Леди Молли из Скотланд-Ярда. 12 - Эмма Орци

Эмма Орци

                ЛЕДИ МОЛЛИ ИЗ СКОТЛАНД-ЯРДА.


12. ФИНАЛ

1
Лишь один-два человека помнили, что когда-то леди Молли Робертсон-Кирк была помолвлена с капитаном Хьюбертом де Мазарином, нынче заключённым № 97, приговорённым к пожизненному заключению за убийство мистера Стедмана, адвоката из Карлайла, в Элкхорнском лесу в апреле 1904 года (58). И почти никто не знал о тайном браке, заключённом в тот незабываемый день, когда все, присутствовавшие в церкви (за исключением самого жениха) полностью осознавали, что доказательства вины – роковые и неопровержимые – в избытке направлены против человека, которому леди Молли поклялась принадлежать «в горе и в радости». Острый ум и безошибочная интуиция миледи ясно осознавали: ничто, кроме чуда, не могло спасти человека, которого она любила, от позорного осуждения и, возможно, от виселицы.
Муж моей дорогой леди, которого она любила со всей силой своей романтической и страстной натуры, был предан суду и осуждён за убийство. Приговорённый к повешению, он был помилован, а смертная казнь заменена пожизненными каторжными работами.
Вопрос об имуществе сэра Джереми вызвал трудности, поскольку его последнее завещание не было подписано, а согласно первому, датированному 1902 годом, всё, чем он безоговорочно обладал, отходило его любимому внуку Хьюберту.
После длительного юридического спора, в который нет смысла углубляться, стороны договорились и ратифицировали своё соглашение в суде – огромным богатством покойного джентльмена следует распоряжаться так, как если бы он умер, не оставив завещания. Поэтому половина состояния досталась внуку, капитану Хьюберту де Мазарину, а другая половина – сыну, Филиппу Бэддоку. Последний купил замок Эпплдор и ныне проживал там, в то время как его племянник стал обитателем № 97 в тюрьме Дартмур.
Капитан Хьюберт, отбыв два года заключения, совершил дерзкий и успешный побег, вызвавший в своё время целую бурю в обществе и прессе. Ему удалось добраться до Эпплдора, где его и нашёл мистер Филипп Бэддок. Он предоставил де Мазарину еду и кров и подготовил всё необходимое для безопасной перевозки своего несчастного племянника в Ливерпуль, а оттуда – в Южную Америку, где он оказался бы в безопасности.
Вы помните, как эта похвальная попытка потерпела крах из-за леди Молли, которая лично связалась с полицией и снова передала осуждённого № 97 в руки властей.
Конечно, общественное мнение ополчилось против моей дорогой леди, громко негодуя. Чувство долга, безусловно, достойное качество, но никто не мог забыть, что когда-то капитан Хьюберт де Мазарин и леди Молли Робертсон-Кирк были помолвлены, и её поступок казался чудовищной безжалостностью по отношению к мужчине, которого она некогда любила.
Понимаете, как ничтожные людишки оценили мотивы моей дорогой леди? Некоторые даже осмелились утверждать, будто она думала о браке с капитаном Хьюбертом де Мазарином только потому, что тогда он, как считалось, был единственным наследником сэра Джереми. А теперь, как шипели сплетники, она точно так же готова выйти за мистера Филиппа Бэддока, который остался счастливым обладателем половины состояния умершего джентльмена.
Конечно, поведение леди Молли в то время способствовало подобным домыслам. Обнаружив, что даже начальник стал заметно холоднее относиться к ней, она закрыла нашу квартиру в Мэйда Вейл и поселилась в маленьком доме, который сохранила за собой в Кирке. Из окон этого домика открывался великолепный вид на величественный замок Эпплдор, приютившийся среди деревьев на склоне холма.
Конечно, я осталась с ней, а мистер Филипп Бэддок часто наносил нам визиты. Не оставалось никаких сомнений в том, что он был от неё без ума, и что она достаточно одобрительно принимала знаки его внимания. Общество графства, можно сказать, отвергло её. Помолвка с капитаном де Мазарином была хорошо известна, а предательство – так его называли – леди Молли по отношению к нему жестоко осудили.
