Письма из Америки. Вечная Роуз

  - Можете назвать меня пухленькой феей с крылышками, - сказал бородатый Брендон Харрис, аккуратно подцепляя на вилку кусок яичницы «Солнышко Сбоку»,  - или даже поганым мышиным королём. Но свистуном я никогда не был.
  - Лгунишка, лгунишка, на лгуне горят штанишки. - Рэй благодушно подвинул к себе блюдо с блинчиками и вылил на них целую склянку кленового сиропа. - Роуз держала кофейню на углу Маркет-стрит и Хокинс.
  - Дурни вы оба. - Для убедительности я повысил голос. - Мне лучше знать! Я вчера у Роуз купил корабль!
  Все посетители закусочной «Открой Глаза», как подсолнухи,  повернули головы в мою сторону.
  - За два доллара на гаражной распродаже, - тихо добавил я, - Вместе с лакированной подставкой. Роуз живёт в Барбертоне.
  - Роуз служила на фордовском заводе и жила в Кенморе! - Не сдавался Брендон.  Его шевелюра распушилась, щёки пылали. Когда он еще не был женат на гадюке Мэиди и снимал квартиру вместе с Флойдом,  то Флойд жаловался, что после Брендона душ принимать совершенно невозможно: складывалось полное впечатление, что внутри кабины взорвалась лохматая говорящая игрушка Фёрби.
  - Они мне будут что-то лопотать о Роуз! Я с ней познакомился, когда вы вместо пуговиц булавки носили и мамочки вам носы вытирали! - Рей постучал пальцем по баночке «пепси», прежде чем её откупорить. - В те времена я на роликовых коньках подгонял сэндвичи к автомобилям у ресторанчика «Диллис», и Роуз никогда не зажимала чаевые. Сосунки. Вам бы в считалочки играть. Ини-мини-мини-му. Всё, я выиграл. - Тут Рей мечтательно причмокнул. - А какие роскошные девочки  в «Диллис» приезжали! Повесишь поднос на дверцу, заглянешь сверху в кабриолет — а там такие ножки...

  Спор во время нашего традиционного воскресного завтрака разгорелся после моего рассказа о старушках на лавочке. Обычные бабушки, коих в России не счесть, сидели у подъезда день-деньской, чем невероятно раздражали нас — домовую подростковую шелупонь. Мы уж и грязью мазали проклятую скамейку, и ломали. Однажды даже украли и уволокли за три квартала. Без толку — наутро вся старушечья гвардия восседала на воскресшей из праха лавочке, сурово поджимая губы.
 
  Особенно по-прокурорски глядела на мир баба Клава.  Внимательно проводив осуждающим взглядом очередного прохожего, она произносила одну и ту же фразу: «У людей совсем совести нет.». А дальше уже добавляла индивидуальные комментарии. Правда, когда я порезал ногу разбитым стеклом, Клава, не задумываясь, сдернула  свой новый  платок, туго меня перевязала и, пока «скорая» не приехала, гладила меня по голове, успокаивая и бормоча что-то про бессовестно запаздывающих врачей.

  И вот однажды, спустя годы, в совершенно другом и далёком районе Петербурга я снова увидел бабу Клаву. На другой лавочке, с другими соратницами, но с тем же знакомым недовольным выражением лица. Пройдя мимо, я услышал брошенное в спину «У людей совсем совести нет».  Она ничуть не изменилась, хотя это и казалось невозможным, Тогда я решил, что мне привидилось, что воображение сыграло со мной злую шутку.
               
  В третий раз я столкнулся с неразменной бабой Клавой в Филадельфии. Она сидела, как всегда, в окружении престарелых подружек, но уже не снаружи, а внутри, в холле многоквартирного здания для пенсионеров. В городе этом я был проездом, попросили передать посылку.  Я просто подошёл к ней и сказал:
  - Здравствуйте, баба Клава. Вы меня помните? Питер? Московский проспект?
  Она повернулась ко мне румяным медальным профилем, и мне почудился усталый шёпоток в стену:
  - У людей совсем совести нет...
      
  - Я тоже такую леди знаю! - сразу заявил Брендон. - Вообще не меняется. А чтобы не спалили, шифруется и переезжает с места на место. Миссиз Роуз Кенни.
  - И я её знаю, - Рей снял очки и стал похож на детского розового бегемота. - Роуз держала кофейню на углу Маркет-стрит и Хокинс.
  Вот тут мы и сшиблись, как футболисты с футболистами. Каждый был знаком с Роуз, и у каждого она была немножко другой, и каждый из нас был ей за что-нибудь благодарен.
 
   Рэя она спасла от полиции. Был он молод и неистов и по дурости молодеческой прикрутил на крышу своего «плимута» посадочную фару от самолёта. Испытывал ночью, на тихой полевой дороге между Могадором и Бримфилдом. Когда Рей щёлкнул тумблером, самолётный луч пронзил пространство чуть не на милю и упёрся прямёхонько в полицейский автомобиль. Было хорошо видно, как ослеплённый патрульный растерянно заметался внутри насквозь простреленного светом салона. Рей от испуга втопил педаль газа до упора и пустился наутёк. Прозревший полицейский, озарив кукурузное поле бело-голубыми сполохами, рванул следом. Погоня продолжалась недолго. Рей догадался заскочить в чей-то открытый пустой гараж и затаиться, покуда мимо не промчался злобный огнедышащий крузер. Потом в гараже зажёгся свет, и перед Реем предстала сухонькая старушка с седыми буклями. Она невозмутимо оглядела неожиданного гостя и вежливо заметила:
  - Всё-таки ночь время греха. Сдаётся мне, вам нужно немного подождать с отъездом. Не хотите ли отведать чаю с миндальным печеньем? Заодно поведаете любопытной женщине о своём маленьком приключении.
 
