А он очень тебя любил...

А    ОН     ОЧЕНЬ    ТЕБЯ     ЛЮБИЛ….


Ты не помнишь его глаз,
Ты не помнишь его рук,
А он очень тебя любил,
Но ушел почему – то вдруг…
(Из песни Стаса Михайлова.)


         Из густого дыма  тлеющих лесин догорающего смешанного леса, на островок с  сочной зелёной травкой, окружённый неглубоким оврагом, не тронутый  прошедшим рядом огнём,  выбрался    медведь с подпаленной от пожара шерстью. В зубах он  вынес  на островок бездыханный комочек, похожий на  маленького медвежонка.  Медведь бережно облизывал, похоже, своего ребёночка,  носом  осторожно  пытался перевернуть его на другой бок. Внимательно заглядывая в закрытые глаза малыша, взрослый медведь желал увидеть там жизнь.  Он никак не хотел  видеть сейчас  своего ребёнка неподвижным, а желал лицезреть  его детские неуклюжие прыжки, суетливость, озорное рычание. Но как не старался родитель оживить медвежонка – ничего у него не получалось. Детёныш  никак не мог прийти в сознание, потерявшее его ещё там, в дыму догорающего леса. Медведь в сильном потрясении, наклонившись над своим родным существом, громко зарыдал…
      