Живя в деревне почти в полной изоляции, миледи, казалось, целиком погрузилась в мысли о том, как разгадать тайну смерти мистера Стедмана. Капитан де Мазарин заявил в свою защиту, что адвокат, немного пройдя по Элкхорнскому лесу, испугался, что ходьба по неровной тропе окажется для него слишком тяжела, и почти сразу же повернул назад, чтобы вернуться на автомобильную дорогу. Но шофёр Джордж Тейлор, возившийся с разбитой машиной в двухстах ярдах выше по дороге, так и не увидел мистера Стедмана, а капитан де Мазарин прибыл к воротам замка Эпплдор в одиночестве. Здесь его и встретил мистер Филипп Бэддок, сообщивший, что сэр Джереми испустил последний вздох час назад (59).
Никто в замке не вспомнил, что в руке у появившегося капитана Хьюберта была трость. Наоборот, имелось несколько свидетелей, которые поклялись, что трость была у него в руке на станции Эпплдор, когда он встретился с миледи. Трость нашли рядом с телом адвоката; и у мистера Стедмана, когда он встретился со своей ужасной смертью, лежал в кармане черновик завещания, лишавшего наследства капитана де Мазарина.
Леди Молли пришлось столкнуться с ужасной загадкой. Ей надлежало решить, верить ли в то, что мужчина, которого она любила и за которого вышла замуж, зная о неоспоримых доказательствах его вины, на самом деле невиновен.

2
Утро мы провели за покупками в Карлайле, а днём обратились к мистеру Фьюлингу из адвокатской конторы «Фьюлинг, Стедман и компания». Леди Молли решила договориться о покупке дополнительного земельного участка, примыкавшего к маленькому садику в Кирке.
Мистер Фьюлинг был вежлив, но подчёркнуто холоден по отношению к женщине, имевшей «связи с полицией», особенно когда по завершении сделки она вознамерилась ненадолго задержаться в офисе занятого адвоката и побеседовать об убийстве мистера Стедмана.
– С тех пор прошло пять лет, – отрезал мистер Фьюлинг в ответ на замечание леди Молли. – Я предпочитаю не будить неприятные воспоминания.
– Вы, конечно, уверены, что капитан де Мазарин виновен? – невозмутимо возразила моя дорогая леди.
– Судя по обстоятельствам… – ответил адвокат, – и… и потом, я едва знал несчастного молодого человека. Семейными делами ведала фирма «Траскотт и Траскотт».
– Да. Странно, что, когда сэр Джереми хотел составить завещание, он послал за вами, а не за теми, к кому всегда обращался, – несколько удивилась леди Молли.
– Сэр Джереми послал не за мной, – жёстко ответил мистер Фьюлинг, – а за моим младшим партнёром, мистером Стедманом.
– Возможно, мистер Стедман был его личным другом.
– Ничего подобного. Отнюдь. Мистер Стедман появился в Карлайле совсем недавно и ни разу не видел сэра Джереми до того дня, когда тот послал за ним. После короткой беседы мистер Стедман подготовил завещание, которое и стало, увы, основной причиной смерти моего несчастного младшего партнёра.
– Нельзя составить завещание после краткой беседы, мистер Фьюлинг, – вежливо заметила леди Молли.
– Но мистер Стедман это сделал, – коротко ответил мистер Фьюлинг. – Хотя разум сэра Джереми оставался столь же чистым, как кристалл, но сам он был очень слаб, и беседу пришлось проводить в тёмной комнате. Вот тогда младший партнёр и видел сэра Джереми – единственный и последний раз. Двадцать четыре часа спустя оба были мертвы.
– А! – прокомментировала моя дорогая леди с внезапным равнодушием. – Ясно! Не смею вас задерживать, мистер Фьюлинг. Всего хорошего.
Несколько мгновений спустя, расставшись с достойным старым адвокатом, мы снова вышли на улицу.
– Тёмная комната – мой первый луч света, – улыбнулась леди Молли при этом парадоксальном замечании.
Когда мы вечером пришли домой, у ворот сада нас встретил мистер Фелкин, друг и агент мистера Филиппа Бэддока, проживавший вместе с ним в замке Эпплдор.
Мистер Фелкин был любопытной личностью: неразговорчивый, но достаточно образованный. Он был сыном деревенского священника, до смерти своего отца учился на врача. Из-за нехватки средств он не мог продолжать учёбу и остался полностью обездоленным. Пришлось ему зарабатывать себе на жизнь, заняв менее престижную должность санитара. Он повстречался с мистером Филиппом Бэддоком несколько лет назад на континенте, и их знакомство постепенно переросло в более тесные взаимоотношения. Когда покойному сэру Джереми потребовалась сиделка, мистер Филипп Бэддок послал за своим другом и устроил его в замке Эпплдор.
