Озарение. Ангел на сквозняке

Фрагмент из рассказа "Ангел на сквозняке"


Однажды Энджел особенно продрог, охотясь за призраками прошлого. Хождение по городу утомило его так сильно, что, вернувшись домой, он уснул, не раздеваясь, едва голова коснулась подушки. А когда очнулся, в комнате была Глэдис; Энджел узнал ее по дыханию прежде, чем разглядел в полутьме ее силуэт.
– Ты давно здесь?
– Только что вошла; дверь была приоткрыта. Принесла тебе шиповник с красным вином. Выпьешь? Осторожно, горячий!
– Спасибо. Не зажигай свет! Я все вижу и так.
Энджел взял из рук девушки фарфоровый бокал с крышечкой, и их пальцы на мгновенье соприкоснулись.
Полная луна светила в окно, заливая комнату сказочным светом.
– Послушай, Глэд! Сядь сюда! – неожиданно попросил он. – Дай разверну кресло. Вот так. Лицом ко мне. Посидишь? С четверть часа, не больше! Хочу сделать набросок!
– Сколько угодно, Энджи! Я не тороплюсь.
– Прости, что так поздно!.. Сделаю набросок и пожелаю тебе доброй ночи! Сиди, как удобно. Мне сейчас нужно только лицо. Глаза на меня. Так… Хорошо!
Луна двигалась быстро, и Энджел торопился, водя мягким грифелем в альбоме. Ему еще никогда не случалось рисовать в вечерних сумерках; он бы и сам прежде счел это безумием. Но сейчас! Сейчас он не размышлял о странности происходящего с ним, а спешил работать! Спешил передать увиденное – скорее сердцем, нежели глазами – альбомному листу.
Луна ли светила особенно ярко?.. Или иной непостижимый свет присутствовал в комнате?.. Только штрихи и линии все ложились и ложились на бумаге, послушные руке художника, запечатлевая то, что открывалось ему чутьем или озарением.
– Я утомил тебя? – спросил он девушку, когда набросок был готов.
– Нисколько! Только боюсь, что шиповник остывает.
– Еще теплый, спасибо. Да и меня, кажется, больше не знобит. Взгляни-ка на это… Что скажешь?
Энджел и Глэдис застыли у окна, склонившись над альбомом. Посторонний наблюдатель, если бы таковой оказался в комнате, задался бы неизбежным вопросом: «На что же так внимательно смотрят эти двое? И что, собственно, они могут видеть?» А эти двое, несомненно, что-то видели! И не просто видели, а созерцали! Были поглощены сделанными открытиями и переживали в текущие мгновения сильнейшее потрясение! Луна уже ускользала; она плыла все дальше и дальше, совершая свой неизбежный путь, оставляя в комнате прощальные блики.
– Это… я? – спросила девушка, с трудом переводя дух. Она была зачарована рисунком.
– Нет… Не совсем… – художник затруднялся с ответом. – Я еще точно не знаю, кто это. Может быть, Ангел? Хотелось бы верить! Но все равно, ты мне очень помогла! Ведь я давно не создавал ничего настоящего.
– Ангел? Да, действительно… Похоже, так… В нем было что-то от меня… И что-то от тебя, Энджи… Но я не успела как следует рассмотреть и понять, что именно… Я хотела бы увидеть его завтра, при солнечном свете!
Художник молчал, как бы раздумывая и подбирая слова.
– Не получится, Глэд. – выдохнул он, наконец. – То, что мы видели сейчас – это чудо! А чудо не станет ждать до завтра. Оно исчезнет… Оставив на бумаге только линии и штрихи… След моей руки. Думаю, что завтра, взглянув на рисунок при солнечном свете, мы можем испытать разочарование.
– Ангел улетит?
– Пожалуй… Я не достоин его удержать... Доброй ночи, Глэдис!
– Доброй ночи, Энджи!
Энджел убрал альбом на полку, с намерением никогда больше его не открывать.
– Завтра озарение исчезнет, – сказал он себе с горькой иронией, – а озноб вернется!
Но он ошибся. Свет, вопреки ожиданиям, стал навещать его. Ангел продолжал стучаться в его жизнь!