Чистый пропуск

 

Работал я на морской нефтебазе механиком на причалах. Грузим нефть на иностранные суда. Своего рода граница. Иностранные суда стоят у причала. Иностранные моряки спускаются на берег. И  кто их знает,  вполне возможно этих моряков просто так в рейс не пускают, а только при условии, что они выполнят задание  иностранной партии и правительства  завербовать советского человека. Проще всего, чтобы далеко не ходить, вербовать работников  причала. Это операторы. Они подсоединяют наши наливные устройства к их заграничным клинкетам. Заходят на судно. То есть пересекают границу.  А уж мастер по наливу вдоль и поперек пересекает. Он  вместе с иностранным помощником  капитана  замеряет танки, а потом считает груз.  И замер уровня, и  подсчет объема и перевод в массу, дело долгое, тонкое и скользкое.  Кофе в каюте,  с коньячком, пирожное. Завербовать можно в два счета. 

Но работа по охране рубежей Родины поставлена серьезно. У каждого  иностранного судна на страже пограничники. Их задача смотреть в оба. И отдельно пограничник у трапа.  Его задача  контролировать вход - выход. Делать отметку в пропусках.

Для береговых работников имеющих право входа на судно имеются специальные пропуска.  И хранятся они в сейфе. Сейф в операторной причала.  Ключи от сейфа у мастера. Есть специальный журнал учета пропусков.   При приеме смены мастер обязан  пересчитать  пропуска и записать в журнале. При сдаче снова пересчитать и сделать запись. Если  оператору нужно подняться на борт, мастер открывает сейф и выдает пропуск. Пограничник у трапа записывает в пропуск время входа. И записывает в свой журнал. А при спуске время выхода. И снова записывает в свой журнал. Вернулся оператор -  сдал пропуск мастеру. Мастер открыл сейф и положил на место.

Так в идеале.

Пишу сейчас и вдруг испугался, не выдаю ли я военную тайну. Думаю, не выдаю. Времена изменились. Я давно там не работаю и не знаю,  как сейчас обстоит дело с проходом на борт иностранного судна. Но, когда я там работал, во времена развитого социализма, границу (и пропуска)  хранили как зеницу ока. Должны были хранить.  Помимо пограничников, имелись  особые люди в штатском. И у нас на причалах был такой неприметный человек. И звали его Иваном Ивановичем.  По крайней мере, так он представлялся, на такое имя он откликался. Придет Иван Иванович,  побалагурит, поговорит с операторами о жизни, о том, о сем. Просветит их души своим опытным оком.  И все, что нужно знает.  Но и операторы, мужики ушлые,  в свою очередь знали, что этот Иван Иванович, или как его там, майор КГБ.  То есть, про этого знали. Но, допускаю, были и те, про кого не знали.

 Мне  механику некогда было с Иваном Ивановичем разговаривать. Работы много. Так что я знал его плохо. Пропуск на суда у меня был. Вдруг такая поломка нашего оборудования, что без захода на судно не починить. Но такого не случалось.  Если, что поломается, возвращали наливное устройство в гаражное положение, на причал. И  уже с причала вели ремонт.  Ремонт  на чужом судне – морока. Нужен то тот ключ, то этот. На своей территории все есть. А у них – замучаешься им объяснять, что надо. А раз я на иностранные суда не ходил, то и пропуск мой был чист. Ни одной записи.

 Сестра моей жены вышла замуж за немца и жила там. И периодически слала нам приглашения. Мы с женой, конечно, не упускали случая посмотреть хоть сквозь гэдээровскую щелочку хоть, кусочек Запада.

Пока я ходил по немецким штрассе, дома произошло следующее. Иван Иванович пришел в операторную. Там пусто. И мастер, и все операторы ушли. Мало ли дел у них. Открывает Иван Иванович  ящик стола – там ключи. И  среди них ключ от сейфа. Мастера живые люди. Зачем им с собой связку таскать? Не  ровен час, вытянут что из кармана над судовым танком, а  ключи  зацепятся.  И бултых в танк. Иван Иванович открывает сейф, достает  стопку пропусков на судно. Пересчитывает. Их, к примеру, двадцать шесть.  Сверяет с перечнем в журнале – двадцать шесть. Все нормально. Он смотрит пропуска.  Многие испещрены отметками о входе – выходе. И только мой девственно чист.  Он знает, что я – механик. И видит, я ни разу пропуском не пользовался. И тут ему приходит в голову забавная мысль. (Я, конечно, не могу влезть в голову Ивана Ивановича. Это, скорее, его профессия). А что, если изъять этот чистый пропуск, думает он. Оператор заходит на судно часто. Даже если вдруг пропуск остался у него в робе, - забыл сдать, может случиться, - оператор при первой же необходимости зайти на судно пропуска хватится.  А вот механику, как видно, он еще долго не понадобится.  Интересно, как они пересчитывают пропуска,  когда  хватятся пропажи?

 Он пропуск забирает и ждет. Ничего не происходит. Сутки, вторые третьи, четвертые, пятые. Смена сменяет смену. Мастер сменяет мастера. Запись о том, что сдано-принято двадцать шесть пропусков сменяется очередной записью. И никто не бьет тревогу.

Вот как они блюдут неприступность рубежей!!! Собственноручно раздолбать мастеров за утерю бдительности и вернуть пропуск в сейф – это не поучительно и неинтересно. Не тот раздолбон.

