Диалоги о камнях. День второй

                ДИАЛОГИ О КАМНЯХ. ДЕНЬ  ВТОРОЙ.

                1

Сделанное хасидом Шломо открытие в науке изрядно взволновало раби Якова. Цадик верил и не верил. Даже если идея о мыслящих камнях есть всего лишь мистификация – Шломо имел слабость к этому жанру изобретательства – тем не менее высказанное воззрение показалось Якову перспективным – пусть не практически, зато умозрительно. Новые открытия не обладают ценностью, если не находят себе применения. Наш случай – совсем другое дело. Цадик опытным взором книжника разглядел в концепции ученика талмудический потенциал. 

Ночью Яков пытался обсуждать проблему с Голдой, но та, просыпаясь, не соглашалась вести беседу в неурочный час. Она приготовляла целебное питье, которое муж послушно принимал вовнутрь. К утру раби Яков почувствовал себя много лучше. Он надел капот, умылся и после свершения предписываемых заповедями процедур уселся на кровати и принялся ждать прихода гостей. Вскоре появились Шломо и Шмулик.

 - Ты встал на путь выздоровления, учитель! – торжественно промолвил Шломо в качестве приветствия, - мы со Шмуликом искренне рады!

 - Все за стол! – скомандовала Голда, - подкрепимся пшенной кашей и молоком. Якову не терпится продолжить разговоры о камнях.

Опустошивши горшок с кашей и кринку с молоком, хозяева и гости предались получасовому отдыху. Иными словами, Голда мыла в корыте миски, ложки и кружки, а мужчины терпеливо дожидались, когда она окончит неизбежное и присоединится к ним. Наконец, беседа возобновилась. 

                2

 - Какой величины встречаются камни? – начал Шломо с вопроса самому себе и тут же ответил на него, - всякие, от велика до мала: горы, утесы, валуны, гальки и, наконец, малые песчинки. Камни не могут соединяться или увеличиваться, они только размельчаются. Происходит это редко и не по их желанию, а по воле внеших действий и природных катаклизмов.

 - Это нам и так известно, прекрасный Шломо, - перебил рассказчика раби Яков, - а скажи-ка лучше, неужели все они, что горы, что песчинки – предаются размышлениям?

 - Разумеется! – вставил слово Шмулик, которого Шломо несколько просветил по дороге к учителю, - при этом сила мысли камня тем больше, чем он крупнее. У скалы она велика, у осколка – мала.

 - Я перестаю понимать умные речи современной молодежи, - с досадой заявила Голда, - например, ты, Шмулик, не сочти за попрек, положил отменный кусок сливочного масла в свою кашу, чтоб ты был здоров, и очистил миску образцово, видно, хотел мне мытье облегчить, а вот объяснить дело толком не можешь! Что это за неслыханная сила такая – сила мысли?

 - Немного терпения, Голда! – вступился за юношу раби Яков, - я думаю, чем больше камень, тем дальше его мысли распространяются. Это и есть сила мысли. Правильно я соображаю? – спросил цадик и поглядел на гостей.

 - Совершенно верно, учитель! – воскликнул Шломо, - мысли горы летят далеко, и другие горы и с ними камни поменьше на огромном пространстве знают, о чем думает великан и внемлют ему. А мысли песчинки разве что товарка-соседка разберет!

 - Выходит, чем больше камень, тем он умнее? – спросила Голда.

 - Э-э-э, Голда, дело много сложнее, чем может показаться на первый взгляд, - возразил Шломо, - нельзя забывать, что камни-то – они  все одних лет, хоть и разного размера. Галька, которая прошла путь от горы через скалу и валун до своей малости, возможно, больше испытала и познала в жизни, чем вздымающаяся до небес вершина.

 - Прямо, как среди людей! – задумчиво проговорил Шмулик, - порой, у человека незаметного голова здорово варит, а который всем виден издалека – глуп, как пробка.

 - Замечу, однако, - сказал Шломо, - что меж камнями и людьми мало сходства, хоть те и другие мыслят. Камни не могут передвигаться по своей воле и вообще не способны ни к каким действиям. Поэтому живут они замкнутыми общинами, разделенными морями, полями и лесами. Даже у самых высоких гор не достает силы мысли, чтобы преодолеть слишком большие пространства. Много таких каменных разобщенных мирков на земле. Закосневших, застывших, закаменелых.

 - О, это мне кое-что напоминает, - проворчал цадик, - общины разбросаны, и кто в лес, кто по дрова...

