Король и Мастер. Глава 24

                24

Хертогенбос, Брабант, Бургундские Нидерланды. 1490е годы.

     Брабант и Фландрия праздновали совершеннолетие Филиппа, Герцога Бургундского, его вступление в роль полноправного правителя герцогства. Гент и Брюгге, наконец-то сбросившие регентское правление ненавистного Максимилиана, приготовили юному герцогу пышный приём.

     В Брюгге герцог прослушал мессу рядом с могилами своей матери и деда. Шестнадцатилетний Филипп проехал по городам и весям герцогства, где жители присягали ему в верности. В Ден Босе горожане со слезами счастья на глазах приветствовали своего подросшего правителя – статного, красивого и модно одетого юношу, который, как о нём говорили, питает симпатии к дамам, а они платят ему тем же.

     Визит Филиппа Бургундского с небольшой свитой был краткосрочным, дону Диего де Геваре не представилось случая повидать своего друга Иеронима. Они обменивались письмами. Дон Диего писал, что осведомлён о деятельности падре Доминика в Хертогенбосе.

     Падре удалось ловко убраться из города прямо перед приездом юного герцога, но скорее всего, ненадолго. Борьба с еретиками необходима и для этой цели падре Доминик подходит как нельзя лучше. Тем не менее, Герцог Бургундский рассмотрит все жалобы и нарекания на его счёт и на счёт инквизиторов в других городах.

     Герцог Филипп, добрый христианин, но не отличавшийся неистовостью в вопросах веры, с началом своего правления решил проверить дела инквизиции в своём государстве. Иероним поведал дону Диего как им удалось спасти Аларта Дюхамила от цепкого падре. Падре Доминик, как выяснилось, оказался не только цепок, но и ловок.

     А через два года в Герцогстве Бургундском праздновали женитьбу молодого герцога Филиппа на очаровательной испанской инфанте Хуане Арагонской. Ожидали, что свадебная церемония пройдёт в Брюгге, где родился герцог Филипп, где похоронены его мать  и дед.

     Герцог Филипп, питавший особые симпатии к заносчивому городу, хотел уже отдать распоряжения о подготовке свадебного торжества. Но Максимилиан, ставший императором после смерти своего отца и вступивший в новый брак с дочерью Герцога Миланского, слышать не хотел о Брюгге. Не желал даже приближаться к ненавистному городишке, который однажды держал его в плену.

     Герцог Филипп уступил отцу, понимая его чувства, церемонию устроили в небольшом местечке близ Антверпена. Иероним вспоминал как в Ден Босе праздновали свадьбу герцогини Марии Бургундской и написал об этом Дону Диего. В ответ он получил эмоциональное письмо.

     Дон Диего тоже во всех подробностях вспоминал ту свадьбу и несказанно счастлив за молодого герцога - он сделал отличную партию, женившись на испанской инфанте, которая, к слову сказать, молода и красива.

     В соборе и церквях отслужили неисчислимые мессы в честь молодожёнов. Жители Ден Боса желали прекрасной паре счастья и многочисленного, здорового потомства. Жители Ден Боса веселились на ярмарках и гуляньях, устроенных городским правлением.

     Вскоре правление Ден Боса и Иероним получили письма от дона Диего де Гевары с известиями о планах императора Максимилиана и герцога Филиппа посетить Хертогенбос. Доминиканскому монастырю предложили принять высоких гостей, доминиканцы с радостью и гордостью согласились – для них это не в новинку.

     По настоянию правления монастырь тотчас заказал новые цветные витражи с изображениями гербов императора Максимилиана, герцога Бургундского Филиппа и Хуаны Арагонской – новоиспечённой Герцогини Бургундской.

     Подправлялись алтарные картины во всех часовнях Собора и других церквях Хертогенбоса, расчищался от грязи и помоев путь, по которому проследуют знатные гости со своими свитами, нищие и попрошайки всех мастей изгонялись на окраины города, дабы не омрачить их смрадным видом очи знати и не пустить на смарку все приготовления.

     Щиплющий нос и щёки декабрьский морозец не удержал горожан в домах. Жители Ден Боса - радостные, в своих лучших нарядах и в ожидании лицезреть молодожёнов – сбежались приветствовать высоких гостей.

      Такого представительства – император Максимилиан с супругой Бианкой Сфорца и герцог Бургундии Филипп с супругой Хуаной Арагонской - хертогенбосцы не помнили в своём городе с давних времён, когда молодой Максимилиан привёз в Хертогенбос маленького сына Филиппа, чтобы произвести его в рыцари Ордена Золотого Руна.

