Мастер третьего ранга. Часть первая

 Аннотация.
 Спустя сотни лет после апокалипсиса, когда человечество едва встало с колен, в мире, где больше не было войн, а земля не желала принимать в себя мертвецов, опытный охотник на чудовищ, отправился в опасный путь.
 Настала пора доставить своего ученика в Обитель Мастеров. Но вместо этого, нудный простак, мастер-слабосилок стал пешкой на шахматной доске тайных сил. Героем третьесортного романа, который путешествуя по разоренным людоедами землям, должен слепо следовать уготованному злодеями сюжету.

Часть первая.

1. Царство мертвых.

 Стремительно угасало алое зарево заката. Наливался свинцовой мутью и тускнел небосвод. Первые звезды, робко выглянули сквозь темнеющий свинец. Словно светлячки они взобрались на небесный купол, и стали приветливо сверкать двум людям, стоявшим у старого, видавшего виды, тяжелого мотоцикла.
 Ржавый, собранный из всякого хлама, запыленный и пышущий жаром от раскаленного двигателя, он был прислонен к рассыхающейся коре развесистого дуба. Юный подмастерье устроился у самого двигателя. Греясь от него, словно от печи и балуясь ножичком парень, обратил покрытое веснушками лицо навстречу разгорающимся звездам.
 Его наставник: Мастер Братства Иван Безродный, закрыв глаза, экстрасенсорно сканировал ближайшее пространство.
 Экстрасенсом он был так себе. Приходилось сильно напрягаться, чтобы почувствовать присутствие стихийных сущностей, духов, или же нечисти, которая могла притаиться в ближайшем лесу. Слабая, третья степень мастерства, давала о себе знать. Иван тратил на простейшие действия, которые у иных мастеров, срабатывали на автомате, несоизмеримо больше сил, нежели второй и первый ранги.
 Удостоверившись, что в ближайших пяти ста метрах, кроме интересующего их объекта ни кого нет, он открыл глаза и покачнулся, от внезапно накатившей слабости, что едва не подкосила ноги.
 Совладав с головокружением, и поборов приступ тошноты, Иван взглянул на подмастерье, который с довольной моськой, грелся у двигателя, поглядывая на угасающий закат.
 Несколько лет назад, этот парнишка, в числе городского отребья слыл отменным воришкой. Он ловко подрезал кошельки у зевак, обчищал карманы в толпе, да обирал пьянчуг у корчмы. Но однажды в его жизни появился мастер, и как говорится, приставил к делу, взяв в подмастерья.
 К делу опасному, страшному и неблагодарному, но интересному, и полному приключений. И теперь парень был доволен. Юра стал забывать, как это, спать в сырых подвалах наводненных крысами, да на поросших пылью и паутиной чердаках, бояться каждого дружинника, и постоянно прятаться в тенях.
 А опасность…
 Если бы не Иван, то все равно, рано или поздно болтался-бы он в петле за воровство. Без шансов.
 Наставник помог обрести смысл жизни и почувствовать настоящую свободу. Юра научился улыбаться солнцу, луне, звездам, и ветру, напором бьющему в лицо, когда мастер гонит по дорогам свой старый мотоцикл.
 Иван по-доброму завидовал своему протеже. Парнишка был намного талантливей его. В ходе обучения мастерству, Юра стал во многом превосходить наставника.
 Ему не нужно было ждать ночи, или же сильно напрягаться, чтобы применять «иной взгляд», сокрытое от глаз, он видел как естественное, само собой полагающееся. Своим талантом, подмастерье уже не раз спасал Ивану жизнь. Правда, кое какие умения ему пока давались плохо. Иван в силу слаборазвитых способностей не мог его обучить тому, чем не владел сам.
 Ну, ничего. Не достающим умениям парня вскоре обучат менторы Братства. И выйдет из бывшего воришки первоклассный мастер. Он во многом превзойдет своего посредственного наставника. Конечно, если доживет. Работа у них опасная. Не следовало загадывать наперед.
 Иван взглянул на лес. Из-за его зарослей, путаясь в сухих ветвях, и прячась за плотные еловые лапы, на свое место, взбиралась оранжевая, полная луна. И чем выше отрывалась она от горизонта, тем ярче светилась, и свет ее становился белей, и холодней. Особенно призрачным казалось в тот день свечение опоясывающего ее диска.
 Мертвый лунный космопорт, он же гигантская судоверфь, сотни лет разрушался, окутывая лунную орбиту слабой светящейся дымкой, из миллионов мелких осколков и крупными обломками от некогда огромных, космических кораблей.
 -Вань, может костерчик разжечь? Движок уже остыл, совсем не греет, –с мольбой во взгляде, воззрился на Ивана протеже.
-Жги Юрка, фиг с тобой. Не-то околеешь тут, от холодины. Да и зверье огнем, да дымком следует припугнуть. Глядишь, и не слопают тебя вместе с нашими припасами. А припасы-то жалко.
-Угу-угу, –подтверждая слова хозяина воскликнул филин Фома, заерзав в закрепленной на мотоцикле переноске.
-А я разве не иду с тобой? –удивился и в тоже время насторожился парень.
-Сам видишь, не заладилось у тебя с нашим объектом. Ты вчера едва не околел. Хотя я тебе и говорил, не нарывайся.
-А че он хрыч старый, -оправдывался парень.- Упертый как осел. -он поднялся и стал собирать сухие ветки, коих вдоволь валялось под густой кроной скрипучего дерева. –Ладно, побуду тут, на посту. А-то эти чертовы еноты опять еду сопрут.
-Да, действительно упрямый нам попался объект, –согласился наставник. -Вредный дед, да оно и понятно. Но сегодня я с ним попробую потолковать по-другому.
 Мастер обреченно вздохнул, при мысли об упертом старике. Тот уже два дня кровь у них пил, со своими выкрутасами. Неугомонный встретился объект. Сладу с ним нет.
 Пройдя к мотоциклу, Иван открыл дверцу переноски, затем чтобы пернатый увалень Фома полетел, поразмялся. Тот в последнее время совсем разленился. Даже охотиться перестал. А зачем? Хозяин и так накормит.
 Дверца открылась, и Фома, вылупив на хозяина крупные, желтые глазища склонил голову набок. Но из переноски не сделал ни шагу. Он нахохлился и раскрыл клюв будто бы птенец, мол, давай хозяин, корми скорей.
-Хех, да ты братец вообще обнаглел, –стал бранить питомца Иван. –И так задницу отъел, скоро крылья не поднимут. Дуй, давай, разомнись!
 Филин понял, кормить в клетке его не будут, защелкнул клюв и вышел из переноски. Покрутив головой он бесшумно вспорхнул, обдал Ивана ураганным ветром, и вместо того чтобы улететь, сел ему на плечо. Острые крючья когтей заскребли, пытаясь удобней уцепиться за наплечник из нескольких слоев грубой свиной кожи.
-Юрка! Глянь на нашего кабана! Фома наш, больше не орел. Я думал он филин, но кажется мне, это пингвин. А тяжелый, сейчас плечо надломит, –подтрунивал питомца Иван.
 Фома «угукнув» повернул свою голову к разводящему костер подмастерью.
-Ай-ай-ай, –наигранно покачал головой парень щурясь от дыма. –Толстый, ленивый. Фома, да на тебя скоро не одна уважающая себя сова смотреть не станет. Глянет, да плюнет, мол, не мужик, а толстый индюк какой то. Не охотник, не самец, а так, фиг пойми что, с крыльями.
 Фома нахохлился, хотел было издать свое «угу», но передумал. Он обиженно отвернулся от парня. Иван, улыбаясь, потрепал перышки у него на животе, и филин ухватил его за палец мощным клювом. Не сильно прищемил и тут же бросил.
-Не дуйся брат. Ты мужик вообще или где? Давай, шуруй на охоту.
 Фома согласился «угу», ощутимо шлепнул Ивана по лицу грубыми перьями, снова обдал неслабым порывом ветра, и направился в помрачневший лес, что раскинулся на многочисленных холмах.
–Да и мне собираться пора, –произнес Иван вслед скрывшейся в сумраке птице и стал снимать неудобный, кожаный доспех.
 В предстоящем деле он был совсем ни к чему. Тем-более местами доспех уже порядком натер, да растрепался. К тому же жутко пропах потом.
 Подобные доспехи носили все, от сборщиков ягод до охотников, от лесорубов до охранников торговых караванов. Все кто отправлялся в путь, или на промысел, за пределы защищенных стенами городов и поселений.
 Пулю, картечь, арбалетный болт и умелый удар ножом, вываренная, вощеная кожа сдержать не могла. Зато отлично защищала от когтей, шипов и клыков большинства средней опасности тварей. Самая дешевая и распространенная, разновидность доспеха давала шанс сохранить в целости свое брюхо, и это уже было достаточно большим шансом на успешное отражение атаки, или хотя-бы удачное бегство. К тому же малый, по сравнению со стальными панцирями, вес, влиял на скорость маневра и подвижность, улучшая мобильность. Но главным залогом успеха кожаных доспехов была их дешевизна и простота изготовления.
 Стальной или композитный панцирь стоил золота, а кожаный доспех, пару серебрушек, а то и вовсе горстку медяков.
 Доспех отправился в одну из седельных сумок. Натертые, широкие плечи распрямились, и освобожденная от кожаных тисков, грудная клетка, свободно вобрала в себя, холодный, вечерний воздух.
 Из темных недр сумок появилась кожаная куртка с наплечником, а следом были извлечены все нужные в предстоящей вылазке предметы.
 Первым был старый, покрытый трещинами, местами перемотанный изолентой, пластмассовый фонарь. Затем на затертый до дыр дерматин, старого сиденья, один за другим легли: рассеивающий хлыст, мешочек с измельченной, железной стружкой, покрытый сколами круглый магнит, и наконец, мутная, пластиковая бутылка с круто соленой водой.
 Иван с сожалением посмотрел на сложенное, на дне оружие и закрыл сумку, затянув, загрубевший, засаленный ремешок. С оружием к деду идти бесполезно. А сколько бы времени сэкономил, если можно было бы уговорить старика под дулом пушки, или приставив к горлу отточенный клинок.
 Ну, ничего, прорвемся.
 Не считая наступающей ночи, у Ивана было еще два дня луны, для выполнения контракта на устранение проблемы. Главным было уложиться в лунную неделю, иначе гонорара ему не видать. Да и задержался он в этом месте. Осточертело совсем.
 Луна, затмив мусорным ореолом, тусклое мерцание ближайших звезд уверенно взобралась на почерневший небосвод. Зажглись зеленоватые искорки среди свалки валунов, бывших когда-то домами большого города из металла и бетона. Вяло запели, замерзшие от холодного ночного ветра сверчки.
 Поросшие мхом, травой и лесом, угловатые куски бетона, давно перестали напоминать остатки былых построек. Даже остовы мятых машин, что раньше торчали из-под развалин, за века рассыпались в ржавую труху. Ни что больше не напоминало о том, что здесь стоял многоэтажный лес домов крупного города.
 Раньше город населяли сотни тысяч людей, а его центр надвое разрезал оживленный автомобильный поток. Теперь же на месте той широкой трассы раскинулась зеленая поляна, которую обступили лесистые холмы, скрывшие собою руины, а ровно в центре, разрушив крепкими корнями, остатки асфальта, вырос огромный дуб.
 Подмастерье, раскочегарив как следует костер, занялся созданием защитного круга. Он старался уложить аккуратным кольцом ржавую железную цепь среди поросших травой асфальтовых кочек. Парень метался по поляне, поправляя то тут, то там, но идеальный круг не выходил. Как он не старался, кольцо было слегка кривоватым.
 Смирившись с тем, что на таком рельефе идеальный круг не получить, он плюнул, сомкнул концы цепи, и устроившись поближе к костру распотрошил свой рюкзак. Подмастерье разложил на полотенце выделенные нанимателями продукты, и стал нанизывать на палку мягкий хлеб, сало, домашнюю колбасу.
 Напрочь забыв о деле, глотая слюнки, парень всецело сосредоточился на том, как огонь аппетитно подрумянивал продукты. Трещали ветки в огне, вверх к шелестящим, изогнутым ветвям устремлялись пляшущие искры, а по округе поплыл ароматно пахнущий дымок.
 В густой кроне, над Иваном, согревшись, запели цикады. Юра уже поджаривал вторую порцию, и попутно уминая первую, расслабившись, что-то весело мурлыкал себе под нос.
 Мастер, напротив был серьезен и сосредоточен на предстоящем деле. Пока подмастерье уничтожал съестные припасы, он занялся проверкой незатейливого снаряжения, что собрался взять с собой.
 В отсветах огня Иван осматривал резиновый, рассеивающий хлыст.
 Хлыст был стар и порядком изношен. Жесткая ручка липла к рукам, покрылась сетью мелких трещин, но сам он был еще вполне рабочим. Иван посгибал его и так, и сяк, проверил шипованные железные кольца, которыми был усилен хлыст и, убедившись в том, что он еще послужит, повесил на пояс. Затем приторочил к поясу мешочек со стружкой, и мутную бутыль соленой воды, бросил в карман магнит, и взялся за фонарь.
 А вот с ним приключилась беда.
 Часто мигая, не посветив и полминуты, фонарь тут же померк. Иван похлопал по нему. Не помогло. Пощелкал переключатель. Без изменений. Окончательно сел. Ну как же так. Главное, и забыл.
-Вот, -он бросил фонарик подмастерью. –Занимайся, чтоб не заскучал.
 Парень с набитым ртом, пробурчал нечто неразборчивое. Хотя по тону было ясно, что он выражал свое недовольство, но сильно не пререкался, а принялся выполнять.
 С досадливым вздохом Юра отложил еду, достал из рюкзака динамо-машинку, присоединил к ней фонарь, и начал, остервенело крутить неудобную ручку.
 Мастер вышел из-под густой кроны и снова посмотрел в небо. Луна окончательно вошла в зенит. Он осмотрелся по сторонам. Наступало самое опасное время в этом мире. Полночь в ночь полнолуния.
 Холодный свет залил все, до чего мог добраться. В сумраке недалекого ельника угукал Фома. Голод не тетка. Оставшись без кормёжки, ленивому филину пришлось вспоминать охотничьи навыки и гонять мышей.
 Кроме Фомы присутствия другого зверья не чувствовалось, и не наблюдалось. Ни волков, не диких собак, которых слышно было за километр.
 Псы в отличье от волков, на охоте не старались себя скрывать и устраивать засады. Собаки нападали на любую случайно подвернувшуюся добычу, а стаю сопровождал постоянный скулеж и лай.
 Но лес был необычайно тих и пуст. Вредный дед распугал всех зверей в округе на версту и значит, в эту ночь кроме зудящих над ухом комаров его протеже есть, ни кто не собирался.
 Вернувшись к мотоциклу, мастер прибавил к общему снаряжению, небольшой факел, фляжку с горючей смесью, и зажигалку.
-Ну, я пошел, –со вздохом сказал Иван.
-Успеха мастер!
-Бди Юрка. Смотри не усни. Ни то залетная нечисть пятки откусит.

