Али

Меня зовут Али. Я несу в починку свои часы. Они совсем перестали показывать точное время. Часы дал мне отец, когда уходил на фронт, была война, и нам с бабушкой пришлось уехать из родного села. Я помню, что враги окружили наш дом, и пришлось очень быстро убегать. Мы ничего с собой не взяли, кроме бабушкиной сумки с документами. Бабушка закрывала мне глаза широкой мозолистой ладонью и вынесла через заднее крыльцо. На вокзале толпилось очень много народу, и все пытались протиснуться в вагоны. Никаких билетов не было - кто залез, тот и поехал. Один вагон стоял прямо напротив нас, и бабушка передала меня на руки какой-то женщине, и поезд тронулся. Я долго выискивал бабушку глазами среди толпы на перроне, но потом решил, что она села в какой-то другой вагон.

- Вот такие часы сколько будет починить?
- Сколько будет что?
- Сколько стоить будет.
- По-русски бы сначала научились разговаривать. Совсем сломались часы. Дам тебе за них сто рублей.
- Я их продавать не хочу, хочу оставить себе на память,только починить хочу.
- Они совсем уже сломаны у тебя. Сто пятьдесят, больше за них тебе не дам.
- Хорошо.

Я беру помятые купюры и смотрю в последний раз на папины часы. На улице очень ярко светит солнце. Но это не то солнце, которое греет зреющий виноград, ласково обнимает бабушкины плечи, склонившиеся на бахче над жёлтыми дынями. Это солнце совсем не греет, и люди оттого неприветливы и совсем редко улыбаются. Я захожу в магазин, а на кассе сидит смешливая Гульнар, она сама из Узбекистана, приехала лет двадцать назад, все тут знает. Она все время меня поддразнивает за простой внешний вид и бедноту. Я выбираю самый простой рис. Бабушка умела выбирать рис. Рис должен быть золотистый и тонкий, а уж какой она делала плов - вы такого никогда не пробовали. Я беру пакетик риса и иду на кассу. Гульнар смеётся, я вижу её золотые зубы, и спрятанную под платок седину.

- Али, ты решил плов сделать?
- Да. - Широко улыбаюсь я ей в ответ.
- Морковь возьми, ну как ты будешь делать плов без моркови, ай! - смеётся она. - А что, плов без мяса будешь кушать сегодня?
- На мясо не хватит, Гульнара. - Простодушно улыбаюсь я.
-Тебе надо девушка, чтобы приготовить плов как надо, Али, сколько можно самому плов готовить - ни зиры не взял, ни моркови, ни баранины. Ну что за плов из пустого риса, Али? Это не плов, это каджа будет. - и она снова смеётся.
- Так приготовь мне плов, Гульнара! - смеюсь я.
- Чтоб я тебе плов приготовила, меня надо на свидание позвать, э!

Я улыбаюсь самой широкой улыбкой, у Гульнар сегодня хорошее настроение.

- Так пойдём со мной на свидание, Гульнара!
- Тебе, Али, для свидания со мной не хватает ещё лет тридцать, и чтоб половина зубов у тебя выпала! Вот тогда я пойду с тобой на свидание! - Она хохочет, показывая свои золотые зубы, и остальные продавщицы смеются с ней тоже.

Я выхожу из магазина, покупаю на ступеньках пучок кинзы и иду домой. Солнце светит так ярко, что приходится щурить глаза, и звон от чириканья воробьёв в кустах стоит такой, как будто эти птицы впервые увидели солнце. Но все равно это не то солнце, которое грело мне спину у нас в саду, когда я взбирался на виноградник и ловко перекидывал ногу на старую айву, чтобы перемахнуть забор. У нас в саду было восемнадцать кошек, и все разные. Они были и наши, и соседские - общие кошки. Кормили их все подряд, оттого они были ленивые и грелись на белом крыльце и на крыше дома. Здесь я вижу много кошек, но никто их не кормит. Правда, я видел, как за магазином Гульнар выплескивала остатки рыбы, но это совсем не значило, что это её кошки. Я смотрю туда, где обычно сидят магазинные кошки, и вижу только двоих - большого полосатого кота с жёлтыми глазами и поджатым хвостом и черно-белую кошку с круглым, беременным животом. Она лениво лежит на солнышке, но чутко крутит ушами, прислушиваясь к каждому звуку, готовая убежать. Вот родится скоро ещё несколько ничьих кошек. У нас бы с ними играли дети, перетаскали всех котят, а бабушка и наша соседка Фариза стояли бы над ней, уперев руки в бока, и весело обсуждали что она ест, а от чего нос воротит. Всё кормили бы такую кошку, и все пускали бы спать к себе во двор, всех собак разогнали бы. Добрый был кишлак. Ни одного злого человека. Я поднимаюсь по лестнице и открываю ключом дверь. У нас длинный коридор и очень много дверей, живёт очень много людей. Пока идёшь по коридору - пригибаешь голову, приподнимая верёвки с бельём, придерживая торчащие с антресолей колеса тележек и осторожно огибая в темноте углы шкафов, а сколько запахов услышишь, пока идёшь! В самом конце коридора большая кухня, и на ней все что-то готовят. Кто-то тушит капусту, кто-то варит пельмени, кто-то готовит куриный суп. Сладкое никто не готовит, во-первых, потому что сладкое всегда только по праздникам, а во-вторых - бесполезно, все равно все пропахнет курицей и тушеной капустой. Я вытираю свой узкий стол тряпкой, и отжимаю её в раковину, хорошенько ополоснув.

- Что, Али, будешь опять плов готовить? - поднимает голову соседка из комнаты с голубой дверью.

- Да, вот буду плов готовить. - Широко улыбаюсь я.

- На вот тебе морковку одну и луковицу, у меня от супа осталось.
Я с благодарностью беру лук и морковь.

180520