11. 12. 19. Письмо Августу Дерлету

11 декабря 1919 г.

     Прежде чем отступить от темы Лавмана и ужасных историй, я должен рассказать о страшном сне, который приснился мне ночью после того, как я получил последнее письмо от С.Л. В последнее время мы много и подробно обсуждали странные истории, и он порекомендовал мне несколько жутких книг; так что я был в настроении связать его с любой мыслью об уродстве или сверхъестественном ужасе. Я не помню, как начался этот сон, или о чем он был на самом деле. В моей памяти сохранился только один жуткий леденящий кровь фрагмент, финал которого пока не дает мне покоя. По какой-то ужасной, но неизвестной причине мы оказались на очень странном и очень древнем кладбище, которое я не смог идентифицировать. Я полагаю, что ни один житель Висконсина не может даже представить подобное, - но у нас в Новой Англии они есть; ужасные старые места, где на сланцевых камнях высечены странные буквы и гротескные рисунки, такие как череп и скрещенные кости. В некоторых из этих мест можно долго блуждать, так и не наткнувшись на могилы возрастом менее ста пятидесяти лет. Когда-нибудь, когда Кук издаст обещанный «Монаднок», вы сможете увидеть мою историю «Гробница», вдохновленную одним из таких мест. Таков был вид из моего сна - отвратительная ложбина, поверхность которой была покрыта грубой омерзительного вида длинной травой, над которой виднелись крошащиеся камни и куски потрескавшегося сланца. На склоне холма стояли несколько гробниц, фасады которых находились в последней стадии разрушения. Меня посетила странная мысль, что ни одно живое существо не ступало на эту землю уже много веков, пока мы с Лавманом не появились здесь. Была очень поздняя ночь - вероятно, первые часы после полуночи, поскольку убывающий полумесяц достиг значительной высоты на востоке. Лавман нес через плечо переносной телефонный аппарат, а я - две лопаты. Мы направились прямо к плоской могиле недалеко от центра этого ужасного места и начали расчищать поросшую мхом землю, которая была омыта дождями бесчисленных лет. Лавман во сне выглядел точно так же, как на своих фотографиях, которые он мне прислал - крупный, крепкий молодой человек, не имеющий никаких семитских черт лица (хотя и довольно смуглый), и конечно очень красивый, за исключением пары торчащих ушей. Мы не разговаривали, пока он снимал свой телефонный аппарат и, взяв лопату,  помогал мне расчищать землю и убирать сорняки.
     Мы оба казалось были чем-то сильно впечатлены - охвачены почти благоговейным страхом. Наконец мы закончили свои предварительные приготовления, и Лавман отступил назад, чтобы осмотреть могилу. Казалось, он точно знал, что собирается сделать, и у меня тоже были какие-то мысли, - хотя сейчас я не могу вспомнить какие! Все, что я помню, это то, что мы проверяли некоторую мысль, которая посетила Лавмана после длительного чтения неких старинных и довольно редких книг, единственными существующими копиями которых он владел. (Вы, возможно, знаете, что у Лавмана есть обширная библиотека редких первых изданий и других сокровищ, дорогих сердцу библиофила.) После некоторых мысленных оценок Лавман снова взял лопату и, используя ее как рычаг, попытался поднять тяжелую плиту, которая образовывала верхнюю часть могилы. У него ничего не получилось, поэтому я подошел к нему и помог своей лопатой. В конце концов, мы ослабили камень, подняли его, объединив свои силы, и отбросили в сторону. Внизу был виден черный проход с каменными ступенями, но миазматические пары, просочившиеся из ямы, были настолько ужасны, что мы на время отступили от нее, не проводя никаких дальнейших действий. Затем Лавман подошел к катушке телефона и начал разматывать провод, заговорив впервые за все время.
     «Мне очень жаль, - сказал он мягким приятным голосом, утонченным и не очень глубоким, - что я вынужден просить тебя остаться на поверхности, потому что я не могу отвечать за последствия, если ты спустишься вниз вместе со мной. Честно говоря, я сомневаюсь, что кто-то с такой нервной системой, как у тебя, способен осуществить это. Ты не можешь себе представить, что мне предстоит увидеть и сделать - даже не считая того, о чем сказано в книге, и что я рассказал тебе - и не думай, что кто-то, не обладая железными нервами, может спуститься и вернуться оттуда живым и в здравом рассудке. Во всяком случае, это не место для тех, кто не может пройти медицинский осмотр для службы в армии. Я обнаружил эту вещь и в некоторой степени несу ответственность за всех, кто отправится со мной, поэтому и за тысячу долларов я не позволил бы тебе так рисковать. Но я буду держать тебя в курсе каждого шага, который я сделаю, сообщая обо всем по телефону - смотри, у меня достаточно провода, чтобы добраться до центра Земли и обратно!»