 Укрепленный неотесанными бревнами лаз, в одном из холмов привел Ивана, в отлично сохранившийся, широкий подвал. Город был стерт с лица взбесившейся планеты сотни лет назад. Многоэтажная постройка над подвалом, сложилась, словно карточный домик, и со временем, превратилась в покрытый зарослями холм. Вход затянуло диким виноградом, оплело корнями, но сам подвальчик стоял как новенький.
 Конечно, стены были черны от вездесущей плесени, да паутина свисала парусами с потолка, но на пыльном полу отсутствовал мусор, а всевозможный хлам был, выброшен наружу.
 По привычке Иван повел факелом по сторонам. Под потолком вспыхнула и затрещала паутина, со свистом лопнул мгновенно изжаренный паук. Зловещие тени метнулись по влажным, черным, стенам. Жирные мухоловки, быстро семеня множеством лапок, поспешили скрыться в змеящихся в бетоне трещинах. Пусто. Ни кого и ни чего.
 Он прислушался.
 Тихо.
 Внизу капает вода, пищат голодные крысы, шипит и потрескивает факел над ухом. Все так, как и в предыдущие две ночи. Лишь от дальней стены, к которой он, с подмастерьем протоптал в пыли отчетливую дорожку, в этот раз более ощутимо тянуло замогильным холодком.
 Оно и понятно. В полнолуние старик набрал полную силу и стал крайне опасен. Но и Иван, тоже не лыком шит. Он взял в руку хлыст и направился к ходу ведущему еще глубже вниз.
 Спустившись по раскрошившимся бетонным ступеням, мастер с омерзением вступил в зловонную, токсичную жижу, что по щиколотку залила обширную часть бывшей канализации.
 Города нет, будто и не было никогда. Его остатки скрыл собой низкорослый, еловый лес. Но напитавшаяся за столетия токсическими отходами почва так и не очистилась.
 Каждый паводок, грунтовые воды, сквозь прогнившие трубы и трещины в кладке, заливали эти коридоры ядовитыми потоками, которые уходя еще ниже, в недра разрушенных коммуникаций оставляли после себя этот едкий, химический суп.
 Хоть сапоги мастера и были непромокаемы, но не давали гарантии, что эта жижа их не разъест. Поэтому долго задерживаться на месте не следовало, и не очень-то хотелось.
 Прогуливаясь этими туннелями, прошлой ночью он заметил, что токсичный фильтрат скрывает в себе неведомую жизнь.
 Несколько раз в нем мелькали черные, склизкие тела. На поверхность всплывали ни-то шипы, ни-то плавники. Стремительная тень выскочила из воды, и зазевавшаяся крыса, издав резкий писк, исчезла в цветных, ядовитых разводах.
 Подавив приступ накатившей клаустрофобии, мастер двинулся дальше.
 Разбежавшаяся мутная волна, разбросала по низкому, округлому своду множество резво танцующих бликов.
 В свете факела, шипящие от пламени бахрома корней, разметали во все стороны кривые щупальца теней. От этого стало и вовсе не по себе. Но, ничего, видели места и пострашней.
 Преодолев, торчащие из стен обрубки бетонных труб, под чьими распростертыми черными зевами, грязевые наносы поросли пятнами цветной плесени, Иван свернул в тоннель сплошь окутанный, сплетениями корней.
 Они словно клоки давно нечесаной бороды, свисали с разрушенного, густо подпертого металлическими арками свода. С него сыпался грунт, и резво капала, звонкая капель.
 В отсветах пламени Ивану казалось, что покрытые склизким налетом, рыжие арки раскачиваются, и норовят упасть, чтобы похоронить охотника, под тоннами сырой земли. С бухающим сердцем он поспешил проскочить опасный участок поскорей и, покрывшись испариной, выскочил в более-менее целый тоннель.
 Он представлял собой подземное распутье, центральный ход которого закупорил старый завал. Оставалось два пути влево и соответственно наоборот.
 Ага, как там, в сказках? Налево пойдешь, коня потеряешь. Направо… не помню что, но тоже нечто малоприятное. Прямо пойдешь, об стену нос разобьешь. Или я все перепутал?
 Конь у нас где? Там где и стопроцентно дрыхнущий подмастерье, а потому, смело топаем налево. Все налево ходят, а я что, рыжий?
 Иван свернул на относительно сухой участок, где почти не было воды и лежали усеянные крысиным пометом, деревянные мостки. Над головой нависали насквозь проржавевшие металлические трубы, из стен торчали сгнившие крюки держателей, и свисающие с них, обрывки сопревших проводов.
 Крысы буквально заполонили этот отрезок заплесневевших катакомб. Они то и дело выскакивали из-под прогибающихся мостков, и разбегались по трещинам и норам. Особо наглые и жирные особи, царственно восседали в проделанных в стенах нишах, и даже не думали бежать, лишь провожали чужака, вторгшегося в их царство черными бусинами глаз.
 Самодельных ниш становилось все больше. Они располагались по обе стороны, в разобранной кладке стен, и были усилены кусками старого бетона. А наполняли эти ниши, сложенные горками человеческие кости.
 Ниш было много, и костям по виду был уже не один десяток лет. О том же свидетельствовали надписи с именами и датами, начертанные мелом на старых кирпичах.
 Отрезок чудом сохранившейся канализации превратился в массовый склеп. Отовсюду в этом царстве смерти на Ивана скалились остатками зубов, и безмолвно смотрели провалами пустых глазниц, пожелтевшие, продырявленные черепа.

