят проверяющие, цех осматривают, что-то у себя в блокнотах помечают, но к рабочим не подходят, ни о чем не расспрашивают, вроде как их даже и не замечают. Чудно!
     Работает Семен на станке и косится в их сторону. Может, что спросят, чем поинтересуются? Готов к разговору, чтобы высветить наболевшие проблемы трудящихся. Но комиссия с деловым видом продефилировала мимо, и прямо к начальству в кабинет.
     Разговор там произошел при закрытых дверях, в конце вывод - требования по охране труда не соблюдаются и акт на стол: вот, пожалуйста, ознакомитесь!  Делать нечего – пришлось начальству подмаслить проверяющих. При этом, клятвенно заверив, что упущения обязательно исправит, а дабы не сомневались, пригласило снова наведаться - в том убедиться, и до дверей любезно проводило.
     Через какое-то время в цехе освещение поправили, дополнительные лампы повесили, аппараты с водой поставили – пей на удовольствие, заливайся! Народ рабочий к Семену потянулся. Разные вопросы по организации и оплате труда задает, ожидает ответа, а кто и за  помощью  обращаться начал.  «Семен, мне неверно нормировщик часы проставил, а у меня проблема житейская – никак в детский садик ребенка пристроить не получается, помоги!».
     Всем помогает – по начальству ходит, заявления в разные инстанции строчит. Честно признаться, с места мало что сдвигалось, но люди с благодарностью отмечали, что не равнодушен он к их заботам, входит в  положение и всячески старается помочь. Молва по заводу о нем поползла, что объявился защитник интересов трудового коллектива. Ходоки с других цехов даже стали наведываться. Никому не отказывает Семен, со вниманием в их обращения вникает. Правда, времени уже не хватало, приходилось в рабочие часы этим заниматься. Но начальство на то глаза закрывало, предпочитая с ним не связываться: опять комиссию накличет, так что лучше от греха подальше!            
     Прошел так месяц, второй начинается - Семен по собственной инициативе все больше общественной деятельностью занимается, к станку подходит все реже и реже. Мастер норму выработки ему закрывает, отщипывая показатели от других рабочих. Но никто не ропщет, всех вроде это устраивает. А на  очередном рабочем собрании выдвинули Семена в председатели цехового профкома. Проголосовали за него единогласно: свой парень, за нас выступает! 
     Вскоре подкатил срок уже заводской профсоюзной конференции. С ее трибуны Семен матку-правду резать начал: мол, не все пункты коллективного договора соблюдаются, и что прежней состав профсоюзного комитета с этим положением смирился, принципиальности не проявлял. Да и мотивация труда на заводе страдает, даже такой стимул как помещение фотографий передовиков производства на Доску почета давно забыт. Даже цитату из старой газеты семидесятых годов привел: нельзя забывать положительный опыт из истории трудовых свершений! Выступление встретили дружными аплодисментами, а когда очередь дошла до выборов, председателем профсоюза избрали.
      Должность хоть и выборная, но освобожденная. Не надо теперь у станка стоять, сам себе рабочий режим устанавливает. Кабинет в заводоуправлении появился, да секретарша в приемной на телефонные звонки разные отвечает, почту сортирует, чай заваривает. Не жизнь, а лафа!   
     Стал Семен ходить уже в пиджаке и при галстуке – как-никак положение обязывало. Но, к слову сказать, балду не бил, помнил, что права трудового человека требуется отстаивать. С  рабочими в цехах постоянно встречается, в приемной посетителей не держит, сразу принимает. Участливо выслушивает и обещает обязательно разобраться в их нуждах. Запросы, куда требуется, по необходимости пишет, а то и по телефону секретарши указание дает соединить с каким-либо специалистом из аппарата управления заводом, в разговоре с которым обращает внимание на ту или иную проблему, просит  проинформировать, как она решается.