Здесь мистер Фелкин и остался жить даже после смерти старого джентльмена. Его номинально называли агентом мистера Бэддока, но на самом деле он почти не работал. Он очень любил охотиться и водить машину, чуть ли не всё время проводя за этими занятиями, и его карманы вечно были полны денег.
Но в округе его считали медведем с дурным характером, и единственной, кому удалось заставить его улыбнуться, стала леди Молли, всегда проявлявшая необъяснимую симпатию к неотёсанному существу. Даже сейчас, когда он протянул ей грязную руку и пробормотал неуклюжие извинения за своё вторжение, она тепло приветствовала его и настояла, чтобы он зашёл в дом.
Но только мы собрались свернуть на тропку, ведущую к дому, как машина мистера Бэддока со свистом повернула из-за угла дороги из деревни. Он остановил автомобиль у наших ворот и через мгновение присоединился к нам.
 Застывший мрачный взгляд мистера Бэддока беспокойно бродил от лица моей дорогой леди к лицу его друга. Маленькая ручка леди Молли по-прежнему лежала на рукаве мистера Фелкина; миледи вела его к дому и не убрала руку, даже когда на сцене появился мистер Бэддок.
– Бёртон только что звонил по поводу этих счетов, Фелкин, – резко бросил мистер Филипп, – он ждёт в замке. Тебе лучше взять машину, а я попозже вернусь домой пешком.
– О! Какое разочарование! – воскликнула леди Молли, недовольно надув губки. – А я-то как раз собиралась побеседовать с мистером Фелкином в домашней обстановке –о лошадях, о собаках… Разве вы не можете сами уладить дело с этим утомительным Бёртоном, мистер Бэддок? – бесхитростно добавила она.
Мистер Бэддок, конечно, не выругался вслух, но, по-моему, был очень близок к этому.
– Бёртон может подождать, – отрезал мистер Фелкин.
– Нет, не может, – процедил Филипп Бэддок, на чьём хмуром лице ясно виднелась неконтролируемая ревность. – Бери машину, Фелкин, и не задерживайся.
На мгновение казалось, что Фелкин откажется подчиниться. Мужчины стояли, уставившись друг на друга, будто меряясь силой воли и мощью страсти. В их взорах безошибочно угадывались ненависть и ревность. Филипп Бэддок выглядел вызывающе, а Фелкин – молчаливым и угрюмым.
Рядом с ними стояла моя дорогая леди, чьи чудесные глаза буквально светились триумфом. То, что эти двое мужчин любили её, каждый по-своему, бурно и несдержанно, я – её друг и доверенное лицо – прекрасно знала. Я часто ломала голову над женскими уловками, которыми она пробивала броню угрюмого недотёпы Фелкина. Ей потребовалось почти два года, чтобы целиком приручить его. Она играла с ним, то даря счастье своими улыбками, то заставляя сходить с ума от её кокетства, а любовь к ней Филиппа Бэддока становилась всё сильнее из-за неуклонно возраставшей ревности.
Да, я часто считала её игру жестокой. Она была одной из тех женщин, которым немногие мужчины могли противостоять; если она действительно желала кого-то завоевать, то неизменно преуспевала, и её победа над Фелкином казалась мне столь же бесцельной, сколь и недоброй. В конце концов, миледи была законной женой капитана де Мазарина, и разжигание ненависти между друзьями ради любви, на которую она не могла ответить, казалось мне недостойным её. Я содрогалась от смертельной ненависти, читавшейся на лицах соперников, и вдруг моего слуха неприятно коснулся воркующий смешок леди Молли.
– Не обращайте внимания, мистер Фелкин, – одарила она его лучистым взглядом. – Поскольку на вас лежат тяжёлые обязанности управляющего, вам придётся исполнить свой долг. Но, – добавила она, бросая странный вызывающий взгляд на мистера Бэддока, – я буду дома сегодня вечером; приходите и побеседуем.
Она протянула ему руку, и он с неуклюжей галантностью поднёс её к губам. Я думала, что Филипп Бэддок отвесит своему другу пощёчину. Вены на его висках вспухли тёмными шнурами, а такой злобы в чьих-либо глазах мне ещё не приходилось видеть.
