Глава 25

Когда за ее Старшей закрылась дверь, девочка немедленно приступила к порученному ей делу. А именно, подошла к столу и уселась на то самое место, которое обычно занимала сама миссис Эллона Мэйбл – чтобы прочитать очередную часть ее дневника.
 
Устраиваясь в кресле с высокой спинкой, Лиза отчего-то подумала, что до нынешней хозяйки дома сего, за этим же столом, на этом самом месте, восседал иной домовладыка. Тот, кто весьма сурово проявлял свою власть над самой миссис Эллоной Мэйбл – тогда еще Элли Джеймсон! – во времена ее, Эллоны, детства. Эта мысль неприятно кольнула девочку изнутри. А после… наступило понимание.

Ее, самую младшую из обитателей этого дома – их здесь пока что только двое, но это не суть! – устроили на некое «Место Власти». И это означало, что некий выбор, который сейчас сделает девочка, по итогам прочтения предложенного, будет иметь свою цену… на будущее.

Да… в каком-то смысле, ей сейчас было дано право решать судьбу своей Старшей. А по большому счету, их с Лизой общую судьбу.

В этот раз Элли загнула лист на записи предыдущего дня. Сам этот день в их общей жизни был полон, как говорится, знаменательными событиями, болевыми и не очень… Вот только автор дневника обозначала их очень кратко и более чем странно.

***

Сегодня… я устроила Лизе торжественное посвящение. Кажется, моя девочка осталась всем этим вполне довольна. Даже то, что центральным действием всей этой церемонии для нее стали розги. Держалась она по ходу сечения почти героически. У меня просто нет слов, чтобы передать мое восхищение ее терпением и искренней преданностью. А вот я… поступила с нею просто ужасно. Страшно то, что я сама не ожидала, как низко я могу пасть… прикрываясь оправданиями в стиле: «Она ведь сама этого хотела! Сама всего этого добивалась! Это все просто необходимо… для ее же пользы!» И все ведь было почти что в точности так… если смотреть на ситуацию чисто формально! Особенно, если глянуть на то, что случилось между нами, ее благодарным взглядом! Ее глазами, полными восторга от того, что она принята мною официально и с церемонией… запоминающейся на всю жизнь!

Но ее точка зрения… не учитывает моих тогдашних ощущений, и того, что я чувствую сейчас. Я не знала, что можно буквально собственной своей кожей ощущать всю мерзость своего поступка! Никогда не знала, что со мною случится такое.

Нет никаких сил, терпеть всю эту грязь… внутри меня и даже снаружи! Хочется избавиться от этого ощущения… Но как это сделать? Ума не приложу!

Просить у Лизы прощения? Но она, наверняка, уже спит… А мне уже не уснуть… никак!

Бедная, бедная моя девочка! Прости меня! 

***

Перед тем, как перелистнуть страницу и читать дальше, Лиза снова пробежала глазами только что прочитанные абзацы этой взволнованной исповеди. Бедняжка Элли! Она так мучилась тем, что поступила с нею сурово! И не смогла себе простить…

А Лиза, вместо того, чтобы понять ее и проявить хотя бы минимум такта, позволила себе такие глупости!

Девочка вздохнула. Ну? И что теперь ей делать? Ну, не просить же ее, свою Старшую, организовать рандеву в той самой… кладовке! С понятными действиями и результатами! Элли от одного такого предложения будет реветь, не переставая, с утра и до вечера! И неспроста. Решит, что ты над нею издеваешься. И поди, докажи ей обратное! Милости просим!

Она с грустью покачала головою и перевернула страницу. Там как раз начиналась запись, датированная сегодняшним днем. Причем стиль того, что сейчас пришлось ей читать, резко контрастировал с другими текстами, ранее записанными миссис Эллоной Мэйбл в эту самую книжицу, старой – можно сказать, старинной! – перьевой ручкой! Хотя бы потому, что написанное начиналось именно с обращения к ней, к юной читательнице.

***

Лиза! Нынче ночью… В общем, получилось, что я так толком и не уснула. Было время подумать над тем, что случилось вчера. И мысли мои, нужно честно признаться, были вовсе невеселые.