 - Намек твой, раби, ясен и прозрачен, но все же различия интереснее сходств, - заметил Шломо, - камни, как я говорил вчера, понимают человеческие думы. Мысли камней не доступны людям, зато последние перемещаются по своему желанию. С появлением на земле сынов Адама, камни, воспринимая мысли пришельцев, начали узнавать от них о своих собратьях в других краях. Лишенные способности ощущать, камни научились пользоваться ощущениями людей. Умственные горизонты каменных общин раздвинулись.

 - Минутку, Шломо! – тревожно вскричал престарелый цадик, - поясни-ка, что это значит: “с появлением на земле сынов Адама, камни, воспринимая мысли пришельцев, начали узнавать...” и так далее? Всех дней Творения было шесть! Меньше недели! Это срок для перемен? Или, по-твоему, камни существовали до Творения? Объяснись-ка, дружок!

                3

Шломо смутился. Непоросшие бородой части щек покраснели. Глаза забегали, встретили строгий взор Голды, ободряющий взгляд Шмулика и, наконец, застыли, вперившись в неодобрительно-вопросительное лицо раби Якова.

 - Видишь ли учитель, - робко и заикаясь вымолвил Шломо, - сделанное мною открытие в науке предполагает допущение отвлеченной возможности существования камней задолго до дней Творения. Путь к познанию тернист...

 - Лишь бы не крив был сей путь! – сурово перебил цадик, - уж не заделался ли ты отступником, хасид? “Допущение отвлеченной возможности существования...” – ишь, накрутил как! Продолжай, однако, да возьми назад камень подозрения, что швырнул ты в душу мою!

 - Я постараюсь, но прошу терпения!

 - Хорошо, я готов, - скрепя сердце согласился цадик.

Теперь Шломо вполне осознал великость противостояния столкнувшихся доктрин. Однако, истина, даже если она потрясла устои, даже если она гипотетическая и ради красного словца с языка сорвалась, слишком дорога сердцу его, чтобы трусливо отступиться от нее. И с открытым забралом продолжил он речь свою.

 - Сейчас, раби, я попытаюсь ответить на резонный твой вопрос, который ты давеча задал мне: “О чем могут думать камни, коли у них, говоря по-ученому, нет органов чувств?” Начальный и главный пункт моего ответа состоит в том, что они осведомлены о внешнем мире и о собственном пребывании в нем. Поскольку камни наделены способностью думать и обмениваться думами, им не нужны глаза и уши, чтобы сознавать существование свое и ближних, ибо каждый камень разумеет: “Я мыслю, значит существую, я воспринимаю чужие мысли, стало быть есть у меня собратья по разуму!”

 - Это не из Писания взято, - проворчал цадик.

- Зато как очаровательно просто! – воскликнул Шмулик.

 - Проще пареной репы! – добавила Голда и подумала, что репа этим летом уродилась на славу, и не худо бы порадовать хасидов запеканкой.

 - Прошу не отвлекать нашего умника, - строго произнес цадик, придавая лицу каменное выражение в духе предмета беседы.

 - Итак, - продолжил умник, - обмениваясь думами, камни воспроизводят в мыслях собственную историю, разбирают факты из жизни соседей, исследуют практику общины. Хочу обратить внимание благодарных слушателей на то важное обстоятельство, что камни, не имея возможности созерцать пространство и собственную величину, тем не менее косвенно сознают и то и другое, благодаря различию в силе мысли. Об этом мы уже кое-что знаем. Время же камни воспринимают, как естественную среду своего обитания – ведь факт появления новых мыслей есть свидетельство течения времени, не так ли?

 - Шломо, будь добр, вернись к теме Творения, - попросил цадик.

 - Я понимаю твое беспокойство, учитель, но, увы, на данный момент у меня не достает знаний, чтобы его рассеять. Могу лишь утверждать, что камни существовали всегда, а, точнее, с неведомых нам времен, тогда как человек сотворен Господом в обозримом прошлом. Примирение сих двух посылов ждет своего толкователя.

 - Возможно, ты и прав: наберемся терпения, ибо поспешный суд – суд глупца, - уступчиво произнес раби Яков, - и все же о чем думают камни?

 - О многом, раби, - продолжил Шломо, - с появлением людей камни узнали о других мирах на небесах, о луне и звездах, например. Им стало известно, что и в том недосягаемом далеке живут их соплеменники. Здесь, на земле, камни выдвигают учения, обсуждают воззрения, строят догадки. Один породит идею, другой подхватит, третий оспорит и так далее. И все это – мысленно!