 Автомобиль  спокойно  двигался по  просёлочной дороге, оставляя позади себя клубы поднятой пыли.  Было  заметно, что вокруг по холмам стелилась плотная дымка, из-за которой очертания леса теряли ясность и четкость.  Из автоприемника довольно громко звучала песня. Вдруг слова её  своим содержанием как будто вдавили  Андрея, сидевшего за рулём, в сиденье и  пронзили всё его существо… «А он очень тебя любил, но ушел почему-то вдруг…». Эти слова из песни   после месячного вакуума в голове из-за серьёзной ссоры с отцом  только сейчас вернули  парня  на землю, и  до него дошел смысл слов…   Андрея обуял страх. Этот страх был понятен  ему, и откуда он взялся, Андрей тоже знал. И вот он его сковал так, что пришлось остановить автомобиль. Потом его руки, расположенные на руле, затрясло мелкой дрожью. Его губы самопроизвольно  еле-еле шевелились, словно хотели  что-то сказать. А им было что сказать… «Что же он делает?  Что они такого сделали и продолжают делать? Как же так получилось, что два человека, родных человека стали чужими? Что же они сказали друг другу такого, что эти сказанные слова чуть не переросли в драку? Один из них замахнулся и чуть не сломал об голову  отца  выдернутые периллы из лестницы, а второй, вроде, как защищаясь, схватил в руки  черенок с лопатой и тоже бросился на сына… А ведь отец его маленького нянчил на руках, кормил из бутылки молоком, когда он стал по старше – активно участвовал в жизни Андрея, в школьные годы  первому в классе купил дорогую игровую приставку, а потом компьютер, редко у кого тогда имевшийся, подталкивал его заниматься боксом, настраивал на учебу в техникуме, который он все же закончил и получил профессию строителя. Ведь не просто же отец участвовал в жизни сына, а ведь он всё-таки его, наверное, любил»… Слова песни продолжали звучать в голове Андрея. И этому вторило: как  же  так получилось-то, что отец и сын насмерть разругались?..
        Сначала  Андрей работал с парнями в бригаде – строили под ключ дома. Потом Андрей подключил к этому делу своего отца и они, отделившись от ребят, стали  вместе   хорошо зарабатывать  на отделке домов. Заказы брали попроще, соответственно  и стоили они дешевле, но деньги все равно на жизнь были. Отец работал фельдшером на «скорой», а в свободное время  помогал сыну по строительству. Пришло время женитьбы сына, потом рождения внука, а они всё (хоть и пришло время кризиса) худо – бедно, но продолжали работать. И вот настало время раздора. Жена Андрея Оксана работала кассиром - продавцом в супермаркете, и поэтому, считая себя большим профессионалом в денежных делах, она стала вмешиваться в дела сына с отцом. Ей все больше казалось, что её муж работает больше отца, а получают они поровну. Андрей, вроде бы, не показывал своего недовольства отцом, но стал менее разговорчивым в общении  и понемногу отчуждался от отца, а один раз устроил «разборки» с отцом, которые закончились громкой словесной перепалкой. Оксана не унималась, и враждебность сына к отцу усиливалась. Подливали масло в огонь и знакомые Оксаны: они поддерживали её словами  в «денежной несправедливости»  отца по отношению к Андрею.
        Хоть Андрей и понимал,  что  жена  ведет себя не очень честно –  ведь отец помогал ему и безвозмездно, и когда нужно было, то давал деньги, заработанные на дежурствах  «по  скорой», но почему-то принял сторону жены.  Отец  Андрея участвовал вместе с матерью в жизни семьи сына,  они, как могли, помогали им с Оксаной и внуку, но все равно неясная злость  жены  на родителей Андрея обострялась. Это как же так получается, рассуждали молодые: Андрей  работает на двух работах («таксовал» ещё в свободное время на собственном автомобиле), жена его работает, родители те и другие помогают, а, на первый взгляд, живут  молодые хуже чем их близкие и успешные  знакомые. И виновными  в этом всё больше становились  родители Андрея, больше, конечно, его отец. В этом своего мужа постоянно убеждала  Оксана, которую ничего не коробило в этом вопросе  – здесь у неё всё было яснее ясного. «Да ладно, бог с ней…–  чуть заметно продолжали  шевелиться губы Андрея. – И всё же, как же это так получилось, что родные люди чуть не подрались?».
        Песня закончилась, и Андрей  вернулся в окружающую его реальность. У него чуть-чуть не навернулись слезы от воспоминаний и последующих выводов, которые вдруг стали такими ясными и  понятными: он осознал сейчас, что по отношению к отцу он был  несправедлив. Вокруг был  смог от лесных пожаров, которые охватывали кольцом весь район, куда и ехал он по вызову в добровольную  пожарную дружину, на борьбу с этой стихией. Но прояснение в сознании и вдруг возникший  душевный порыв заставили Андрея  до упора вывернуть руль в  сторону и, резко тронувшись с места, по проселочной ухабистой дороге рвануть в сторону районного посёлка,  где работал на «скорой» отец. Он  оказался на  вызове, тоже на пожаре, но в другой стороне. А так хотелось Андрею сейчас обнять его, сказать ему добрые хорошие слова и завершить это «все» - ненужное никому. Это случится, если отец захочет  и простит Андрея, поверит, что он делает это искренне…
       Андрей снова развернулся на своем автомобиле в противоположную сторону и пустился на повышенной скорости наверстывать упущенное время. Пожарная дружина – куда он спешил, наверняка, уже борется с подступающим к поселку огнем. После трехнедельной засухи вся область вступила в схватку с быстро возникающими очагами огня, частыми возникновениями которых заинтересовалась  и прокуратура. И вот количество пожаров переросло в качество: полыхала  огромная площадь леса  и огонь угрожал теперь   поселку, где находилась крупная лесопилка. Слова песни ещё нет-нет да прокручивались в голове Андрея, и на душе было легче только от одного лишь желания помириться с отцом, а Андрей уже  встречал пожар вместе с ребятами,  переодетыми в спецодежду, с касками на голове, в противодымных масках, и вообще, вооруженными всеми подручными средствами для борьбы с огнём. Этот огненный пал рвался к поселку  и пытался перекинуться  через последнее выстроенное  заграждение. Он вместе с ребятами загребал лопатой землю на быстро возникающие очажки возгорания, затем вместе со старшим прокладывал заградительную полосу для локализации пожара. Пришлось сильно физически попотеть, и так уж как-то  незаметно получилось, что  огонь обошел вокруг Андрея, и незаметно для себя и других он оказался окруженным огнем. Он остался теперь один на один с ним. Упорно пробиваясь  к ребятам, которых ему было теперь не видно из-за огня и дыма, и из - за шума работающей техники не слышно их голосов, он в какой-то момент  вдруг потерял ориентацию на местности и ошибочно бросился в противоположную  от ребят  сторону.  Шумел горящий лес, грохотал где-то рядом вертолет, а огонь загнал Андрея на маленький островок редкого леса, окруженного небольшим оврагом. Дым с этого островка как-то выдувался, дышалось на нём легко и он, сдернув маску, решил  немного отдышаться и позвонить о помощи своему другу Василию, недавно бывшему рядом с ним, но, достав телефон, он непроизвольно выругался – телефон не показывал ни одной риски зарядки. И он ещё не успел  подумать –  как выкручиваться из создавшегося положения, как за спиной его раздался странный звук и что-то тяжелое грубо  толкнуло его вперёд и обожгло, словно огнем, его поясницу так,  что он резко  упал на землю. Теряя сознание, он так  и не понял – что с ним случилось…
       
