Почему я не смогла убить Гитлера

    Мы больше всего нуждаемся в понимании человеческой природы, потому  что единственная существующая опасность — это сам человек. Он — великая опасность. А мы, к сожалению, этого не осознаём.
                Карл Густав Юнг


В 2015 году кандидат в президенты США Джеб Буш, отвечая на вопрос The New York Times: «Будь у вас машина времени, настроенная на 1889 год, смогли бы вы отправиться туда и убить Гитлера младенцем?», вскрикнул: «Да! Черт побери, тут невозможно остаться в стороне».

Решить моральную дилемму, условно именуемую «казнь младенца Гитлера» предлагают с чуть не с года окончания войны в странах, ее переживших. Людям, помнящим Вторую мировую вне зависимости от года рождения. Мотивация ответа коренится в принципиальной позиции по отношению к "цели, оправдывающей средства". Хотите ли вы предотвратить Вторую Мировую войну? Спасти жизни 28 миллионов советских людей. Не будет Холокоста.  Только в состоянии шизофренического шуба какому-нибудь психопату причудится, что государство в центре Европы может быть способно планомерно селектировать  и изничтожать человечество в рамках  национальной идеи и проекта; но шуб быстро купируют в ближайшей психиатричке.

В 1918 году чудом выжившие после Первой мировой люди, думали, что поняли про себя всё. В 1945 человечество узнало, что оно еще страшнее.

Вам предлагают всё исправить.

Допустим, Вы - единственный человек, способный преодолеть пространственно-временной запрет на путешествие во времени. Только Вы каким-то образом сможете материализоваться после того, как адронный коллайдер распылит Вас на мириады квантовых состояний. Вы окажетесь в апреле 1889 года близ австрийского городишки Браунау-на-Инне, найдете дом, где стоит его люлька, ночью проберетесь в детскую, склонитесь, и...

Большая часть опрашиваемых отвечает "нет". В США 57-58 человек из ста не могут прижать подушку к личику будущего дьявола и садиста, романтика, художника и перфекциониста. В России отказавшихся еще больше - от 70 до 90 человек.

Эрих Фромм в "Анатомии человеческой деструктивности" пишет об удивительном свойстве молодого еще фюрера Гитлера парализовать волю собеседников прямым взглядом огромных светло-голубых глаз, принуждавших людей резко менять мнение о нем. " Эти глаза вызывали трепет" - пишет Фромм; как и у большинства садистов и серийных убийц, горячечный блеск роговиц и большие адреналиновые зрачки убеждали в срочной необходимости починиться обладателю сего. Так, женщины и дети тупо шли за маньяком Чикатило. Его видели разным: невзрачным серым прохожим, милым и добродушным собеседником, бесноватым шизоидом и абсолютным уродом за решеткой. Одновременно. Фото и видео не передают этот демонический магнетизм, со взглядом надо столкнуться, он должен попасть в тебя.

Когда же малыш Адди стал Гитлером и можно ли было его остановить не убивая? Или все же нужно убить его, убить вовремя, пока он не стал магнитить, если это лучший вариант как для него так и для всех нас?

Фромм настойчиво требует не поддаваться заблуждениям в деле распознавания потенциальных фюреров. Даже если у человечества их всего десять процентов, это страшно. Если больше - это гибельно для всех, навсегда, без вариантов.  Вероятных гитлеров надо узнавать, находить и что-то делать.

В 1932 году Эйнштейн в письме спрашивает у Фрейда: возможно ли (с помощью психологии либо психиатрии) контролировать ментальную эволюцию рода человеческого таким образом, чтобы сделать его устойчивым против психозов жестокости и разрушения? То есть основатель общей и специальной теории относительности, гениальный физик и провидец понял, что ни социальная, ни биологическая эволюция не помогут человечеству справиться с самим собой, что в нас, в каждом втором, если не первом, присутствует программа-аннигилятор, "матрица безумия", бессознательная тяга к разрушению. И дабы не допустить развертывания этого безумия к высшей точке - сокрушению всего живого и в без того мертвом космосе, надо искать и использовать средства-ограничители, надо искать и находить младенцев гитлеров до того, как они встанут над массой, над толпой.  Надо прогнозировать, контролировать, лечить, купировать, предотвращать. Между прочим, это писала "гордость демократии", порядком осведомленная, что права человека и тотальный контроль во имя спасения - вещи несовместимые принципиально. В своем письме Эйнштейн сделал личный выбор в пользу небрезгливого к психиатрическому инструментарию "контроля над ментальной эволюцией", ибо то, что идет затем, что случится в будущем сметет и демократию, и культы всех личностей вместе взятых оптом, без мелочевки.