     Я начал спорить с ним, но он ответил, что, если я не согласен с ним, он отменит все задуманное и наймет другого товарища-исследователя - он упомянул «доктора Берка», имя, которое мне совершенно незнакомо. Еще он добавил, что мне бесполезно спускаться туда в одиночку, поскольку он был единственным обладателем настоящего ключа к этому делу. Наконец я согласился и сел на мраморную скамейку рядом с открытой могилой с телефоном в руке. Он достал электрический фонарь, проверил, свободно ли тянется телефонный провод, и начал спускаться по влажным каменным ступеням, сопровождаемый шорохом разматываемого провода. Какое-то время я следил за светом его фонаря, но внезапно он погас, как будто каменная лестница свернула за угол. Опустилась тишина. Затем наступил период тупого страха и тревожного ожидания. Полумесяц поднимался все выше, а туман вокруг лощины, казалось, сгущался. Все вокруг было ужасно сырым и покрыто росой, и мне показалось, что я видел сову, мелькнувшую среди теней. Затем раздался щелчок в телефонной трубке.
     «Лавкрафт - думаю, я нашел это», - слова были сказаны напряженным, возбужденным тоном. Затем последовала короткая пауза, а после донеслись еще несколько слов, порождающих невыразимое благоговение и ужас.
     «Боже, Лавкрафт! Если бы ты только мог видеть то, что вижу я!» Находясь в большом волнении, я спросил, что случилось. Лавман ответил дрожащим голосом: «Я не могу тебе сказать - я не смею - я никогда даже не мечтал об этом - я не могу сказать - этого достаточно, чтобы сойти с ума - подожди - что это?» Затем пауза, щелчок в трубке и какой-то отчаянный стон. Снова слова: «Лавкрафт - ради бога - все кончено - беги! Беги отсюда! Не теряй ни секунды!» Теперь я был сильно встревожен и отчаянно просил Лавмана рассказать, в чем дело. Он же ответил лишь: «Неважно! Скорее!» Затем я почувствовал своего рода обиду за свой страх - меня разгневало, что кто-то может подумать, что я готов бросить товарища в опасности. Я проигнорировал его совет и сказал, что иду ему на помощь. Но он завопил:
     «Не будь глупцом - уже поздно - бесполезно - сейчас ни ты, ни кто-либо другой ничего не сможет сделать». Он казался более спокойным - переполненным тем ужасным покорным спокойствием, как если бы встретил и осознал неминуемую, неизбежную гибель. И все же он был явно озабочен тем, чтобы я избежал неизвестной опасности.
     «Ради бога, убирайся отсюда, - если найдешь путь! Я не шучу! - Прощай, Лавкрафт, больше тебя не увижу - Боже! Беги! Беги!» Когда он выкрикнул последние слова, его тон превратился в неистовое крещендо. Я постарался как можно точнее вспомнить формулировку, но не могу воспроизвести тон. Последовало долгое - ужасающе долгое - молчание. Я порывался помочь Лавману, но был словно парализован. Даже малейшее движение было невозможно. Однако я мог говорить, и все время возбужденно кричал в телефон: «Лавман! Лавман! Что случилось? Что стряслось?» Но он не отвечал. А потом произошла невероятно страшная вещь - ужасная, необъяснимая, почти неописуемая вещь. Я уже сказал, что Лавман теперь молчал, но после долгого ужасного ожидания в трубке раздался еще один щелчок. Я крикнул: «Лавман - это ты?» И в ответ раздался голос - голос, который я не в силах описать никакими словами, которые знаю. Что я могу сказать о нем, что он был гулким - очень глубоким - жидким - студенистым - бесконечно далеким - неземным - гортанным - плотным? Что еще мне сказать? Я услышал его в трубке телефона, услышал, когда сидел на мраморной скамейке на том очень древнем неизвестном мне кладбище с крошащимися камнями и гробницами, высокой травой, сыростью, совой и убывающим полумесяцем. Он донесся до меня из глубин могилы и вот что он сказал:

     «Ты - глупец, Лавман мертв!»

     Вот это вся эта проклятая история! Я потерял сознание во сне, а придя в себя, я понял, что уже проснулся - и с жуткой головной болью! Я еще не знаю, в чем было дело - что на земле (или под землей) мы искали, или что это за жуткий голос был в конце. Я читал про упырей - оттенки плесени - но, черт возьми, моя головная боль была хуже, чем этот сон! Лавман рассмеется, когда я расскажу ему об этом сне! В свое время я намерен превратить это в рассказ, как я использовал другую картину-сновидение в «Гибели, пришедшей в Сарнат». Интересно, однако, имею ли я право заявлять об авторстве вещей, которые вижу во сне? Я не очень люблю приписывать себе вещи, в которых я не продумал картину своим собственным умом. Но если не мне, то каким Небесам это приписать? Кольридж утвердил «Кубла Хана», так что я думаю, что поступлю так же, на том и закончим. Но поверьте, это был лишь сон!