  Они с сыном всё это время раздора не встречались, ни разу не обмолвились словом  и по сотовым телефонам, в которых пока ещё не были стерты номера друг друга. Когда Егор вернулся на станцию, то ему никто не сказал, что к нему приезжал Андрей, а  сообщили, что все бригады медиков были направлены в поселок рядом с лесопилкой на пожар, где были уже пострадавшие от огня, куда и ему следовало прибыть. А уж что в горящем лесу потерялся его сын, Егор Кузьмич узнал уже по пути на лесопилку  из звонка друга Андрея – Василия.
    – Как потерялся? Да ты что!? А вы где были? Рядом? А как  тогда он от вас отбился? Ждёте пожарных на помощь. Василий, я сейчас приеду, – всё тише и тише говорил в телефон Егор, теряя с каждой секундой надежду на благоприятный исход.  У отца сперва сжало сердце, а потом болезненно запульсировало в висках, и сам он как- то сжался весь, но не потерял над собой контроля. По прибытии на место пожара, коротко переговорив с ребятами, которые показали ему на месте, где и как исчез Андрей, Егор, одевшись в спецкостюм, взял, что первым попалось ему под руку, в том числе сунул в рюкзак и ракетницу с запасным патроном, и направился к месту исчезновения сына. Так и  не поддавшись на уговоры  товарищей Андрея – не ходить на поиски сына одному, а дождаться спешащих на помощь пожарных, отец ринулся по горячему еще пепелищу, между  дымящихся вокруг обгоревших деревьев. Сейчас не было у него мыслей об обиде на сына за те слова и поступки, что ему было неприятно  тогда слышать и видеть, а он думал только о том, – что с сыном случилась беда, и заставлял себя  верить, что Андрей живой и ждет его помощи… 
 
 …После скорбных рычаний, медведь, страдая от бессилия, что не может возвратить к жизни своего дитя, с блеском бешенства в глазах,  увидел  буквально в нескольких десятках метрах от себя, – как из клубов дыма на остров вывалилась  двуногая фигура человека, которая в  глазах зверя ассоциировалась сейчас  с образом, приносящим зло им, четвероногим, образ человека,  который часто выпускал из длинной палки  всплески огня и грома, от которых потом  истекали кровью и умирали его  братья и сестры; а сейчас эта самая  фигура могла принести более суровое несчастье  ребенку медведя. И он, медведь, защищая своё чадо, возбужденный ещё и громким треском   горевшего вокруг леса, в одно мгновение достиг  объекта его ненависти и со спины напал на человека…
    
 … Лежа на боку, приходя в сознание,  но – не открывая глаз, Андрей чувствовал, как его горячую болезненную спину лижет чей-то прохладный шершавый язык. Превозмогая  боль, чуть приоткрыв глаза, он,  увидев перед  собой морду медведя, внутри себя ахнул. Через щелки своих ресниц он отметил, что медведь двинулся  от него в сторону, и Андрей незаметно повернул свою тяжелую голову в след зверю. Он также отметил, что там, в кустах медведь с кем-то общается с помощью  своих гортанных восклицаний, а своим носом что-то подкидывает на земле. Затем он разглядел, что этот комочек есть никто иной, как медвежонок, а это, взрослое существо, так дико ласкающее своё дитя, похоже является матерью.   Через некоторое время медведица вернулась назад и, не  трогая самого  Андрея, начала опять  облизывать его рану на спине. И тут,  туго натянутая струна боли в его теле лопнула, и он снова потерял сознание…
      