 Звон капель понемногу стихал. Под ногами перестали метаться облезлые крысы. Их территория осталась позади. Серые наглецы не смели ступать во владения буйного деда.
 Атмосфера этого участка явственно похолодела, даже запах плесени и гнили будто отступил. Пошли ряды самых старых, разрушенных, затянутых пыльной вуалью паутины, ниш.
 Иван остановился. Изо рта появился пар. Пламя Факела затрепетало и стало искрить. Впереди показалась конечная точка его пути в этом склепе.
 Ею был просторный коллектор испещренный дырами, забитых сточных труб и обитающий в нем, в край задолбавший всех, несносный дед.
-Дед! Это снова я! На этот раз, хочу поговорить. Давай без нервов. Решим все миром, –восклицал мастер по направлении к коллектору, страшась, что оттуда может прилететь кусок арматуры или увесистый кирпич.
 Тут же ощутимо похолодало. Блещущие влагой стены покрылись кристаллами инея.
-А чего оттудова орешь? Ты ходь сюды! Я по тебе уже соскучиться успел, –отозвался скрипучий, старческий голос.
-Иду! Только ты давай без фокусов!
-Чапай-чапай! Жду!
 Стиснув покрепче рассеивающий хлыст, Иван со всей решимостью направился в коллектор. Но войти в помещение дед ему не дал. Остановил в тесной арке у входа.
-Стой там, дальше не ходь! Ну, переговорщик хренов, а цацка тебе зачем? Ты ежели с миром, то спрятай ее, спрятай.
 Иван покрутил в руке хлыст. Там где его остановил хитрый дед, с ним не развернуться. В просторном коллекторе, да. Там есть, где размахнуться, а в проходе слишком узко. Делать было нечего, он прикрепил единственное оружие к поясу, но руку придержал у заранее раскрытого мешочка с железной стружкой.
–Ну, чего сегодня споешь? Чем старика на сей раз будешь веселить? –иронично проскрипело из темноты. -А где твой потешный малец? Живой надеюсь? Чего один явиться изволил?
 Факел заискрил и зашипел сильней. Пламя метнулось, словно от сильного дуновения ветра. Света хватало только на то, чтобы осветить небольшой участок теряющегося во мраке коллектора и часть погребального стола, на котором лежал обглоданный крысами добела скелет.
 Во тьме то тут, то там, то и дело раздавалось шипение. На уровне пола вспыхивали алые искры. Казалось, дед, ходил босой по раскаленным углям.
-Дед, ты может, покажешься? А то не по-людски с темнотой разговаривать. Я по искрам все равно вижу, где ты бродишь.
-С темнотой? Да говори уже как есть. Не стесняйся. Не с темнотой, а с пустым местом, коим я и являюсь на самом деле.
 Стало еще холодней. Кожа на руках Ивана покрылась мурашками, а волос встал дыбом. Напротив, за погребальным столом, проявилась полупрозрачная, сухощавая, сутулая фигура старика. Призрак с недовольной миной смотрел на мастера, чернотой пустых глазниц.
-Ты мыслишь и говоришь, а стало быть, существуешь. А если ты существуешь, то не можешь быть пустым местом. Может ты и дух, но дух это энергия, что по сути одно из состояний материи. А если проще, то я хочу поговорить с тобой как человек с человеком.
-Вот спасибо, уважил. Меня при жизни человеком не считали, пахали будто на осле. Так хоть после смерти в человеки приняли. Благодарствую те господин мастер. –отвесил дух театральный поклон, после разогнулся и нервно задергал ногой. -Короче, говори, чего хотел, и двигай отседа нахрен. То, что ты тут насыпал, пятки жжет и злит. Неровен час, снова разозлюсь.
-Ну, с тем, что насыпал, могу помочь. Все не соберу, но будет полегче. А тем временем давай спокойно поговорим, а?
-Ты собирай, ежели сможешь. А там видно будет. Только не шали. Вмиг обморожу.
 Иван прошел вперед, воткнул факел во вделанный в стену держатель и достал из кармана магнит.
–Ах ты ж хитрюга, –усмехнулся на это дух.
-Я возьму? -пройдя к столу указал Иван на торчащую из под скелета нить. Дед согласно кивнул. Мастер привязал нить к магниту, бросил его на пол и стал волочить вокруг стола, собирая рассыпанную железную стружку. –Дед, отстань ты от своей семьи. Ну чего ты не утихомиришься ни как? Чего ты на родичей так взъелся? Зачем хулиганишь?
-Наконец-то спросил, –саркастически усмехнулся дух. –Сперва меня тут всякой дрянью поливал да посыпал, да хлыстиком своим рассеять пытался. Мальца своего хоть бы пожалел. Я ж так осерчал, что едва его не заморозил. А вот от родичей своих поганых не отстану. Буду сколько смогу кошмарить. И ты мне не воспретишь.
-Мне просто интересно, за что? А насчет «воспретить» ты сильно не обольщайся. Методы найдутся. Рано или поздно я найду, на чем ты заякорился. Просто это время, а меня ждут в других местах, усмирять существ пострашнее полтергейста.
-Хех, ну ты мастер и наглец! Я тебе на якорек свой даже наводку дам, да фиг найдешь. Он не живой, а по всему дому ходит, и злым глазом за всем следит. А вот кошмарю за что? Да за то! Эти ироды меня на тот свет раньше времени свели! Ради дома да землицы моей в гроб загнали.
 Не сам я помер, понимаешь? Задушили во сне. Я ж их любил, души не чаял, все им, все ради них! А как сильно приболел, так стал обузой.
 Вырастил Иуд на свою плешивую голову. –дух сел на погребальный стол, и воззрился на свой скелет. –Понимаешь? Не могу простить я деток своих. И навредить не могу, так, страху только нагнать. Ни то удавил бы всех давно. Но по каким-то неведомым причинам не могу я наказать родню свою. Ни капли родной крови пролить. Если б мог куда отседава, да от дома уйти, ушел бы, чтоб глаза мои на этих паразитов не глядели. Так нет, в двух местах лишь, в доме и этих катакомбах могу обитать.
 Иван все слушал, стараясь, ни слова не упустить и собирал с магнита стружку. И про якорь он уже догадался, и чего так ополчился призрак на родню. По сути, поделом им, но работу выполнить он обязан. Контракт есть контракт. И пришла ему на ум странная, и опасная идея.
-Дед, а давай договоримся? –ложа магнит в карман предложил мастер.
-Ты мне эту песню третий день поешь. Опять сейчас буянить будешь? Так я сегодня сильный, я тебя насквозь проморожу, ежели начнешь чудить. Сказал же, раз судьба такая нипочем от них не отстану и точка!
-Да мне по большому счету на них плевать. Неприятные люди. Просто заказ есть заказ. Взял, не могу не отработать. А уговор у нас с тобой будет таков: если я якорь твой найду, и кровь твоей родни пролью, то ты пойдешь ко мне на службу. Якорь твой я себе заберу, а с ним и тебя.
-Кровь прольешь? -тут же забеспокоился дух, и мастер увидел, что говорить и на самом деле хотеть призрак может разные вещи. –Поубивать их чель собрался? –он прищурился и засветился ярче.
-Все будут живы и относительно здоровы. Слово мастера! Ну, так как? Твое слово полтергейст?
-Слово значит даешь? Ваше слово дорогого стоит, -задумался он. -Тогда будет, по-твоему. –решился дух. -Клянусь!
-Ну вот и хорошо, –улыбнулся Иван. –А теперь дедуль, иди и похулигань на славу. Посиди на дорожку так сказать. Завтра ты уедешь со мной.

 Рано утром, под слепящими лучами солнца Иван собирался в путь. Сдавать заказ. Он проверял крепление переноски Фомы, рылся в сумках, короче готовил своего железного коня в долгий путь.
 Его подмастерье, которому он поведал о том, как все решил, смотрел своему наставнику в широкую спину, думая, на-кой им вредный полтергейст, и не выйдет ли эта затея боком. Братство ликвидирует духов, как и прочую нечисть, но вот таскать с собой старого психа уже перебор.

 Грузный, ревущий, будто дракон мотоцикл обогнул бетонные холмы, развалины былой, ушедшей в небытие цивилизации. Клином прошел сквозь убранные поля. Пропылил мимо ряда, собранных из хлама ветряных водокачек наполнявших поилки для скота и вскоре остановился аккурат у крыльца дома заказчиков.
 Парня Иван оставил следить за мотоциклом, чтобы дети работающих в поле батраков, не расковыряли чего и не трогали ленивого филина, а сам нацепил на пояс ножны с огромным тесаком «кукри» и поднялся на порог хозяйских хором.
 Вся семья встретила мастера в обитой дубом столовой. Там был хамоватый, обрюзгший от попоек, с мешками под глазами, сын деда. Оплывшая жиром с обвисшими, бульдожьими щеками, и вечно зажеванным между ягодиц потным платьем, сыновья жена. Также, своим присутствием собрание почтила, младшая дочурка деда: наглая, нимфоманка, с засаленными черными кудрями, масляными, свинячьими глазками, и своим кисло-броженым душком.
 В этот раз она смотрела на охотника без интереса и тупо напивалась, присосавшись к бутылке дешевого пойла.
 При виде этой семейки Ивана всегда коробило, и невольно тянуло скривить грубое иссеченное шрамами лицо. Но он сдерживал себя, как мог, придерживаясь делового вида и тона.
 Родичи старика тут же набросились с обвинениями, буквально не давая раскрыть рта. Дед похулиганил на славу. У его дочурки среди сальных волос, явственно проступила седина. Да и остальные выглядели не лучше.
 Иван стоически выслушал все, что о нем думают, где советуют побывать, а так же мнение о своей родне, которой ни когда не знал. Он помолчал, оглядел всех, и с неизменно деловым видом, объявил, что контракт почти выполнен, и потребовал плату на стол.
-Почти, это не выполнен, –возразил глава семейства положив руку на кошель. –Ты не представляешь, что тут сегодня ночью было! От нас уже бегут батраки! За что я должен платить, скажи на милость? –брызгал он слюной, окатывая Ивана волнами перегара пополам с чесноком.
-Осталась самая малость, –спокойным тоном вещал Иван. –Вы слышали про якоря?
-Слышали. –надменно отозвалась жена хозяина гордо подняв заплывший подбородок вверх, мол, мы из графьев, и не такое знаем холоп.
-Так вот, я выяснил, к чему привязан ваш старик. Якорь здесь, в доме. Эту вещь я должен забрать и уничтожить. И дух вас больше не побеспокоит.
-И за это я тебе буду платить? Да мы сами найдем и уничтожим, –вцепившись в деньги взвился хозяин. –Ты, мастер, нам тогда на что?
-Тогда не смею вам мешать! Ищите хоть до новых веников. У вас впереди столько чудесных ночей, –саркастично ухмыльнулся Иван и собрался уходить.
 Страх переборол жадность. Все трое почти в один голос остановили мастера.
-Стой! Хорошо, будь по твоему вымогатель, –хозяин бросил мешочек с деньгами Ивану. –Забирай якорь и выметайся!
-Еще один нюанс. Я заберу якорь и то, что под ним.
-Да так ты можешь весь дом оттяпать, с землей и батраками, –икнув возразила сестрица и откинула жирные кудри со лба.
-Земля и дом, и батраки ваши мне нафиг не нужны. Это самая малость, которая уместится в карман.
-Да и пес с тобой, забирай! –нервно бросил хозяин.
-Слово даешь? –уточнил Иван. –Я думаю ты знаешь, что значит слово данное члену братства?
-З-знаю, –неуверенно проблеял побледневший хозяин, но тут же взял себя в руки. –Если это малость, то забирай. Даю слово оно твое!
-Ты слово дал, –недобро ухмыльнулся Иван и выхватил из ножен свой тесак.

 Подмастерье задремал сидя на мотоцикле, когда в доме вдруг раздался истошный крик, а через мгновенье на крыльцо вышел наставник, сунул свой тесак в ножны и спокойной походкой направился к нему.
 Вслед выбежала вся семейка. Бабы причитали, плеская руками, а хозяин, держась за окровавленную руку, взвывал, проклиная Ивана, Братство и покойного отца. Иван, не слушая проклятий и причитаний, спокойно сел на мотоцикл и стал прогревать движок.
 Грохот мотоцикла перекрыл вопли хозяев, превратив их в немое кино. Из-за плеча парень увидел, как мастер раскрыл ладонь, в которой оказался окровавленный палец. На нем, сверкая рубином, блестел золотой перстенек.
 Иван стянул с него перстень, а сам палец покрутил в руке и бросил хозяйскому псу.
 Надев перстень на левый безымянный палец, он поддал газу, крикнул «Ну что дед, погнали», и рванул мотоцикл вперед.
 Позади, таяли крики, мимо уха просвистела пара пуль. Но угнаться за мотоциклом нескольким здоровым лбам из охраны хутора, было не дано.
 Пес понюхал палец, скривил морду, фыркнул и припустил вслед за пыльной взвесью, что оставлял за собой мчащийся в сторону степей тяжелый мотоцикл.

2. Кукловод.