Фрейд Эйнштейна не поддержал. В ответном письме доктор Зигмунд пустился в пространные разъяснения о сложных взаимоотношениях либидо с танатосом. Ответил на всё, за исключением центрального эйнштейновского вопроса: можно ли с помощью психиатрии контролировать и направлять человеческую эволюцию? Да или нет?

Парадоксально, но Эйнштейна нисколько не интересовало мнение масс по поводу вероятного применения к ней психологических средств воздействия и контроля, ибо в вопросах расстановки приоритетов равных ему не было во всем физическом мире. Будучи человеком, он понимал что самостоятельно с собой и своим личным гитлером справиться почти невозможно; гитлер - очень сильная часть души. Лучше всех ее силу прощупал наш Федор Михайлович Достоевский; мятущиеся тени его романов суть идеи возмездия, справедливости, воздаяния, им втайне сочувствует каждый и каждый же не верит их рыдательным раскаяниям.  Или это Достоевский так плохо пишет, или мы слишком хорошо знаем себя. Лично я никогда не верила катарсису Раскольникова, а терзания милого Алеши Карамазова наводили на серьезные подозрения, что гадкого папу прикончил как ни странно он.

Фрейд не верил еще больше. В статье "Экономическая проблема мазохизма", он утверждает, что "многим русским характерам" свойственен особый, моральный мазохизм.  Это психическое отклонение, искушающее совершать "греховные» поступки, которые должны затем искупаться упреками садистской совести или наказанием, исходящим от великой родительской силы (авторитета)". Чтобы спровоцировать кару, мазохист должен делать нечто нецелесообразное, работать против собственной выгоды, разрушать те перспективы, которые открываются ему в реальном мире и, возможно даже покончить с собой. Здесь речь идет о мазохистском мировоззрении, мазохистской личности вообще, по мнению Фромма и его последователей Гитлер как раз и был мазохистской личностью наподобие второго пилота Андреаса Любитца. В марте 2015 тот заблокировался в кабине аэробуса и уронил его на Альпийские хребты с высоты 11 тыс. метров. На борту было 150 человек. К тому же типу относят обычно и Ивана Васильевича Грозного, имевшего склонность к истовым, надрывным покаяниям, самобичеваниям и постам, особенно после массовых казней и пыток.

Плохо, что психоаналитическая традиция имеет тенденцию смещать все сложные явления человеческой души в плоскость либидо-танатоса, спотыкаясь о фрейдову непроработанность танатологии. Фрейд притянул "влечение к разрушению" за уши к своей исходной теории, но так и не понял его механизм. Возможно, если бы понял, Адольф Гитлер стал бы успешным архитектором, а мысли о мировом господстве вызывали бы у него мощную отрыжку. А вот Эйнштейн это понял и потребовал методик обращения фюреров в архитекторы, иначе быть беде, коллапсу и чудовищному мору от своего же собственного военного творчества.
Фромм по традиции тоже стигматизирует тяжкое моральное уродство понятием  "мазохистская личность", и зря, ибо души, страстно требующие тяжких нравственных чисток и потрясений не подпадают в разряд героев унылого творчества господина Леопольда фон Захер-Мазоха. Спасает дело российский философ К. Исупов: он вслед за Аристотелем назвал такую личность катартической: «Человек катартический» - человек, увидевший две бездны одновременно, насыщенный экзистентным опытом порогового ей предстояния".