     На разных совещаниях у начальства присутствует как уполномоченный от коллектива. Молчит, когда вопросы производственные рассматриваются, понять старается. Ума разума набирается. И доходить до него начало, что не все так просто. Рабочий человек более беспокоится за приемлемый уровень зарплаты, создание  условия для труда, да за выполнение обещанных социальных гарантий. Руководству наемному, впрочем, принятому на завод, как и простые работяги, куда сложнее, обо всем голова болит: о технологии процесса и приобретении материалов, реализации самой продукции. Ко всему накладываются далеко не безоблачные отношения с заказчиками и разными надзорными органами, а финансовая сторона вообще дебри – кредиты, займы, налоги, выплаты…. 
     Руководству требуется, чтобы в коллективе царило спокойствие, и шел трудовой процесс. Иначе зададут по первое число, штаны спустят! Причем, не только компетентные органы, а и сам Хозяин! Правда, кто он или они - было Семену неизвестно. Одно знал, что Хозяин существует. За рубежом ли живет или в стране пребывает, но он имеется и, наверняка, из олигархической империи, возведение которой велось с невероятной быстротой и усердием: будто задумали завершить ее окончательное оформление в первую послесоветскую десятилетку новоиспеченного капитализма. 
     В общем, стал он критичнее на процесс производства смотреть, рабочим начал втолковывать: мол, лучше работать надо! От производительности труда все зависит. Вон, даже при социализме, вспомнил статьи из старых газет, за производительность активно боролись!
     Подметило начальство перемену в его взглядах. Решило присмотреться к нему внимательней. Шустрый малый! Умеет с трудовым коллективом общаться. Образование, правда, маловато, но парень с головой! Такого отпускать в открытое плаванье по профсоюзным волнам чревато - неизвестно как себя в непогоду поведет, когда вдруг штормить начнет. И предложило Семену беспроцентную ссуду взять на заводе для покупки новой квартиры: мол, двухкомнатная маловата, следует и о себе побеспокоиться! Притом, не просто так даем, а с отсрочкой на несколько лет. А что ссуда рассчитана для погашения как раз на избранный срок его председателем, тактично умолчало.      
         Глубоко призадумался Семен, к супруге за советом обратился - как быть?! С одной стороны, конечно, хорошо бы новой квартирой обзавестись, с другой - как посмотрят на это рабочие, выдвинувшие его на столь значимый пост? 
     Жена моментально смекнула, что следует брать быка за рога. Что думать?! Соглашаться надо, раз предлагают, и размышлять тут нечего! А чтобы развеять его сомнения, выдвинула неоспоримый, на ее взгляд, вариант: новую купим, а старую продадим. Начнут интересоваться, скажешь, что продал прежнюю по хорошей цене. Кто докапываться станет?! Работяги -  ведь не ОБХСС, поверят! Тем более, действительно продадим, а за сколько - это сугубо  наше дело!    
     Получил Семен ссуду, новую квартиру из трех комнат приобрел, в одной себе рабочей кабинет сделал. Жена не нарадуется  - вот, подфартило, счастье-то какое!
     На заводе Семен с начальством за руку здоровается, по-прежнему аккуратно на совещания ходит, но уже не отмалчивается. Особенно рьяно выступает, когда речь заходит о выявленных нарушениях в проведении каких-либо работ. В комиссии по расследованию таких случаев в обязательном порядке входит. На рабочих собраниях регулярно выступает, клеймит позором разного рода нарушителей трудовой дисциплины, принципиальность проявляет. Призывает развернуть борьбу с разгильдяйством и сознательному соблюдению правил внутреннего трудового распорядка.
     Вот только меньше почему-то к нему стал непосредственно сам рабочий люд обращаться: то ли иссяк поток нужд и чаяний трудящихся, то ли многие злободневные вопросы уже были решены?! Непонятно! Но только река заявлений и просьб почему-то иссякла, лишь небольшой их ручеек еще тянулся в кабинет профсоюзного деятеля заводского масштаба.
     На носу замаячила отраслевая профсоюзная конференция. Принялся Семен к ней тщательно готовиться: отчет о проделанной работе пишет, тезисы выступления набрасывает, стопку старых газет перелистывает, чтобы речь свою произнести с теоретическим обоснованием, так сказать, со  срезом опыта прошлых времен. 
     А тут еще одно событие - внеочередное собрание акционеров на предприятии  прошло. Выяснилось, что у завода, в сущности, один Хозяин. Так вот, передал он управление им сыну, который после учебы в Калифорнии на родину прикатил.