     Мессы в соборе проходили при невероятном скоплении народа. Горожане желали отслушать мессы рядом со своим статным герцогом Филиппом, который носил ещё и титул Герцога Брабантского, и его очаровательной супруги. Выросший в привлекательного молодого человека герцог Филипп мало походил на своего отца, он был более отпрыском бургундской ветви. От императора Максимилиана его сын взял лишь голубые глаза, да светлые волосы.

     В Ден Бос пригласили лучших музыкантов и певцов со всех концов Нидерландов. Испанская инфанта Хуана совершенно очаровала Ден Бос. Хуана, в свою очередь, очаровалась знаменитой статуей Девы Марии в часовне Братства Пресвятой Богоматери.

      Она пожаловала статуе парчовое покрывало, собственноручно ею украшенное золотым и серебряным шитьём и мелким жемчугом. Немало часов провела юная герцогиня в часовне Братства, молясь и созерцая Деву Марию. Хертогенбосцы почтенного возраста помнили похожие службы в соборе много лет назад, когда молодой эрцгерцог Максимилиан держал за руку маленького Филиппа.

      Герцогиня Бургундская Мария волею обстоятельств не смогла тогда, к огорчению обожавших её горожан, посетить Хертогенбос. Но сейчас, вместе с возмужавшим Филиппом, их посетила Герцогиня Бургундская Хуана.

     Иероним ван Акен, как и остальные хертогенбосцы, не чаявший когда-то души в Марии Бургундской, взирал теперь с любопытством на прекрасную супругу герцога Филиппа, стоявшую перед статуей Богоматери. Лик Мадонны выражал какую-то особую печаль, которой Иероним, казалось, никогда ранее не замечал.

     Он перевёл взгляд на Хуану и застыл в изумлении. Ему почудилась, что лицо Хуаны Арагонской словно несло в себе отпечаток неизъяснимой печали лица статуи. Во время встречи с доном Диего де Геварой Иероним не замедлил поделиться с другом своим открытием. Дон Диего, сразу принявший под своё крыло испанскую принцессу, поразился откровению друга.

     От дона Диего де Гевары герцог Филипп узнал о дружбе своего придворного с известным на все Нидерланды художником Иеронимом ван Акеном и, раз уж он находился в Хертогенбосе, пожелал, чтобы ему представили знаменательного живописца.

     Дон Диего с огромным удовольствием исполнил пожелание герцога, радуясь в то же время и за Иеронима, полагая, что тот будет польщён такой честью.
   - Ваши картины необычны и любопытны, мастер ван Акен, - заметил герцог после того, как дон Диего представил ему художника, - они вызывают смех, иногда даже хохот, а я люблю смеяться. И написаны они превосходно, ваша манера весьма отличительна.

  - Благодарю вас, Ваше Высочество, - Иероним поклонился герцогу, - я необычайно польщён вашими превосходными комментариями, так же как и желанием лицезреть собственными очами мою скромную персону.
   - Среди моих картин есть и ваши, благодаря почтенному дону де Геваре – вашему почитателю. Я от них в восторге, комментарии вполне заслуженные, - красивое лицо герцога Филиппа осветила лучезарная улыбка.

     В мастерской Иеронима дон Диего с удивлением обнаружил работу, о которой художник ему писал – столешница, заказ общества из Антверпена, посвящённого какому-то святому. Это было изображение семи смертных грехов, написанное необычно, как обычно у Иеронима ван Акена: не аллегориями, какими изображали смертные грехи, все грехи выглядели как вырванные из реальной жизни сценки, на пример его Фокусника.

     Ни благоговейности, ни религиозного страха эти небольшие назидательные сценки-рассказы не вызывали, а побуждали ходить вокруг столешницы, разглядывать сценки, вспоминать похожие сцены, виденные в жизни.

 - Ах, дорогой Иероним, это столешница, о которой вы мне писали, я узнаю её. Необычайно рад, что мне удалось её увидеть, поскольку я полагал, что она уже у заказчиков в Антверпене. Она выполнена превосходно, впрочем, как и всё, что вы делаете.

Иероним усмехнулся:
   - Благодарю за добрые слова, дон Диего. Работа пока останется здесь. Антверпенцы одобрили черновые наброски, но окончательный результат оказался им не по нраву.
   - Или не по силам, - задумчиво промолвил дон Диего.
  Иероним пожал плечами:
   - Или не по силам. Так или иначе, они не приняли столешницу.

   - Мастер Иероним, если вы всё ещё намерены продавать столешницу, я бы купил её у вас. Я повесил бы её как картину в зале, где располагается моя коллекция. Я не одной минуты не сомневаюсь, что вскоре появятся копии этой великолепной работы и данный ваш сюжет станет точно так же популярен как и все сюжеты, что вы пишете.

