Крик

Она неслась по грунтовой дороге, не разбирая пути: наезжая на кочки, ветви, попадавшиеся под колёса камни. Руль ходил ходуном в её натренированных руках, но она снова и снова укрощала его, твёрдо сжимая, будто он – единственная надёжная опора, которая у неё осталась.

Лицо застилали слёзы. Но она не обращала на них внимания – ведь теперь глаза превратились в две кровоточащие раны, которые ей нечем было перевязать.

Солнце уже пряталось в сундук из плотных облаков, поблёскивая оттуда жаром драгоценного сокровища и грозя с минуты на минуту захлопнуть крышку. Ветер безжалостно трепал пожухлую траву вдоль дороги и частыми рывками старался сдёрнуть с девушки плотно надвинутую на лоб бейсболку.

Добравшись до лесополосы, возвышавшейся на холме, с которого открывался панорамный вид на раскинувшееся внизу поле, она затормозила и резко бросила велосипед. Точно обессилев от напряжённого физического броска, она сделала пару шагов и тяжело опустилась на траву. Казалось, силы покинули её всецело.
 
Минуту она сидела молча, и вдруг, неожиданно, будто взявшийся из ниоткуда, окружавшее пространство прорезал истошный, отчаянный вопль. Она испугалась собственного голоса, раздиравшего теперь её глотку, но не ослабила звука. Крик летел против ветра, перекрывая громкий шелест шеренги тополей, падая в низину и со всей силы ударяясь о жёсткую поверхность убранного поля, а, отскочив, разлетался осколками звука куда-то ввысь, где уже засыпало усталое солнце.

Вопль оборвался с той же острой внезапностью, с которой возник. Он не дал ей покоя, которого, должно быть, требовало изнемогавшее тело и потерянное сознание, но она почувствовала, что внутри что-то изменилось – будто нарыв, обнаруженный полчаса назад, и готовый вот-вот разорваться, внезапно нашёл безопасный выход, и боль начала уходить, тонкой струйкой стекая по уже проложенному руслу слёз.

Она осторожно легла на спину, вытирая мокрое лицо рукавом, и затихла.

Силуэты тёмных облаков, прорисованные лишь слегка, будто спешные наброски художника, медленно, но с непреодолимой неизбежностью погружались в темноту.

«Как он мог?» – в обожжённое сознание, куда вот уже полчаса не  проникала ни одна мысль, вдруг пробился первый сигнал, говоривший о том, что она ещё жива.

Сегодня Александре исполнилось восемнадцать.
Важная дата: так думают все – и родители, и дети. Так думала и она. Но разве могла Александра хоть на секунду предположить, что именно для неё эта дата станет рубежом, за которым жизнь изменит своё течение – вильнёт в сторону, приготовив ей неожиданный сюрприз. Нет, она уже не сможет жить как прежде. Теперь не сможет.

– А Шурка то у нас артисткой будет – погляди что вытворяет! Оль, давай скорей фотоаппарат!
Мама поспешила к выдвижному ящику шкафа, а отец, заливаясь смехом, подначивал старшую дочь ещё больше:
– Давай, давай! А что ещё можешь? А слабо номер на двоих показать? Чтобы с тобой и Анечка выступала! Да, да, подумай хорошенько!
И пятилетняя Шурка хватала за руку трёхлетнюю Анечку и тащила её на середину комнаты, чтобы показать отцу только что созревший в её голове номер. Объявив себя гимнасткой и обхватив сестрёнку двумя руками за талию, девочка изо всех сил поднимала младшенькую вверх.
Отец поскорей снимал незабываемый кадр, а мама, смеясь сквозь слёзы кричала:
– Шурка, не трогай Анютку – надсадишься! Она ведь тяжёлая!
Но маленькая Шурка упорно продолжала показывать родителям трюки, что есть силы поднимая сопротивлявшуюся сестру…

Эта яркая картинка – последнее, что осталось Александре на память об их счастливой семье. Последний мостик, соединявший её с тем детством, которое утекло, как песок сквозь пальцы.

Потом начался мутный водоворот. Она хорошо помнит, как пришли незнакомые люди и увезли их с сестрой в чужой дом, полный детей. Им сказали, что они поживут там временно, потому что их мама заболела.
 
Мама заболела! Маленькая Саша не понимала, что это значило, и почему они не могут теперь жить дома. Вокруг были чужие детские лица, чужие игрушки – и ни мамы, ни папы. Сначала она плакала. Плакала от обиды и одиночества. Плакала от злости на родителей. Но ничего не менялось. Вскоре маленькая Саша стала привыкать к окружению: у них с сестрёнкой появились подружки и тётя Света, которая появлялась в их группе через день.

Маленькая Саша продолжала настойчиво дёргать тётю Свету за рукав и спрашивать про маму, тётя Света грустно улыбалась и заверяла её, что мама о них не забыла.