Ты знаешь, что дневники как раз и предназначены для того, чтобы записывать такие мысли – личные и потаенные от всех! – и потом… переживать, размышлять над ними, делая для себя выводы на будущее. То есть, именно по этой самой причине, они не предназначены для чужих глаз. Но именно твои глаза для меня вовсе не чужие!

Помнишь, я доверилась тебе, признала за тобою право читать любые мои дневники и письма? Понятно, ты не успела оценить этот мой жест – и уж тем более, не успела воспользоваться такой занятной возможностью.

При всем твоем неукротимом любопытстве, ты девочка тактичная. И ты вовсе не собиралась, в наглую заходить в мой кабинет - который для тебя все еще суть некий центр моей сакральной власти домовладелицы, распространяющейся, в том числе, и на твою скромную персону. В чем-то это так и есть. Именно по этой самой причине ты сейчас сидишь за моим столом… Ну… или же там, на диване - если именно там тебе удобнее!

Так вот, моя дорогая. Сейчас в твоих руках особая власть, право принять одно принципиальное решение… значимое для нас обеих. Оно только кажется простым. На самый первый взгляд. И я опасаюсь, что ты склонна именно к самому простому варианту…

Если честно, я считаю, что вероятность того, что ты примешь решение, так сказать, «в мою пользу», порядка 90 процентов с лишним. Просто потому, что… Я знаю, ты испытываешь в отношении меня нечто вроде эйфории. Восторг, обожание… Весь спектр позитивных чувств, сосредоточенных в твоей голове, в твоих мыслях… вокруг образа моей персоны. Господи, как же я это все… понимаю!

Ты искренне любишь меня. И тебе кажется, что быть со мною вместе, подчиняться мне, исполнять мои желания, учиться у меня и прочее… Ты считаешь, что это единственный правильный вариант, что иное будет означать предательство… с твоей стороны.

Нет, моя дорогая. Запомни, что я даю тебе право выбора. И я настойчиво предлагаю тебе принять решение в твою пользу. В твоих собственных интересах.

Сейчас ты думаешь, будто наши интересы совпадают. Однако… это вовсе не так.

Лиза, милая моя! Я могла бы воспользоваться твоей детской восторженностью, твоей наивной и благодарной верой в меня и… просто промолчать об изнанке вчерашних событий. Но я не хочу… Я не могу молчать об этом и тем самым совершить подлость. Нынешняя бессонная ночь и муки совести заставили меня взяться за перо.

Вчера я тебя… торжественно наказала. Так сказать, во искупление неких твоих «грехов» - тех, что ты сама за собою признала. Уверена, сейчас ты числишь то, что я с тобою делала, по разряду «позитив». Символическое очищение беглянки от былых прегрешений и принятие ее – в смысле, тебя! – в мои личные воспитанницы. Не «по закону», а так… Символически, знаково… И при этом чувствительно для тебя.

Да, милая моя девочка! Весь тот ритуал замышлялся именно так, чтобы впечатлить тебя и… привязать тебя ко мне. И мне это удалось.

Попутно… ты приняла, как должное, мое право причинять тебе боль. В таком особом… «наказательном» виде. Ты приняла это, по умолчанию, как безусловное благо для тебя. Без возмущения, без возражений и даже без проявлений недовольства. Ты сочла, что я поступила правильно, и при этом… Ты вовсе не заметила, как стала жертвой манипуляции, с моей стороны. И то, что я сумела тебя убедить в такой моей правоте… В твоих глазах это теперь оправдывает подобное на будущее… Мол, впредь я тоже могу поступать с тобою в точности так… и даже более жестоко! 

Лиза, знай, что ты столкнулась с жестокой и, откровенно говоря, подлой манипуляцией. Я устроила ее… возможно, бессознательно. Не исключено, что корни всей этой дряни – той, что сидит там, во мне, где-то очень глубоко! – лежат в моем детстве, о специфике которого ты, в общем-то, уже наслышана.

Впрочем…

Все это стандартная чушь, в стиле психоаналитиков, оправдывающих любую мерзость «воспоминаниями детства»… Или просто, дурацкая болтовня ни о чем. Знаешь, мне и вправду, было бы легче списать это все на суровость моего отца, придумать на основе этого кучу дурацких объяснений. А после этого многословно рассуждать… Например, о моем подсознательном желании воспроизвести эту модель поведения на одной доверчивой девочке, оказавшейся в моей личной власти и посчитавшей для себя необходимым соответствовать тем образцам поведения и воспитания, которые были явлены ей – в смысле, тебе! – в моем лице.

