Лав стори. Рассказ

               Рассказ этот соткан из разных правдивых историй

               Теперь он не просто рассказ, а попытка "лав стори"

               В нём переплелись мои чувства и мысли, и слёзы,

               В нём всё понарошку, лишь самая малость серьёзно...

                Автор


               "Женщина, которая не живёт и не старится..."

                Джон Голсуорси. Сага о Форсайтах



                Все герои вымышленны, а совпадения случайны.



Двадцатилетняя Лиза была разведёнка. Худа до изнемождения. На лице- одни

глаза, редкого василькового цвета. Походка стремительная, джинсы, кроссовки,

какая-то распашонка на безгрудом туловище. Видок тот ещё! Трудилась в

лаборатории и подрабатывала на пол ставки в виварии при ВУЗе. На работу,

как на праздник,- это было про неё, даже по воскресениям прибегала покормить

своих свинок, останки которых, после острых опытов, хоронила тут же,

неподалёку, на пустыре за лабораторией. Плакала. Но науку боготворила, на

кафедральных дам взирала с обожанием, пыталась подражать. Даже шляпку

травяного цвета, так не идущую к её бледному вытянутому лицу,- приобрела

по случаю, за баснословные 25 рэ! Начинались восьмидесятые, лучшие годы

уходящего столетия, без сомнения. "Вещизму- нет! Цинизму- бой! Вот так,

да здравствует любовь!",- писала она свои наивные строчки в клетчатую

тетрадку младшей сестрёнки, заброшенную той в связи с окончанием школы.

О литературной славе не мечтала даже, так, подруг своих, колличеством две,

развлекала, да и только. Студенты не приставали, не так и хороша, да ещё

и смотрит непонимающе, точно столб с надписью: "Не влезай- убъёт!"

В любовь, брак не верила и личную жизнь свою считала не состоявшейся.

Мечтала о высшем образовании и ни где- нибудь, а в своём институте!

Кафедральные дамы улыбались только, она их забавляла чрезвычайно.

Доходило до откровений между теми, обсуждали и любовников, проходились

по профессуре, особо отмечали доцента одного, определённого "сиксотом",

самые смелые  рассказывали в присутствии него анекдоты про одряхлевшего

совсем вождя. Регулярно устраивались коллективные обеды, на которые

сносилась принесенная из дома и прикупленная на рынке неподалёку, снедь.

По чуть-чуть и выпивали, в основном кафедральный же спирт, скупо

отливаемый материально ответственным лицом, очень милой старшей

лаборанткой и только особым умелицам, дополнявшим этот несомненный

продукт ягодами по сезону и возвращаемый в качестве прекрасного ликёра.

Заведующий появлялся редко, почти всегда в гневе захлопывал дверь своего

кабинета и лаборантка, наставница Лизы с отчаянным вскриком- "Застрелился!"-

бежала готовить и подавать чай. Такая вот местничковая терминология! Ибо

все оставались живы, а к "шефу", совмещающему заведывание с одной из

высших должностей в ВУЗе, относились с искренним обожанием и страхом.

По пятницам, эта же лаборантка прозванивала в деканат и убедившись, что

главный отбыл восвояси,- давала добро на главное развлечение кафедральных дам.

В "аппендиксе", малой лаборатории, метров эдак  пятьдесят, на огромном

столе, расположенном ровно посредине помещения,- проходили регулярные

сеансы с "вызыванием духов", маскируемые под эксперименты. Не редко,

засидевшаяся компания прогонялась сторожем, не нашедшим ключа от кафедральной

двери. Посвящённых было много, но не все. И только дамы, разумеется.

Случалось, что блюдце намагнетизированное касаниями многих пальчиков,

носилось по циферблату, как заведённое. Возникали строки, соучастницы

пугались, порой плакали, но чаще приходили в восторг и получали ответы

на свои многочисленные вопросы. Среди присутствующих была и доцент, дама

сорока лет, остальные моложе. Особо заинтересованной выступала старшая

лаборантка, пережившая свежий, похлеще Лизиного, развод и предательство

отца своего ребёнка. На вопрос её, вернётся ли изменник,- блюдце отвечало

неизменно, что нет! В этом она усматривала козни присутствующих и часто

плакала тут же, в сторонке. Была она гневлива, раздражительна и редкая

красавица. Но муж не возвращался и спустя лет пять она вышла замуж за

молодого для профессора и бездетного завкафедрой, боготворящего её

красоту и заботу.  Но вернёмся к "бедной Лизе"! На один из не многих

вопросов её,в основном наблюдательницы, желающей постигнуть принцип действа,

под давлением присутствующих,- блюдце "ответило", что мужа будут звать-

Глеб. Имя столь редкое в их краях, что вопрошающая лишь рассмеялась.

Когда, спустя года два, Глеб нарисовался, история эта совсем забылась.

А тогда, она по прежнему работала, в институт не прошла, а кафедральные

сходки сошли на нет под страхом огласки. Многие участницы стали начальницами

и инициаторами прекращения "глупостей".     Продолжение