Подводка

Есть в общаге такая игра - подводка. Как в неё играют? Сейчас расскажу. 
 
Нужно заклеить окна плотно-плотно, не завесить, а именно заклеить, чтобы ни щёлочки, ни лучика снаружи; чтобы ни одним глазком изнутри! Лучше всего - толстыми картонками в несколько слоёв на технический скотч.
 
Нужно запастись едой - такой, которая быстро не портится и которую не нужно готовить. Хлеб, консервы (в масле не надо, - стошнит гарантированно, не тебя, так другого, кто будет смотреть, как ты это масло жрешь); лучку хотя бы килограмм. Лучок - это элементарно: даже не чистить, разрезать на четыре части и с солью по чешуйкам разбирать. А если есть в комнате электрочайник - а он сейчас у всех есть - то нужно запастись бичпакетами. Это, конечно, отрава. Но горячая! Но жидкая! Запарить её кипятком... А если заморочиться и покрошить туда лучку и пустить рыбку - будет целый суп. Том Юм. Юм том. *** ртом. Кстати, о чае (вспомнилось по ассоциации) - сунь-вынь-пей  только пакетиками (вы не будете в подводке возиться с чайником) и только зеленый! Черный - категорически запрещено! От черного сблюешь в два счета - он понижает кислотность, и без того убитую алкоголем - а лишние тошнотворчики лучше до погружения сбрасывать с борта.
 
Вода. Нужно набрать на помойке или по друзьям (что то же самое) пустых пластиковых бутылок и наполнить их чистой холодной водой. Пожалуйста, не ленитесь, вам потребуется не два, не три литра - и не пять! - а как минимум двадцать. Но лучше запасти пятьдесят. (Это всего лишь десять пятилитровок. Разойдутся в два счета). Вдруг потребуется умыться там, подмыться? Или потушить пожар? 
 
Далее, параша. Нужно, по крайней мере, два больших ведра с плотно прилегающими крышками. В одно - чисто срать. В другое - всё остальное. Всяческие тазики, большие кастрюли, выварки тоже могут весьма пригодиться.
 
Аптечка. Бинт, йод-повидон (он не сжигает ткани), аспирин (шипучий), обезболивающее (например, кетонал), влажные салфетки (лучше для новорожденных - там много, сразу большая пачка). Я понимаю, аптечка - это для мажоров. Но даже если денег вообще в обрез, купите хотя бы бинт и перекись водорода. Тогда, по закону подлости, они не пригодятся.
А теперь самое важное! 
На водке в подводке экономить нельзя!!! 
Ну, правда, ребята. Какой в этом смысл? Вы просто отравитесь и переблюетесь. Полагается брать ящик. Уверяю вас, этого будет достаточно, даже если среди членов экипажа есть лошадки. Сначала пьют много и быстро, а потом перенасыщаются, и темп спадает сам собой. Идея ведь не в том, чтобы выжрать как можно больше. Идея в том, чтобы сродниться душой. 
 
Водку в комнату заносят последней. И после этого заколачивают дверь изнутри. Любое общение, выходящее за пределы подводки, запрещено. 
 
Водка в игре - мера времени. Счёт ведется по склянкам - опрожненным бутылкам. Когда прозвенит последняя, начинается спор: А какое сегодня число? А какое сейчас время суток? выигрывает тот, кто ближе всех подошел.
 
В восемнадцать лет я оказался в подводке с двумя старшекурсницами. Интересно? Сейчас расскажу.
 
Я вернулся из академа зимой. Просто не смог больше выдержать дома. Наторговал  на билет и сбежал  (разосрался в говно с родокопами).
Приехал в конце января в лютый холод.
Олеся меня взяла прямо из поезда, тепленького. Как её увидал - чуть от счастья не обкончался! Она идет по перрону своей ленивой, но стремительной барской походкой. Каблуки уверенно в лед втыкаются. Полы дорогой дубленки разлетаются. А на личике румяном лисья улыбочка. А на волосах распущенных сверкает иней. Господи, какая Олеся красивая!
 
Мы поехали с вокзала прямо в общагу. Для меня уже  приготовили всё, что надо: в потерянный пропуск вклеили мою фотографию, подрисовали печать. На вертушке сидела суровая тётка в камуфляже - Оно. Оно славилось тем, что всех знало в лицо. А я взял - да и проскочил. Мое лицо ей с прошлого года глаза замылило.
 