Как ни странно, в тот момент, когда мистер Фелкин удалился, моя дорогая леди, похоже, решила успокоить бурные страсти, умышленно вызванные ею. Она пригласила его войти в дом, и примерно через десять минут я услышал её пение. Когда попозже я вошла в будуар, чтобы присоединиться к ним за чаем, она сидела на музыкальном табурете, а мистер Бэддок наполовину склонился над ней, наполовину опустился на колени у её ног; её руки сжимали колени, а его пальцы покоились на её руках.
Он не пытался отпрянуть, когда увидел, что я вошла в комнату. Более того, на его лице читался триумф обладания, и он позволил себе некие знаки внимания, на которые мог осмелиться только признанный возлюбленный.
Он ушёл вскоре после чая, и она провожала его до двери. Миледи протянула ему руку для поцелуя, и я, незаметно стоявшая в отдалении, подумала, что он заключит её в объятия – такой уступчивой и ласковой она казалась. Но какой-то взгляд или жест миледи, должно быть, остановили его, потому что он повернулся и быстро пошёл по дороге.
Леди Молли застыла в дверях, глядя на закат. Я, ощущая собственную глупость, в очередной раз задумалась, в чём же смысл этой жестокой игры.

3
Через полчаса она позвонила мне, попросила принести шляпу, сказала, чтобы я надела свою, и мы отправились на прогулку.
Как это часто случалось, миледи отправилась в Элхорнский лес, который, несмотря на болезненные воспоминания – или, возможно, из-за них – оставался её излюбленным местом.
Как правило, лес – особенно та его часть, где был убит несчастный адвокат – пустовал после захода солнца. Жители деревни заявляли, что призрак мистера Стедмана не упокоился, и что сквозь деревья отчётливо слышен крик убиваемого человека, которому сзади наносят жестокий удар.
Излишне говорить, что эти суеверные фантазии никогда не беспокоили леди Молли. Ей нравилось блуждать там, где было совершено таинственное преступление, которое привело человека, страстно любимого ею, к позору, что хуже смерти. Казалось, что она хотела вырвать секрет злодеяния у безмолвной земли, у лиственного подлеска, у скрывающихся обитателей полян.
Солнце скрылось за холмами; лес был тёмен и тих. Мы дошли до поляны, на которой плоская гранитная плита, установленная мистером Филипом Бэддоком, обозначала место, где был убит мистер Стедман.
Мы уселись на неё передохнуть. Моя дорогая леди хранила молчание. Я не осмеливалась её беспокоить, и какое-то время только нежное шуршание листьев, взволнованных вечерним ветерком, нарушало мирную тишину, царившую на поляне.
И вдруг мы услышали голоса, приглушённые и тихие. Мы не могли разобрать слов, как ни напрягали слух, поэтому леди Молли встала и осторожно двинулась среди деревьев в направлении, откуда доносился разговор. Я следовала за ней чуть ли не вплотную.
Мы прошли всего несколько шагов, когда узнали голоса и услышали сказанные слова. Я застыла, вне себя от страха, а моя дорогая леди прошептала: «Тсс!».
Никогда за всю свою жизнь я не слышала столько ненависти, столько мстительного зла в человеческом голосе, а несколько произнесённых слов ощущались, как удар по уху:
– Ты откажешься от неё или...
Это говорил мистер Фелкин. Я узнала характерную хрипотцу, но во мраке не могла различить ни одного из мужчин.
– Или что? – спросил другой голос, дрожавший то ли от ярости, то ли от страха – а возможно, и от того, и от другого.
– Ты откажешься от неё, – угрюмо повторил Фелкин. – Говорю тебе, что для меня невозможно – понимаешь, нет? – для меня невозможно уйти в сторону и видеть её твоей или чьей бы то ни было женой. Но этого не случится, – добавил он после небольшой паузы. – Сейчас я говорю с тобой. Она не будет твоей… не будет… я не позволю, даже если мне придётся…
Он снова замолчал. Я не могу описать необычайное влияние на меня этого грубого голоса, исходившего из тьмы. Я схватила леди Молли за руку. Она была холоднее льда, а сама миледи застыла, как гранитная плита, на которой мы сидели.