 Иван Иванович  поступил иначе. Он обратился к своим друзьям- коллегам пограничникам и сообщил, что  на пирсе не хватает одного пропуска. А те службу знают -  такие пропуска, это их зона ответственности. Они едут с проверкой, пересчитывают пропуска, поднимают хай.  А где же  механик?

 А я  в Германии.

Вернулся я из путешествия.  На утренней планерке  дарю коллегам каждому по немецкой безделушке. Планерка закончилась,  начальник цеха просит меня задержаться.
-  Тут твоего пропуска на суда обыскались, - говорит он  - Ты его случаем не взял?
- А зачем он мне? – говорю, -  Я к нему отродясь не притрагивался.
- Да я сам понимаю. Но тебя тут ждали.  Неделю назад сижу  в кабинете. Являются  два  полковника - пограничника и с ними  Иван Иванович. И один из полковников  спрашивает:
- А где нам увидеть гражданина Колоса?
- Я им говорю, что в данный момент  Колос находится в отпуске, а точнее в ГДР.

И  тут один из полковников начинает заваливаться как при сердечном приступе. А второй говорит:
-  А вы знаете, что на причале нет его пропуска на суда? Нас Иван Иванович проинформировал. 

- Я, - говорит  мне начальник цеха, - про пропуск  впервые услышал. Иван Иванович мне почему-то ни слова не сказал. Хотя  нормально бы начать с цеха, а не бежать к пограничникам. Это конечно неприятный сюрприз. Я говорю этому полковнику, что, наверное, пропуск где-то в сейфе среди бумаг затерялся.  Нужно поискать.

Тот говорит
- Уже  все обыскали пропуска нет. А вы понимаете, что он мог его перед отъездом взять и с собой туда провести?
- Ну, - говорю, - и зачем он ему там нужен? Он по нему никуда там не пройдет.
Вижу, что полковник тоже это понимает. Но он  выдвигает такую версию
- А вдруг он там его кому-нибудь покажет.
-  И что?
- Ну, уж не знаю что. Иногда с мелочи начинается крупная диверсия. А вдруг он сбежит?
- Куда он сбежит?  И как? У него тут двое детей  и родители осталось.
 Полковник говорит.
- Вы знаете какие люди бывают? Родную мать бросят. Короче, как только вернется ваш Колос, если вообще вернется,  дайте знать.

А  потом они пошли к директору и его настращали. Тот мне позвонил, меня отругал. И теперь тебе для начала предстоит идти на беседу с директором.  Он ждет.


- Я-то тут при чем? - говорю я начальнику цеха,-  Мой пропуск потеряли из сейфа, к которому я вообще не прикасался. 
- Вот это ты ему и скажи. Только ни в коем случае  никаких объяснительных не пиши. И вот этот брелочек ему сразу презентуй. 

 И  начальник цеха возвращает мне брелок, который я ему дал.  Пошел я к директору. Брелок ему преподнес, как ни на что не намекающий сувенир. Это, конечно, смело. Ему  брелок нужен, как пятое колесо телеге. С директором я, простой  механик, практически не пересекался. Пересекался только, когда партком мне давал разрешение на выезд.  Тогда  директор недовольно обронил такую фразу, что как  партком соберется, так кому-нибудь нужно согласование на выезд за границу. Что-то разъездились, словно им там медом намазано. Директор, человек незлой, но немолодой, и, видно, тяжелый на подъем, выходец из села, как я понимал, езду по заграницам не одобрял. Говорили, он поднимался  по лестнице не технических должностей, а по идеологической лестнице, пришел на эту должность из парторгов. Это значит большое почтение к таким бумагам, как характеристики, допуски, пропуска. А тут такой казус с пропуском.
 
Объясняю директору, что я ни в чем не виноват.

- Вот ты и напиши объяснительную, что не виноват.
- Вы, наоборот, обратите внимание,-  говорю, - что я ни разу пропуск не брал. То есть иностранными судами не интересовался.
-  Вот и напиши.  Пропуска то нет.
- Да я же вам объясняю, что он мне сто лет не нужен был. И дальше не нужен будет. О чем писать?  Где я, и где пропуск. 
- Вот так и напиши. А вдруг сейчас что-то поломается  и тебе сейчас срочно понадобится на судно зайти?
- Обойдутся, - говорю, - Я все на причале ремонтировал и дальше отремонтирую

 А спустя пару дней,  звонит мне в слесарку мастер и говорит, что мой пропуск вдруг нашелся. 
- Приходи, расскажу

 Я по такому случаю не поленился. Операторная от моей слесарки  в ста метрах.
- Слушай, - говорит мастер, - Я его чуть не за руку схватил. Иван Иваныча. Захожу. А он опять  в столе роется.  Чего забыл?  Гляжу, а в ящике прямо сверху  пропуск.  Твой.  Это откуда?  Ну, понятно, что он подложил.  А он видит, что за руку поймали. Шел, говорит,  и прямо на проезжей части нашел. Мы ходим – не видели, а он нашел. В сейф-то он теперь положить не может. После  хипиша, что тут погранцы устроили, мы  ключ от сейфа прячем, - не найдешь.


  И открыл мастер сейф и положил  мой пропуск. Пропуск  теперь там, где положено. Пуганые мастера хоть полгода за ними будут смотреть бдительно.  Ивану Ивановичу, говорят, очень деликатно намекнули, что это не наш метод.  И все вернулось на круги своя.  Пропуска в сейфе. Пограничники  на посту. Граница на замке. И мне директор об объяснительной  не напоминал. Все пляшут и поют.