А за эти полгода вышел новый закон.
Чтобы студенты по комнатам жили не как попало, а строгой факультетской моногамией. Танишка пинала ****у на политолога. Ее и подложили к политоложницам. А Олесю и Казакову, ****утую её одногрупницу, подселили к двум тигрицам-третьекурсницам.
 
Берникова и Лаптева. 
Берникова была стервозная и красивая. А Лаптева - простая на лицо и здоровенная как скотина. Я посмотрел на её белые кулачища - аж оробел. Эта уебёт так уебёт! Задом вывернет наперёд. У них с Берниковой высокие отношения - и можно бы выше, да некуда: подруги, лесбиянки, госпожа и служанка.
Я только вошёл, еще стою на пороге... Берникова берет со спинки стула какую-то шмотку, демонстративно нюхает её
- Пёся, кофточка пахнет порошком.
Лаптева молча берет кофточку и откладывает. Она за Берниковой стирает на руках.
 
А Олеся взяла бутылку водки и стала меня поить. Старшекурсницы куда-то тактично смылись.
 
Говорим мы с ней - и не можем наговориться.
 
Весь первый семестр Олеся пробухала с Женькой-Афродитой. Я помнил эту Женьку с философского - такую встретишь раз - не забудешь до смерти - тело Мерлин Монро, а лицо мадонны; волнистые волосы до колен - вылитое рождение Венеры!
 
И вот бухали они с Женькой, бухали. Каждый вечер на подоконнике между этажами. Напротив мусоропровода. Выпивали по десять бутылок солодового. А когда заканчивались деньги и пиво, Женька шла закладывать своё золото. У неё было старинное и очень дорогое. Она его закладывала, получала деньги, выкупала, закладывала, получала, выкупала, а в последний раз заложила, деньги получила и пробухала. И золото осталось в ломбарде.
Олеся мне говорит:
- Я бы могла его выкупить, да так, чтобы Женька не знала. Все документы были у меня. Но я не стала.
 
В этом Олеся вся: полуурка, полуаристократка.
 
А потом Женька обрезала свои косы. А потом она выбросилась в окно. На общей пьянке. Без шуток, без дураков. В последний момент чудом поймал за ногу Федрунов. После этого Женьку увезли домой.
 
Говорить с Олесей мне - не наговориться. 
 
Кто-то тихонько в дверь стучится. Открываем - там Танишка... Я её сперва даже не узнал. Личико бледненькое и грустное, было круглое, а стало узкое. Но самое страшное - волосы. Где пышные кудри с каштановым блеском? Распрямились и потускнели. Танишка выглядит сучкой облезшей.
- Зачем пришла? - как к ней Олеся неласкова!
- Сержика давно не видала.
- Ну что, увидела? иди-иди! Сейчас вернутся соседки.
 
Танишка вышла за дверь.
- Что с ней?
- совсем с****овалась. Вчера - курят ребята в секции после бухаловки. Раченко вовсеуслышанье: Хочу бабу.
А ему говорят: Да вон, возьми Танишку.
Он ее за руку взял и повел...
- Подожди, Раченко - это кто?
- Да хер один, работает крупье... - Олеся встала и резко открыла дверь.
А из-под двери как тень метнулась Танишка... Тут не только мне - Олесе стало страшно.
 
Так вот, пьем мы с ней, значит, пьём, и я становлюсь все пьянее и пьянее... А по Олесе вообще не заметно.
Олеся не то, что меня, - коня перепьёт.
И её всегда на движняк прёт. Зачем-то она берёт с собой мое тело. Отлично помню это ощущение: Весь мир вокруг вертится, и только одна надёжная опора: Олесино плечо под рукой. Тащит меня как тяжелораненного. Ей бы, знаете, на войне медсестрой...
Но на этот раз Олеся никуда меня не потащила. Я смотрю на неё, и у меня уже в голове всякие мысли... Полгода провел без баб... Но тут возвращаются олесины сокамерницы. Берникова и Лаптева. И садятся с нами бухать.
А я всё понимаю, всё вижу, но уже под углом и снизу, словно лежу лицом на столе. Лаптева гладит меня по голове.
- Хорошенький мальчик. С дороги устал.
А Берникова мне рассказывает, как их Казакова заебала. У Казаковой в жопе мотор. Она даже ночью спать нормально не может. Вертится как на сковороде. Скрипит кроватью. Тявкает, хрюкает, болтает. Это во сне! А днем вообще не затыкается! Носится со своим Фроловым как с расписным яйцом! Пережарила все олесино сало: Фролов, видите ли, любит шкварочки! Вообщем, сука, ****ь, заебала! Глаза бы её не видали! Но как её не гноби - ей все по барабану.
Сил никаких нет - хочется отдохнуть от Казаковой! Но не выгонишь же её просто так из комнаты! Есть только один проверенный способ. Смыться на дно в подводке. Подводка - это святое... Мы трое...
Это последнее, что я понял.
 