 В полдень путешественники остановились у небольшой речушки, что отделяла выгоревшую, пыльную степь, от густого темного леса.
 По эту сторону, из деревьев были лишь растущие чахлыми пучками дикие груши, искореженные яблоньки, терновые и боярышниковые кусты, а на глинистом берегу конкурирующие с низкими камышами заросли ивняка.
 А вот по другую сторону, над серебристыми водами, разметались длинные плети старых ив, в полуденном безветрии, замерли кривые ветви могучих дубов. Из тенистых глубин дубовой рощи раздавалось, заливистое щебетанье птиц. Эхом звучал призывный крик одинокой кукушки, и раскатистое тарахтение дятла, что сливалось в затяжную барабанную дробь.
-Кукушка-кукушка… -начал было подмастерье, но получив подзатыльник умолк.
 Иван по роду службы был очень суеверен. Сам знать свою судьбу не хотел и другим не советовал. Обращаясь к глупой птице, которая на тебя плевать хотела, и глотку драла потому, что просто орать невтерпеж, можно было накликать на себя беду.
 Мало ли кто в момент счета эту дуру спугнуть может, а судьба возьмет да поймает тебя за язык. Слово, оно ж не воробей, вылетит и кирпичом по башке вернуться может.
 Они закатили тяжелый мотоцикл в тень густого куста боярышника. В планах было сделать длительный привал.
 До этого было еще несколько вынужденных остановок, виной которых стал увязавшийся за ними пес нанимателей. Он как раз прошел мимо охотников на нечисть заплетающейся от усталости походкой, и спустился по берегу к воде, чтобы утолить жажду после длительного забега.
 Огромный, угольно черный, будто безлунная ночь, пес жадно лакал чистую холодную воду, не обращая внимания ни на что вокруг. Его ничуть не пугали мягкие прикосновения едва заметных теней, крики носящихся над водой стрижей, и то, что кто-то гладит его грубую шерсть.
 Он так сильно хотел пить, что в тот момент существовали лишь вода, его жажда и гулко стучащее сердце в широкой часто вздымающейся груди.
 Мастер поначалу гнал мотоцикл, пытаясь от него оторваться, но топливо на дороге не валяется, и он остановился. Вместе с подмастерьем они кричали, замахивались, улюлюкали, старались прогнать, как могли. Но пес просто сел на дорогу и пытливо на них смотрел. Он не боялся ни чего, и не собирался, ни куда уходить.
 После еще несколько раз хотели от него оторваться, но как только сбавляли скорость, замечали, что он упрямо плетется позади.
 Ивану стало жалко дурного пса, он решил делать остановки, чтобы тот от бега не околел. Жалостливость подмастерья вылилась в предложение его пристрелить, мол, все равно от усталости издохнет. После чего по выражению лица наставника он понял, что лучше было помолчать.
 Так спустя несколько остановок охотники добрались до намеченного на маршруте привала. Солнце вошло в зенит и дальше ехать в жару по пыльной, накатанной караванами дороге не хотелось, и не моглось.
 Конечно, можно было переехать реку и поискать дорогу через лес, но Ивану этот лес решительно не нравился. По ощущениям, за рекой было гиблое место. А ощущениям опытный охотник на монстров привык доверять больше чем глазам и здравому смыслу. Безопаснее объехать этот лес по степи, чем искать в тех буреломах приключения на свой седалищный нерв.
 Юра снял с мотоцикла вещи и устроился в тени. Жаркий полуденный воздух пропах горькими травами настолько, что горечь пижмы и полыни чувствовалась даже во рту. Марево, нависшее над степью, примешивало к горьким ароматам трав, запахи пыли и пересохшей прели. Было невыносимо душно. Даже тень боярышника не спасала от жары. И тем соблазнительнее казался плеск воды, неумолимо тянущий искупаться. Но он и не двинулся с места. Подмастерье зажевал длинную травинку и воззрился на ограждающие реку, заросли ивняка.
 Иван, завинчивая мятую алюминиевую флягу с горячей водой, заметил, как заалели щеки ученика. На лбу парнишки выступили крупные капли пота, а глаза стали как у смотрящего на сметану кота. Он проследил за взглядом парнишки. Средоточием его волнения были редкие ивняки.
-Кто там? Русалки? –с усмешкой спросил у раскрасневшегося парня Иван.
-Нет, –смутился тот еще больше и опустил глаза. –Побережки.
-Красивые?
-Угу, –потупился Юра, нервно перекусив травинку.
-Да не стесняйся ты так. Воспламенишься. Ты лучше им сыграй, они это любят. Только не забывайся. Это не русалки конечно, но кто их знает. К воде не ногой. Береженого Бог бережет.
 Парнишка совладал с собой и достал из рюкзака свирель. Поднялся мягкий, ветерок, покачнувший степные травы, к пению насекомых и повсеместному стрекотанию кузнечиков прибавилась тихая печальная мелодия, которую Юра недавно сочинил.
 Обнаженные девы игриво выбрались из ивняков и в различных позах расселись на глинистом берегу.
 Сердце Юры застучало быстрее и перехватило дух. Налились кровью и заалели уши, но он не сбился, и старательно выводил ноту за нотой для этих соблазнительных бестий.
 Их было три. Все абсолютно нагие, не считая пышных венков из цветов и душистых трав на головах. У дев была атласная, поблескивающая на солнце капельками воды бледно розовая кожа. Длинные волосы цвета спелой пшеницы, разметались по узким плечам и только у одной они скрывали грудь.
 Словно прочитав мысли парня, плавным движением рук, она откинула их за плечи, тем самым обнажив красивую, спелую грудь, с призывно торчащими алыми сосками.
 Юра сбился. Побережки до этого игриво улыбавшиеся, постреливая в парня серо-голубыми глазами, звонко расхохотались.
 Неимоверным усилием воли он взял себя в руки, отвел взгляд, сосредоточился на мелодии, и заиграл снова, но теперь с чувством. Он стал играть не для них, а для себя.
 Играл о своей прошлой, полной боли и лишений жизни, о первой несчастной, жестоко оборванной подонками любви. О вселенском горе, которое он с большим трудом пережил. Но оно его так и не покинуло, навсегда оставшись ржавым гвоздем в измучанном, юном сердце.
 Парень, играя, ушел в себя, перестал замечать прекрасных дев, и из свирели полилась трогающая до глубины души, горькая печаль.
 Перед остановившимися глазами предстал образ худенькой, огненно-рыжей девчонки в лохмотьях, которую он так искренне любил.
 Иван, полной грудью вдыхая запах горькой полыни, украдкой стер выступившую, скупую слезу.
 Мастер узнал судьбу подмастерья лишь после того как его выкупил, отдав последние деньги и вытащив парня из петли, когда того хотели вздернуть за воровство и попытку убийства. Он интуитивно понимал, о чем эта песня.
 Мастер настроился, посмотрел «иным взглядом» на ивняки и увидел печальных, тихо плачущих побережек. Бестии, дети стихий, духи природы, так прониклись мелодией, что не могли не почувствовать Юрины переживания льющиеся из самодельной свирели.
 Девы были прекрасны в своей печали. Умиление, грусть и слезы, причудливо смешались на красивых лицах прибрежных духов, придав глазам оттенки чистой, ледяной воды.
 Вдоволь напившийся пес, оказался среди них, что было невероятно. Ох, не прост, был этот зверь. Собаки чувствуют нечисть, и бегут, словно от огня, а этот не только чувствовал, но даже видел. Мало того, позволял им себя гладить.
 Вся дурашливость и соблазнительность побережек под влиянием мелодии сошла на-нет. Девы скрыли золотыми волосами груди, сняли с голов венки. Глаза были полны слез, и печален рассеянный взгляд. Внимая музыке, они присмирели, окружив большого, черного кобеля. Девы нежно гладили его изящными ручками, запуская тонкие пальчики в грубую шерсть. Самая красивая из них обняла пса, положив опечаленное личико на холку, да так и замерла, обо всем на свете позабыв.
 Юра закончил играть, и отложил свирель в сухую траву. На нее тут же прыгнул кузнечик, и будто в благодарность за мелодию протяжно застрекотал.
 Побережки смотря на парнишку блестящими влагой глазами, отпустили пса, поднялись, подхватив свои венки и отойдя от берега, сложили их у куста колючего чертополоха. Они слегка поклонились и отступили назад.
 Юра растерянно оглянулся на наставника. Иван подал ему немой знак, мол, пойди, подбери. Он с опаской подошел к чертополоху и, подняв венки, не поворачивая к ним спины, спешно попятился назад. Девы слегка повеселев ему искренне улыбнулись.
-Поблагодари дурень, –чуть слышно шепнул ему Иван.
-Благодарю, прекрасные девы! –несколько переигрывая, и не понимая зачем, произнес Юра.
 Побережки взялись за руки и вскоре скрылись за зарослями ивняка.
-Вань, зачем нам эти веники? –обратился он к наставнику взвешивая рукой душистые венки.
-Говорю же дурень. Эти венки настоящий клад. Они сплетены из самых редких, целебных и магических трав. Из них можно сделать амулеты и зелья, которые ты ни когда не купишь и не найдешь. А травники, целители и колдуны у нас их с руками оторвут. Но мы их показывать и продавать не будем ни за что. За некоторые из этих трав и повесить могут.
-Во как, –удивился Юра. –И за что ж такой подарочек?
-За песню. Побережки, как и большинство стихийных сущностей эмпаты, им бесполезно лгать, они видят человека насквозь. Они воспринимают его чувства и потаенные желания, которые могут обратить человеку во вред, а могут навязать и свои.
 Ты сам того не понимая излил им душу, вот они и отплатили тебе за все добром, –пояснил наставник. –Так что этот клад ты честно заработал. Да, -он подмигнул подмастерью.- Еще один приятный бонус. Теперь ты можешь без опаски купаться на этом участке реки, и ни одна тварь не посмеет тебя тронуть.
-Ура! –вскричал парень и стал спешно снимать запыленную одежду, но потом вдруг остановился с застрявшей в штанине ногой. –А они меня там в воде не это… ну того… ну ты понял?
-Не ссы напарник, их там уже нет. Там никого и ничего нет.
 Юра доснимал одежду и довольный побежал к реке.
–А может и есть, кто знает. –посмеиваясь сказал мастер глядя как разбрызгивая воду ухает и вопит в реке его протеже.
 Пес тем временем устроился в тени высокой полыни и принялся усердно чесаться, гоняя блох. Иван подошел к нему и крепко задумался, что с этим волкодавом делать. Пес тут же перестал чесаться, сел, и преданно воззрился на него.
-Ну брат, и что с тобой делать? Я так понимаю ты от нас теперь не отцепишься? –заговорил он с псом, поглаживая его массивную, мускулистую голову. –И пес ты вижу не простой. –пес в ответ гавкнул, да так басисто, будто грянул гром. –Так, ну-ка стоять. Сидеть. Лежать. Голос.
 Огромный беспородный пес выполнил все команды и снова стал буравить Ивана, желтыми глазами.
–Молодец! Отдыхай, сил набирайся. Чуть погодя есть будем. - Пес облизнулся, громко чавкнув, и лег, на прежнее место.
 Иван сел в тень у мотоцикла и стал крутить дедов перстень на пальце. Бросив взгляд на резво плещущегося в реке парня, и удостоверившись, что его ни кто не «этого того» как тот опасался, решил поговорить со стариком.
-Дед, ты как, сам появишься, или мне каждый раз придется творить ритуал? –спросил мастер у кольца.
 Тут же словно ледяной ветер задул, под мокрую от пота рубаху.
-Сам, –ответил очень тихий голос словно его донес издалека жаркий ветерок.
 Поскольку Иван еще был в режиме «иного взгляда» то разглядел проступивший перед ним, едва видимый, сгорбленный силуэт.
 Дед сидел в позе лотоса и пытался рукой гладить траву, но та беспрепятственно проходила сухощавую ладонь насквозь.
-Дед, что это за пес, твой что ли? По крайней мере, он такой же упрямый.
-Ты старшим то не хами! Не дорос еще, –заскрипкл призрак. –Может я терь у тя и на службе, но всыплю льда за шиворот, коли бушь старшим хамить!
-Не пугай, пуганый уже. Ты давай не выпендривайся, полтергейст. Чай не враги. Ты мне не раб, а помощник. А не устраивает, ты скажи, где тебя оставить, я оставлю.
-Ладно, ты не серчай, –смягчился дед. –Это я по привычке, потому шо у меня раньше велосопеда не было, - старчески покряхтывая засмеялся он.- А теперя, вон цельный мотоцикл. Да и с вами веселей, нежели в катакомбах, или с родственничками окаянными. Ты гля, Иван, какие девахи из-за кустов за мальцом подглядуют. Во бестыжия. Ух какие! - заинтересованно шамкнул призрак.
-То не девахи, а побережки.
-Суръезно? Так вот они какия! Ты гляди и все при них! А они как бабы, как, –не унимался дух. -Не пробовал? –он все косился на обнаженные фигуры прячущиеся в ивняке, да так засмотрелся, что если б было чем, то пустил бы слюну.
-Дед, ну ты даешь, –заржал Иван. –Ты давай не отвлекайся. Пес спрашиваю твой? И что за зверь, откуда взялся?
-Ну не могу. Говорю глазам, не смотри, а они супротив воли смотрют. Ей богу, ща окосею. Пес-пес, а чевой пес говоришь? Гля, какая у ней! Ух, ну прям как орех, так и просится на грех!
-Так, короче, дуй обратно в кольцо! –грубо сказал Иван.
-Не ну чего ты сразу психуешь? Да мой это пес. Люблю я этого кудлатого. Он из всех единственный кто меня любил. А взялся, откуда. Так кто его знает. После грозы поле у меня загорелось. Так вот когда мы его с батраками тушили, я его щенком среди пепла нашел. А как он там очутился, бес его знает.
-Интересно девки пляшут, –задумался Иван и тоже засмотрелся на маячащую из ивняков розовую попку одной из побережек, потом плюнул и перевел взгляд на старика, который ехидно заулыбался. -И давно это было?
-Да почитай лет за пятнадцать, до того как эти душегубы меня придушили.
-Тебя уже десять лет, в физическом плане нет. Дед, собаки столько не живут. –почесал маковку мастер, и они с дедом оба уставились на пса.
 Пес, лежа в траве, покусывал переднюю лапу, гоняя доставучую блоху, и искоса поглядывал на них.
 Черная блестящая шерсть, без единой подпалины иного цвета, бугрящиеся оконтуренные мышцы, широкая грудь, белые зубы, без присущей стареющим собакам желтизны. Пес мало походил на двадцати пяти летнюю развалюху, которой по всем законам природы должен был быть. Он выглядел как здоровый трехлеток, не старше. Очень странным был этот пес.
-Так чейто, не собака вовсе? –удивился дед.
-Да вроде бы пес как пес, только больно большой. Ты как его назвал?
-Ну, после грозы нашел, так Громом и прозвал. Хотел угольком, за цвет, но цуцик он был крупный, ясен пень, что кобель вырастет здоровый, так вышло б не солидно. Так чего с псом то? Чего с ним не так?
-Да не знаю. Что-то на краю сознания крутится, вроде как из легенд, а вспомнить не могу. Он по характеру как?
-Пес как пес. Лает, ямы роет, косточки грызет, спокойный. Ну а залезет на подворье чужой, так он и штаны подлатает. Простой как две копейки кобель.
-Тогда мы твоего волкодава оставляем. Придется, что то думать, не будет же он все время за мотоциклом бегать. Ты извини, но мне уже трудно с тобой разговаривать, мне приходится тратить силы и напрягаться, чтобы днем тебя видеть. Поэтому я отдохну, –скривился Иван потирая наливающиеся тупой болью виски.
-Хорошо. Только ты это, в кольцо не загоняй. Я с девицами познакомлюсо схожу. Ладные такие, грех мимо пройти, –лукаво улыбался дед косясь в сторону берега реки.
-Без проблем. Только подмастерье моего не пугай. –отмахнулся мастер и выходя из состояния иного взгляда, лег в пахнущую горечью и прелью сухую траву.
 Слушая как над ухом стрекочет кузнечик, и, почесывая небритую щеку, он вдыхал полной грудью насыщенный аромат разгоряченных зноем трав, пытаясь расслабиться и задремать, как вдруг, почувствовал всплеск энергии, и то, как резко похолодел перстень.
-Вань, чего это так плескануло? –послышался встревоженный возглас подмастерья от реки.
-Не обращай внимания! –не поднимаясь и не открывая глаз крикнул Иван в ответ. –Это дед шалит.
-Дуры, бесстыжия, –бубнил на грани слышимости, обиженный скрипучий голос. –Я к ним со всей душой, а они по морде. Стервы!
 Иван решил не реагировать и не комментировать позорное фиаско, престарелого полтергейста-ловеласа, сладко зазевал и медленно покатился в черноту глубокого сна.

