Легенды об охоте

Регулярные выезды на охоту у Василича начались где-то году в 1975 - 76. Своего ружья у него тогда не было. Два его старых друга, заядлые охотники Анатоль и Виктор, так он их называл с ударением на последний слог, что придавало в повседневном общении при естественном использовании ненормативной лексики некоторый французский шарм и налёт романтичности этим простым русским  парнями,  брали его с собой с учётом лёгкого характера, знания немереного количества анекдотов в качестве кострового и личного фотографа. А в общем был он как бы на подхвате.

Обычно охота начиналась уже в пятницу. То есть где-то после или вместо обеда святая троица отпрашивалась или просто сбегала с работы, что тогда в буднях великих строек или проще в суете, царящей на подобных объектах, было не так уж и сложно.
Через часок другой все в мыле уже оказывались на лодочной станции, за посёлком Красный Ключ, где начинался первый этап мероприятия. Еще час проходил в спуске лодки на воду и её загрузке снаряжением, боеприпасами, и всем тем, что могло пригодиться в этой трёхдневной экспедиции.

И вот лодка на воде, осевшая почти по самую ватерлинию и кажется, никакие силы не вытащат её на глиссирование. Но многолетний опыт подсказывает, что вылезет и загрузились в аккурат.
Вытерев пот со лба, на вёслах катер выводят из бухты. Свежий ветерок  обдувает разгорячённые,  невольно улыбающиеся в предвкушении приключений лица, на реке уже кое-где виднеются беляки, но ничто не может смутить испытанный и сплочённый экипаж.
Глаза горят, все с нетерпением ждут первой команды. Вот лодка выставлена против ветра и Анатоль, бессменный капитан отдаёт первую команду: - Заводи!
Виктор, машинист насосного хозяйства на производстве и авантюрист по натуре отработанным движением дергает шнур стартера и вот оно – мотор зарычал и лодка начинает набирать ход.
Раздаётся вторая традиционная команда: - Наливай!
Василич виртуозно на ходу разливает бухло, все споро выпивают за удачу и только теперь уже можно сказать однозначно, что лёд а вместе с ним и экспедиция тронулись.
Все в прекрасном приподнятом настроении, здесь на воде ни ГАИ ни светофоров, а со встречными судами разойтись места на Каме хватает.

Вспоминаются суровые девяностые годы, когда введённая талонная система заставляла измудряться при подготовке к выезду не только по части продуктов, но и выпивки. Однажды Виктор, утомлённый этими проблемами нарыл где-то способ ускоренного производства браги из томатного сока в стиральной машине. Как он утверждал, на всё про всё уходило кило сахара, две банки томатного сока, дрожжи и через часа три пенный веселящий напиток был готов к употреблению.
И вот при очередном выезде, когда Анатоль с Василичем уже грузили лодку, недобрым словом поминая Виктора за опоздание к старту они увидели его подъезжающим к лодочной станции на велосипеде. Более жалкого зрелища было трудно себе представить. Витёк, весь какой-то мокрый еле сдерживая скупые мужские слезы прибыл на погрузку абсолютно удручённый. На суровый вопрос, что случилось рассказал следующее.

Он собрал и загрузил сумку с продуктами на багажник велосипеда, а две трёхлитровые банки с томатной бражкой он раздолбай пристроил на руль. Ехал очень осторожно от самого города и почти до лодочной. И когда уже оставалось совсем немного, на подъезде, закурил и похоже расслабился. Тут и произошло непоправимое.
Велосипед тряхнуло на какой-то грёбаной кочке и банки с бесценным продуктом со слабым хлопком разлетелись на куски, обдав остолбеневшего от неожиданности Виктора дрожжевым духом и оранжевым дождём.

 Компаньоны, чуть не обмочившись со смеху, утирая слёзы кое-как успокоили впавшего в коматозное состояние машиниста, сообщив, что они в отличии от него, раздолбая, все довезли до места в целости и сохранности и в достаточном количестве. Так что пусть происшедшее прискорбное событие будет ему, раздолбаю, хорошим уроком на будущее и пусть он, раздолбай, впредь не выпендривается и ездит до Красного Ключа на трамвае, как все приличные люди, а не на своём долбаном велосипеде.