 
Приснилось, что заколачивают надо мной гроб.

Я пытаюсь мычать - не надо, не надо, я же еще живой! Но рот не раскрывается, не могу шевельнуть ни рукой, ни ногой. Напряг все силы - открыл глаза. В незнакомой комнате в тусклом электрическом свете кипит какая-то нездоровая деятельность. Мощная бабень - это Лаптева - заколачивает дверь досками намертво. Вгоняет в косяк десятисантиметровые гвозди. А Берникова, сучка, на подоконнике. Уже почти заклеила окно картонками.  Нет больше ни света, ни воздуха. Опускаемся мы на дно.
 
Не хочу, не надо, не надо!
Я не хочу туда с вами!
 
Где моя Олеся? Где моя Танишка? 
Я хочу домой, к маме!
 
- Олеся пошла бухать с Раченко.
А тебя она нам оставила.
 
(****ь! Опять этот Сраченко! Палки в ****ы вставляет. Но ничего, и на нашей улице праздник настанет. время пришло - смог я с ним поквитаться - вставил ему - так вставил...)
 
- Ну, сладкий мальчик, на что ты способен? Олеся нам всё рассказала. Сказала, что у тебя *** стоит, даже если ты сам встать не можешь. Покладист и безотказен, никогда не кончаешь, и с тобой можно делать всё, что угодно.
 
- Всё, что угодно. Все верно. А Олеся сказала вам, что я гей?
 
- О! Так это еще интересней!
 
- Нет. Постойте. Минутку. Я, допустим, могу понять, зачем Олесе меня предавать - власть, ****ь, свою показать. Но вам-то я, скажите, зачем? Вы же от всех отдохнуть хотели!
 
- Ты нам для развлечения. Мальчик хорошенький, свежий. Будем тебя ****ь.
 
- Больше вопросов нет. Всё понятно. Я - заменитель фаллоимитатора. 
 
Надо за это выпить, ****ь.
 
Выпили по сто грамм.
 
И вы знаете, с чего мы начали? будете смеяться. Берникова пригласила меня потанцевать. ****ь, как в пионерлагере.
Поставили какую-то пластинку. Берникова со мной в обнимку, выгибается, извивается, вертит красивой задницей. А Лаптева сидит за столом, на Берникову свою умиляется. А та эротично, в процессе танца - раз! - расстегивает на мне штанцы. И себя - два! - снимает кофточку. Я вижу лифчик, в нем сиськи - ну, что тут скажешь, красивая! Естественно, я возбудился. А джинсы с меня до колен спустились.
И тут, на беду свою, я увидел - как всё это со стороны выглядит. В убогой тесной комнатенке, заваленной, заставленной, с заклееным окном как при воздушной атаке, как при нашествии зомби изнутри заколоченной, на единственном свободном кусочке - танцуют двое: чекер, с торчащим членом, потными дрожащими руками держит извивающуюся бабу за талию и при этом боится её до усрачки... У него под ногами штаны болтаются. И он их ни снять , ни поднять не смеет.
Я оглянулся на Лаптеву. О, если бы она смеялась! - это было бы нормально. А она со скотской серьезностью продолжает на нас умиляться! Тут-то меня и порвало: согнулся напополам! Это была истерика. Обиду, страх, напряжение - всё из себя высмеивал. И если бы смех мой перешёл в рыдания - это было бы ещё нормально... Но я все смеялся и смеялся...
А Берникова с Лаптевой всё мрачнели...
 
- Серж, ты позволишь себя связать? 
 
- Конечно, позволю! Что вы мне сделаете?! Вы же милые, интеллигентные девушки! Побьёте? Ну, *** с вами, бейте! Авось, член совсем не отрежете? Будете в жопу ****ь? А у вас есть чем? 
 
- Кажется, Серж, ты излишне дерзок...
 