 В темный густой лес, сквозь плотные лапы елей почти не проникал солнечный свет. Не смотря на лето в промоинах, еще лежал смерзшийся в плотные куски грязный снег. Это было обычным делом в районе отступающих ледников.
 В иных местах, по сию пору ни как не могли растаять грязные, ледяные валуны, что за последние годы потеряли в объеме лишь с десяток сантиметров. Даже сквозь мягкий ковер из рыжих еловых иголок, ссыпавшихся с сохнущих ветвей, чувствовался хруст хрупкого льда и промерзшей земли.
 Мастер Братства замер, под одной из развесистых елей, опустив уставшую руку. Огромный тесак, похожий на увеличенный до размеров меча, мачете, вонзился острием в мягкую почву, и замер, достигнув, притаившегося под ней льда.
 Широкая спина была напряжена. Охотник на тварей весь обратился в слух.
 Позади, зашуршала еловая подстилка. Кто-то наступил на сухую ветвь.
 Мастер резко развернулся. Вслед за вырванным из почвы рубилом, в набегающую, сутулую фигуру полетели рыжие, еловые иглы. Со звоном и искрами сомкнулись клинки, и чучело отпрыгнуло назад.
 Переступивши с ноги на ногу, враг вновь ринулся в атаку, нацелив оружие охотнику в грудь. Снова лязг металла, и клинки костомахи отлетели вверх. Оттолкнув их, мастер, продолжил движение рубилом вниз, чтобы разрубить чучело пополам, но лишь мазнул острием, по кости одной из ног.
 Костомах, словно кузнечик, резво отскочил, сменил траекторию движения, и вновь ринулся на мужчину, целя клинки, на сей раз в живот.
 Мастер, сместился, развернулся на правой ноге, так что враг проскочил мимо его оборачивающейся спины, и, вложив в инерцию дополнительную силу, закончив полный оборот, нанес в спину костомахе сокрушающий удар. Рубило с треском прошло сквозь врага сверху вниз, наискосок и, на излете, прочертив в почве полосу, замерло вновь.
 В густую тень еловых лап, полетели фрагменты вражеского тела. Снова наступила мертвая тишина.
 Ноги едва держали, а широкая грудная клетка быстро раздувалась и опадала. Мужчина пытался выровнять дыхание, призвать в помощь усталому телу, скрытый внутренний резерв. Он понимал, что впереди остался последний, решающий бой.
 Ощущая, как восстанавливаются растраченные силы, в ожидании новых нападений, он беглым взглядом окинул место битвы с врагом.
 Вокруг россыпью белели осколки костей. Несколько разбитых пожелтевших черепов откатились в густую, еловую тень, а у ног мастера лежали раздробленные на части скелеты коими и являлись костомахи.
 Истлевшие, лишенные плоти, они были подняты из домовин и склепов, дабы служить злой воле кукловода. На большинстве этой нежити болтались присохшие к костям обрывки саванов, вполне различимая одежда, и сгнившее тряпье. Давно рассохшиеся и потерявшие связку суставы, были соединены металлическими шарнирами, вросшими неведомым образом в мертвые кости. У всех вместо кистей были остро заточенные клинки, ножи и штыки. На одних, была навешена броня из кусков ржавой жести, а другие и вовсе являли собою плоды дьявольских экспериментов.
 Их конечности казались сплетением лозы или корней, в которые превратились спаянные между собой разнородные кости. Были и экземпляры, у которых было две головы, и срощенные воедино несколько скелетов. Проще говоря, костомахи казались ожившими кошмарными снами, или плодами больной фантазии сотворившего их злодея.
 Тонкие стрелы солнечных лучей, изредка постреливающие в царство мрака, плесени и мха, высвечивали еще подрагивающие в тщетных попытках восстать, изрубленные останки мертвецов. Но мастер потрудился на славу, нанеся каркасам бывших людей максимальный урон, и разрушил их на потерявшие общие связи куски.
 Вот один из костомах пошевелился резче.
 Наиболее целый, но потерявший почти все подвижные части, он поднял уцелевшую конечность, а мастер крепче сжал рукоять своего рубила, что была выполнена в виде массивного кастета с обилием шипов.
 Чудом не отвалившаяся от развороченной ударом грудной клетки разбитого скелета, рука, соединенная шарнирами в плече и локте, бессильно заскребла по рыжему ковру изогнутым клинком. Больше всего это напоминало содрогания клешни оторванной у богомола.
 Подвигав конечностью, скелет опал и замер. Проклятый кукловод, понял, что марионетки более не боеспособны. Он разорвал с ними управляющие нити и теперь, либо пришлет новых костомах, либо, наконец, выйдет к охотнику собственной гадкой персоной, и он с удовольствием сотрет эту мерзость в порошок.
-Выходи! –выкрикнул мастер в лесной полумрак. -Ты проиграл! Где твоя честь? Бейся со мною лично и умри. Хотя, можешь просто сдаться. Тогда я доставлю тебя в Обитель Братства, и там решат твою судьбу!
 Конечно ни кто, ни кого и ни куда доставлять не собирался. Мужчина решил, что в любом случае прикончит эту пакость. Тем самым он заработает уважение, славу и почет, в кругу вышестоящих членов Братства, а с тем, тепленькое местечко тренера в Обители. А может на волне славы даже попадет в менторскую иерархию.
-Я сам решаю ваши судьбы, –выйдя из-за старой ели, ответила высокая фигура, в сером балахоне.
 Лицо злодея скрывала непроглядная тьма глубокого капюшона. Без страха, уверенно и неспешно кукловод шагал навстречу охотнику. Он будто призрак, парящий над землей, двигался текуче и бесшумно. Не треснула ни одна ветка. Не слышен был шорох еловой подстилки. Будто не живое существо из плоти и крови двигалось по земле, а пустой невесомый балахон.
 Мастер, тряхнул головой, отгоняя наваждение. Попытался поднять оружие. Но слабеющая рука более не слушалась сильного и тренированного тела. Он не устоял, как и его братья. Охотник переоценил собственные способности.
 Стихало далекое пение птиц, блекли и тускнели, редкие солнечные лучи. Голова становилась тяжелой то и дело, норовя склониться вперед, чтобы безвольно опуститься на грудь. Потяжелевшее разом тело перестало слушаться мастера. Подлый кукловод пробил ментальный заслон и теперь, медленно и неотвратимо лишал его контроля над разумом и телом.
–Преклони колено мастер, и получишь то о чем и не мечтал. –зазвучал властный голос у охотника в голове. -У тебя будет свой дом, горы золота и лучшие из женщин. Скажи, не об этом ли ты мечтал? –кукловод сделал плавный пасс рукой насылая ложные видения. -Служи мне, и это все будет твоим! Смотри, это все твое! –пафосно говорил он все глубже проникая в податливый разум врага. –Но главное, ты получишь, свободу от пороков и грехов! –скрывая торжество воскликнул он.
 Внимая властному призыву, плотным туманом заволакивающему мозг, мастер выронил свое рубило и безвольно стал опускаться перед кукловодом на колени.
 Кукловод сходу нашел, его слабость, ту самую, тонкую, сладко звучащую струну и всласть играл на ней, подчиняя опасного врага.
 Разум мужчины заволокли яркие грезы пиров, и богатой жизни. Он уже поднимал золоченый кубок, в кругу красивых женщин. Провозглашал бравурные тосты над заставленным дорогими блюдами столом. А рядом были все никчемные члены его Братства, почтительно склонившие головы пред ним, ранее недооцененным, а теперь своим господином. Величайшим из мастеров.
 Кукловод довольно наблюдал за тем, как мастер покорно опустился на колени и пустил слюну. Глаза застыли в одной точке, и стали похожи на матовое стекло. На грубом и до этого решительном лице появилась глупая улыбка. Мужчина, благодаря раздутому самомнению, и жадности был всецело в его власти. Алчность, корыстолюбие и гордыня, открыли кукловоду путь в воспаленный пороками разум.
-Слеп тот, кто видит лишь свое отражение и не видит за ним ничего. Ни кто так не глух, как тот кто, слыша ликование толпы, не пытается разобрать отдельных слов. Ни кто так не глуп, как тот, кто знает все. Слаб тот, кто понапрасну показывает силу. Истощен тот, чье набито брюхо, но хочется еще. Всегда будет беден, бесконечно жаждущий богатства. Несчастен духом, тот, у кого есть все. Раб тот, кто жаждет власти и кто, имея, боится ее потерять. Оскользнется идущий по головам, и упадет на воздетые мечи. Всегда так было, и будет пока в человеке, живет порок. –словно пастырь, наставительно и самозабвенно, вещал на распев кукловод. Глубоко вдохнув сырой, холодный воздух, он перевел дух и продолжил свою речь.
-Пороки, иссушающая жажда, в озере с чистой водой. И всю жизнь мертв тот, кто открыл им сердце, и впустил грязный поток в святилище души.
 Грехи можно искупить, трудом во благо, и искренним покаянием. Пороки никогда. Невозможно отмыть испорченное естество. И пока в человеке есть гложущий сердце порок, зло всегда найдет путь сквозь червоточину, и поглотит беззащитный разум.
 С широкой еловой лапы, скатился детский скелетик в истлевших лохмотьях, и словно кот, ловко опустился на четвереньки. Он подошел к одурманенному, отравившемуся собственным ядом мастеру. Остатки, длинных, выцветших волос, что держались на присохших к черепу кусках кожи трепал, легкий, холодный ветер, а пустота глазниц, была обращена к кукловоду.
-Да мой милый, не порочен лишь тот, кто еще не родился, либо тот, кто уже мертв, –с нежностью обратился к нему кукловод. –Так освободим-же, бедного мастера от всех пороков!
 Кукловод махнул рукой, и скелетик, к кистям которого, ржавыми болтами были прикручены остро отточенные клинки, вонзил один из них в горло стоящему коленопреклоненно охотнику.
 Мужчина, от боли тут же очнулся и в панике с клокотанием вдохнул хлещущий алый поток. Кровь заполняла легкие, хлестала наружу, он пытался закрыть рану рукой, подняться на слабеющие ноги.
 Это ему почти удалось, но безмолвный скелетик тут же подрезал, сухожилия под коленными суставами.
 Мастер рухнул, на мягкий еловый ковер, затем чтобы больше с него никогда не встать.
 Сердце в заполняющейся кровью груди, еще раз стукнуло, сильно сжалось, и смолкло навсегда. Затопленный паническим страхом разум растворился, и его поглотил вечный покой.