Две бездны одновременно. В норме человек не должен искать катартических переживаний, ибо они есть результат тяжких раздумий, рефлексии о человеческой природе своей; но не цель. Сильная катартическая личность, это человек творящий красоту, гармонию, мир и заботу, смысл собственной жизни, невозможный без жизни других людей. Вероятно это монах, или личность наподобие Сократа или Марка Аврелия. В любом случае это зодчий.
Слабый, больной вариант катартической личности - человек, высшей ценностью которого является катарсические переживания, эйфория катарсиса при слабой воле и необязательной перверсии: то есть мазохистские извращения могут сопровождать болезнь душевную, но не всегда. Катартическая личность, это сплав ипохондрии, мизантропии, инфантилизма и социопатии при явной склонности к раннехристианским и буддистским интерпретациям бытия и сознания. При этом центральной частью души такой личности является мораль, вернее ее способность виноватить и прощать. Прощение - это эндорфиновая катастрофа, невесомость, самое дефицитное а потому и страстно желаемое чувство больной катартической личности, исходный мотив которой - остановить войну в себе и войну с окружающим миром, обрести рай, свернувшись эмбрионом в руках грозного бога, родителя, вождя - того, кого эта личность сама наделяет авторитетом прощать. Я выбираю тебя своей силой, внешним мотивом своих действий. Без тебя воля моя пуста, лишена смысла как игра актера перед пустым залом. Как любовь сумасшедшей матери, потерявшей ребенка, но упорно гуляющей с коляской во дворе.

Фромм, исследуя природу Гитлера приходит к выводу о крайне значимом для него образе матери, с реальной матерью сходства почти не имеющем зато сращенным с идеей страны, Германии. Германия для него обратилась родительницей; собственной он скорее стеснялся ввиду ее крестьянского происхождения и слабой образованности. Когда он пишет, что ненавидит Австро-Венгрию, но одновременно безумно любит немецкую Австрию, он открывает мир двойной аналогии: несчастная, глупая, зависимая и необразованная мать (Австро-Венгрия) и умная, успешная, красивейшая женщина, которой она могла бы быть (Германия), чтобы он получил право гордиться ею и любить ее. "Я не могу любить тебя ведь ты не она. Ты не стала той, кем должна стать, и мне очень стыдно. Стыдно не любить. Но как верный сын я сделаю все, чтобы ты обрела себя. И это моя судьба, мой крест, мой сыновний долг и вера". Фромм находит, что Гитлер - визуал. Будущий фюрер не хочет отношений с теми, кем интересуется: с красивыми, успешными и благородными женщинами. Он предпочитает смотреть, наблюдать, смаковать их издалека, из зрительного зала например. Ему важен образ, но не плоть, страшнее всего для него разочароваться, как когда-то разочаровался в матери и в Австро-Венгрии. Он мечтает стать архитектором или художником, мечтает творить красоту Германии, украшать ее. В конечном итоге он отказывается от матери в пользу Германии по очевидной причине: старую и больную, умирающую мать переделать и украсить невозможно. У него другая мать, и она его никогда не разочарует и не бросит. И он соглашается на все условия, выдуманные им же, главное из которых - быть настоящим сыном. Творить Германию такой, какой она должна быть, какой она задумана историей и судьбой. И по завершении он даст своей Германии право судить себя и любить себя. Или казнить себя: Фромм нашел, что более всего Гитлер боялся того чего страстно жаждал. Немецкой победы. Германия в пылу своего эйфорического тщеславия и торжества забудет его. Отвернется. Он всерьез задумывается о выходе на пенсию и тихой жизни сельского художника, оставленного любимой страной, осужденного за дерзость, за то что был на самом деле "плохим мальчиком" с рождения и до конца. Но любящим и верным все равно. Для него это сокровенный онтологический смысл, сакральная тайна и истина. Это искомый катарсис, и он идет к нему так, будто и выбора у него не было, как будто он не человек - вирусная программа, набитая чудаковатым злодеем-программистом потехи ради.

Порой складывается впечатление, что история человечества, выстраивая и ломая карточные домики, будто ждет того самого, нужного ей игрока. Совокупность множества причин и причинок, людей, войн, перемирий, изобретений, врожденных девиаций, совпавших с девиациями социальными.  Если бы Гитлер исчез, умер до 1933 года, то Гитлера бы не было, не было бы и Второй Мировой войны. Гитлер с его страстями и способностями, уродствами и отклонениями был нужен для этой войны, он был крайней необходимостью для нее в цепи тысяч случайных событий. Если бы вместо Гитлера  канцлером стал а-ля-Бисмарк, война с Европой завершилась бы "проглотом" восточной Европы включая Польшу. Великой Отечественной войны не было бы. 

