Rip current. Кольцо Саладина. 16

- Я тебя жду-у! – несётся из нашей комнаты жизнерадостное.
Это Татка встречает меня весёлым возгласом. В прихожую она не выходит, но красноречиво машет рукой из-за стола – у неё там ответственный момент в реферате, который она готовит для кого-то к понедельнику.
- Щас-щас, две минуточки, - тарахтит она, - и у нас будет интеллектуальный перекур! Включай чайник!
Я стряхиваю с шапочки снег – к нашему выходу из театра поднялась лёгкая метель, и Юра очень рвался меня проводить, но я пресекла лирические порывы, и мы расстались традиционно в метро.
По Татке видно, что она еле дождалась меня, глаза её сияют предвкушением.
- Парень влюблён по уши, видно невооружённым взглядом, - начинает она отчёт, едва мы садимся за ужин.
- Татулик, только не ври, - предупреждаю я, с аппетитом хрустя капустой. Пока я добиралась до дома, пирожное с чаем в театральном буфете превратилось в ничто.
- Я тебе клянусь! Это видно по всему!
- Например, по чему?
- Например, по тому, как он пошёл к тебе. Он, знаешь, так сначала качнулся, словно его ветром сбило…
- Ой, не выдумывай…
- Я тебя клянусь! Его как будто ветром понесло к тебе!..
- Каким ветром?! Ты ж его в лицо не знала!
- Так догадалась по твоим рассказам! Высокий, симпатичный. Он там один вообще такой был. И его прямо так понесло к тебе…
- Я гляжу, это тебя понесло, - хмыкаю я с сомнением.
- Ну, клянусь! Жесты, мимика...
- Ещё одна психологиня, - качаю я головой. - Мало мне Милки дома…
- Слушай, он так на тебя смотрел…
- С вожделением?
- С надеждой, с радостью, с любовью…
- Ах, даже с любовью…
- Слушай, какого чёрта ты тогда с ним пошла, раз тебе всё по фигу, - сердится Татка.
- А как я могла отказаться? Он такую вещь для меня сделал…
- Ну, он тоже хорош. Увидел девушку – и сразу в театр.
- А как надо? Сначала жениться?
- Узнать надо, свободна или нет.
- И как он узнает? Под окнами будет соперников караулить?
- Ну, спросит как-то… «У тебя кто-то есть?» - цитирует Татка, выразительно кося глазами.
- Мы вообще-то на «вы», - возражаю я. - Как ты себе представляешь этот диалог? «У вас кто-то есть?» – «Ой, что вы, что вы, у меня никого, кроме вас, я согласна на всё».
- Это да. Надо сначала переходить в другой статус, - соглашается Татка.
- Вот не мог он за одну встречу перейти в другой статус, он воспитанный. Возможно, поэтому и позвал в театр, чтобы перейти.
- Ну, перешёл?
- Нет.
Татка закидывает голову и хохочет.
- Прямо боюсь предположить, - давится она сквозь смех, - куда ему надо тебя позвать, чтобы перейти на «ты». В баню?
- Вот примерно туда он меня и позвал, – говорю я. – К себе в студию. Завтра.
- В студию?! Ничего себе! – Татка всплёскивает руками и сразу перестаёт хохотать. – Студия! Это  же самый разврат! И ты согласилась? Что за студия?
- Лаборатория для фотокорреспондентов. И типа клуба заодно. Они там собираются, работают, обсуждают. Фотографируют тоже что-то...
- Наверное, обнажённые модели, – многозначительно предполагает Татка.
- Вот завтра узнаю. Завтра воскресенье, там днём никого не будет, и он мне обещал экскурсию. Встречаемся в двенадцать.
- Ка-ак романтично… Там, наверное, темно, интим… я завидую.
- Вот, можешь ещё позавидовать.
Я достала из сумочки сложенный «Московский комсомолец», и показала Татке фотографию заснеженного леса вокруг лыжной трассы. Внизу стояло: Фото Ю. Шведова.