 Иван с криком, наконец, вырвался из холодной чернильной пустоты. Над ним, с бледным, испуганным лицом нависал подмастерье. Вспотевший он с натугой пытался отвести руку наставника, которой тот со всей силой вцепился в свое горло.
-Все-все, –прохрипел Иван парнишке. –Все нормально, я пришел в себя.
 Подмастерье с облегченным вздохом слез с мастера и утер льющийся ручьями по лицу пот.
–Кто? –кратко спросил Юра.
-Игорь Мирской, –слабо ответил наставник. –И снова кукловод. Тот же самый.
-Тварь! Получается, этот гад, объявил Братству войну?
-Теперь это яснее ясного. Уже третий брат из моего выпуска.
 Иван сел и сконцентрировался, чтобы успокоить бешено колотящееся от испуга сердце, а затем выйти на телепатическую связь с ближайшим братом.
 Сердце успокоилось, приняло размеренный ритм, но как он не старался, дотянуться до кого ни будь из «своих», эфир был пуст. Это означало, что он единственный мастер в округе, на десяток километров.
 Где не помогает телепатия, там поможет, старая добрая технология.
 Иван поднялся, покачнулся от накатившей слабости и тошноты, и подошел к мотоциклу. Из запыленной навесной сумки он извлек станцию. Нажимая тангету рации, мастер стал вызывать брата, который должен был трудиться в соседнем районе. Спустя пять минут сквозь треск помех пробился знакомый голос.
-Здравствуй брат, –приветствовал севшим голосом Иван.
-Здравствуй брат, –ответил скорбный голос с той стороны. –Я уже знаю Вань. Я бросил все дела и выдвигаюсь в путь. В Обитель. Ближайшие братья до кого дотянулась рация, делают то же самое.
-Принял брат. Значит, встретимся дома. Береги себя.
-Успеха брат. Ты тоже не расслабляйся. Отбой.
-И что теперь? –спросил все слышавший, поникший Юра.
-Планы меняются. Мы отправляемся в Обитель. Пора тебе, Юра, из подмастерья идти в мастера.
-Но я не хочу! –воскликнул испуганно парень. –Мне и так хорошо! Почему нельзя всегда быть подмастерьем?
-Потому, что я не вечен. И далеко не лучший из нас. Не дай Бог, сожрет меня, одна из расплодившихся тварей. Кому ты тогда будешь нужен? Вечный подмастерье. Да и без нужных навыков и знаний, которые я не могу тебе дать, ты просто закопаешь свой талант в землю. Пора Юра! Пора обрести братьев и вырасти в Мастера. –вкладывая станцию обратно, доставая взамен еду и питьевой спирт строго сказал наставник.
-Мне просто страшно. Вдруг, я не выдержу испытаний, или меня не примет братский круг. Мне не хочется делиться с чужаками своим сознанием. –поник головой протеже.
-После инициации, эти чужаки станут твоими родными братьями. Понимаешь? У тебя появится семья, которой у тебя ни когда не было.
-Ты моя семья, –противился Юра.
-Все! Разговор окончен, –отрезал Иван. –Пойдем, поедим, помянем моего брата, и в путь. Нам предстоит очень долгая дорога.

3. Злая переправа.