Так вот, Лиза. Я не могу оправдываться чем-то подобным. Я вообще… не имею права искать себе оправдания по этому поводу. А знаешь, почему?

Я хуже моего отца. Гораздо хуже! И я не могла научиться у него именно этому – он просто не такой! Я не могу… совсем не могу его винить… хотя бы в этом! Нет, моя дорогая, это что-то мое личное. Да… именно то, что находится там, у меня внутри!

Это… начало проявляться, как только ты заговорила о наказании. Я должна была… Я просто обязана была, оборвать тебя на полуслове, на самом крошечном намеке на нечто подобное – учитывая болевой опыт моего детства! Но вместо этого, я тебя поддержала – и это было самым первым звоночком. Который я, увы, не отследила. А дальше…

Все пошло по нарастающей. Ты распаляла свое воображение – всеми этими подробностями грядущего болевого освобождения от чувства вины. Как будто бы ты и впрямь была хоть в чем-нибудь виновата! А я… можно сказать, подыгрывала тебе в открытую! Твердо и умело вела тебя к принятию нужного мне решения! Я уже тогда знала, что предстоящее будет мне… приятно. Но успокаивала себя, мол, это все будет на пользу именно тебе! Ну а я при этом… так, исполняю свои обязанности опекуна, по твоему надлежащему воспитанию, не более того!

Я должна была остановиться… но так и не сумела сделать это вовремя – до первого удара! А когда я уже начала тебя наказывать…

Знаешь, Лиза, в эти минуты я чувствовала тебя по-настоящему близкой! И когда, на двадцатом ударе прут отломался уже настолько, что для продолжения мне было необходимо его заменить, я все уже понимала. Ты, конечно же, не сказала мне ни слова, но мне-то уже было ясно – что ты хочешь все это прекратить! И сделать это – поступить с тобою правильно и милосердно! – было полностью в моей власти. Вариантов было много, как говорится, на любой вкус! Я могла, к примеру… взять свежий прут, но обозначить продолжение наказания чисто символически, не причиняя тебе никакой боли! Ну, раз уж мне так хотелось соблюсти все придуманные нами формальности того самого… посвящения. А можно было на все эти формальности наплевать и просто тебя пощадить! Остановиться, отбросить прут, поднять тебя и обнять! И ты была бы счастлива!

Но я выбрала самое дурное, что только можно было придумать. Взяла новый прут и… решила исполнить продолжение сечения в точности так, как я тогда захотела – жестче, гораздо больнее, чем первую часть! Впрочем, ты и сама это все, разумеется, и заметила, и прочувствовала!

Да… Я тогда пожелала услышать твои стоны… Я жаждала увидеть, как мои удары оставляют на твоей нежной коже следы… куда более яркие, чем в начале сечения, когда я сдерживала себя! Я возжелала увидеть, как ты судорожно дергаешься от боли и… услышать, в итоге, как ты закричишь! Да, моя милая девочка, я действительно хотела насладиться твоими криками! Когда я приступила ко второй части твоего наказания, я имела в голове своей весь этот мерзкий набор жестоких вожделений! И я их тогда вовсе не стыдилась – та самая… дурная часть моей души руководила всеми моими действиями, до тех пор, пока ты меня не позвала!

Ты выкрикнула мое имя и тем самым, наверное, спасла меня, от окончательного падения. Я тогда… почти что очнулась. Впрочем, этого хватило только на то, чтобы заставить меня несколько видоизменить твое наказание. Моя дурная составляющая как бы оказала тебе милость – и та часть моей души, которая обязана была протестовать и спасти тебя, полностью согласилась с ее мнением! В итоге, то самое наказание, по сути своей, стало для тебя еще более ужасным и унизительным!

Лиза, я манипулировала тобой, вынуждая тебя все время соглашаться с моим насилием! И так… каждый раз, после каждого удара! Я подавала это как некую… заботу о тебе. Но ведь по сути – это был еще более мерзкий поступок, с моей стороны! Однако… в те мгновения я себя совершенно успокоила – тем, что вовремя приняла соответствующие меры и довела… правильнее сказать, дотянула тебя до заранее согласованного финала. И я заставила тебя принять это, как правильное и даже милосердное деяние!