Меня не убили, не расчленили, под водку не съели, меня не кастрировали, яйца пятками не раздавили, в меня не втыкали булавки, по почкам не били, мне не пороли задницу и бутылку в анал не засаживали, меня не мучили жаждой, меня даже не стали связывать.
 
Единственное, что было похоже на пытки: заставляли пить, когда голова раскалывалась, и не давали спать - как только я вырубался - будили. Берникова и Лаптева спали по очереди: одна меня ****а - другая отдыхала. А у меня, помимо недосыпа, стала разламываться спина. Столько движений тазом грыжа не выдержала. Поползла.
А у меня еще в дороге спину сводило. Видно, тут уж одно к одному - наложилось.
Я мечтал лишь об одном - чтоб у меня упал. Нет, ****ь, сука, стоит. Заебал!
Ни водка, ни боль, ни усталость - ничто не сбивает.
У меня уже слезы из глаз.
Но через боль, ****ь, стараюсь сам. Потому что когда они сверху - это вообще ****ец! Вы только представьте себе Лаптеву на мне! Что там подо мною - пол, гамак - неважно! - один *** просадит - обеспечена парализация. Вот чего я реально боялся. Лучше уж боль терпеть. Боль  - это что? Это хуйня. просто вылезший хрящ цепляет нервные окончания. Выдавилось говно из межпозвоночного пространства как из тюбика вылазит зубная паста.
 
А Берникова, сучка, на мне ведь скакала. Но она легкая и маленькая, и весом почти не падает - держится на ногах. Я оценил даже сквозь боль и страх, как ловко она меня зажимала. В принципе, с ней было даже приятно. Она все пыталась доминировать, ножку мне в лицо совала. А у нее нежная маленькая ножка. Мне даже понравилось, как член между подошвами.
И ****ься с ней - как бы это сказать - остро! Даже под водкой. Словно она залезает под кожу. А я весь как сплошной ожог. С ней я несколько раз чуть не кончил. 
А вот Лаптева - ****ец - ужасающа. Как на зло, я имел несчастье ей понравиться. Хотела меня всего и всюду - и в ****у, и в рот, и в задницу. А я её никуда не хотел. Чуть с ней не обосрался.
 
Мы лежим втроем. Лаптева внизу, схватив ручищами мой зад, остервенело тыкается. Я понимаю, что это всё бессмыслено. Все силы уходят на то, чтобы фиксировать спину, чтобы она ее совсем не вывернула. Даже не морщусь, уже привык к боли. Моё лицо между ног у Берниковой: шарюсь бесчувственным языком в ее сладкой трубочке с кремом. Знаю, что и она не кончит. Острые коготки в затылке, тошнотворно болит голова.  Боль перекатывается как мяч: от виска до виска. Берникова меня мотает и за волосы дергает. Я ей сейчас туда сблюю от боли. 
 
У меня осталось последнее средство. Уткнувшись Берниковой в промежность - где там прячется женская жалость? - начинаю судорожно рыдать.
- Ты чего? Ревёшь? перестань!
Получил несколько раз по щекам.
- Девочки! Вы меня совсем заебали! Я больше не могу! Я хочу домой, к маме!
 
Берникова за волосы мягко приподняла мою голову. В мои глаза, залитые слезами,  вонзился её твердый взгляд.
- Хорошо, Серж. Мы перестанем. Если... -  Берникова выдержала хорошую паузу, - если... Если ты кончишь здесь и сейчас!
- О нет! - возопил я в отчаянии. - Вы что, издеваетесь?! Это невыполнимое условие! Разве у меня получится кончить?! Я хочу спать и мне очень больно.
Берникова снова заставила меня встретиться с ней глазами. В её взгляде не было зла. Он был даже благожелателен.
- Глупости какие! - сказала она тихим голосом, - Конечно же, Серж, ты сможешь кончить.
Она прижала мою голову к животу и стала гладить - плотно, непрерывно - одной рукой лоб и темя, другой - челюсть, шею. 
- Конечно, ты кончишь, маленький мальчик. Я знаю, что тебе надо. Тебе нужна хозяйка. Чтоб она тебя измучила, а потом приласкала. Вот так. Вот так. Хорошо? Пёся, возьми у него в рот. Только нееежно... Хорошо же тебе? 
 