 - О, как здорово! – восхитился Шмулик, - я обожаю глядеть на звезды, думать о жизни тамошних людей. Может, и мои мысли дошли до камней? Как жаль, что мне не дано узнать это! Вот бы полететь на какую-нибудь звезду! Я бы взял с собой наши земные камни – пусть познакомятся с родичами небесными!

“Бедная мать! Овдовела несчастная, в одиночку растила сына, надежду и опору себе, а вышел из парня умный дурак, - подумала Голда, - камни в голове у него!” Справедливости ради заметим, что ошибалась жена цадика, видно, забыла некогда рассказанную мужем сказку о двух взглядах на звезды. Шмулик-то путевым оказался: женился, деток породил и осчастливил мамашу внуками. А разве плохо, что странный он немного? От чудачеств до гениальности один шаг!

                4

 - Так вот и течет жизнь камней, - продолжал Шломо, - чувства свои они выражать не могут, зато умеют превращать их в мысленную форму, обмениваются собственными соображениями, “обсуждают” мысли людей, накапливают знания, делятся сплетнями. Им не чужды тщеславие и честолюбие – каждый камень желает превзойти умом соседа, и каждая гора мечтает о подобающем почете. Впрочем, стоя на одной ноге невозможно рассказать об огромном многообразии их мыслей. Лучше посвятить этому отдельную беседу. Люди боятся времени, а время боится камней. Бесконечный в прошлом и будущем, духовный мир их – полная чаша и обогащается неуклонно!

 - Ты заразил меня своим воодушевлением, Шломо, - изрек цадик, - я чуть было не сказал, будто камни есть немые пращуры духа, да вспомнил о днях Творения, и воздержался от скоропалительных слов и тебя призываю к осмотрительности.

 - О, раби, я так согласен с тобою! – воскликнул Шломо, - осмотрительность – первейшая заповедь в поиске истины. Я по крупицам добываю знания из руды фактов и держусь твоего правила: суд поспешный – суд глупца. 

 - Любопытно, каким образом камни, неспособные производить никаких действий, хранят плоды размышлений? Ведь очевидно, что письменности-то у них нет! – поинтересовался Шмулик.

 - Твой вопрос напомнил мне об одной важной вещи, мною упущенной, - ответил Шломо, - камням не нужны чернила, бумага, книги. Свои умственные достижения они держат в памяти. Как в древности люди выдумали должность писца для записи событий, так, для хранения мыслей в веках камни назначили из своей среды самых памятливых, назвав их “памятниками”.

 - Я на своей бухгалтерской службе тоже не нуждаюсь в записях, я все цифры держу в голове, - воскликнул Шмулик, - родись я камнем, непременно стал бы памятником!   

 - А я чем хуже? Хоть и стар, а голова отменная, - похвастался раби Яков, - тысячи сказок вмещает. Талмуд почти наизусть знаю – в любое место пальцем ткни – продолжу по памяти!

 - У камней таже есть свои сказки и даже стихи. Памятники передают их взрослым и детям! – радостно сообщил Шломо.

 - А вот, к слову о взрослых и детях, - напомнила о себе Голда, - есть семьи у камней?

 - Есть семьи у камней! - подтвердил Шломо, - но только у них не все, как у людей. Нет в каменной среде индивидов женского и мужского пола...

 - Стало быть, и неравенства женщин и мужчин нет! – перебила Голда.

 - Лучше того: им и борьба за равенство ни к чему! – подхватил Шломо, - а семья у камней – это не муж, жена и дети, а поколения – родители, дети, внуки и так далее. 

 - Если нет мужчин и женщин, и все они на один манер, значит и любви меж ними нет, и вместо сердец у них – камни! – огорчилась супруга цадика.

 - Есть меж камнями любовь, Голда! Кристально чистая, незамутненная похотью!

“Незамутненная похотью! Еще один чудик беспорочный. Ох уж мне эти хасиды, дай им Бог здоровья!” – подумала Голда.

На несколько минут воцарилось молчание. Раби Яков не вполне оправился от болезни, и чуткий глаз Шломо приметил, что учитель устал. Пора прощаться.

 - Как вы поняли, дорогие слушатели, - сказал Шломо, вставши со скамьи, - камни бессильны изменить свою судьбу, но несчастными они себя отнюдь не считают. Есть в их существовании примечательное отличие от человеческого бытия – они живут вечно, другими словами, не умирают. Чрезвычайным следствиям этой их особенности мы посвятим следующую беседу.

 Глава из повести "Диалоги о камнях"
Полностью повесть опубликована здесь:
 
http://s.berkovich-zametki.com/y2020/nomer1/berg/