   - Да, пожалуй, - согласился Иероним, - немало людей не откажутся иметь что-то отличительное, не такое, как у всех остальных. Мои ассистенты уже выполняют пару копий этой работы, выполняют как картины. Когда они закончат, то извольте, милостивый дон Диего, столешница ваша.

     Диего де Гевара любил находиться в мастерской своего друга. Он с удовольствием и вниманием рассматривал работы Иеронима в разной степени готовности. Судя по тому как напряжённо трудились ассистенты, отсутствием заказов Иероним ван Акен не страдал.

     И он ещё работал в семейной мастерской, возглавляемой Гуссеном. На этот раз на основном мольберте в мастерской Иеронима дон Диего увидел почти написанный библейский сюжет Поклонения Трёх Волхвов. Полностью законченная, картина обещала быть сказочно-волшебной.

   - Это очередной заказ, любезный мастер Иероним, или вы пишете Поклонение на продажу?
   - Картину мне заказала почтенная антверпенская семья. Основное, что здесь ещё нужно сделать – написать портреты донаторов по обеим сторонам картины.
   - Картина получается превосходной, - оживлённо всплеснул руками дон Диего.
   - Заказчики пока вполне довольны, - на губах Иеронима играла чуть заметная ироничная улыбка.

     Встреча друзей прошла как одно мгновение. Дон Диего де Гевара в который уже раз давал себе слово выбрать день и приехать в Хертогенбос специально, чтобы навестить Иеронима. Иероним в который уже раз говорил себе, что ему следует приехать в Брюссель повидать дона Диего.

     Ассистенты закончили копии, Иероним запаковал столешницу и отправился в Брюссель доставить Дону Диего его покупку, а заодно навестить его, отвечая на неоднократные приглашения. Вельможа встретил Иеронима радостными восклицаниями:
   - Рад снова приветствовать вас у себя, Иероним. Как жаль, что нечасто доводится нам видеться, но тем радостнее каждая встреча.

Увидев доставленную Иеронимом картину, дон Диего всплеснул руками:
   -  Ах, дорогой Иероним. Вам незачем было беспокоиться о столешнице, я прислал бы посыльных и они доставили бы её сюда.

  Иероним не отказал себе в удовольствии ещё раз взглянуть на собрание картин Дона Диего: картины Баутса, ван дер Гуса, Кристуса, изображения горожан кисти молодого художника из Лёвена Квентина Массейса. Особое умиление Иеронима вызывала небольшая, совершенно очаровательная картина Яна ван Эйка в зелёных и коричневых тонах – портрет пары их известной в Брюгге семьи Арнольфини.

     В зале среди картин висело круглое, чуть выпуклое зеркало старой работы. Оно кочевало из комнаты в комнату и вот оказалось здесь. Иероним знал, что дон Диего дорожил зеркалом.

   - Мне посчастливилось приобрести это зеркало в один день с картиной ван Эйка. Я тогда подумал, что оно могло быть сделано в его время, - объяснил однажды дон Диего как зеркало появилось в его доме.

     Иероним посмотрел на своё отражение в зеркале: резко очерченное лицо человека около пятидесяти, цепкий, проницательный взгляд серо-голубых широко раскрытых глаз, прямой, острый нос, тонкие губы. Но вдруг неожиданно его отражение стало размываться и словно растворилось.

     На его месте возникали постепенно черты другого лица: голубые глаза, светлые волосы и борода, нижняя челюсть выдвинута вперёд, серьёзный, сосредоточенный взгляд, на шее висит золотая цепь с подвеской в виде руна барашка. Иероним никогда не видел этого человека, тем не менее было ощущение, что человек этот каким-то образом ему известен, кого-то напоминал.          

     Как ни странно, он напоминал Иерониму... императора Максимилиана. И такую цепь с подвеской он видел несколько раз: на императоре Максимилиане и герцоге Бургундии Филиппе. Совсем недолго находился художник у зеркала, а ему показалось – прошла вечность.

     Он отошёл от зеркала удивлённым, в замешательстве. Дон Диего пристально посмотрел на художника.
   - Вы что-то увидели в зеркале, Иероним? – Тихо спросил дон Диего.
   - Да, очень странно, - медленно, задумчиво ответил Иероним, - какое-то лицо.  Я его никогда не видел, но такое чувство, что невероятным образом оно мне известно.

   - Не поверите, мастер Иероним, но я вас понимаю. Я тоже вижу подобные лица, которых никогда не видел, но необъяснимо знакомых. Может быть, это образы из грядущего или из прошлого. А может быть, дело и не в зеркале, а в нашем воображении.