– Ты так угрожающе булькаешь, что, того и гляди, взорвёшься, – насмешливо вставил Филипп Бэддок. – И что же это за «крайние меры», к которым ты прибегнешь, если я не откажусь от женщины, которую люблю всем сердцем, и которая оказала мне сегодня честь, приняв моё предложение?
– Это ложь! – воскликнул Фелкин.
– Что – ложь? – спокойно спросил Бэддок.
– Она не дала тебе согласия – и ты это знаешь. Ты пытаешься отдалить меня от неё – дерзко присваиваешь себе права, которыми не обладаешь. Откажись от неё, говорю тебе, откажись. Так будет лучше для тебя. Она выслушает меня, и я добьюсь победы. А вот тебе следует уйти в сторону. Прислушайся к отчаявшемуся человеку, Бэддок. Для тебя же будет лучше отказаться от неё.
Некоторое время в лесу царила тишина, и затем мы снова услышали голос Филиппа Бэддока – спокойный, почти безразличный, как мне показалось.
– Ты уходишь? – спросил он. – Ты не придёшь на ужин?
– Нет, – ответил Фелкин, – я не хочу ужинать, и у меня назначена встреча.
– Мне бы хотелось, чтобы мы расстались по-дружески, Фелкин, – продолжил Филипп Бэддок примирительным тоном. – Знаешь, лично я полагаю, что ни одна женщина на земле не стоит того, чтобы из-за неё возникла серьёзная ссора между двумя старыми друзьями – такими, как мы.
– Я рад, что ты так думаешь, – последовал сухой ответ. – Пока.
Треск веток на покрытой мхом земле дал нам знать, что мужчины разошлись в разные стороны.
С бесконечной осторожностью, крепко держа мою руку в своей, моя дорогая леди прокралась по узкой тропинке к выходу из леса.
Оказавшись на дороге, мы торопливо пошли вперёд и вскоре достигли садовых ворот. Леди Молли не обронила ни слова, и никто не знал лучше меня, как уважительно  следует относиться к её молчанию.
Во время обеда она болтала о всякой ерунде и ни разу не упомянула мужчин, которых вообще-то преднамеренно натравила друг на друга. Однако то, что её спокойствие было лишь личиной, я поняла из того факта, что она вздрагивала от любого звука на гравийной дорожке близ нашего дома. Она, конечно, ожидала визита мистера Фелкина.
И он пришёл в восемь часов. Очевидно, последний час он провёл, бродя по лесу. Волосы растрепались, одежда была в беспорядке. Моя дорогая леди встретила его очень холодно, и когда он попытался поцеловать ей руку, она резко отдёрнула её.
Наша гостиная была двойной, разделённой портьерными шторами. Леди Молли прошла в дальнюю комнату, мистер Фелкин последовал за ней. Затем миледи задёрнула шторы, оставив меня стоять за ними. Я поняла: она хотела, чтобы я оставалась снаружи и слышала беседу, поскольку было вполне ясно, что Фелкин, чрезмерно взволнованный, попросту не заметит моего присутствия.
Я чуть ли не пожалела беднягу, потому что мне – подслушивающей – сразу стало очевидно: моя дорогая леди запретила ему приходить вечером только для того, чтобы причинить ему дополнительные мучения. Около года она играла с ним, как кошка с мышью, время от времени подбадривая сладкими словами и улыбками, а порой – отталкивая холодом без тени кокетства. Но сегодня холодность ощущалась даже на расстоянии, голос приобрёл язвительность, а отношение граничило с открытым презрением.
Я пропустила начало их разговора, потому что шторы были плотными, а я не хотела подходить слишком близко, но вскоре голос мистера Фелкина стал громче. Он говорил сурово и бескомпромиссно.
– Значит, я достаточно хорош для лёгкого флирта, – угрюмо цедил он, – но не для брака, так? Владелец замка Эпплдор, миллионер, мистер Бэддок – более подходящая партия для вас…
– Безусловно, более подходящая, – хладнокровно отозвалась леди Молли.
– Он сказал мне, что вы официально приняли его предложение, – мистер Фелкин явно с трудом сдерживал себя. – Это правда?
– Частично, – ответила она.
– Но вы не выйдете за него замуж!
Восклицание, казалось, вырвалось прямо из сердца, переполненного страстью, любовью, ненавистью и местью. В голосе звучала та же интонация, что и час назад в темноте Элхорнского леса.
– Ну почему же, – чуть ли не прошептала моя дорогая леди.