 Подчиняясь отцовскому чувству, или так уж повезло, но  Егор интуитивно вышел на тот же незадымлённый спасительный островок, где лежал без сознания Андрей. Мало того, он сразу увидел тело человека в противопожарном костюме, и не думая об опасности, подбежал к нему. В траве на боку лежал его Андрей. Он был без маски, и отец сразу узнал его, но, не успев обрадоваться находке,   Егор вдруг увидел, что прямо на него из кустов несется туша медведя. Не ожидая от себя такой быстрой  реакции, он молниеносно скинул с плеча рюкзак, быстро вытащил за ручку из  незашнурованного горла ракетницу и хладнокровно выстрелил в совсем близко подбежавшего медведя…  Раздался визг и рёв одновременно, и тот бросился в сторону. Огненный заряд прошёл под шерстью одного из боков зверя. Медведь, подвывая от боли, явно сильно испуганный,  отбежал к своему месту в кустах и затих, и чего дальше от него было ждать - Егор не знал, так как не знал развития событий до него. Он быстро перезарядил ракетницу и держал её, направленную в сторону медведя в одной руке, а другой рукой пробовал прикоснуться к голове Андрея. От  отцовских пальцев Андрей очнулся:
  – Ты как здесь очутился, – тихо, но четко спросил Андрей. – Берегись, здесь, это, медведица в кустах сидит, со своим  детёнышем, это она меня полосонула  по спине.– Егор, не сводя  глаз с очертаний раненой медведицы в кустах, мельком бросал взгляды на сына, и из под лоскутов одежды, увидав на сыне грубую рваную рану, достал из рюкзака шприц с обезболивающим  и бинты. Так и ничего не ответив сыну,  да и не зная пока, что отвечать  и от растерянности  не зная, чем заняться в первую очередь – то ли перевязкой раны, то ли разговорами, всё же  сделал обезболивающий укол и попытался на рваную рану с кусками одежды, пропитанной кровью,  наложить повязку.
–  Я, похоже, по твоим следам шёл, как опытный охотник, – наложив повязку и отойдя от стресса, сказал  Егор то, что первым пришло на ум.
      Андрей застонал, заворочалась и медведица в кустах. Егор тоже насторожился, но продолжал говорить:
– Чё, она тебя не задавила-то?
–  Не знаю, она прибегала, облизывала меня и убегала опять в логово к своему медвежонку, – то ли живому, то ли нет, не понятно.  Как  будто от этого комочка она там  сил набиралась.
 – Я её ранил вскользь, другая бы разорвала нас уже. – Тут медведица, словно, слыша их разговор, зарычала, заворочалась в своем логове, но не покидала своего пристанища.
  – Чё будем делать-то, Андрей? –  задав этот вопрос сыну, Егор вдруг осёкся и прикусил свою губу; он  отметил про себя, что давно  вот так вслух не произносил имя сына и не обращался к нему с вопросами. Возникшее неудобство быстро само исчезло и он продолжал. – Как-то надо выбираться нам отсюда. – К Егору вернулась способность здраво рассуждать и он начал продумывать  разные варианты. Что  выносить раненого надо – отец сразу понял,  и  решил позвонить по телефону и договориться о помощи, но,  пошарив по своим карманам, Егор, ошарашенный тем, что случилось,  негромко воскликнул:
– Гадство какое-то получается, телефон где-то выпал из кармана. А где твой, Андрей?
 – Мой разряжен, – спокойно сказал Андрей и как ни в чём не бывало начал своё, наболевшее:
– Ты, отец, сильно не обижайся на меня, на дурака. Я все понял, только вот извиниться у меня сил не хватает.
        Отец молчал. Несмотря на  серьёзное положение, в каком они находились с сыном, в душе его колыхала  волна обиды, которую пока он всё ещё не мог в себе успокоить.  Сын вроде бы и извинился сейчас, но отец его еще  так и не простил и, чтобы заглушить в себе это нехорошее чувство, стал выговариваться перед Андреем. Отец и сын находятся в опасности, им надо думать – как спасаться, а они завели долгожданный разговор, вроде бы не уместный, но который давно уже должен был бы состояться.
   – Ты, чё-же думаешь, что вот так вот просто можно замахнуться  периллой на отца, который в жизни столько хорошего тебе сделал. Последние  двадцать лет я только и жил для тебя, чтобы ты всё имел и ни чем не отличался от своих друзей и знакомых. Я же всё видел. Да, многое   не получалось, но мы  так сильно хотели с матерью, чтобы у вас в семье было  все хорошо. Как же так можно было нас, Андрей, обвинить  в злостном умысле. Мы и жене твоей… да, вообще, никому не желаем ничего плохого… Обидно только нам…   
– Отец, прости…
       Тут Егор почувствовал, что внутри его эта противная волна совсем успокоилась, но бдительности не терял – продолжал твердо держать в руке ракетницу, направленную в сторону залегшего в кустах медведя. Мысли о спасении не шли на ум, шел поток объяснений с сыном…
– Ладно, нам с матерью  жить-то осталось всего ничего, нужно   уже дни считать, а мы с тобой не желаем видеть друг друга, общаться. Глупость какая-то. Ты, всё, что мне говорил тогда – и вправду так до сих пор думаешь?
 – Ты чё, отец, – нет, конечно,–  натужно улыбнулся  Андрей, – если  Оксана не подливала бы масла в огонь, я бы давно одумался.
– Я, тебе верю, Андрей. Мне уже больше  ничего в этой жизни не надо, лишь бы у вас всё было хорошо. Да ещё  выбраться бы нам с тобой из этой истории,– вернулся на землю Егор.- Ракетница одна осталась, выпускать в небо ее нельзя из-за зверя, – он мотнул головой в сторону кустов,– да и стрелять в задымленность бесполезно – никто не заметит нашего сигнала. Можно попытаться по обратной дороге пробираться, но я тебя не вынесу на себе, а волоком    по углям не протащу – сгоришь. А идти – ты едва ли сможешь – рана тяжёлая.
        Они, держась друг за друга, попробовали встать, но каждое движение Андрея,  даже с введёнными обезболивающими, вызывали у него адскую боль:  поясница и одна из ягодиц были располосованы и, как будто, горели огнём. Они сами понимали,  что даже с помощью отца сын передвигаться не сможет.
– Надо идти за помощью, – сказал отец, глядя в глаза сына. – Ты как? справишься  с ней,– он опять
мотнул головой в сторону медведицы, –  она ведь тебя спасала как своего ребенка, думаю теперь
 не тронет,– говорил Егор.–  Хотя нет, я тебя одного не оставлю, будем ждать помощь.– Отец так
быстро менял свои решения, потому что очень хотел сделать только самое хорошее своему сыну.
 ¬¬– Отец, спасатели не знают  направления, где нас искать, ветер смениться и мы здесь задохнемся от дыма, надо как- то самим выбираться. Как мы поняли,  тащить ты меня не сможешь, значит – всё - таки тебе надо одному идти за помощью…  я дождусь вас, огонь сюда не доберется, он  ушел далеко от  нас.
– Ладно,– принял Егор  решение, – я тебе ракетницу оставляю для защиты. Я быстро, я ориентиры  помню  на дороге.– Он прикоснулся своей щекой к щеке сына, по которой от нежности  дорожкой пробежала слеза.
– Отец, не обижайся на меня,– Андрей попытался пожать отцу руку, но отец как бы, не замечая желание сына на продолжение разговора о примирении, сказал. – Направь  ракетницу в сторону притихшей медведицы и держи её крепко, не вздумай уснуть. Если заметишь приближение её к себе – стреляй, не жалей её.
– Как же я смогу выстрелить – ведь она мою рану как у родного зализывала, если бы хотела, то давно бы меня забила до смерти.
– Андрей, она была тогда не ранена, а теперь она опасна.
– Хорошо, отец, я всё понял – сделаю так, как ты сказал.
– Ну, давай, сынок, – отец  положил свою руку на  голову  Андрея, высоко лежащую на рюкзаке,– не скучай, я быстро вернусь, ты ещё внучку обещал мне родить. А давно пора бы …
– Пора, родим ещё, вот выбраться ещё бы отсюда, – в глазах сына заметалась тревога, а в голосе предательски задрожали нотки страха. Отец, все это приметив, резко встал, развернулся рывком,  и, надевая на ходу противодымную  маску, направился в ту сторону, откуда  недавно вышел на этот спасительный островок, который дымовая завеса обходила стороной, где он нашел раненого сына, и где теперь  тот  остается один на один с раненым зверем. Егор медленно исчезал в молочном пространстве дыма…
      