Утиная охота обычно открывалась в конце августа и продолжалась практически до первого льда. То есть до конца октября – начала ноября.
Как правило маршрут экспедиции проходил в три этапа. Первый этап от лодочной станции до Соколок они пролетали где-то за час, чисто на энтузиазме, заправляясь на ходу чем Бог послал.
Второй этап, это заезд в Соколки к матери Анатоля. Чудесная была женщина Прасковья Андреевна. Вечная ей память! Она чуть ли не с утра поглядывала из окна на Каму, ожидая приезда дорогих гостей.
И вот они вразвалку поднимаются на крыльцо, снимают на веранде высокие рыбацкие сапоги и с раскрасневшимися от холода и ветра лицами не спеша входят в разогретую хлебосольную избу.
От русской печки идет тепло и струятся бесподобные ароматы ожидающих их угощений.
Доставалась из укромного места банка с брагой, любовно приготовленной по какому-то только ей одной известному рецепту тётей Паней, как её на правах старого знакомого называл Виктор. За розоватый цвет, аппетитное шипение и чудный вкус они называли эту брагу Фантой.

И с холоду, иногда после дождя со снегом, если это поздняя осень, так тепло и душевно проходили эти застолья, что до сих пор щемит сердце, когда проплываешь на теплоходе мимо того места, где когда-то на косогоре окнами на Каму стоял этот гостеприимный дом с голубыми наличниками и жили эти добрые люди.
После такого плотного перекуса экспедиционеры  уже были готовы к любым подвигам. А их всегда в принципе хватало. Особенно если учесть старую советскую догму о том, что в жизни всегда есть место подвигу.
Тем более, что наши мудрые власти с завидной регулярностью подбрасывали своим гражданам поводы для реализации этого пламенного партийного призыва, начиная от коллективизации и раскулачивания и до введения талонной системы  и в том числе полусухого закона в стране, где даже ребёнок знал, что свой продукт завсегда полезней и дешевле казённого.

Вся дружная команда была закалёнными детьми  своей эпохи и не боялась никаких трудностей, возникающих на пути к поставленной цели, в данном конкретном случае к великой объединяющей страсти, называемой  охотой.
Ни дождь, ни снег, ни ветер не могли остановить экспедицию, если она уже началась. Бывали марш-броски по Каме в сумерках или вообще в темноте, при волне, когда один только Бог мог отвести летящую по волнам лодку от топляков, отвалившихся от хреново сработаных плотов, перегоняемых по реке, и плавающих как корабельные мины в судоходной зоне.
Приходилось попадать и в шквалы, неожиданно налетавшие на экспедицию посредине Камы километровой ширины.

Прямо перед глазами стоит картина.  Виктор с Василичем на синей моторке «Ока», не путать с одноимённым автомобилем, мечутся между волнами ближе к берегу, а параллельным курсом лавирует между полутораметровыми беляками Анатоль на своей «Казанке». Но вот налетевший внезапно «девятый вал» накрывает катер, тот на полной скорости  врезается в восставшую перед ним почти двухметровую зеленоватую водяную стену и полностью скрывается из глаз . Виктор только успевает сказать:
- Всё! Пиз..ц! 
На что Василич, уроженец Смоленской губернии, большой знаток и любитель местного фольклора сквозь рёв мотора и свист ветра успевает прокричать: - Не бзди волков!, Сери у хате!...  Это означает: - Не волнуйся!
И чудо! Волна спадает и из неё показывается сначала голова Анатоля в мокрой ондатровой шапке, вставшего из за ветрового стекла во весь рост  и как ни в чём небывало уверенно держащего руль, а за тем и вся лодка, чуть просевшая под захлестнувшей и попавшей в неё водой, но так же упорно продолжающая свой неудержимый бег по бурным волнам. В такие моменты в голове только одна мысль: - лишь бы не заглох мотор!
Путь лежит на Бельский затон.
Третий этап - от Соколок вниз по Каме  до затона около часу хода по спокойной воде.
Бельский затон - это мечта киргиза, так с восторгом говаривал Василич, подчеркивая максимально высокий класс.
 