– Вы не выйдете за него замуж! – грубо повторил Фелкин.
– Кто мне помешает? – негромко и саркастически рассмеялась леди Молли.
– Я.
– Вы? – презрительно переспросила она.
– Я сказал ему час назад, что он должен отказаться от вас. И говорю вам сейчас, что вы не будете женой Филиппа Бэддока.
– О! – вот и всё, что миледи произнесла. И я чуть ли не воочию увидела высокомерное пожатие плечами и пренебрежительный взгляд её выразительных глаз.
Без сомнения, его сводили с ума подобные равнодушие и безразличие, когда он уже был полностью уверен, что завоевал её. Я верю, что бедняга искренне влюбился. Леди Молли всегда была прекрасна, но особенно – сегодня вечером, когда она, очевидно, решила окончательно отделаться от мистера Фелкина.
– Если вы выйдете замуж за Филиппа Бэддока, – с трудом вымолвил он голосом, дрожавшим от неконтролируемой страсти, – то через шесть месяцев после свадьбы станете вдовой, поскольку ваш муж окажется на виселице.
– Вы сумасшедший! – спокойно ответила она.
– Вполне возможно, – согласился он. – Я предупредил его сегодня вечером, и он, кажется, склонен прислушаться к моему предупреждению, но не останется в стороне, если вы позовёте его. Поэтому, если вы любите его, прислушайтесь к моему предостережению. Пусть я не смогу заполучить вас, но клянусь, что и Филипп Бэддок – тоже. Вначале его повесят, – зловеще добавил он.
– И вы полагаете, что сможете заставить меня повиноваться вашим приказам подобными жалкими угрозами? – рассмеялась миледи.
– Жалкими угрозами? Спросите Филиппа Бэддока, насколько жалки мои угрозы. Он прекрасно знает, что в моей комнате в замке Эпплдор, в полной безопасности от воровских  пальцев лежат доказательства того, что именно он убил Александра Стедмана в Элкхорнском лесу. Ха! Я не собирался помогать ему в осуществлении его гнусных замыслов, пока он не отдал себя в мои руки. Ему пришлось принять мои условия, поскольку без меня у него ничего бы не вышло. Я хотел не так уж много, и он хорошо ко мне относился и достойно платил. Теперь мы стали соперниками, и я уничтожу его, прежде чем позволю ему восторжествовать надо мной.
Знаете, как всё случилось на самом деле? Сэр Джереми никогда не лишил бы наследства своего внука; он упорно отказывался составить завещание в пользу Филиппа Бэддока. Но когда он оказался при смерти, мы послали за Александром Стедманом – новичком, который ни разу не видел сэра Джереми раньше – и я выдал себя за старого джентльмена! Да, я! – повторил он с хриплым хохотом. – Я был сэром Джереми в течение получаса, и думаю, что сыграл свою роль великолепно. Я продиктовал условия нового завещания. Молодой Стедман даже не заподозрил мошенничество. Видите ли, мы умышленно затемнили комнату для представления, а мистер Стедман был специально выбран Бэддоком и мной, как никогда не встречавшийся с настоящим сэром Джереми.
После беседы Бэддок послал телеграмму капитану де Мазарину; всё это было частью нашего плана. Мы знали, что сэр Джереми протянет не более нескольких часов. Поэтому снова послали за Стедманом, и я лично разбросал несколько дюжин острых гвоздей среди камней на дороге. Автомобиль должен был сломаться, что вынудило бы адвоката вернуться в замок лесной тропой. Появление капитана де Мазарина на сцене в тот момент оказалось совершенно нежелательным и чуть не расстроило все наши планы: если бы мистер Стедман тем вечером остался бы с капитаном вместо того, чтобы повернуть назад, он, вероятно, был бы жив и поныне, а мы с Бэддоком коротали бы время в тюрьме за попытку мошенничества. В любом случае мы не могли отступить.
