Руины львовской синагоги в Цфате

Дневник Марины-Мирьям, львовянки

Мирьям звала меня, Маленького Мука, "Зюська", а Илана Бен Арье живописнула картину, на которой покойная патронесса высилась в виде дамы в широкополой шляпе, а Зус умалялся в виде  пожилого гномика  в коротких штанишках со шлейками.
Когда Зюс поехал во Львов посетить двоюродную сестру отца Лизу, то нашёл особняк, в котором прошло детство Мирьям и сфотографировал его. Там жила новая семья на широкую ногу, стояла охрана и, может быть, кто-то и знал о расстрелянном Ефиме Китайгородском, развивавшем текстильную промышленность в послевоенной столице Восточной Галиции.
Пару лет спустя, Мирьям тоже погнала во Львов и даже оставила записи в жёлтом блокноте:

"Поезд Львов-Москва, 15 июня 2008 года.
Предполагаемое папино захоронение!
После 45 лет поисков со мной два высоко духовных человека — Шохет Мэйлах (70 лет) и Наталья Трофимовна. Перелезали через почти двухметровый забор.  Прыть, сноровка появились
по необходимости.
Мэйлах использовал 'рамки' для поиска захоронения — нашёл братскую могилу между двумя холмами, рядом со старой водонапорной башней по имени  Г-ла  КГБ.

Мартинец, он же писатель, 'Исповедь зэка'.
После возвращения из России постараюсь встретиться. Он сам назвал имя папы.
Наталья Трофимовна, она меня искала.
Мэйлах говорит об аэрофотосъёмке.

Львов, 9 июля 2008 года. Аэропорт.
Выезжаю в Тель Авив.
Мы не знаем захоронения папы -- это была цель моего визита.

Видела Тамару в Москве, Альберта, Лену-Юру в Санкт-Петербурге.
На катере экскурсия, Невский проспект, книги, Эрмитаж, кони Клодта, Василь. остров
Всё ещё есть надежда.

Самое яркое впечатление впечатление от путешествия — это встреча со Львовом.
Выставка Ларисы в СПб. Квартира,  телефон и её доброта.
Встреча в библиотеке детской. Приём, доброта и любопытство к моей жизни.
Церковь на месте приведения приговора в исполнение на улице Зализняка.
Рояль, на котором я играла в 1962 году, рядом с залом суда.

Рядом с предполагаемым захоронением в Брюховичах, масса цветов и крест — сделала массу снимков, видела большого цадика. Мейлах — весь для львовских евреев, всё — еда, лекции, медикаменты, обеды на дом, шабаты..."

Зус разбирал эти записи Мирьям на фоне проработки увесистого чёрного тома Элияху Йонеса "Евреи Львова в годы второй мировой войны и катастрофы европейского еврейства 1939-1944". Российская библиотека Холокоста, Москва, 1999.
Перевела с иврита и подготовила к печати Светлана Шенбрунн в Иерусалиме.

(Вероятно, это издание покойная Мирьям вывезла изо Львова.)

С первого дня оккупации города, начались погромы, геттоизация и непрерывные "акции" против 160.000 выявленных инородцев. Так как свидетели были искоренены, очень трудно восстановить полную картину, но и то, что удалось задокументировать, внушает непреходящий ужас и рождает кошмары днём и ночью. Цепи издевательств, пытки, обманы, расстрелы, удушения, террор и болезни привели к тому, что только 3.000 евреев остались в живых, когда войска СС, украинские полицаи и некоторые поляки оставили Львов/Лемберг, а Красная Армия вернула Западную Украину в СССР.

Марина "Мася" Китайгородская.

Когда царь Никита расстрелял её отца Ефима-Хаима за экономические преступления,  её быстро выдали замуж.

И вся семья выехала на постоянное жительство в Израиль. Попали в Афулу, провинциальный посёлок на пыльной равнине.

Взяли и уехали в Америку. Там Марина развелась и  развернулась, впадая в хасидизм и живя рядом с будущим мессией в Нью-Йорке.
Сменила свою славянскую фамилию Митницкая на более котирующуюся "Голдберг". ( Путём замужества.)
Марина-Мирьям и в газете работала, и журнал издавала, и картины создавала.

Дочь вышла замуж за сирийского еврея, а сын женился на потомственной палестинской еврейке.

Мирьям вернулась в сионистский рай, в город художников Цфат и открыла галерею.
Там и спектакли, и посиделки, и вернисажи...
Круг людей расширялся, шли косяком к харизматической даме.
Она привечала, помогала... Хозяйка салона.
Гостеприимна, восприимчива, но подвержена болезням.
Купила исторический дом у мамлюкской мечети. И две квартиры у моря, на финикийском побережье.

У неё была присказка: "Сколько бы мужей ни было, надо найти хорошего."
И другой муж обозначился. Но Валера решил уехать и жить ближе к детям, в Натании.

И Мирьям покинула Цфат, чтобы вернуться -- телесно -- на свои похороны во времена "покоронной комиссии".

На её могиле нет кириллицы, только квадратное письмо иврита.
Но не только камешки принесли на место последнего успокоения Мирьям бат Хаим.  Русские подруги возложили и цветы...

Действительно, на центральной улочке Цфата стоят стены без крыши и висит табличка, удостоверяющая, что это всё, что осталось от молельного дома выходцев из Лемберга. Зусята пытался раскачать львовянку Мирьям Голдберг-Клейман на стройку века не только стеклянного дома над мамлюкским Красным ханом-постоялым двором, но и на восстановление синагоги в Старом городе. Но Мирьям уехала, а двоюродная сестра отца, живущая во Львiве, пояснила, что есть другие люди и жеpтвователи для этого. Так и сохраняется эта единственная руина с пустыми глазницами окон.  Меж лавок, продающих предметы искусства и на маршруте почти всех туристов, решающихся на пешую прогулку по каббалистическому району.