Здесь будет котлован

Там, где могли бы вырасти деревья, посаженные заботливой рукой ветра, прямые и гордые, не источенные еще червем и ничуть не удрученные бесконечными потерями собственных листьев, чьи пышные кроны рано или поздно превратились бы в старые и уважаемые всеми крытые галереи зеленых тенистых ротонд, где человек, уставший от жизни, но не готовый пока к смерти, нашел бы если не счастье, то хотя бы покой, в том самом месте, где солнце, пробивающееся сквозь подрагивающий полог камуфляжной сетки, шаловливо играло бы в шахматы белыми пятнами на одухотворенных квадратных лицах людей, прикрывших глаза и представивших, что если бы не деревья, то на этом пресловутом месте могли бы вырасти дома, построенные непорочно зачатым плотником, без единого гвоздя, промасленные и пропакленные, дышащие, но в то же время титанически-неподвижные и монументальные, обрастающие новыми комнатами и этажами, стремящимися, как и все живое, вверх и вширь, пока не закончится сама земля и само небо, под которым, если бы не дома, то выросли бы кривые улицы, названные именами героев, изобретателей и просто разными красивыми словами, чтобы люди, уставшие от ходьбы, но не готовые еще ложиться спать, могли присесть на теплую кованую лавочку, распрямить спину, скрученную работой или пороком, и просто посмотреть вдаль на ровную линию горизонта сквозь стеклянные, достающие до облаков башни, шапки которых посылают небу воздушные поцелуи и величаво раскланиваются в ветреную погоду, опускаясь до своих невысоких соседей – серьезных и прижимистых каменных домиков, благоразумных, а оттого и твердо стоящих на ногах, знающих историю каждого кирпича, из которого построены, будь то грустная и трагическая биография камня, ставшего свидетелем расстрела, или камня-убийцы, пусть и невольного, спросонья свалившегося на детскую коляску, раздавив ни в чем не повинного ребенка, а может, историю старого монолита, умудренного опытом и всего потемневшего от тысячи солнц, видевшего со своей невысокой вахты фундамента смену веков у границы тысячелетия, то есть узревшего не только пространство, но и время, в котором, если бы не деревья, дома и улицы, могли бы вырасти события, мимолетные и основополагающие, купленные многолетним трудом или секундой риска, и это самое время, наиболее легко представляемое в форме реки, несущей не одни лишь свои воды, но и все то, что в них погружено, туда, куда она сама течет, хоть никто и не знает, где это место и есть ли вообще у этой реки собственное море или океан, то есть начало и конец, а люди, создающие события, словно кораблестроители, спускающие свои утлые шлюпки на воду, тоже плывут и сталкиваются, прибиваются к берегам, оставаясь позади реки времени, и неизвестно, вернется ли сама река к этим берегам или на ее пути из-за холмов будут всплывать все новые и новые земли, где так же, будь то пространство засыпано песком или снегом, могли бы вырасти деревья, дома и улицы, башни, дороги и провода, сетью стянувшие все живое, удушая одних и обручая других, объединяя людей в семьи, общины и нации, которые кто-то сочтет домом, а кто-то – клеткой, и вот именно там, где могло бы появиться абсолютно что угодно, к великому сожалению всех мудрецов мира, будет лишь котлован.