   Как только он исчез из виду, так сразу под ногами Андрея заиграла такая же мелодия Стаса Михайлова, что была поставлена вместо звонка и на телефоне  раненого (они  с отцом иногда  напевали песни этого исполнителя и композитора, и несколько раз рассуждали  они над смыслом этой песни: кому она была посвящена? Кому?.. Это им она была посвящена – отцу и сыну, верующим в любовь!..). Андрей сперва достал из  бокового кармана окровавленной  куртки от костюма  свой давно разряженный телефон, а затем нашарил рукой под своей ногой надрывающийся  мелодией другой телефон. «А он  очень  тебя любил…» – доносились из отцовского телефона слова Стаса Михайлова, телефона, который был обронен отцом здесь уже, на острове, во время обороны от  нападения медведицы и перевязки раны Андрея, а не по пути по тлеющему лесу. Андрей резко бросил свой взгляд в ту сторону,  в какую ушел отец, и непроизвольно выкрикнул:
– Отец!
      Медведица ответно зарычала в своем логове.
      Телефон вызывающе названивал, а из стены дыма так никто и не выходил…
–––   –––– ––––

  Андрей ответил на этот  мелодичный звонок телефона. Его спасли с помощью вертолёта, зависшего  над раненым, а  отец пропал без вести…   
«Он тебе подарил жизнь,
                Ты плыви по течению рек,
                Только помни: тебя он любил,
                И молись за него век».
                (Из песни Стаса Михайлова)