И мне вдруг стало хорошо. Так хорошо, как никогда. Словно с меня разом сняли всю боль. Словно я вернулся в нирвану. Словно я как дитя люблю маму! голос Берниковой, её ласки, её властность - все это было так сладко! Она сжимала мою голову своими ляжками. И гладила, гладила, гладила! А Лаптева мягко слюняво обволакивала, обнимая меня за бедра обеими руками. И ее грудь под коленями была мягкой, и живот в ногах теплыми мягкими складками. Я словно в коконе женских тел.
А Берникова шепчет.
- Бедный маленький мальчик. Совсем тебя Заебали. Ну всё. Всё. Всё кончилось. Всё хорошо. Ты сейчас кончишь. Да. Давай. Кончай. Я тебе разрешаю. 
 
А Лаптева нежно сосала, причмокивая губами. И я вдруг вспомнил себя пятилетним мальчиком. Я в больничной палате (меня часто в детстве увозили по скорой с лающим кашлем). Тихо, все спят, свет из коридора. И толстая добрая медсестра приходит с ночным уколом. Одной рукой она берет под животик, а другой шлёпает по попке. А между пальцами зажата игла. Хлоп! И самое страшное уже прошло. Она вставляет в иглу шприц и делает укол. Больно, но я молодец, и все почти позади! А во рту вкус противной сладкой горькой микстурки. Чем бы заесть? под подушкой большое душистое яблоко. Его передала мама. Мама! Мама! Я видел её вчера из окна. Она мне рукой махала!
Что-то развязалось во мне и я стал кончать. Долго-долго! Мучительно сладко! Я стонал и рыдал. А Берникова взасос целовала мои глаза.
 
Я заснул с ними в обнимку как с сестрами. И спали мы долго-долго...
 
Ну что, сколько время? Сколько дней прошло? Что там - за окном?
-Утро.
-Полдень.
-Вечер.
Расклеили. Там - глубокая ночь. Даже в восьмёрке напротив нигде не горит свет.
А мы такие выспавшиеся! Что делать?
- У нас осталась лапша. А еще у нас есть - варенье! Лаптева, доставай. Будем пить чай.
 
Как хорошо! Как легко! проспали всё похмело.
 
Берникова включила радио.
 
Выключила и помрачнела
 
- Проебала я свой шанс.
 
В 2002 году Берниковой стал являться во сне Адольф Гитлер. Сначала он был расплывчатый, словно сквозь толщу мутной воды; через некоторое время он стал проявляться всё резче и резче, пока Берникова не увидела его перед собой как живого. Гитлер смотрел на неё и шевелил усами. Вскоре она стала слышать сквозь шум помех неразборчивую немецкую речь, а затем до её сознания стал доходить её смысл.
 
Гитлер говорил о тайне, заключённой в "Майн Кампф" - ящике Пандоры с двойным дном: в "Майн Кампф"  скрыта тайная книга - национал-библия, дающая заповеди новой религии - религии третьего рейха...  Идеи и принципы национал-библии неявно, в обход критической функции, воздействуют на подсознание того, кто читает "Майн Кампф". Включить национал-библию в "Майн Кампф" позволяет тайный грамматический код - "майн крампф" - именно его следы заметны в неправильных грамматических конструкциях, служивших предметом насмешек для поверхностных критиков... С помощью ключа можно не только выявить вложенную в "Майн Кампф"  национал-библию, но и закодировать её в любом другом тексте. Идеологический код воздействует гораздо эффективнее двадцать пятого кадра, поскольку реструктурирует само мышление. Только эта сила способна по-настоящему сплотить нацию. 
 
Овладев ключом, Берникова должна адаптировать код применительно к русской грамматике, но для того, чтобы получить ключ, ей необходим оригинал "Майн Кампф". В подвале научной библиотеки хранится трофейное издание. 
Если Берникова обойдёт научку со стороны третьего корпуса, и пройдет вдоль стены, мимо собаки в вольере, она увидит низкие зарешёченные окна, запертые навесными замками. Во втором окне замок будет открыт... Далее Берниковой с подробностью приснился её путь к заветной книге.
 
- На следующую ночь я пришла к Научке. Овчарка в вольере промолчала.  Замок на втором окне был незащелкнут. Я могла легко туда забраться, но не стала.
- А почему?
- Не знаю. Что-то удержало. Может, просто зассала? ****ь! Я бы такую курсовую написала! Все бы ахнули! Все бы охуели!
Короче!
Проебала я свой шанс.