     Чему там учился молодой отпрыск - не ясно, но американский образ жизни впитал, что явно замечалось по непринужденной манере держаться и разговаривать, озаряя окружающих белозубой улыбкой. При всем, казалось, добродушном и компанейском поведении, в его взгляде сквозила ледяная непреклонность и холодная расчетливость.
     Короче говоря, стал он директором завода. Видимо, отец настоял, дабы тот потренировался в искусстве управления промышленным производством, руку набил для будущей своей деятельности на поприще семейного бизнеса. 
     На совещаниях, которые новоявленный директор проводил почти ежедневно, требуя конкретных докладов от руководителей по направлениям, Семен голос не подавал. Присутствовал, будто набрав в рот воды. Мысленно оценивал изменившуюся ситуацию и упорно искал в ней свое место.      
      Недолгое пребывание в профсоюзном кресле принесло свои плоды: появился небольшой, но все-таки опыт. Теперь он прекрасно сознавал, что следует войти в доверие новому владельцу промышленной компании, как тот называл завод. Семен уже почувствовал вкус пребывания в мундире освобожденного профсоюзного деятеля, и снимать его с себя - об этом не мог допустить и мысли, если только с кожей….         
     Вскоре он близко познакомился с новым директором. Помог случай. Напрямую встретился с ним за стенами завода, на футбольном матче. Выяснилось, что оба фанаты этого вида спорта. На этой почве и сошлись.   
      Неформальное общение резко повысило карьерные шансы Семена. На состоявшейся конференции его выступление признали одним из лучших и выдвинули на должность председателя профсоюза. Большинство делегатов подняли за него свои мандаты. Так он оказался в кресле профсоюзного босса отрасли, что для него явилось радостной неожиданностью.   
     Но следует признать, что неожиданность эта была предсказуемой, хотя и   держалось от Семена в великой тайне - мало ли как себя поведет? Одним словом, новоявленный директор поведал Папаше, скупившему акции  многих предприятий отрасли, о заводском руководителе профсоюза. Тот вмиг сориентировался: а не пересадить ли его повыше? В отрасли нужен свой профсоюзный лидер, ручной, покладистый и с положительными отзывами общественности. Этот, кажется, подходит - молодой, перспективный, не испорчен благами, вроде приучаем. Сгодится на первый срок, а там посмотрим…..
     Операция по перемещению, подкрепленная финансовыми вливаниями в долларовом эквиваленте прошла в нужном русле.    
     У Семена появился роскошный кабинет из двух комнат - рабочей, для приемов и совещаний,  и отдыха. Выделили служебную иномарку. В штатах два помощника, бухгалтер, заведующая канцелярией, плюс секретарша и водитель. Оклад положили – раньше такой и не снился!
     Не прошло и года, как в квартире мебель он поменял. На второй - дачей с землей, площадью чуть ли не гектар, разжился. Супругу во все модное приодел, себе  японскую легковушку купил. На ней по выходным за город, на дачу ездит, а на работу служебная машина доставляет.    
     Рабочий день расписан по часам: участие в заседании регионального правительства, присутствие на сессии депутатов местного муниципального образования, на совещании отраслевого координационного совета, на юбилее крупного бизнесмена…..
      Присутствие, участие, представительство….
      Раздобрел Семен, округлился, брюшко выпячивается. Походка степенная, начальствующая. Правда, уже с рабочими встречается редко, все больше в президиумах заседает, да  интервью журналистам дает. Отвечает на вопросы, которые, как и ответы на них, готовили помощники. Для себя же хорошо уяснил - общество держится на стержне, и если раньше он заключался в  однопартийной идеологии социализма, то теперь в мировоззрении капиталистического уклада с превалирующей философией прибыли. А еще надо быть полным дураком, чтобы не воспользоваться содержимым той кормушки, у которой появилась возможность находиться. И плевать с высокой колокольни - в чьих руках она ныне! Главное - в ней есть, что клевать! 
     А старые газеты не выбросил, дорожит ими. Держит в стопке, аккуратно перевязанной бечевкой - как-никак историческая ценность, авось еще пригодятся…..