Чужой букет тюльпанов

Маленькая руна на веревочке стала печатью, закрывающей Жекину душу. Он с энтузиазмом взвалил на себя все насущные дела и летал на красном «Юпаке» от отцовской автомастерской до стройки. Рина писала ему вкрадчивые, но холодные сообщения и встречаться не торопилась. 
В один из солнечных дней Жека доехал-таки до деканата биологического факультета – восстанавливаться, прошел по знакомым гулким коридорам, в окна лился оранжевый свет, фигуры студентов отражались в только что вымытом полу – и казалось, что все они ходят по воде, будто святые. Огромное расписание сверкало – как портал в студенческую жизнь – привычно переливалось белыми листками с номерами групп, аудиторий, названиями предметов. Сафрон поискал глазами пятерку в середине и единицу на конце – у его бывшей группы значилась преддипломная практика – пятикурсников не было сейчас в этих стенах. Он стоял посреди коридора – незнакомый всем и не нужный никому – лёгкие, пестрые силуэты юношей и девушек разлетались вокруг него, как стаи тропических рыб. А когда дверь за спиной щёлкнула, как затвор, - он метнулся наружу, пришпорил своего краснобокого коня, отзывчиво всхрапнувшего мотором.  И погнал по мокрому асфальту к корпусу филфака. Окна строгих домов поблёскивали, как очки замдекана, принявшего у него заявление. Деревья выстроились шеренгами и поднимали к небу зелёные крошечные пальцы.
Жека остановился чуть поодаль здания, не стал снимать шлем – пусть у Рины будет шанс его не узнать – и стал рассматривать выпархивающих из дверей студенток. Их каблучки выбивали звонкую музыку весны и аккомпанировали смеху. Медовые, шоколадные, смоляные локоны играли с солнечным ветром, лужи превратились в зеркала подиума и отражали обтянутые капроном или джинсой ножки. Тонкие сигаретки дымились чуть на отлете, зажатые между двумя тонкими девичьими пальчиками. В щебечущей стайке шла Рина. Её ровная, густая чёлка опускалась до подведенных чёрным глаз-маслин, алые губы улыбались, короткое пальто, будто сшитое из множества коричнево-белых кусочков, не закрывало стройные, белые икры, высокие сапоги раскачивались на тонкой шпильке. На плече у Рины колыхалась бахромчатая сумка, из которой торчали огромные тетради, размером с альбом. Каждая из подруг старалась привлечь внимание королевы курса, хохотала пораскатистей, говорила погромче. А Рина молча шла с застывшей вежливой улыбкой. Жека смущённо глянул на заляпанный грязью старый мотоцикл, на свои обшарпанные берцы, в которые неряшливо заправлены камуфляжные штаны.
Откуда-то из-за угла появился вихрастый паренек в круглых очках с толстыми стёклами - настолько, что глаза его казались большими и беззащитными. Он протянул Рине букет тёмно-оранжевых тюльпанов, обернутый бумажным кульком, изображающим иностранную газету. Фисташковые, вытянуто-гладкие листья выглядывали из бессмысленно-изящных слов, набранных готическим шрифтом. Рина улыбнулась шире и бережно взяла цветы. «Надо было хоть розы купить», - запоздало подумал Жека, и ещё о том, что заверни он тюльпаны в «Комсомольскую правду», то вышло бы не стильно, а глупо и пошло.
Компания поравнялась с ним. Рина прошла мимо. Сафрон сдернул шлем и крикнул в её прямую спину: «Привет, Дюймовочка!». Она обернулась с той же широкой улыбкой и одним движением оказалась рядом: «Женька!». Сафрон неловко подгрёб её одной рукой, чувствуя себя по-идиотски, словно  приставал к совершенно чужой, незнакомой девушке:
- Ты всё занята и занята. Давай прокатимся по городу.
- Извини, мы идем в библиотеку. Завтра семинар, послезавтра – встреча с научным руководителем, надо теоретическую часть курсовика сдать, - Рина, казалось, сожалела, но Жека ей не поверил и кивнул на парня:
- С этим водолазом пойдешь?
Рина расхохоталась:
- Да это Лёшка, я ему конспекты давала списать.
Сафрон хотел ехидно поинтересоваться, давала ли она ему что-нибудь кроме конспектов, но Рина была такой свежей, яркой, открытой, что он промолчал, только отыскал суровым взглядом парня, спрятавшегося за притихшими девчонками, и повторил:
- Давай прокатимся. Недолго. Давай, хоть до библиотеки подкину.
- Я правда не могу, Жень, - улыбка Рины погасла. Она отстранилась от его руки и стала похожа на красивую и грустную фарфоровую куклу.
- Тогда на выходных – в театр. Я заеду за тобой. На белой «Ауди». Идёт? – Жека говорил и сам себе был противен. Рина протянула ему холодную, узкую ладонь, чуть пожала руку на прощанье:
- Посмотрим. Я спрошу у мамы. И напишу, - было заметно, что она не знает, что сказать, чтобы вежливо распрощаться. Тогда Жека тоже улыбнулся:
- Ну, пока тогда.
- До встречи, - Рина  склонила голову набок, повернулась и зацокала каблуками. Через пять шагов её снова окружила свита, загудевшая низко, как потревоженный улей.