Человек внезапно смертен

(Смертность в русской армии и ее причины)
Часть 1-я

«Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!»
Эту цитату Воланда из бессмертного произведения Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» знает, наверное, каждый.
Думаю, Вы догадались, что она приведена здесь не случайно, ибо разговор в данном случае пойдет о смерти…
Буквально накануне моего призыва, 24 февраля 1987 года, в Советской Армии произошло резонансное событие, потрясшее с ног до головы весь Советский Союз (и меня лично в том числе).
Это ужасное преступление еще долго будоражило умы, как мирных граждан страны, так и военных. Хотя прямо по горячим следам в прессе были размещены лишь милицейские ориентировки, направленные на поимку «вооруженного и очень опасного преступника». Тем не менее, «слухами земля полнилась» и вскоре мы уже делились с друзьями весьма неприятными подробностями будущей службы. Лишь спустя год, 29 июня 1988 года, «Комсомольская правда» напечатала статью «Случай в спецвагоне», с подробным описанием всего случившегося.
Тогда, в 1987-м году, 18-летний литовский парнишка, Артурас Сакалаускас, сын токаря и сотрудницы статистического управления, служивший в ленинградской части внутренних войск, расстрелял начальника караула прапорщика Пилипенко, а также сержанта, пятерых рядовых и проводника спецвагона почтово-багажного поезда №934 (Новосибирск – Ленинград). Он конвоировал зэков в Свердловск и обратно. Сакалаускас был призван весной 1986 года из Вильнюса, т.е. по армейским понятиям считался «салагой» (т.е. прослуживший чуть более полугода).
Совершив расправу, военнослужащий сбежал, захватив оружие, и несколько дней бродил по Ленинграду, прячась на чердаках и в подвалах. Чем питался и что пил – неизвестно?
Всем было понятно, что сделал он это не просто так, а в результате беспрерывных издевательств и унижения собственного достоинства. Если быть точнее, то его несколько раз насиловали сослуживцы и окунали головой в унитаз.
Самое поразительное, что эти издевательства видели зэки и сами были в шоке от того, что происходило на их глазах. По их словам, даже в тюрьме не творилось такое, что им довелось увидеть в спецвагоне. Таким образом, наша армия конца 80-х годов по уровню беззакония, тирании и диктата заметно превысила даже места заключения!
Армия, как один из самых закрытых институтов общества, в те времена всячески сопротивлялась любой огласке. Генералы старались по возможности «замять дело», сделать так, чтобы оно не покидало пределов гарнизона (в крайнем случае, военного округа).
Статистика широким народным массам еще была недоступна, но по данным Александра Рогожкина, поставившего в 1990 году фильм «Караул» (как раз по этой кровавой истории), расстрелы караулов происходили тогда в армии в среднем один-два раза в месяц!
Такие смерти молодых солдат в Советской Армии, которая в наших глазах была «надежным оплотом мира и безопасности нашей Родины», а защита социалистического Отечества являлась делом всего народа, стали тогда глубочайшим потрясением для многих (в том числе и для меня лично). Оказалось, что наши жизни и в мирной (а не боевой обстановке) находятся «под дулом автомата» и порой самый нелепый случай может их оборвать.
И это была наша армия, в которую мне предстояло идти на целых два года?

«…ОН ИНОГДА ВНЕЗАПНО СМЕРТЕН…»

ДА, НО НЕ ТАК ЖЕ!

Увы, истина, которую все прекрасно знают, но не особо хотят в это верить (и тем более, признавать): С каждым делают то, что он позволяет с собой делать!
У бедного литовского парня на лице было написано, что его можно «чморить», чем тут же воспользовались ущербные недочеловеки. Стремясь доказать свое превосходство и отыграться за месяцы своих собственных унижений, они сознательно шли на преступление и за это в итоге поплатились.
Призывы нацменов в Советской Армии всегда были небольшими. И это не удивительно, ведь по численности населения и прибалты, и молдаване, и грузины значительно уступали и русским, и украинцам и среднеазитатам. Попав в часть, такой нацмен (тем более, один-одинешенек) тут же становился объектом охоты со стороны «дедов». И горе ему, если за него некому было заступиться!
Ну, да ладно. Этот случай я привел лишь для того, чтобы показать, что умереть в армии можно не только (и даже не столько) на поле боя.
Поэтому, речь ниже пойдет не о преступлениях в армии, а о смертности вообще. И о ее причинах.