  Брендону она помогла получить работу. Ему как раз до икоты опостылела борьба с грызунами и тараканами в славной компании «Оркин», он на них больше и смотреть не мог. К тому же Мэнди зудела, что от него вечно пахнет не то крысиным ядом, не то мокрой шерстью.  Брендон Харрис надел свежую рубашку и отправился на автозавод. В отделе кадров его встретила Роуз.  Она выложила на стол дощечку, утыканную, словно ёжик, десятком пластиковых болтов разного диаметра, и кучу гаек:
  - Сможешь накрутить все гайки за тридцать секунд?
  Брендон с сомнением пошевелил пальцами-сосисками.
  - Работа нужна? - спросила Роуз.
  - Угу, - тоскливо промямлил Брендон.
  -  Поступим так. Сегодня собеседования не будет, Придешь через неделю. Понял?
  Всю неделю Брендон провёл у себя в закутке подвала, гордо именуемом мастерской, тренируясь до трудовых мозолей.  Во время теста он сумел навертеть окаянные гайки с почти космической скоростью, установив новый рекорд автозавода Форд.
 
  Мне Роуз подарила диван. Случилось это невообразимо давно, сразу после приезда в страну. Мы с Наташей остановили наш пикап у рукописного объявления о гаражной распродаже. Хозяйка, сухонькая старушка за семьдесят, собиралась переезжать. Узнав, что из мебели у нас пока есть только кресло-качалка, она провела нас в гостиную и подвела к дивану, над которым висела чёрно-белая фотография трёх улыбающихся парней в футбольных латах. Игроки в американский футбол и так маленькими не бывают, но эти смотрелись просто суперменами.
  - Мои мальчики, - старушка ласково поправила картинку.
  От платы за диван она отказалась категорически:               
  - Будете на нём сидеть и добрым словом поминать старую Роуз.
  Чтобы покрепче закрепиться в нашей памяти, она добавила ещё пару кухонных табуреток. Однако я в её памяти не закрепился никак. На случайном гараж-сейле я снова увидел Роуз, всё ту же сухонькую старушку за семьдесят, хотя прошло уже лет тридцать. В другом доме, в другой гостиной, на другой стене висела знакомая фотография, прикидывающаяся дагерротипом. Заметив мой взгляд, вечная Роуз покачала головой:
  - Не продаётся. Это мои мальчики.
  От растерянности я зачем-то купил у неё модель трёхмачтового фрегата «Конституция». Дома поставил его на полку. Паруса корабля раздувались от воображаемого ветра, а я всё никак не мог понять, что произошло и с кем — со мной или с Роуз?

  - А может, это уже и не Роуз, а её дочки? - Предположил Брендон.
  - Не надо пускать пузыри, - осадил его Рей. - У Роуз никогда не было детей.
  - У Роуз было три сына. Я сам видел их фото, - возразил я.
  - А я дочка миллионера. Тоже могу фото показать, - хмыкнул Рей.
  - Чёрт. - Брендон покачался на стуле. - У меня голова лопнет. Так не бывает. Люди не живут вечно.
  - Я бы не отказался за разумную цену, - Рей снова мечтательно чмокнул.
   
  К нашему столику подошла официантка и подлила кофе в кружки. Я подумал, что вот сидим мы в рядовой закусочной, где простая кукуруза ещё не перешла в разряд деликатесов, за окном светит жёлтое солнце в голубом небе, вокруг нас слышно обыденное воскресное бренчанье вилок и ножей - а мы рассуждаем о чуде, словно о цене на бензин.
  И что мы знаем о Роуз? Да ничего толком не знаем. Была ли она нежной девушкой в юности или той мускулистой девахой в красном платке с плаката военных лет под лозуигом «Да, мы можем!»?  И что я знаю о жизни бабы Клавы? И что, в конце концов, мы знаем о вечности?

  - Поехали. - Рей решительно поднялся. - Мы у неё прямо спросим, что за фокусы она вытворяет. Надеюсь, адрес гараж-сейла в твоём навигаторе сохранился?
  - Да, в Барбертоне только один адресс. - я чуть помедлил, - а если она заартачится?
  Рей снисходительно посмотрел на меня сверху вниз:
  - Я двадцать лет продавал страховые полисы.
 
  Мы погрузились в старый «кадиллак» Рея, и через полчаса навигатор известил о прибытии к пункту назначения. Но вместо уютного двухэтажного домика мы нашли кирпичный сарай под вывеской «Парикмахерская». Из-за запертой стеклянной двери показалось чернокожее лицо. Я его узнал. Это был Элиа, двоюроддный брат Дерека. Он впустил нас, осторожно выглянув наружу. В руке Элиа сжимал дробовик. Дерек говорил мне, что парикмахерскую кузена пару раз грабили, и поэтому Элия теперь держит под рукой пятизарядный «Зиг-Зауэр».
  - Стричься, что ли? - Элия недоверчиво оглядел нашу троицу.
  - А где дом, разве Роуз не здесь живёт? - Глупее вопроса я не придумал.
  - Какая нахрен Роуз?! -  Возмутился Элия. - У меня всю жизнь на этом месте барбер-шоп стоит! Стричься будете? - И он деловито сунул ружьё за зеркало.

   Мы и подстриглись. А что оставалось делать? Рею Элия соорудил стрижку «Помпадур», мне - «Командную», а Брендону, ввиду волосатости, - с начёсом и мышиным хвостиком на затылке. И провалиться мне на этом месте - как только с нас слетели лишние лохмы, все мысли о Роуз как отрезало, и больше мы о ней даже не заговаривали. Потому что чудес не бывает. То есть, иногда, конечно, случаются, но чрезвычайно редко.