   - Возможно, вы правы, дон Диего. Но зеркало всё же необычное.
   - Да, как и ваши работы, мастер, - шутливо подтвердил дон Диего и, меняя тему беседы, спросил, - а как поживает ваша семейная мастерская?
   - Вполне сносно, дон Диего, я сказал бы даже, она процветает. Гуссен отлично ею управляет, не хуже нашего отца, царствие ему небесное.
   - Да благослови Господь вас всех и каждого по отдельности.


     Братья ван Акены продолжали работать в семейной мастерской, невзирая на то, что каждый из них имел личные заказы. Широкая известность Иеронима прибавила весу семейной мастерской. Иероним, безупречно выполняя свою долю работ в церквях или многочисленных часовнях Собора, по прежнему отказывался писать портреты, соглашаясь только на картины с донаторами.

     Гуссен не удерживал знаменитого брата в семейной мастерской, как, Гуссен думал, сделал бы и их отец. После смерти отца Гуссен относился к младшим братьям как если бы он был их отцом.

     Иероним знал, что свободен и может оставить семейную мастерскую когда только пожелает. Иероним не желал. Мастерская ван Акенов была для него не оковами, а радостью общей работы с родными людьми. Здесь сходились вместе его любовь к семье и к своему ремеслу.

     Выполняя зимой фрески в каменной церкви, Гуссен простудился и вскоре слёг. Он надрывно кашлял, его бросало то в жар, то в холод. Гуссен пытался руководить мастерской даже лёжа в постели, но практически работами семейной мастерской управлял Ян.

     Иероним любил среднего брата и знал, Ян чувствует то же по отношению к нему. Вот только Ян был будто вылеплен из другого теста, чем отец или старший брат. Гуссен, между тем, уже не вставал с постели.

   - Я скоро уйду в мир иной, чувствую приближение смерти, - сказал он, собрав одним вечером братьев в семейном доме, где они когда-то жили все вместе.
   - Ах, не говори так, братец, - начала было Херберта, но движением руки Гуссен остановил её, она замолчала.
   - Мне не хочется умирать, - тихо говорил Гуссен, глядя на сыновей, братьев и сестру, - я пожил бы ещё на земле. Пусть она грешна, но она и прекрасна.

     И как же я счастлив оттого, что все вы сейчас рядом со мной, окружаете меня теплом и заботой. На другой стороне я надеюсь встретиться со своей дорогой женой и с отцом, Вы все, однако, не торопитесь туда за мной, поживите подольше здесь.

     Смерть Гуссена так отозвалась в душе Иеронима, что казалось – он надорвался, будто нёс нестерпимую ношу. Всё валилось из рук. Он задумывался о путешествии за пределы Нидерландов. Вот только даст торжественный ритуальный обед для Лебединых Братьев. Алейт не отговаривала мужа.

   - Отправляйся, посмотри иные места и земли, если думаешь, что это поможет тебе и пойдёт на пользу.
Иероним с какой-то неуверенностью посмотрел на жену. Алейт знала о чём он думал.
   - Обо мне не беспокойся. Лебединые Братья, да и всё наше Братство Пресвятой Богоматери не оставят меня, а, напротив, всегда поддержат.

     Заверение Алейт не было пустыми словами. Братство Пресвятой Богоматери претило иногда Иерониму чрезмерной пышностью ритуалов, в особенности у Лебединых Братьев. Но Братство отличалось безупречностью и щепетильностью, если дело касалось поддержки Братьев и Сестёр.

   - Я не останусь одна, со мной будут Братья и Сёстры. А твоя душа не найдёт покоя, если не осуществишь то, что задумал. Отправляйся. Вот только дай обед Лебединым Братьям, как того требует обычай и отправляйся.

     Ритуальные торжественные обеды проводились Лебедиными Братьями три-четыре раза в год в доме каждого брата по очереди. Таким образом, каждый лебединый брат устраивал такой обед для Братства раз в несколько лет. Центральным событием обеда было ритуальное поедание лебедя. Очередное торжество для Братства выпало устраивать Иерониму.

     Как не недолюбливал Иероним вычурность обрядов Братства, пренебрегать обычаем он тоже не желал, да и считал себя не в праве. На обеде Иероним объявил о своём желании отправиться посмотреть иные земли.

   - И куда же лежит ваш путь, достопочтенный мастер Иероним, - полюбопытствовал бургомистр.
   - Я думал посетить Ахен, оттуда происходит наша семья, но сейчас всё больше склоняюсь к Италии: Милан или Венеция.

   - Красивая страна Италия – яркая, сочная, залитая солнцем. Мне посчастливилось побывать в славном городе Генуе. Вы сделали отличный выбор, Иероним ван Акен, решив посетить Италию, - поделился своими впечатлениями один из отцов города.
     В Италию Иероним отправился через Брюссель, посетив перед отбытием дона Диего де Гевару.