Как-то утром их с сестрёнкой позвали в маленькую отдельную комнату с мягким диваном – на нём сидели незнакомые дядя и тётя. Александра смутно помнила тот день. Помнила только, что тётя всё время улыбалась и протягивала ей новенькую разодетую куклу с большими синими глазами. Помнила, как они с дядей и тётей долго ехали на машине, так долго, что маленькой Саше показалось, что их украли, обманув добрую тётю Свету, которая долго махала им вслед. Но нет – дядя и тётя оказались хорошими. Они привезли их в небольшой посёлок, в белый кирпичный дом.

Вдруг неожиданно для себя, Александра улыбнулась – ей  вспомнилось, как она впервые увидела свою комнату: чистую, светлую, полную игрушек. Плюшевое покрывало с медведями на её отдельной кроватке…

А ведь у неё никогда не было своей комнаты – все вчетвером, вместе с папой и мамой они всегда жили в одной большой комнате.

Тётя Аля оказалась очень доброй: играла с Сашей и Анечкой, давала сладости, гуляла. Но маленькая Саша ждала маму. Не переставала смотреть в окно, замирала от каждого стука двери…

Прошло много дней. И однажды тётя Аля посадила маленькую Сашу на колени и тихо сказала:
– Сашенька, я знаю, что ты очень ждёшь маму. Но мама не может прийти. Никогда больше не сможет, - она помолчала, собираясь с мыслями. – Она бы всё отдала, чтобы вернуться к тебе, но она не может… Мама ушла в другой мир. Её больше нет с нами.
Маленькая Саша не хотела верить в то, что только что услышала. Она посмотрела тёте Але в глаза – ей захотелось ударить её, она подняла руку… и вдруг поняла, что тётя не обманывает, и что мама действительно не придёт.
– Мамочка! – Саша закрыла лицо руками и заплакала.
Тётя Аля ласково прижала её к себе.
– Не плачь, милая! Я буду твоей мамой. Я не брошу тебя!

Александра почувствовала, как слёзы с новой силой заструились по её щекам.

– А папочка? Где же мой папочка? – вдруг закричала маленькая Саша.
Тётя Аля вздохнула.
– Папа тоже не может тебя забрать, Сашенька! Но он любит тебя, поверь – очень любит! Теперь твоим папой будет дядя Женя.

Александра вспомнила, когда впервые назвала тётю Алю мамой. Это было на Новый год, когда под большой пушистой ёлкой, пахнущей лесом и сказкой, маленькая Саша нашла красивое блестящее платье с короной принцессы.
– Мамочка, спасибо! – закричала она, сама не понимая того, что только что случилось.
С той минуты дверь в прошлое маленькой Саши будто бы затворилась. Она не вспоминала больше о своих маме и папе, о том, что они когда-то были в её жизни, о том, что звали её Шурка…
 
В звонок на больших железных воротах позвонили. В доме играла музыка, но Александра отчётливо расслышала трель настойчивого звонка.
– Кто это? – спросила Александра, вопросительно глядя на маму.
– Не знаю… Все, кого звали, уже здесь. Может, соседка? Пойду посмотрю, – мама улыбнулась и, набросив ветровку, пошла открывать.
Её не было долго. Александра, уже забыла о звонке и спохватилась матери, когда гости стали просить чая. Она покричала маму на лестнице, надела кофту и побежала во двор.
Мама стояла в воротах с каким-то нерусским мужчиной. На лице у неё была не то грусть, не то недоумение. Услышав голос Александры, она резко развернулась к дочери, загораживая мужчину спиной.
– Саша, иди в дом, я скоро! – поспешно произнесла мама каким-то чужим голосом.
– Что случилось? Мама, кто это? Давай я позову отца! – Александру охватила тревога.
Мама молчала, словно раздумывая. Потом посмотрела дочери в глаза и медленно отошла в сторону.
– Саша, это твой отец, – медленно произнесла она, и голова её поникла.
– Отец? Какой отец? – Александра ничего не понимала, переводя взгляд с растерянного лица мужчины на маму.
Но вдруг что-то щёлкнуло в её сознании, и Александра … поняла.
Она медленно спустилась на две ступени и присела на крыльцо. Перед её глазами вдруг вспыхнуло лицо молодого смеющегося отца, тогда, в её далёком детстве, которое она не вспоминала долгих тринадцать лет. Глаза девушки стали стеклянными, будто она перестала видеть окружающий мир, будто превратилась в немую куклу.
– Шурочка… Я … Прости меня… Я не мог, не мог вас забрать. У меня не было документов… Мне надо было уехать домой, в Узбекистан… У меня не было российского гражданства. Все эти годы… я помнил о вас, я любил вас! – мужчина замолчал, понурив голову.
Он стоял ссутулившись, переминаясь с ноги на ногу, будто смирившись и не отрицая своей вины.
Прерывающимся голосом Александра спросила:
– Так ты… бросил нас? – потом она обратилась к маме. – Мама, он просто бросил нас?
Мама закусила губу и посмотрела дочери в глаза: она не находила, что ответить.
– Разве так бывает? – почти шёпотом спросила Александра.
 
Потом рванулась вперёд, схватила велосипед, который стоял под навесом у бани, рывком надела бейсболку, висевшую на руле, и выбежала через калитку на дорогу, оттолкнув в сторону растерявшегося отца.

Ей не хотелось никого больше видеть.