Что же именно я тогда натворила, до меня начало доходить много позже, когда я… уже завершила все задуманные мною ритуалы твоего посвящения и уложила тебя спать. И только, когда я, наконец-то, осталась одна, Ее Величество Совесть наконец-то соизволила во мне проснуться… Можешь считать, что она взяла меня за глотку и очень жестко напомнила мне, какой мерзостью я занималась в этот вечер… да и в предыдущие сутки тоже! И тогда я…

В общем, не стоит пока что об этом. Считай, что я приняла некоторые меры, для того, чтобы смягчить этот мой внутренний конфликт. Ну, а после этого… за весь остаток ночи у меня было достаточно времени, чтобы решиться поутру написать тебе все это здесь, в моем дневнике.

Итак, моя дорогая девочка, прими как данность, что…

В общем, главная моя мысль такова. С учетом всего, что ты прочитала, тебе имеет смысл полностью пересмотреть нынешнее твое восторженное отношение ко мне. Пойми, моя дорогая, что все написанное выше, о моем эмоциональном восприятии случившегося между нами, это чистая правда! Я поступила с тобою жестоко и отвратительно! Воспользовавшись твоей восторженностью и необъективностью, я психологически привязала тебя к себе. И если ты, прочитав это мое откровение, искренне возмутишься моими ужасными поступками, я это пойму.

Я вызываю тебя на честный и откровенный разговор. Предлагаю тебе пересмотреть систему отношений между нами и… если ты решишь, что я больше не вправе тебя воспитывать, если ты скажешь, что ты мне больше не доверяешь, то… Нам тогда останется только обсудить условия нашего с тобою расставания.

Ты не представляешь, как больно мне это писать… Но я приму такое твое решение.

Обратная ситуация – если ты меня простишь и скажешь свое ДА продолжению жизни со мной – таит для тебя немало проблем.

Давай начистоту, Лиза! Я просто опасна для тебя! Во всяком случае, в таких вот ситуациях – когда во мне пробуждается эта внутренняя дрянь! А когда такое случится в следующий раз и как проявится – это непредсказуемо. Но жить в доме у женщины, которая способна на такую жестокость в отношении тебя, это совершенно неоправданный риск. Именно для тебя.

Если подойти к нашей ситуации объективно – я обязана явиться к мировому судье и заявить о моей неспособности воспитывать тебя. Ну… чтобы не рассказывать ему о себе вещей куда более неприятных.

В общем… Если ты скажешь НЕТ продолжению наших с тобою отношений - мне, наверное, так и придется поступить. Для того чтобы спасти тебя от моей жестокости. Просто потому, что я не знаю, когда из меня вновь попрет вся эта мерзость, и как именно она может тебе навредить.

Ты поняла, что я прошу тебя подумать над возможностью дать мне отрицательный ответ. Именно этот вариант объективно соответствует твоим интересам. И, пожалуйста, вовсе не думай о том, как я все это переживу. Это совершенно не имеет никакого значения. Важно одно, чтобы ты была в безопасности.

Я не исключаю того, что ты не сможешь сразу же порвать со мною. Все понимаю – ты боишься показаться неблагодарной. Тогда… попытайся обдумать ограничения и запреты, которые ты пожелаешь мне установить. С однозначной санкцией за их нарушение – в виде твоего безусловного права требовать от меня немедленно отдать тебя в другую семью.

Я хочу, чтобы ты была уверена в твоем праве меня покинуть. Пускай эта запись моего признания в том, что я жестоко обращалась с тобою… будет твоей страховкой от любых моих злоупотреблений. Со своей стороны, я обещаю, что не стану уничтожать или прятать этот дневник. Я даю тебе право забрать его и… показать мои личные записи любому, кого ты сочтешь достойным твоего доверия. Любому, кто сможет тебе помочь, кто будет защищать тебя… от моих посягательств. Это сильный козырь, в игре против меня… и он теперь в твоем распоряжении.