Обычно против этой альтернативы в качестве аргумента цитируют "закон Мерфи": всё, что должно случиться, случится обязательно.

В ответ тянет сказать: на сегодняшний час в мире не случилось:
Третьей мировой войны;
Ожидаемого в конце 1990-х развала России,
Замерзания Гольфстрима
Ковид-испанки, унесшей жизни трети человечества
И так далее.

Еще миллион страшных, опасных, угрожающих жизни и здоровью событий не произошло, хотя могло бы случиться еще пять минут назад. Но в сегодняшних новостях добрые комментаторы рассказывали исключительно о смелом и решительном Александре Григорьевиче, успешно отразившем цветастый майдан в Минске. И ни слова о ядерной бомбардировке Дамаска. Ответном ударе.  Взрыве АЭС во французском округе Гранд-Эст. Потому что в цепочке случайных событий отсутствовал крайне необходимый для них элемент: тот самый человек, то самое решение, та самая ошибка, без которых вероятное событие невозможно в принципе.

Поэтому вопрос Эйнштейна Фрейду нужно сформулировать чуть иначе: необходимо ли применять психоаналитические методы для целенаправленного воздействия на человеческую эволюцию в сторону добра? Если да, то какие методы и средства а) наиболее эффективны, б) наименее болезненны для человеческой свободы.

Если мы не можем убить младенца Адди в люльке, то на первую часть вопроса Эйнштейна мы ответим "да". Мы не можем убить ребенка, но в состоянии убедить его выполнить обещание, данное отцу и стать художником, а не фюрером. Можно объяснить униженной итогами Первой мировой Германии принять ответственность за 11 миллионов погибших людей, совладать с виной и остаться честной труженицей Европы, компенсируя боль и чувство несправедливости добротным трудом и творчеством.  То, что случилось с немецким народом после Второй мировой могло случиться уже после Первой; вот только Гитлер обязательно должен был поступить если не в Венскую, то в Мюнхенскую академию художеств. 71 миллион погибших в мире по итогам Второй Мировой войны. Столько жизней мог бы спасти  сердобольный профессор приемной комиссии, поставивший голубоглазому задиристому юноше пятерку за неказистый рисунок на вступительном экзамене.

Самым пожалуй сильным аргументом против такой альтернативы  является следующий: человечество должно было пережить опыт глобальной националистической бойни. Без этой жестокой прививки более поздний вариант Второй Мировой войны мог унести куда больше человеческих жизней. Много больше.
Чтобы исправлять либо уничтожать будущих гитлеров, нужно очень больно, невыносимо сильно испугаться первого из них. И запомнить этот страх, и передать его потомкам. Это незыблемый закон эволюции. Природа жестока поскольку лишена эмпатии, здесь правит случайность и необходимость - нам  необходимо было пережить Вторую Мировую с учетом обязательного изобретения ядерного оружия в любых вариантах будущего. Человечеству надо было пережить Вторую Мировую чтобы выжить. Этот очевидный факт и шизофренический парадокс ставит точку в споре альтернатив. Перефразировав закон Мерфи, подытожим: все, что случилось в истории, случилось вследствие безальтернативной необходимости в череде случайных событий. И только потому, что этот опыт крайне важен для выживания человечества в будущем. Всё, что не способствует выживанию и развитию человечества, случиться не может. Вне зависимости от цены процесса.

Слава богу, что у нас нет машины времени, иначе несчастный путешественник никаких дилемм решать не будет - он сделает все, чтобы Гитлер пришел к власти, запоров все экзамены во все академии разом. Ради будущего. Ради наших генов, несущих информацию о чудовищной катастрофе войны всем поколениям.

Тогда почему, несмотря на логическую непротиворечивость данного вывода, в душе сильнейший протест против него?
Вспомним дилемму вагонетки. 

Дилемма вагонетки: вы стоите на мостках через узкоколейку, ведущую в пропасть за мостками. По путям движется неуправляемый (машинист в отключке) поезд. В поезде по меньшей мере сто человек. Рядом с вами на мостках стоит толстый человек. Варианты решений: ничего не делать и погубить сто человек в поезде; сбросить толстяка на пути, смягчить удар и спасти сотню. Варианты типа «спрыгнуть самому» либо «вместе с толстым» не засчитываются, ибо по мнению нейропсихологов самое быстрое решение – это решение мозга, отключающего вариант с самоубийством в силу его инстинктивной невозможности. Что выберет ваш мозг?

