Архив

Архив

Боже, как нестерпимо болит голова.

Я открываю глаза и понимаю, что лежу на холодном каменном полу в полумраке какого-то огромного зала. Единственный источник света — керосиновая лампа, выхватывающая из темноты мое распростертое на полу тело.

Я опираюсь на локти и пытаюсь понять, где же я нахожусь. Свет лампы больно режет глаза и я убавляю пламя, чтобы они привыкли. Рассеянно тру разрывающуюся от боли голову. Такое чувство, что ее проломили чем-то тяжелым и увесистым, но она вроде цела, да и крови нет сколько ее не три. Я пытаюсь встать но получается очень неуклюже и тяжело, неваляшкой снова падаю на пол и какое-то время просто лежу, вглядываясь в далекий темный сводчатый потолок. Пол приятно холодит голову и подниматься совсем не хочется, но черт побери, нужно же разобраться где я вообще.
Еще одна неловкая попытка подняться наконец увенчалась успехом и вот я уже стою на не твердых ногах.

Взяв в руки лампу я поднимаю ее высоко над головой, но ее света конечно же не достаточно, чтобы понять куда я попал.

Порывшись в памяти я понимаю, что там ничего нет — абсолютная пустота, от чего становится совершенно не по себе, ведь даже собственное имя для меня стало загадкой.

Немного подумав, я решаю пройтись по залу, вдруг это натолкнет меня на какие-то воспоминания, и память моя оживет.
Крепко ухватившись за свою единственную надежду и источник света, я начал медленно продвигаться в глубь зала.

Оказалось это было достаточно старое помещение архива, я бы даже сказал не старое, а устаревшее. Зал выглядел ни много ни мало средневековым — грубый каменный пол и стены, массивные деревянные стеллажи, но в остальном он выглядел будто новым. На полках стояли книги и альбомы в современных переплетах, беря книги в руки я не заметил ни одной пылинки, словно еще недавно архивом этим активно пользовались, здесь бывали люди, что-то писали, что-то изучали, но теперь они все куда-то пропали.

Бродя вдоль высоких громоздких стеллажей, я ощущал какую-то смешанную гамму чувств: что-то вроде робкой радости с привкусом грусти. Мне нравилось касаться книг на полках, нравилось слышать шорох моих шагов и чем дальше я шел, тем роднее мне казалось это место.

Неожиданно для себя я заметил, как в зале на стенах начали появляться горящие светильники. Неужели кто-то тихо и незаметно их зажег, а я и не заметил? Зал наполнился их теплом и каким-то особым уютом. Потом я обратил внимание, что мои шаги уже не шуршат, а ботинки мягко утопают в пушистом ворсе расстеленных вдоль стеллажей дорожек.Какое удивительное место, подумал я, и, оторвав взгляд от дорожек увидел, как сквозь стеллажи льется прохладный свет луны, а в нем, за витражными огромными окнами, танцуют пушистые снежинки. Они такие воздушные, что легкие дуновения ветра изящно кружат их в воздухе, вздымая все выше и выше к самым облакам. Белоснежные сугробы за окнами искрились мириадами крошечных бриллиантов, от чего на душе у меня стало тепло и спокойно.
Я медленно шел по бесконечному залу и вдруг неожиданно для себя самого подошел к одному из стеллажей и машинально взял в руки альбом. Открыв его, я увидел смышленого мальчугана в объятиях матери, рядом отец, на заднем плане резвится пес.
По телу разлилось приятное тепло.
Полистав альбом, я увидел, как жил этот мальчуган, как он рос и учился. Взяв следующий альбом я увидел, как он возмужал, как окончил школу, нашел подработку, далее институт и первая любовь.
Глядя на эти снимки я неосознанно начал ассоциировать себя с ним, а позже отметил, что вообще считаю себя этим пареньком.

Взяв еще один альбом, я увидел его любимую и сердце мое защемило.
Я вспомнил ее. Огромные карие глаза и чуть вздернутый озорной нос, ямочки на щеках, которые я так любил целовать, тонкие ключицы, сводившие меня с ума и белоснежная кожа. Она была прекрасна на этих снимках, была прекрасна в моей памяти, но к этим чувствам начало примешиваться что-то еще. Какой-то озноб и словно тонкие ледяные иглы, отголоски каких-то забытых воспоминаний, начали колоть мое сердце. Мне стало неуютно и зябко. Я поставил альбом на место и пошел дальше.

Повернув голову в сторону окон, я заметил, что ветер стал усиливаться, а в комнате от чего-то стало темнее — кто-то снова незаметно для меня приглушил лампы. Я шел и шел и ковер стал мне казаться каким-то пыльным и истертым, в комнате заметно похолодало и из моего рта робко выплывали облачка пара.
Стеллажи редели, я подошел к одному из последних и наугад взял альбом.
Там были фотографии меня! На всех я был один, голова всегда была опущена вниз так, что я не мог разобрать собственного лица, но от чего-то всё равно была уверенность, что это уже было со мной, сами же фото были мрачные и унылые.
Я взял следующий альбом. Видимо он принадлежал ей, так как там были ее фотографии, но на них не было меня. Ее окружали то подруги, то какие-то знакомые, но особенно часто на фото мелькала какая-то мутная затемненная фигура. С каждой перелистанной страницей она становилась ближе к ней, а всё остальное уходило на второй план.

Мне стало как-то не по себе. Что-то мерзкое и холодное начало шевелиться внутри меня. В голову полезли сбивчивые, неясные мысли, переполненные злобой и тоской, смешанные с жалостью и тревогой.

Задребезжали окна. Я поднял взгляд и увидел настоящую бурю. На небе не было уже луны, даже самого неба уже не было видно из-за беснующегося бурана. Мелкие колючие снежинки нещадно бились в окна того и гляди грозясь их разбить. Комната вокруг меня погрузилась в почти полную темноту и стало так нестерпимо холодно, что пальцы мои начало покалывать и сводить.

Я подошел к последнему стеллажу. Он был заполнен лишь наполовину, книг не хватило даже чтобы наполнить до конца полку. Я взял последнюю и открыл.
Она, моя любимая, в объятиях той неясной черной фигуры. Я вижу в ее глазах счастье и совсем слабо сквозящую во взгляде грусть. Вижу фото пустого дома — нашего пустого дома. Вижу себя — раздавленного и одинокого. Вижу шоссе и яркий ослепляющий свет фар.

И тут мою голову пронзила чудовищная боль, настолько невыносимая, что всё вокруг наполнилось белым, режущим глаза туманом и оглушительным грохотом.
Я снова лежу на полу. Кажется будто у меня бред, потому что я слышу голоса, но не вижу никого вокруг.

- Да, травмы слишком тяжелые. Шансы, что он выйдет из комы очень незначительные, но даже и в этом случае, на всю жизнь он останется на аппаратах, без возможности двигаться и говорить.

Тишина.

- У него есть родственники?
- Нет, все уже умерли. У него была только я.
- Тогда решение принимать вам.

Её голос. Я буквально чувствую кожей как она с грустью смотрит на черную размытую фигуру, будто спрашивая совета, но на самом деле лишь ища одобрения своего тяжелого решения.

- Отключайте.

Я так и не смог подняться с холодного каменного пола. Последнее, что я увидел, это слабо догорающий возле меня свет лампы. Когда он погас, зал опустился в полную темноту и холод. Буря за окном улеглась, а я так устал, что решил пока вздремнуть и набраться сил.

21.07.2020