Да, моя дорогая девочка! Я даю тебе прекрасную возможность меня… обесчестить. Если ты все-таки рискнешь остаться со мною… Тебе может понадобиться и такое… жесткое средство, против меня. Не спорь, я так хочу. Так будет правильно.

И еще раз, Лиза, я требую, чтобы ты вывела меня и мои интересы далеко за скобки твоих собственных рассуждений. Умоляю, побудь хотя бы немного эгоисткой! Так будет лучше… для тебя! 

***

На этом адресованное девочке спаслание обрывалось, и более никаких записей в дневнике не было. 

Н-да…

Миссис Эллона Мэйбл предоставила ей право решать. И она, судя по всему, почти не сомневалась в том варианте, который выберет ее воспитанница.

А что, у нее, у Лизы, действительно был некий… иной вариант? Нет, ну, в самом деле?

Да… Разумеется, Элли ни секунды в ней не сомневалась. Лиза ясно прочитала это в ее тексте – четкое понимание ситуации, можно сказать… обреченное понимание! Иначе, она бы не срывалась в самом конце на крик… На отчаянный крик-мольбу о том, чтобы ее воспитанница в кои-то веки проявила нечто похожее на эгоизм!

Лиза прекрасно поняла и почувствовала то, что хотела сказать ее Старшая – и словами, и между строк! Ее Элли… искренне боится навредить ей, той самой девочке, которую она взяла под свою опеку.

А что… это как-то меняет суть дела? Ну, так, на минуточку?

В смысле, меняет ли это решение Лизы? Вполне себе очевидное - для ее Старшей! - и более чем вероятное – для нее самой?

Вовсе нет. Теперь все это только придавало ей решимости действовать – причем, вполне определенным образом.

- Ты хотела, чтобы я думала только о себе? – спросила Лиза вслух. Вряд ли саму себя, скорее всего свою Старшую – ту, кто сейчас хлопотала на кухне, готовя им обеим домашний лимонад, как некий фон и своего рода «подсластитель» для их грядущего… разговора! – Не волнуйся, только о себе любимой я сейчас и думаю!

Девочка сделала короткую паузу, усмехнулась и продолжила.

- Я буду эгоисткой! – произнесла она свое решение, так же вслух – как бы утвердила его, в своей личной верховной инстанции! – Да, я все сделаю только для себя… Так как мне будет выгодно!

Высказав это все – причем, весьма раздраженным тоном голоса! – Лиза возмущенно фыркнула, обозначив, тем самым, своего рода сигнатуру собственного волеизъявления. И… выдвинула верхний ящик стола – в поисках чего-нибудь острого и пригодного для разрезания… хотя бы бумаги!

Искомое она обнаружила в том же предмете меблировки, только двумя этажами – в смысле, полками! – ниже. Армейский нож ее Старшей - тот самый, складной, с двумя «выкидными» клинками, и толстой рукояткой в желтом пластике. Лизу снова порадовала его приятная тяжесть и тактильная комфортность чуть шершавых накладок. Повернув его в ладони «медицинской» стороной к себе – так, чтобы слово «Rescue», обозначенное красным по желтому, оказалось в руке как бы сверху - Лиза поддела коротко подстриженным ногтем металлическую пластинку-клавишу и выбросила ее вперед, в рабочее положение. А после, нажав на нее, выбросила клинок, по траектории слева-сбоку-вперед. Звонкий клац-щелчок ножевого замка обозначил сие действо-угрозу – естественно, угрозу чему-то такому, с чем борется медицина! Жесткая отдача при этом заметно качнула нож в ее детской руке. Зубастый клинок выглядел эффектно и жутковато. Впрочем, приложив его к месту предполагаемой операции, девочка пришла к выводу о том, что пригодность сего инструмента, для реализации ее задумки, оставляет желать лучшего. Лиза огорченно вздохнула, но тут же вспомнила о том, что этот нож – двусторонний, а значит…

Девочка живо вернула зубастый клинок-стропорез в исходное положение – те же движения, что и прежде, только несколько в обратном порядке! А после этого… она перевернула рукоятку желтого пластика так, чтобы красная надпись легла ей в ладонь. Там, на желтом пластике, никаких особых пометок не было. Зато присутствовала аналогичная клавиша – каковой Лиза сразу же и воспользовалась! Результат же не заставил себя долго ждать. Щелчок-клац, с одновременным толчком, снова-сызнова качнувшим ее руку. И… гоп-ля-ля! Перед нею совсем другой клинок! И теперь жутковатое орудие парамедика превратилось… в нечто изящное и кинжалоподобное!   