- Ах, он ещё и знаменит… - закатила глаза Татка. – У-у, страсти накаляются. А звонить-то завтра будем? Я сегодня звонила без тебя. И опять по нулям.
- Значит, завтра утром позвоним. А вечером, раз уж я тут осталась, поеду смотреть дом.
- Тот самый, в Трубниковском? Где Белка жила? Ого! С ним поедешь?
- Вот ещё! Одна.
- Не одна, я с тобой! Как раз реферат закончу – и поскачем!
- Отлично, - сказала я.
- А фотографию-то ценную покажи. Я ж не видела.
- Да я сама толком не видела в этой суете… Сейчас покажу. Убираемся!
Мы быстро убрали со стола, я достала плотный чёрный пакет, выложила фото. Татка включила настольную лампу, и мы с ней приникли голова к голове над столом.
В такие моменты лучше Татки помощника нет. Пеппи Длинный Чулок исчезает, зато появляется, сосредоточенный, почти жёсткий профессионал. У неё даже взгляд меняется – становится узким, целенаправленным, словно луч.
Парой жестов она разложила фото так, чтобы удобнее было схватить главное.
- Это музейные работники? - быстро спросила она.
- Не только. Ещё представители горисполкома и райвоенкомата. Дату видишь – август 1941г.? Уже шли работы по эвакуации ценностей и спасения их от гитлеровцев.
- А почему так мало подписей? Здесь десять человек, а фамилий пять.
- Это все, кого вспомнили.
- Так… Четверо военных… Вот эти двое сидят – рядовые красноармейцы, как я понимаю. А эти двое – из командного состава.
- Фото принадлежало как раз кому-то из них, так Юра сказал. Прислали родственники того, кто на фото. Поэтому так мало узнанных.
- Не вижу связи, - заметила Татка.
- Военные не были сотрудниками музея, - пояснила я. – Могли не знать, кого как зовут.
- Ясно… - медленно проговорила Татка.
- Смотри. В центре директор, – я показала карандашом, - и вот его фамилия и инициалы. Рядом с ним женщина в панамке - Галина Борисовна, Юрина бабушка, она работала тогда в аппарате инструктором. На обороте написано: «Галя Скороходова» – видишь? Дальше идёт фамилия – Кашко, без имени. Она неизвестно кому принадлежит. Дальше написано «я» - это значит, хозяин фотографии.
- Фамилия? – Татка уже вытащила чистые листы и выписывала на них участников.
- Фамилия его Таранов, но его уже нет в живых. Фото уже после его смерти.
- Ясно. И четверо совсем неопознанных объектов… Что ты думаешь сама?
- Я думаю, один из солдат – Вася. Тот, кто охранял музей.
- А кому из четверых принадлежит фото?
- Не знаю. И Юра не знает. Знает бабушка, но её решили не тревожить, она была в тяжёлом состоянии, Юра, пока там был, так и не узнал. Знает только, что прислал кто-то из тех, кто в военной форме.
- Ну, это логично, - говорит Татка. - Директор не мог этого сделать, он так и жил в этом городе и фамилия у него другая. Женщины, которых здесь четверо… Ну, разве что они уехали, вышли замуж за Таранова…
- Нет, Юра рассказывал, что фото это обсуждалось, когда его получили, и бабушка точно назвала того, кто здесь был Серёжей. И это явно не солдатики.
- Почему?
- Потому что никто из них не написал бы «Галя». Это всё-таки, человек из райкома, начальство для них.
- Резонно, - припечатала Татка. – Значит, хозяин фото - кто-то из командиров. Только это нам ничего не даёт. Один умер, второй неизвестно где. Одна ниточка – эта бабушка... Ладно. Что нам даёт эта фотография? Что ты хотела узнать?
За что я обожаю Татку – это за то, что любые мои дела и проблемы становятся её делами и проблемами, она сразу говорит «мы».