****

Первые исследования о смертности в русской армии относятся к 1863 году – тогда в «Военном сборнике» появилась статья «Статистические исследования о смертности в нашей армии».
Автором ее был Лука Иванович Ильяшевич (1832 – 1901), тогда штабс-капитан Генерального Штаба. О нем стоит сказать несколько слов.
Уроженец Таращанского уезда Киевской губернии, Ильяшевич (правильнее – Илляшевич) был сыном титулярного советника, уездного стряпчего. Двенадцатилетним был определен в Нижегородский графа Аракчеева кадетский корпус на казенный счет, который закончил в 1850 году. Затем служил в Дворянском полку, а после окончания Константиновского артиллерийского училища, в 1852 году произведен в офицеры и начал службу прапорщиком в 9-м артиллерийском парке. По окончании Крымской войны получил направление в Николаевскую Военную академию, где учился на одном курсе с будущими генералами М.Т. фон-Мевесом, Л.Л. Лобко, В.Г. Золотаревым, Н.Н. Мосоловым, С.М. Духовским, М.Л. Духониным.
В течении 10-ти лет после выпуска состоял при Генеральном Штабе, а затем был командиром 8-го гренадерского Малороссийского полка, с которым участвовал в русско-турецкой войне, затем – начальником штаба XIII армейского корпуса.
29 июля 1878 года Ильяшевичу был присвоен чин генерал-майора, после чего 18 апреля 1880 год он назначается военным губернатором Забайкальской области и Наказным атаманом Забайкальского казачьего войска.
Спустя всего два года после назначения, 16 сентября 1882 года, в Чите в губернатора был произведен выстрел. Стреляла дворянка, молодая женщина. Звали ее – Мария Игнатьевна Кутитонская, 27-ми лет, уроженка Одессы. Она еще в конце 70-х годов была судима Одесским военно-окружным судом и приговорена к каторжным работам на заводах сроком на 15 лет (потом, правда, срок убавили до 4-х лет).
Каторгу Кутитонская отбывала на Каре, куда прибыла 15 января 1880 года. Согласно предписанию военного губернатора Забайкальской области обращена на поселение 23 июля 1882 года и водворена в г. Акша. Стреляла в Ильяшевича за насилия, произведенные последним над ссыльными в Сибири.
Вот так: казалось бы, боевой генерал, прошедший «огонь и воду» (т.е. две серьезные военные кампании), мог быть в мирное время сражен пулей какой-то политкаторжанки!
В книге революционера-народника, террориста, анархиста и писателя С.М. Степняка-Кравчинского «Россия под властью царей» есть такие строки:
«… Среди поселенцев была одна молодая девушка, Мария Кутитонская. Вскоре после «бунта 11 мая» она была освобождена из тюрьмы и водворена в одном городе той же губернии. Это означало, что она могла свободно ходить по городу, но не имела права отлучаться. Геройская девушка решила сама отомстить за надругательства тюремщиков над ни в чем не повинными, беспомощными узниками. Она достала маленький револьвер и тайно отправилась в Читу, где находился губернатор генерал Ильяшевич. По дороге ее арестовали как беглянку и повезли в Читу, куда она и стремилась. Прибыв в город, она попросила допустить ее к генералу, говоря, что хочет лично объяснить ему, почему покинула Акшу. Ничтоже сумняшеся жандармы повезли ее прямо в губернаторский дворец. Когда генерал вышел из своего кабинета, Мария вытащила револьвер и со словами: «Вот вам за 11 мая!» – выстрелила в него в упор». Губернатор Ильяшевич был тяжело ранен в живот…».
Что же послужило причиной для этой расправы?
Как оказалось, еще 1 мая из политической тюрьмы Нижняя Кара бежали 8 человек. Извещенный по телеграфу о случившемся, министр внутренних дел рассвирепел. Губернатор Ильяшевич был в смятении: только десять дней назад он обследовал тюрьму вместе с членом Сената М.Н. Галкиным-Врасским (бывшим первым начальником Главного тюремного управления) и сообщил в Петербург, что там все в полном порядке.
«Дрожа за свои должности и спасая репутацию, – пишет Степняк-Кравчинский, – местные власти решили спровоцировать «бунт» заключенных, затем этот «бунт» «подавить» и таким путем искупить свою нерадивость, приведшую к побегу политических каторжан».
На 11 мая был назначен «бунт» и его «подавление». Около трех часов утра «шестьсот казаков» под началом генерала Ильяшевича и его помощника – полковника Руденко окружили тюрьму, поставили у всех выходов часовых, а главным силам отдали приказ броситься на спящих узников, которых было 84 человека. Их подняли с кроватей и стали обыскивать. Книги, одежду, гребенки, щетки хватали и бросали в угол. Затем заключенным приказали надеть арестантскую одежду и вывели во двор. Здесь 27 «подстрекателей» и «зачинщиков бунта» схватили и отправили под конвоем в Верхнюю Кару. В продолжение всего пути казаки, побуждаемые офицерами и полковником Руденко, грубо измывались и зверствовали над каторжанами.
Тем временем все бежавшие 1 мая были пойманы, и вскоре прошел слух, что они будут публично высечены. «Переполненная чаша страданий хлестнула через край. Чем подвергаться новым унижениям, лучше умереть. И, несмотря на желание довольно значительного меньшинства избрать более активную форму протеста, было решено устроить голодный бунт», – пишет автор «России под властью царей».
Началась длительная голодовка. Все легли на нары и отказались принимать пищу. Тюремная администрация сначала рассчитывала, что измученные голодом каторжане откажутся от своего бунта. Затем увидели, что положение стало критическим. «... явился комендант Калтурин и, спросив узников, чего они хотят, записал их требования и обещал снестись по телефону с губернатором Ильяшевичем… ».
От генерала Ильяшевича не было получено ответа, и голодовка продолжалась. Однако надо было положить ей конец: голодающие были при смерти. Те, кто с самого начала возражал против голодного бунта и не участвовал в нем, теперь заклинали своих товарищей прекратить голодовку, пока не поздно. Их уговоры заставили, наконец, каторжан отказаться от голодовки на 13-й день после ее начала.
 «Эта страшная борьба, столь гибельно отразившаяся на здоровье большинства каторжан, – заключает эту историю Степняк-Кравчинский, – имела своим результатом всего лишь несколько уступок и не очень определенное заверение со стороны администрации, что они не будут подвергаться телесным наказаниям».
Мария Кутитонская была предана суду за побег с места поселения и покушение на губернатора Ильяшевича. На процессе она сказала: «Все меры грубого насилия вы можете обратить в систему, но не забывайте, что вы боретесь не с отдельными людьми, а с идеей, с неумолимыми законами развития национальной жизни. Не забывайте, что революционная идея все более и более становится достоянием массы и что столкновение штыка с идеей вызывает страшную грозу».
Читинским военно-окружным судом 17 ноября 1882 года она была приговорена к смертной казни через повешение. Раненый генерал Ильяшевич проявил гуманность и ходатайствовал перед Александром III об отмене ей смертной казни.
Приговор объявлен 7 декабря 1882 года. Ввиду возможного вредного влияния Кутитонскую не отправили на Кару, а временно поместили в Иркутской тюрьме, куда она была отправлена 7 января 1883 года. Там она и умерла от горловой чахотки 4 мая 1887 года.
Вот так, уважаемый и образованный человек, достигший высоких чинов и обладатель многих наград, прошедший не одну войну, проявил себя как тиран и самодур, за что был самовольно приговорен молодой женщиной к смерти.