Да, именно такое оружие оказалось теперь в ее руках. Правда, в отличие от кинжалов былых времен, этот нож был заточен только с одной стороны – просто, чтобы не порезать руку, когда клинок находится там, внутри рукоятки! Это было… то, что доктор прописал! Так, кажется, говорят!

Когда-то сей предмет был специально привезен русскими, в составе особых медицинских комплектов – причем, лечебная мазь, действие которой девочке было уже знакомо, наверняка, оказалась здесь из того же набора! И вот… универсальный режущий клинок тоже пригодился!

Разрез, произведенный этой версией ножа, был исполнен вполне удовлетворительно. Не без огрехов, конечно же, но все-таки! Результат сей операции, в сложенном виде, перекочевал в ее, Лизы, карман. А сама девочка, вернув нож своей Старшей на место – естественно, в сложенном виде! – вынула из верхнего ящика стола ее раритетную авторучку – ту самую! – и принялась вносить свои собственные записи в доверенный ей дневник. Испрашивать разрешения у той, кто вела его изначально, девочка не стала – тем более что автор исходных дневниковых записей и, одновременно с тем, хозяйка дома сего, вернулась в свой кабинет когда юная писательница уже поставила крайний свой punctum [точку – лат.] в созданном ее трудами тексте и решительно захлопнула обложку книги-дневника.      

Миссис Эллона Мэйбл вошла, предварительно постучавшись – проявив вежливость, даром, что вернулась в свой же кабинет! На левой руке она держала поднос с двумя высокими стаканами, в которые был налит обещанный ею домашний лимонад, любимый напиток Лизы – как бы невзрачный, в своей мутноватости, но вкуснющий! Элли поставила поднос на стол и вопросительно посмотрела на свою воспитанницу. 

- Элли! Я… Да, я все уже прочитала! – откликнулась на ее невербальный знак девочка.

- И… что же ты решила? – дрогнувшим голосом спросила ее Старшая. И уточнила:
- Решила… для себя?

- Ты знаешь… это долгий разговор! – ответила ее воспитанница. – А я сейчас…

Лиза обозначила на лице своем улыбку – несколько смущенную. И пояснила ее… словесно.

- Элли, мне нужно… выйти, - девочка жестами и интонацией обозначила некий намек… на вполне определенную разновидность дискомфорта. – Ненадолго. Прости, я немножечко… разволновалась! Ты знаешь, так бывает! – смущенно пояснила она – чуточку более откровенно! – Ты ведь… не будешь против? А пока… Ты меня подождешь, ладно?

- Разумеется! – Элли, поняв и приняв все эти намеки, отвела свой взгляд в сторону и добавила смущенно:
- Прости меня! Я… совсем не подумала об этом. Конечно же, иди! Не волнуйся, я тебя подожду!

Лиза поднялась из-за стола, обозначила в адрес своей Старшей короткий поклон – не то, чтобы обязательный, но… Ей просто захотелось так выразить уважение к хозяйке дома сего, визуально доступным способом. Элли посторонилась и… отчего-то тоже коротко – буквально на мгновение! - склонила голову перед своей воспитанницей. Тем самым, выражая отношение к своей девочке, как к условно равной стороне грядущих переговоров – вне возраста и статуса. Лиза… оценила этот ее жест, но не стала уже благодарить за него. Она просто вышла за дверь и направилась вниз.

Да-да, именно в то самое место! Ведь девочка вовсе не хотела врать своей Старшей. Она, всего-навсего, не собиралась пока что ей говорить полной правды. Просто потому что… еще успеется!

Впрочем, там Лиза постаралась не задерживаться, проделав задуманное аккуратно, но быстро! Ну, а напоследок девочка все-таки… позволила себе облегчение физиологического рода, заявленное ранее – так сказать, вослед. Между прочим, вовсе не для того, чтобы выразить свое презрение или еще как-нибудь напакостить, и даже не из принципа. Просто… в этом действительно была объективная необходимость!

И потом… Она обещала – она сделала. Значит… все правильно!