- Я хочу знать, была ли на самом деле Белка.
- Кто у нас точно знал о Белке из этой компании? - Татка нахмурилась. - Директор, Вера и Вася. Ну и бабушка Юры: раз она на фото, значит, была в курсе. Директора уже нет, а Вася и Вера – такие же мифические персонажи, как и сама Белка. Значит, остаётся одна бабушка.
Я молча кивнула.
- А это, думаешь, Белка, да? Ну-ка…
Она взяла увеличенное фото и долго разглядывала.
- Да, это, конечно, косы, - наконец, сказала она. - Одна на груди, вторая за спину закинута. Но опознать, её, конечно, ты не можешь, это может сделать только твой князь. Его надо найти хотя бы только для этого…
Татка взяла новый лист и перенесла на него с фотографии условные фигуры, пронумеровала и подписала.
- Значит, вот эта пара девушек справа – предположительно Вера и Белка. А вот эти две женщины слева? Это ж явно должны быть музейные работники.Хранители, экскурсоводы, может, просто уборщица.
Я опять кивнула.
- Значит опять всё тянется к бабушке. Предположим, она их опознает. Надо будет их разыскивать. Живы ли они? - Татка задумалась. - Можно послать официальный запрос в музей с приложением фотографии. Я оформлю. Это вообще нужно оформить, как исторический документ и дать ход делу. Тогда всё пройдёт официально.
- Думаешь, получится? - обрадовалась я. - Вот было бы здорово!
- Конечно. Я эту всю кухню знаю, надо только согласовать. - Татка перебрала фотографии. - А тот твой Юра с головой – грамотно сделал копии. Короче, возьмём всё это и в понедельник - к Андрею Ильичу.
- И я?
- Конечно. Это твоя идея и твоя тема. Будешь её разрабатывать официально. Надо, чтобы кафедра дала добро. Но я думаю, препятствий не будет. Наоборот. Военная тема. Этот год юбилейный, 50 лет с начала войны. А здесь как раз сорок первый… И это твоё направление.
- Но я же не успею к маю!
- Ничего сколько успеем. За два месяца ты вполне может написать что-то.
Пока я обдумываю неожиданные перспективы, Татка закончила все наброски и снова взялась за разглядывание
- А типичная такая предвоенная одежда – сарафан поверх кофточки... И вот эти панамки того времени на женщинах. Беретка беленькая…
- Вязаная, - сказала я машинально.
- Вязаная беретка? Почему так думаешь?
- Вязаная крючком вручную, - сказала я уверенно. – Хлопчато-бумажные нитки.
- Видела, что ли, такие?
Я не только видела, я мерила. Перед зеркалом. Точнее, не перед зеркалом, а перед витриной в музее… Резиночка была растянута, и прихвачена нитками, чтобы обузить ободок…
- Это должна быть Вера, - сказала я.
- Почему ты так думаешь?
- У неё была такая беретка.
- Это князь твой тебе рассказал? Жаль, не видно всю одежду, тут солдатик как раз присел, загородил половину… Обувь не видно… То есть, ты всё-таки, думаешь, что это – Вера?
- У Веры тапочки беленькие с голубой каёмочкой, - сказала я.
- Почему ты так решила? А, тебе такие приснились?
Я кивнула. А что я могла сказать? Приснились, привиделись. Откуда-то я всё это знала.
Или мне только казалось, что знала…
Может быть, и казалось.
Но солнце светило нам в лица и отражалось от нагретой стены. Но ветер с моря трепал платья и волосы, и все мы щурились от солнца, глядя в объектив, и было всем тревожно и, было тяжело и горько. И только деловитость и уверенность спасали от страха и паники, и ещё что-то стойкое и упорное внутри - строгое и сосредоточенное суровое знание – как надо сейчас поступать. Как надо сейчас жить. Как думать. Во что верить.
И не было колебаний. И не было выбора. Только вот так можно было. Только так…

продолжение следует