В те времена эта пойма Камы вся пронизанная узкими длинными заливами или по-другому заногами и усыпанная озёрами была доступна только по воде. До строительства Камполянской АЭС она отгораживалась от  основной суши узкой, но глубокой протокой, называемой Гуселица. А отгороженная часть, километров пять квадратных, называлась почему-то Голодным островом. Кто и когда голодал на этом цветущем и полном дичи и рыбы куске суши одному Богу известно. Для нашей бригады это всегда был обильный и дикий край.
Здесь гнездились бесчисленные стаи уток и другой болотной дичи и бродили стада лосей и кабанов.
Проскочив Гуселицу и вспугивая зазевавшихся уток, катер влетал на простор основного затона и мчался к любимой Банной заноге, поднимая огромные стаи отдыхающих на воде или в камышах уток. Сердце охотников трепетало, а душа радовалась простору и дикой окружающей их красоте.
Позади остался город с его повседневной нескончаемой суетой, верная семья, напряжённая работа. А впереди три дня  абсолютной мужской свободы. И прожить их надо так, чтоб как сформулировал классик соцреализма, не было мучительно больно за бесцельно прожитое время.

После прибытия на точку первым делом ставился лагерь. Кто рубил колья для палаток, кто собирал сушняк на костёр, кто ставил сетки. Разбивались палатки с подкладкой изрядной охапки  свежего душистого сена  или внутрь, если очень холодно или под дно, если не очень,  заготавливались дрова для ночного костра и готовки ухи. В ближайшем озерке расставлялись легкие сетки на карася. У каждого была своя конкретная задача.
Через часок лагерь был готов и после короткого уточнения  маршрута все расходились на вечёрку, то есть на вечерний лёт уток с мест дневного отдыха на кормовые озёра и угодья. А далее как повезёт.

 
Вечёрки и утренние зорьки в августе – сентябре были, как правило, более добычливыми, чем охоты в октябре. Но это не догма. Умелые стрелки и охотники практически никогда не оставались без трофеев.
А на открытии охоты в те времена иногда бывало столько дичи, что от выстрелов стволы раскалялись и обжигали руки, а на правом плече месяц не сходил огромный синяк от жесткой отдачи.
 

В порядке экономии средств патроны всегда снаряжали сами, учитывая арифметику: по стоимости один выстрел – одна бутылка пива. Ну а когда снаряжаешь сам, то по крайней мере пороху стараешься класть чуть-чуть больше, это в жаркую погоду и давало убойную отдачу, когда в спешке да навскидку не всегда успеваешь плотно приложить приклад к плечу.
 Да и дробь приходилось иногда лить самим. Большим докой по этой части был Витёк. Он изладил из подручных средств дроболейку. Этот не сложный агрегат представлял  из себя натянутую на оправке и установленную под острым углом полоску шёлка, у  которой под нижним концом ставилась миска с водой, а над верхним консервная банка с дыркой и винтом для регулировки зазора. В ней находился расплавленный на газовой плите свинец. Приоткрывался винт и  капли расплавленного свинца катились по шёлку в миску и там остывая, превращались в дробь.

 Иногда из-за неправильной регулировки свинец так и застывал в форме капли, с хвостиком. Такая дробь называлась хвостатая. Она обладала повышенной убойной силой и при выстреле звук был какой-то воющий, почти как у  легендарной «Катюши».
Представьте себе такой выстрел, особенно в августовскую жару. Грохот от перезаряда, раздирающий душу визг самопальной шрапнели, звон в ушах стрелка и ноющее плечо.
Самое интересное, что иногда в результате такой смертоносной атаки на воде оставался чирёнок, по весу и размеру не намного превышающий затраченный на него патрон.