Что ж! Дальнейшее вам известно. Мистер Стедман был убит. Бэддок прикончил его, а затем побежал прямо к дому – успел как раз вовремя, чтобы поприветствовать капитана де Мазарина, который, очевидно, не очень торопился. Я подумал, что его трость пригодится в качестве дополнительной меры предосторожности, чтобы отвести подозрения от нас. Капитан де Мазарин оставил трость в холле замка. Я порезал себе руку, запятнал трость кровью, затем отполировал и вычистил её, но не слишком тщательно, и позже, ночью, бросил её неподалёку от тела убитого. Остроумно, согласны? Я нищий, но сообразительный, видите ли. Я гораздо умнее Бэддока, он не мог обходиться без меня. А так как я был необходим ему, то заставил его написать и подписать письмо с просьбой помочь соорудить поддельное завещание, а затем убить адвоката, у которого оно будет. И я спрятал этот драгоценный документ в крыле замка Эпплдор, в котором я живу; точное место известно только мне. Бэддок часто пытался найти его, но всё, что ему известно – документы находятся именно в этом крыле дома. Там и его письмо, и черновик завещания, вынутый из кармана мистера Стедмана, и короткая дубинка, которой он был убит – она по-прежнему запачкана кровью – и тряпки, которыми я чистил трость. Я клянусь, что никогда не воспользуюсь этими уликами против Филиппа Бэддока, пока он не вынудит меня к этому, а если вы попытаетесь воспользоваться тем, что только что узнали, я поклянусь под присягой, что солгал. Никто не сможет найти эти доказательства. Но в тот день, когда вы выйдете замуж за Бэддока, я передам их в руки полиции.
В комнате была тишина. Я слышала лишь стук собственного сердца, невероятно испуганного и потрясённого той кошмарной историей, которую Фелкин только что изложил моей дорогой леди.
Подлость замысла была настолько ужасной и в то же время коварной, что казалось, будто человеческий мозг не в силах породить подобное. Мысли путались; я лихорадочно думала, не придётся ли леди Молли совершить двоемужие, прежде чем она сможет вырвать из рук злодея доказательства, которые избавят её собственного мужа от мучений.
Я не слышала, ответила ли она что-либо, и никогда не узнаю, что он сказал ей, потому что моё внимание отвлёк звук шагов, бегущих по гравию, а затем – громкий стук в парадную дверь. Инстинктивно я ринулась отворять. За дверью, тяжело дыша, стоял без шапки наш старый садовник.
– Замок Эпплдор, мисс, – с трудом выдохнул он, – он в огне. Я думал, вам надо знать.
И не успела я ответить, как услышала за спиной громкое ругательство, и Фелкин стремительно выбежал из гостиной в зал.
– Есть ли здесь велосипед, который можно взять? – крикнул он садовнику.
– Да, сэр, – ответил старик. – У моего сына. Вот в этом сарае, сэр, слева от вас.
Быстрее ветра Фелкин бросился к сараю, вытащил велосипед, сел на него, покатился по дороге и вскоре скрылся из виду – не прошло и двух минут.

4
Мы с моей дорогой леди прибыли на место происшествия через четверть часа. Одно крыло величественного особняка пылало. Мы приехали на велосипедах вскоре после мистера Фелкина.
В тот самый момент, когда нашему взору предстало роковое зрелище, мы услыхали громкий крик ужаса, издаваемый десятками людей, стоявших неподалёку и глазевших на полыхавший огонь, пока местная пожарная команда, которой помогали люди мистера Бэддока, работали с гидрантами. Мы тоже не смогли удержаться от крика, когда увидели, как мужчина карабкался со скоростью обезьяны вверх по длинной лестнице, прислонённой к окну второго этажа пылавшей части здания. Багровое сияние осветило большую всклокоченную голову Фелкина, на мгновение очертив крючковатый нос и взлохмаченную бороду. В течение нескольких секунд он застыл на верхней ступеньке, как чёрное пятно на фоне яркого пламени, а затем исчез за оконным проёмом.
– Это безумие! – громко послышалось из толпы, и, прежде чем кто-то осознал, откуда донёсся этот голос, все увидели, как по этой неустойчивой лестнице взбирается мистер Филипп Бэддок. Добрая дюжина пар рук схватила его как раз вовремя, чтобы предупредить опасный подъём. Он изо всех сил старался освободиться, но пожарные были полны решимости и вскоре сумели вернуть его твёрдую землю, в то время как двое из них, в шлемах и хорошо экипированные, заняли его место на лестнице.
Поднимавшийся первым едва достиг нижнего яруса, когда в окне второго этажа снова возникла фигура Фелкина. Он шатался, как пьяный или теряющий сознание, косматые волосы и борода развевались из-за сильнейшего сквозняка, вызванного пламенем. Одновременно Фелкин вздымал руки над головой, и те, кто стоял внизу, в страхе наблюдали за этой предсмертной одержимостью. В одной руке он держал нечто, похожее на большой длинный пакет.