****

Вернемся к теме повествования. В самом начале своей работы, Ильяшевич указывает на то, что огромное пространство нашей страны и есть одна из главнейших причин смертности в армии:
«… Уже одна обширность нашей территории указывает на то, что климатические условия, влияющие на жизнь и здоровье человека, не могут быть одинаковы для всех местностей, для всего населения. Наши же войска разбросаны по всему обширному пространству империи, во многих местах даже мало исследованному. Если климат оказывает влияние на здоровье местного населения, то войска, по роду своих занятий, способны подвергнуться влиянию всех невыгодных для здоровья местных условий в гораздо большей степени. Всякая местность, при общем сходстве, имеет свою особенность; точно также для войск, расположенных в известной местности, гигиенические меры, при общих началах, должны иметь свои особенности, вызываемые только этой местностью…» .
За 10 лет (с 1841 по 1850 годы) армия, средним числом 890 тысяч человек, ежегодно теряла 33 тысячи солдат, что составляло 3,73%. По окончании Восточной войны, в период с 1857 по 1861 годы, смертность упала более чем наполовину и составляла 1,86% .
«… Все европейские армии до Восточной войны теряли около 2%, или 20 чел. на 1000, т.е. почти вдвое более, чем население соответствующего возраста. Смертность же в русской армии очень часто превосходила смертность всего нашего народонаселения.
Если взять все население России в возрасте от 20 до 40 лет, то смертность в этой группе равняется 1,2 - 1,3%. В армии же убыль почти в 3 раза более, чем в населении того же возраста. Иначе говоря, вероятность умереть в армии была в три раза более, чем в гражданском обществе…»
Вывод, к которому приходил Ильяшевич, был неутешителен.
«… Подобной смертности нельзя объяснить какими-нибудь местными, климатическими условиями.
… Причины большой смертности в нашей армии заключались преимущественно в самой армии, в ее организации, хозяйстве, способе комплектования, в служебных отправлениях, в расположении…» .
Известно, что рекруты наши, в первое время поступления на службу, находились в весьма невыгодных условиях относительно сохранения здоровья.
В чем была причина этого явления?
«… Рекрут поступал в армию, где все, не исключая даже часто и языка, было ему чуждо; самые приемы, употреблявшиеся для того, чтобы из рекрута сделать солдата, далеко не соответствовали цели. Крутая перемена образа жизни, трудность военной службы, очень часто, даже в весьма раннем возрасте, стоили иногда жизни новобранцу …» .
Особенно высокой была смертность на Кавказе.
Так, в резервной дивизии Отдельного Кавказского корпуса за период с 1842 по 1852 годы умирало в среднем 4,67% солдат. Как видно, здесь смертность за 10 лет намного выше смертности даже во всей армии в этот период. Если принять в расчет то обстоятельство, что войска эти не несли той службы как полевые войска, что они были расположены весьма просторно и в здоровых местах, то нельзя не заключить, что рекруты наши умирали в большем числе, чем старослужащие, и тем самым увеличивали смертность во всей армии.
-----------------------------------------
Часть 1-я - http://proza.ru/2020/09/04/404
Часть 2-я - http://proza.ru/2020/09/05/830
Часть 3-я - http://proza.ru/2020/09/06/370
Часть 4-я - http://proza.ru/2020/09/09/1429
Часть 5-я - http://proza.ru/2020/09/21/466
Часть 6-я - http://proza.ru/2020/10/16/712