 Уже в сумерках, мотоцикл остановился у пограничного столба, предупреждающего о том, что нужно приготовить документы и «подорожную» либо готовить деньги за уплату проездного.
 Проще говоря, за мостом, вам вывернут карманы и обворуют. И это все под благовидным предлогом пошлины за проезд.
 За столбом располагался отрезок дороги, по обочинам которой в петлях, болтались исклеванные воронами мертвецы: воры-рецидивисты, убийцы и контрабандисты.
 Далее, за этим «живописным» пейзажем, примыкая к городу, стоял, чудом сохранившийся со времен старой эры, крепкий бетонный мост, а под ним плескалась бурная река, у притока которой они отдыхали днем.
 Мастер отвинтил крышку топливного бака. В нос тут же ударил запах едреного спирта, с не менее дурно пахнущими добавками. В черном жерле бака не видно было ни зги. Он покачал тяжелый агрегат из стороны в сторону, и попытался определить количество топлива на слух. Из утробы железного коня раздался слабый плеск.
 Зазевавшийся подмастерье чуть было, не свалившись, охнул и соскочил с сиденья. Затрепыхался в переноске филин, и издал недовольный писк.
 Пока парень разминал затекшие косточки, Иван сменил осточертевший доспех на куртку, и принялся кормить из мятой баклажки старого, верного «ослика» остатками спирта. В вечерней прохладе щелкал остывающий двигатель. Под весом взобравшегося обратно мастера жалобно заскрипели ржавые рессоры.
 Юра от безделья принялся вычищать набившуюся в треугольный клин отбойника траву. Отбойник значительно утяжелял конструкцию и без того громоздкого мотоцикла, из-за чего медленный агрегат терял в скорости, но в степи он был необходим. Рамочный клин, будто утюг, приминал перед мотоциклом траву, и она не забивалась в колесах. К тому же способен был хорошо наподдать мелким тварям, что любили выпрыгивать из высокого степного сухостоя прямо в лица беспечным ездокам.
-Не прошло и полгода, –недовольно бросил подмастерье на встречу появившемуся спустя десяток минут псу.
-Если сможешь бежать быстрей его, то можете поменяться местами.
-Нет уж, -отмахнулся парень и влез на сиденье, но наставник и не думал ехать вперед. –А теперь кого ждем?
-Я думаю.
 Гром на недовольство Юры не реагировал ни как. Отдышавшись, он прошел к мосту, потянул носом, и рванул обратно к мотоциклу, подальше от запаха разлагающихся тел.
-Вот видишь, -наставительно поднял палец Иван -Даже Грому этот вонючий городишко не по душе. А ты все заладил, через мост да через мост. У тебя денег много, чтобы платить охране за проезд? Да еще обшманают все, и обязательно, что то сопрут. Объедем.
-Опять?!! –обреченно простонал подмастерье. –Мы там прошлый раз все патроны оставили. А меня так вообще чуть не утопили.
-Ну не утопили же, –хмыкнул наставник. –Так, не ной. Едем к переправе.
 Иван развернулся, и поехал обратно, но за поворотом заглушил мотор. Погасив тусклую фару, он съехал на едва приметную тропку, уходящую вниз, в густой лес, что раскинулся на берегу.
 Они проехали в кромешной тьме всего десяток метров, как вдруг грозно зарычал идущий позади Гром. В лицо Ивану уставился тусклый луч масляного фонаря. Пес стал рычать злее и двинулся вперед. В ответ на это в темноте защелкали ружейные затворы.
 Иван осадил пса. Гром послушно замолчал и ушел в тыл. Все так же светя в лица фонарем, на дорогу ступила неясная фигура.
-Кто такие? Че вам тут надо? Так, разворачивайте драндулет и дуйте отсюда, не-то на месте положу.
-Тихо Сема, не шурши, –послышался знакомый голос из темноты. –Я их знаю. Ну-ка пропусти.
 В полоску света ступил низкорослый парень, облаченный в самый дешевый кожаный доспех. Но рост его мало кого мог обмануть. Силу и ловкость выдавали широкие плечи и оголенные крепкие руки, а довершал его образ, покоящийся на плече, увесистый, самопальный автомат.
–Здоров будь мастер! –дружелюбно улыбнулся он.
-И тебе поздорову, Никита, –вернул улыбку Иван.
-Ни как по лупоглазым заскучали? Или в Заречье нечисть вся перевелась и решили за нашу взяться? О, пацан! Живой еще, не угробил тебя наставник?
-Так, чай не пальцем деланый, –задорно отозвался подмастерье из-за плеча. –Нарисовался, хрен сотрешь!
-Добро-добро пацан, –подмигнул ему знакомец. -Так и надо. И все же, чего пожаловали то?
-Да как обычно, на тот берег хотим. И желательно сегодня.
-Ну да, о чем это я, –хмыкнул Никита. –Засиделся я тут Иван. Туплю уже. Три дня паром таскал, а сегодня вот сослали шушеру всякую отсюда гонять. А так домой охота, да к женке под бочек. –вздохнув пожаловался мужчина. -Короче, сами все знаете, что и куда, –махнул он рукой и повернулся к скрывающимся в кустах бойцам. –Лысый, передай по цепочке, что едет мастер, пусть не тормозят.
 В кустах тут же зашуршало. Было слышно,
как хрустят ветки, и кто-то удаляется вниз.
-Спасибо Никита, –поблагодарил Иван и пожал знакомому крепкую руку. –Это тебе. -он достал из сумки горсть особых патронов и ссыпал их парню в ладонь.
-Разрывные, с адской пылью! –обрадовался мужчина, рассмотрев в тусклом свете насечки и желтый наконечник на пулях. -Вот это подгон! За это завсегда спасибо!
-Только по людям ими не стреляй.
-Да где тут люди? Торгаши, да нечисть, что по кустам шатается. Спасибо, -он ссыпал дефицитные боеприпасы в кожаный кошель на поясе. -Хороший ты мужик Иван, с пониманием. Ну, давай, топчи землицу еще много лет!
-И ты будь здоров, дружище! –хлопнул Иван парня по плечу и осторожно покатил мотоцикл дальше по заросшему склону.
 Далее, как и было обещано, их ни кто не тормозил. Лишь изредка в кустах раздавался треск сучьев да порыкивал на это бредущий позади пес.
 Через несколько минут осторожного спуска в кромешной тьме, мотоцикл выкатился на залитый лунным светом, поросший осокой и камышами берег, где был виден небольшой костер.
-Опа-опа, и кто это к нам пожаловал? –раздался наигранно, бандитский голосок. –Безродный, и бездомный. Сплошная нищета, –воскликнул угловатый, лысый как колено, пожилой мужик, с пистолетом заткнутым за ремень и направился на встречу.
-Хе, так эти оборванцы сто процентов наши! – послышалось из-за костра, у которого сгрудились бородатые, бандитской наружности, звероватые мужики.
 Иван поставил мотоцикл на подножку и пошел на встречу. Подмастерье закинул на плечо рюкзак и последовал за ним.
-Здоров паромщик, –без всяких обид, искренне сказал Иван, пожимая здоровенную будто лопату, грубую и мозолистую ладонь. –Ну как тут поживает ваша Злая Переправа?
-Да все злее и злее день ото дня, –оставив кривляния посетовал паромщик. –Привет Мастер! -он отпустил руку Ивана и приобнял подмастерье. -Здравствуй племяш! Живой! Ты гляди-ка, как отъелся, ты чем его кормишь Иван?
-Чем придется. Сам знаешь наш труд.
-Да, собачий. Как и наш.
 Место, куда они прибыли было лагерем контрабандистов. Хотя контрабандистами они были лишь для местных феодальных городов, в которых восседали, жадные до чужого добра самозваные князьки.
 Эти города выросли за счет того, что у одного сохранился мост, через полноводную бурную реку, а у другого в самом узком месте была хорошо налажена переправа.
 И там, и там, караваны за переправу облагали чрезмерно большими пошлинами, подворовывали товар, постоянно пытались обмануть и навариться на торговцах как можно больше.
 Объехать эту реку было невозможно. Она брала свое начало в непроходимых болотах, по пути дополняясь множеством приток, и разделяя твердь на многие сотни километров, уходила дальше, в мертвые земли, которыми стали разрушенные мегаполисы.
 Болота помимо того, что были не проходимы, так еще и населены вездесущей нечистью. А крюк через мертвые земли мало того, что, был затратным, так к тому же, смертельно опасным. Много кто отправлялся разведать те места, но ни кто не возвратился назад.
 Ходили легенды, о том, что там живут злобные, уродливые гномы. Якобы обиталищами им служит канализация. Едят они крыс, а вместо воды пьют токсичный фильтрат. По поверхности бродят страшные звери, которых в новых землях ни кто сроду не видал, а в водоемах плавают огромные змеи, способные целиком заглотить лошадь. Много легенд ходило о тех таинственных местах. Но некому было рассказать, как там все на самом деле.
 Естественно такая постановка дел, торговцев в корне не устраивала, и они стали искать иной выход.
 Так стали появляться нелегальные переправы. Но самой надежной была эта, которую прозвали Злой. Между двух жадных городов, за приемлемую цену, по ночам здесь перевозили через реку всех желающих. А паромщики, стали преступниками-контрабандистами, приговоренными к смерти в обоих городах.
 Если бы не протеже, Иван ни когда не узнал бы, об этом месте.
 Как то, после того как, они, проехали один из этих городов, и были ободраны как липка, охранниками, которые к тому же умудрились спереть у Ивана автомат, Юра вспомнил невзначай, что есть тут, у его дядьки, которого давно не видел тайная переправа. Мол, слышал как-то о родиче от воровской братии. Но переправляться здесь Юра не любил. Название свое переправа получила не зря.
 Иван с подмастерьем, сидели, греясь у костра, вместе с мужиками, рядом отдыхал дремлющий Гром. Пес так устал, что даже не замечал запаха поджариваемой на огне еды, и мирно сопел, время от времени подергивая задней лапой.
 В стороне на ящиках и баулах, сидели торговцы со своей охраной. Они искоса поглядывали на грубых мужиков, ожидая часа отправки на другой берег, и в полголоса о чем-то переговаривались между собой.
 В небе к зениту катилась, затянутая мутной поволокой, полная луна.
 Иван, вдруг заметил, как купцы стали нервно озираться, а их охрана, тихо защелкала затворами оружия. То один вскричал, подпрыгнув словно ужаленный, то другой. Третий, вообще дрыгая ногами, повалился с тюков. Охрана стала прикрывать своих хозяев, ощетинившись стволами которые не знали, в какую сторону смотреть. По спине пробежал, уже знакомый холодок.
 Пока, подмастерье рассказывал дяде весьма преувеличенные байки о своих приключениях, Иван сделал вид, что пошел отлить, и направился в темные кусты.
-Дед, ты тут? –тихо позвал он.
-Тута. Где ж мне еще быть.
-Полтергейст, ты что творишь? Эти придурки сейчас перенервничают и палить начнут. Всем достанется кроме тебя.
-Ты бы слышал, чего эти паршивцы о простых людях говорят, да какими словами вас обсуждают, сам бы их пострелял, –распалился дед.
-Забей. Не обращай внимания на этих козлов. Нам главное не сорвать переправу. Я знаю, тебя неизрасходованная сила распирает, но придержи ее при себе. Когда доберемся до спокойного места, дам тебе душу отвести. Обещаю.
-Ну, хорошо, –недовольно проворчал невидимый дух. –Пущай живут. Но смотри, ты обещал.
-Слово мое знаешь. Обещал, сделаю.
 Когда он вернулся к костру, то мужики сгрудились вокруг его подмастерья развесив уши, а он старательно развешивал на эти самые уши длиннющую лапшу про всякие ужасы, что путешествуя с мастером видел и слыхал.
 Иван заулыбался, но останавливать протеже не стал, и тот, с его немого согласия продолжил самоутверждаться в кругу не менее бывалых мужиков.
 Это в его возрасте нормально. Пусть лучше так утверждается, забивая баки доверчивым работягам, чем, как иное зверье, разбойничая на дорогах и насилуя беспомощных девчонок в городских подворотнях и маленьких деревнях.
 Пусть Юра и был раньше воришкой, но то было не от хорошей жизни. Куда еще мог податься никому не нужный беспризорный пацаненок, на которого всем и каждому плевать?
-Все, пора работать мужики, –воскликнул паромщик, хлопнув ладонями себя об колени и встал из-за костра. –Вас мы последними перевезем, ты не против? –спросил он Ивана.
-Без проблем.
-И так висельники, за дело! Все патрули уже давно девок по трактирам тискают. Так что, в путь! Эй, купцы, грузись на паром по очереди! По одному! Куда толпой претесь?
 Закипела работа. Работяги извлекли притопленную грузилами на дно реки веревку и стали крепить в кольца вдоль парома. Из камышей появились, непонятно к чему, свежеструганные весла. Каждый взял по одному и пошел грузиться на паром.
-Потап, на кой хрен вам на пароме весла? –удивленно спросил паромщика Иван.
-Это брат мастер, ново-хаву! Заговоренные осиновые весла, лучшее средство от лупоглазых! –паромщик сделал вид, будто замахнулся и ударил по воде. –Надоело на этих гадов патроны переводить. А это один купец подсказал, даже денег не взял. Жалко утоп бедолага.
-Значит, хороший был человек.
-Ты прав Иван. Говно не тонет. –ответил Потап и закинув весло на плечо, отправился на свое рабочее место.