Он сделал шаг вперёд, очевидно, набираясь сил, чтобы подняться на довольно высокий подоконник. Пожарные с беличьей ловкостью карабкались вверх, ободряюще крича, и из сотни возбуждённых глоток вырвался вопль:
– Они идут! Они идут! Держись, Фелкин!
Несчастный человек шагнул ещё раз. Теперь в ослепительном сиянии, окружавшем Фелкина, ясно виднелось его лицо, искажённое страхом и сильнейшим страданием.
Он издал хриплый крик, который мне не забыть до самой смерти, и сверхчеловеческими усилиями швырнул из окна свёрток, который держал в руках.
И в тот же момент раздалось зловещее шипение, за которым последовал громкий грохот. Пол под ногами злополучного Фелкина, должно быть, провалился, и бедняга внезапно исчез в море пламени.
Пакет, который он швырнул, ударил по голове пожарного, поднимавшегося первым. Он потерял хватку и, упав, потянув за собой своего неудачливого товарища. Прочие пожарные бросились к ним на помощь. Не знаю, насколько серьёзно они пострадали, и не могу вам сказать, что происходило среди зевак, в команде пожарных или близ горящего здания. Едва Фелкин во второй раз появился в проёме горящего окна, леди Молли схватила меня за руку и потащила вперёд через толпу.
Жизнь её мужа висела на волоске, так же, как жизнь презренного негодяя, принявшего мучительную смерть для спасения тех доказательств, которые – как было доказано впоследствии – Филипп Бэддок пытался уничтожить столь радикальными средствами.
Столпотворение вокруг лестницы, падение пожарных вниз, провалившийся пол и ужасное исчезновение Фелкина вызвали среди присутствовавших такую сумятицу, что свёрток, брошенный невезучим злодеем, некоторое время просто лежал на земле. Но Филипп Бэддок достиг того места, где он упал, через тридцать секунд после леди Молли. Она уже подняла пакет, когда он резко сказал:
– Отдайте мне его. Он мой. Фелкин рисковал своей жизнью, чтобы спасти его для меня.
Но рядом стоял инспектор Этти, и, прежде чем Филипп Бэддок понял, как намерена поступить леди Молли, она быстро обернулась и передала свёрток ему.
– Вы знаете меня, Этти, не так ли? – быстро спросила она.
– О да, миледи! – ответил он.
– Тогда позаботьтесь об этом пакете. В нём содержатся доказательства одного из самых подлых преступлений, когда-либо совершённых в этой стране.
Никакие другие слова не могли бы вызвать у Этти столько энтузиазма и осмотрительности.
Теперь Филипп Бэддок мог протестовать, бушевать, кричать во всю мочь или пытаться кого-либо подкупить, но доказательства его вины и невиновности капитана де Мазарина находились в полной безопасности в руках полиции и вскоре должны были увидеть белый свет.
Впрочем, Бэддок не кричал и не умолял. Когда леди Молли снова обернулась к нему, он исчез.

* * *

Остальное вам известно. В конце концов, это случилось совсем недавно. На следующее утро Филиппа Бэддока нашли с пулей в голове. Он лежал на гранитной плите, которую собственноручно, с циничным лицемерием, установил в память о мистере Стедмане, убитым его же рукой.
Несчастный Фелкин не солгал, когда говорил, что доказательства вины Бэддока убедительны и неоспоримы.
Капитан де Мазарин получил милостивое прощение Его Величества после пяти лет мучений, которые перенёс с героической стойкостью.
Я не присутствовала, когда леди Молли вновь соединилась с человеком, который так горячо поклонялся и доверял ей, и чьей любви, невиновности и защите она оставалась столь возвышенно преданной на протяжении нескольких лет.
Она отказалась от «связи с полицией». Причина этого кроется в том, что леди Молли наконец-то обрела подлинное счастье, над которым я – навечно преданная ей Мэри Гранард – с вашего позволения опущу занавес.



КОНЕЦ
58. В главе «Завещание сэра Джереми» вначале упоминается пожизненное заключение, затем – замена смертного приговора двадцатью годами тюрьмы, а здесь – вновь пожизненное. Это не самодеятельность переводчика.
59. В предыдущей главе – полчаса назад.