Правильно: ничего не делать. Почему? Толстяк ни в чем не виноват. А та сотня невинных людей в поезде – они же погибли. Ну. Это плохо. Но так уж сложились обстоятельства.
Если бы там, на мостках, вы знали, что в поезде едет ваша невеста, а толстяк – это маньяк, подозреваемый в убийстве двадцати старшеклассниц, дилеммы бы не было. Он шлепался бы на рельсы всякий раз, даже при условии отсутствия невесты либо пропасти за мостками. Юридический статус подозреваемого в данном случае не имеет значения; в отличие от судебной системы страны наш мозг имеет свойство знать решение раньше личности хозяина, ибо научен распознавать, улавливать и любым способом запрещать то, что судебной системе как раз безразлично. Экзистенциальную угрозу.

Гитлер, Вторая Мировая, Великая Отечественная война. Это угроза жизни. Угроза всему тому, ценнее чего ни Бог, ни мир не придумал. Мы бы никуда не ушли от люльки, и ни один холодный закон логики не убедил бы нас в важности "военной прививки", поскольку она не действует.

К такому выводу пришел психолог из Йельского университета Стенли Милгрэм. Задавшись вопросам, возможен ли в современном мире Гитлер и нацизм, он придумал следующий эксперимент.
Суть эксперимента проста: группу случайных людей, студентов например, собирают в аудитории, куда входит Академик в сопровождении Ректора. Последний объясняет "пастве", что "светило науки и нобелевский лауреат оказался в нашем вузе не случайно, что нам выпала ответственная задача быть неотъемлемой частью важнейшего научного проекта". Далее студентам объясняют, что их роль - тестировать подопытных учеников, прикованных к электрическим стульям в другой аудитории. Учителя видят тестируемых, слышат их. Перед учителями - генератор электрического тока. За неправильный ответ виновников полагается бить током напряжением от 15 до 330 В. Студенты-учителя не знали, что корчащиеся от электрошоков, дико вопящие "ученики" - актеры, но... Но усердно продолжали бить, наращивая силу. Пять человек из 30 останавливались на ударе в 300 вольт. Большинство шло до конца. То есть убивали двоечника.

Эксперимент Милгрэма проводился во всех странах, включая Россию. Ответ на вопрос: возможно ли повторение гитлеризма, принятие нацизма и Холокоста через связку авторитет - общезначимая для тех или иных социальных групп мотивация... Да.

65 процентов "учителей" способны убить своих учеников генератором электрического тока за ошибку. Эти 65% учителей могут сжигать в лагерях смерти по триста двоечников ежедневно. И их не будет мучить совесть. Потому что академик. Потому что в целях безопасности и реализации научного проекта. Потому что никому не нужны вот именно такие отсталые ученики. И во имя чего-то очень важного и таинственного двоечниками (заключенными, больными, иностранцами и т.д.) можно пожертвовать. Так рождался и затвердевал нацизм в головах немцев 1930-х, 1940-х гг. Прошло 75 лет Победы над ним. Две трети человечества готово повторить.

Ответить на вопрос Эйнштейна можно только таким образом: да, применять психологические средства воздействия во имя добра нужно и можно. В начале 1920-х годов советская власть организовывала ликбезы, обучая неграмотное населения азбуке. В 1940-е годы советский народ стал народом-инженером, народом-строителем, изобретателем. Победителем.

Других средств преодоления всевозможных гитлеров внутри себя нет. Психология, философия, физика и нейробиология с химией - все это мощные орудия, но только для тех, кто знает, с кем и почему он борется. Кто знает многое об отнюдь не идеальной природе человека. То есть себя. Ведь гитлер - совсем не самая слабая часть нашей психики. И для того, чтобы изменить соотношение сил в ней, не обязательно изобретать машину времени. Не обязательно пробираться в дом, где пока еще тихо сопит малыш Адди. И совсем не обязательно прижимать подушку к его лицу. Что бы там ни говорил очередной "академик".