 Уже несколько часов от реки доносилось дружное «эй дубинушка, ухнем». Темное пятно парома ползло по лунной дорожке широкой реки, а после начали раздаваться выстрелы, и хлопки весел по воде. Спустя какое-то время все стихло. Возобновилось удалое «ууух» и замерший было паром, снова сдвинулся с места.
 Так повторялось в каждый заход. Ближе к средине реки, тупые лупоглазые, или как их еще называли рыбоголовы, начинали плавать вокруг парома, с целью поживиться человеческим мясцом.
 Рыбоголовы были перерожденными: мертвецами, которых оживляла земля, а стихии, в которые попадало тело, уродовали, каждая на свой лад.
 Эти, получались из утопленников. Переродившись в воде, они становились гуманоидами, с чешуйчатой, склизкой кожей, пастью полной мелких, острых зубов и рыбьими головами с выпученными глазами по бокам.
 Натрескавшись рыбки, они вообще-то были душевные ребята. Плескались себе в водоемах, пугали русалок, но лишь до тех пор, пока в обозримом пространстве не появлялся человек.
 Чего-чего, а любовь к человечинке, у лупоглазых было не отнять. Ради двуногой добычи они готовы были упорно лезть под пули, рвать жабры, терять конечности и свои выпученные глаза. Лишь бы достать, урвать и утянуть под воду хоть кусок человеческой плоти.
 И были они настолько напористы, что не чувствуя боли, нападали до тех пор, пока хорошенько не оглушишь, или не прострелишь их рыбью башку.
 Плавали они очень быстро. От того стрелять по плывущему рыбоголову, было переводом патронов впустую. Все равно что, уподобляться разгневанному царю Ксерксу и хлестать море плетью. Эффект, был примерно тот же.
 Но все было не так уж и худо. Одно дело выдернуть рыбака из узкой лодки, а вот стащить с большого плота, было уже куда трудней. На суше они были косолапы и не любили покидать свою стихию. Пока между человеком и водой было, хотя бы метра полтора суши тварям было лень нападать на свою жертву. Ну, право, зачем же тратить силы на того, кто может убежать или дать сдачи из выгодного для себя положения?
 Выпустив из переноски бедного Фому, про которого совсем забыл, Иван стал готовить мотоцикл для транспортировки. Потап, как для частого клиента, даже смастерил, для его железного коня специальные держатели. Их как раз вынесли из кустов на берег и поставили у причала. Иван осмотрел добротную конструкцию, и решил, что накинет Потапу сверх символической платы несколько монет. Хороший мужик. Заслужил.
 Паром с купцами «с той стороны» причалил, гулко стукнувшись о камни.  Часть мужиков отправилась, отдыхать к костру, откуда потянулись обратно их сменщики.
 Иван закатил на паром мотоцикл, который тут же закрепили теми самыми держателями, следом на паром зашел Гром, а за ним скисший Юра, ненавидевший мерзких рыбоголовов всей душой.
 Иван встал у каната и приготовился тянуть его вместе со всеми. Но подошел, Потап, отстранил его, сунув в руки увесистое весло, а после отправил караулить лупоглазых.
 Под раскатистое «эээ ухнем» без приключений добрались до средины реки, где следовало удвоить бдительность. Но ни чего не происходило. Лишь несколько раз плеснуло в темноте за бортом и все.
-Слушай, Иван, -позвал обливающийся потом паромщик. –Давно хочу спросить.
-Ну, –отозвался мастер крепко сжимая весло и внимательно вглядываясь в бросающие в глаза отблески лунного света волны.
-Тебе лет-то, как и мне, но я вон сед уже, и морда как груша сушеная, а ты все как семнадцатка.
 Мужики, натужно пыхтя стали похохатывать.
-Где ты сед? –обернулся Иван и воззрился на блестящий в лунном свете лысый череп Потапа.
-Где надо, -ухмыльнулся паромщик. –Так вот к чему я, -паромщик быстро смахнул пот со лба. –Вас в Обители такими делают, или вы препараты какие-то принимаете? Поговаривают, что вы что-то там извлекаете секретное из трупов перерожденных тварей, а потом употребляете.
-Я тоже такое слышал. –хохотнул Иван возвращаясь к наблюдению за рекой.
-Значит правда?
-Нет. То, что мы извлекаем, употреблять будет только самоубийца. Да и законы общие знаешь. Кто употребляет плоть перерожденных, приравнивается к каннибалам. А с каннибалами у нас разговор короткий. Веревка, петля да сук покрепче.
-Ну, вам-то, мастерам во всех княжествах некоторые законы не писаны.
-Этот закон одинаков для всех. –не оборачиваясь, сурово ответил мастер.
 Бледный от качки подмастерье слушал их молча, и хотел было намекнуть дядьке, что Иван некоторых тем не любит, но в сумраке рассмотрел на его лице ехидную усмешку. Он понял, что тот по привычке язык чешет, чтобы разнообразить нудную работу.
-Ну Вань, ты мне друг? -жалостливо продолжал паромщик, тем временем весело подмигивая племяннику. –Ну раскрой секрет. Ведь старею.
-Стареет он, –косо ухмыльнулся рядом тянущий канат бородатый мужик. –Моя баба в жизни так не визжала подо мной, как твоя кажну ночь. Потом полночи псы по селу лают, да серут с перепугу раза в три больше положенного.
-От того он Ваньку и донимает, -встрял другой. –Если у Потапа хрен завянет и повиснет, так он повесится вслед за ним.
 Дружный гогот разнесся над резвыми волнами. Впереди из темени стал вырисовываться залитый тусклым светом причал. И когда до берега оставалась дюжина метров, мужики снова весело запели свое «у-у-х», и даже сошла бледность с лица подмастерья, в дно парома грохнуло что то большое.
 Пес от испуга залаял, Юра в панике схватился за держатели, а мужики, крепко вцепились в канат. Иван, отпрянув от края парома, догадался, что это было, но молил Бога, чтобы это оказалось, не то о чем он подумал.
 В дно снова ударило. На сей раз так ощутимо, что паром накренился и с громким шлепком встал на место. Мертвенно бледный подмастерье взял наизготовку пистолет, перепуганные мужики, держась за канат одной рукой, в другой держали наготове весла, а сообразительный Гром, чтобы не свалиться в воду, с трудом протиснулся к мотоциклу, в крепкие объятия держателей.
 Началось невообразимое, со всех сторон на борт из воды стали выпрыгивать, лучащиеся в лунном свете, склизкие тела.
 Первого сразу же подстрелил подмастерье. Выпученный глаз на рыбьей башке, расплескавшись ошметками, лопнул, и тварь свалилась за борт. После он палил по рыбоголовам из пистолета, почти не переставая.
 Пошла работа веслами. Но оказалось, одно дело лупить гадов по головам, торчащим из воды, и совсем другое, сойтись с ними врукопашную. Весла тут же упали на борт, в ход пошли выхваченные ножи.
 На груди Ивана, под острыми когтями доставшейся ему твари, куртка из довольно плотной кожи, превратилась в лохмотья. Лишь только чудом, оцарапало кожу, не вспоров мышцы.
 Из сцепки держателей высунулась голова рычащего Грома, и вгрызлась в перепончатую ногу, обидчика Ивана.
 Тварь растерялась, чем мастер тут же и воспользовался. Из вспоротого брюха на доски шлепнулся моток сизых потрохов, следом в выпученный глаз вонзился острый клинок. Пес отпустил лапу, Иван, выдернул нож из глазницы твари и пинком отправил ее в воду.
 В следующий миг по нему прошелся быстрый удар сбоку.
 Один из ушлых рыбоголовов, распорол сквозь куртку кожу на боку, но тут же получив с разворота кастетной рукоятью в морду, отправился в родную стихию.
 По ребрам заструилась горячая кровь. Но останавливаться было нельзя, иначе гарантированная смерть.
 Бородатые мужики к удивлению Ивана, работали не хуже него.
 Израненные, рыча, и просто сопя в бороду, они резали, кололи и сталкивали пучеглазых за борт.
 Юра дрожащими руками сменил удлиненную обойму, и тут же выпустил несколько пуль в набегающего монстра. Одна из них, пришлась прямо меж рыбьих глаз. Рыбоголов по инерции, прошлепал мимо него и со всплеском вывалился за борт, а парень уже выцеливал другого, заходящего с занесенной лапой к наставнику со спины.
 За спиной Ивана, едва не свалив его за борт, рухнул пристреленный пучеглазый, а следующий выпрыгнувший на паром из воды получил кастетом туда, где у людей должен быть висок. Но удар на него мало повлиял.
 Мотнув головой, монстр открыл усеянную мелкими зубами пасть, и зашипел, обдав мастера зловонием гнилого мяса. Он молниеносно махнул перепончатой лапой.
 Иван едва успел присесть, и сразу же был отправлен в полет ударом нижней конечности твари. Он приложился затылком, об крепкую доску держателя. В глазах вспыхнули алые салюты, лунный свет на мгновение померк, а над головой прогрохотало несколько выстрелов.
 Когда в глазах прояснилось, враг уже лежал у его ног, раскинув перепончатые лапы, с развороченной пулями головой.
 Юра, вставил, последний заряженный магазин, лязгнула рамка затвора. Но все стихло.
 Стонали и матерились израненные мужики, проклиная свою работу. Шумели волны. В прибрежном лесу ухала сова. Тут бы и песне конец, но Гром вдруг заскулил и разразился испуганным лаем.
 На этот раз в дно парома ударило так, что затрещали доски, и его бросило в сторону, натянув гудящий канат.
-За канат!!! –срывая голос закричал Потап.
 Случилось то, чего так боялся Иван.
 Паром со скрипом, круто накренился, и на борт шлепнулась громадная голова и две, короткие, толстые ласты.
 Это был Сом.
 Сомом эта тварь называлась лишь за схожесть. По сути это был лупоглазый переросток. Королевский рыбоголов, размером с бегемота.
 Поросший огромной чешуей, с которой свисали ракушки, и лохмотья зеленой тины. С огромной сплюснутой головой, он таращился выпуклыми глазами, на повисших на канате, людей.
 Но к его огорчению, в разверзшуюся, бездонную пасть ни кто падать не собирался. Люди цеплялись за канат из последних сил. Тогда эта сволочь стала раскачивать ластами накрененный паром.
 Затрещали крепления держателя. Испуганно скулил прижатый мотоциклом Гром. Паромщики, покраснев, скрипели от натуги, мертвой хваткой вцепившись в вибрирующий и норовящий выскользнуть канат. Слабеющий Иван чувствовал, что не в силах больше держаться. И тогда он своеобразно взмолился.
-Едрит-же твою вошь! Дед помогай, иначе будешь обитать в желудке этой твари!!! -крикнул он чувствуя что сейчас упадет.
 Похолодало так, что обожгло кожу, и в открытом рту заломило зубы. Сом чувствуя неладное стал сползать обратно в воду. Но та вдруг загустела обжигая холодом грузное тело, и замерзла вокруг опускающегося в нормальное положение парома. Вслед за этим промерзло насквозь и все туловище монстра.
-Ни хрена себе! -воскликнул отцепившийся от веревки Потап. –Ну ты Иван даешь!
 Иван, разъярившись, схватил чудом удержавшееся за поручень весло, и от всей души стал колотить замерзшую голову твари.
 Бил он по ней до тех пор, пока та не разлетелась вдребезги. Но Ивану оказалось этого мало, и он самозабвенно бил то, что осталось до тех пор, пока не сломалось весло.
 Отбросив обломок в сторону, мастер сделал несколько жадных глотков воздуха и, закрыв глаза, поднес немеющую руку, чтобы утереть пот с побелевшего лица. Но занемела не только рука. Следом подкосились и ставшие ватными ноги.

4. Иван да Марья.

-Иван! Иван, где же ты? Ваня! -женский голос, гулким эхом несся в клочьях рваного тумана. Но не возможно было определить, где находится его источник. Он возникал то спереди, то позади, словно окружая Ивана со всех сторон. -Ваня, мне больно! Ванечка, помоги!
 Ивану, заблудившемуся среди колючих зарослей, показалось, что он определил направление, откуда шел зов. Полный решимости, он стал продираться сквозь густые кусты.
 Шипы, превратив одежду в жалкие лохмотья, исцарапали все тело и впивались в него десятками раскаленных гвоздей. По исчерченной царапинами коже струилась кровь, но Иван, сцепив до скрипа зубы, упорно двигался на зов.
-Ваня! Я больше не могу! –сорвался голос на крик.
-Держись! Держись, я уже рядом! Я иду! – кричал он в ответ, проламывая колючие сплетения израненным телом.
 Неожиданно, мастер вывалился в пустоту, и, не удержавшись, упал на колени, вляпавшись руками в глинистую грязь. Поспешно вскочив на ноги, он зашипел от боли в сломанных ребрах, из груди вырвался хрип, соленый, металлический привкус примешивался к вязкой слюне. Иван сплюнул сгусток крови, размазал грязь об штаны и стал крутить головой.
 Густой туман заволакивал все обозримое пространство. Ветер бросал в лицо, мелкую водную взвесь, смешивая прозрачные капли с сочащейся из ран кровью. Позади Ивана в зарослях раздавался многоголосный рык. Голодные твари шли по следу его крови.
 Следовало спешить.
-Надя, где ты?! –кричал он в туман, наплевав на то, что твари его слышат. -Не молчи! Я найду тебя! Подай голос!
 Все ближе шумели кусты, и трещали сучья под немалым весом покрытых свалявшейся шерстью тел. Раздался, зычный, хриплый вой, на который сразу-же отозвались, взвывая на разные лады.
 Напарница молчала. Силы были на исходе. Иван не знал куда идти. Из помятой грудной клетки с болью рвалось сердце, а в легком клокотала заполняющая его кровь. Ивана накрыло отчаянье. