Судьба маленького человека

Ипполит Сергеевич, учитель биологии, получал такую мизерную зарплату, что даже банкомат краснел и давился, когда тот пытался оплатить коммунальные услуги.  В старомодном костюме, чеховской бородкой и очками, напоминающими пенсне,  он создавал ощущение всегда находящейся неподалёку от него съёмочной площадки с "Дядей Ваней". Одним словом, человек из другого теста и другого времени.
   Жизнь Ипполита текла беспросветно тошно, журча хроническим безденежьем и редкими романтическими всплесками, которые женщины расценивали  как диковинные квесты с кринолиновым платьем и примеркой образа тургеневской девушки. Отголоски этих свиданий испарялись быстро, не нанося никому душевных травм и ущерба репутации министерства  образования.

  Казалось, вся судьба Ипполит Сергеича была решена с момента зачатия, когда капризная яйцеклетка отбивалась от миллионов поклонников кислым выражением лица с pH в районе четырёх. Пройдя огонь, воду и фаллопиевые трубы, будущие овечкины, цукерберги и абрамовичи получали разворот её резким: "Следующий". Она, быть может, и сделала выбор, но из глубины цитоплазмы  звучал голос Лабковского: "Ты достойна лучшего!". Поэтому - следующий, следующий, следующий... Но эта музыка не может быть вечной. Зачастую, между "Следующий" и "Здесь кто-нибудь есть?" - всего одна песня. И когда в маточном пространстве зазвенела тишина, где-то вдалеке, еле виляя хвостиком, плёлся одинокий будущий Ипполит Сергеевич.

Это может показаться странным, но своё имя он получил в пять лет, когда отец, редкостный диванный этимолог, глядя на флегматичного сына, изрёк: "Ну какой он, нахер, Алексей, с греческого "защитник"??? " и переписал свидетельство о рождении на Ипполит. Как собирательный образ Лукашина, Новосельцева и других придурковатых ботаников.

Так и шёл по жизни Ипполит Сергеевич: с чужим именем и в чуждом ему времени. Каждый год страна плела ему кокон из прочных  нитей ничего невиденья, ничего неслышанья и ничего от него независенья. Со временем - широко шагать и размахивать руками  становилось сложнее. Дышать свободно и глубоко - лишним. Убежище в коконе, как подстилка  для алиби. Узреть несуществующее оправдание мерзости - главная черта русской интеллигенции. Совесть у неё, как кот Шрёдингера - никто не может сказать, жива она или нет. Титр антител к свободомыслию генетически высок с момента вакцинации тридцать седьмого года.

Ипполит Сергеевич избегал дискуссий, политики и непрофильных посиделок. Да так обложился профессией, что стал невидимкой для своих соседей, коллег и просто прохожих с улицы. Люди шли сквозь него по своим делам и целям, должностям и премиям, а его легкое, напоминающее о себе интеллигентное покашливание, не спасало даже учительскую от превращения её в женскую примерочную и от обсуждения достоинств нового учителя физкультуры и недостатков старого трудовика.

Незаметность существования устраивала Ипполита Сергеевича как нельзя кстати: ни конфликтов, ни претензий, ни придуманной кем-то ответственности.
Даже сейчас, когда он шёл по центральной улице, где третий день шло противостояние демонстрантов и полиции, на него никто не обращал внимания.

" БотАны супротив таракАнов", - глядя себе под ноги, недовольно  буркнул Ипполит Сергеевич и уже хотел проскользнуть к себе во двор, как вдруг услышал недовольный гул огромной толпы и пронзающие  улицу и мозги истошные девичьи крики. Ипполит Сергеевич остановился и повернул голову. Несколько человек в чёрном, слегка  согнувшись от удовольствия,  лупасили дубинками что-то лежащее в центре своего круга, откуда и раздавались уже затихающие женские крики. Толпа протестующих стояла в метрах пятнадцати, кричала: "Позор" и снимала происходящее на телефоны.

" Ну... так же... нельзя...", - подумал Ипполит Сергеевич,  обращаясь то ли к толпе, то ли к избивающим жертву, то ли к  чуждому ему человечеству. И он пошёл к ним. Пошёл, поправляя очки. Гладиаторы, идя на смерть, поднимали над собой оружие и что-то кричали, самураи, чтобы избежать  страха в бою, проживали смерть заранее, а Ипполит Сергеевич шёл, поправляя очки. Просто поправляя очки. Когда он приблизился к людям в черном, его вдруг заметили. Причём все. Толпа вдруг затихла, «космонавты» перестали бить и с любопытством подошли к нему.

«Ты хто, дядя?», - процедил один из блюстителей и неожиданно ударил учителя в челюсть. Ипполит Сергеевич упал. Перед глазами поплыли небо, облака, лица. Удары дубинками и берцами начали сыпаться со всех сторон. Сначала было очень больно, потом тело быстро обмякло и он уже ничего почти не чувствовал, кроме удара сапогом в левое подреберье, от которого в животе стало тепло, а в теле спокойно. Сознание появлялось вспышками, задавая один и тот же вопрос: «Ты кто, дядя, ты кто?»
- Я? ... Алексей, - успел ответить где-то в глубине себя Ипполит Сергеевич.  Получив ответ, сознание успокоилось и уже не возвращалось.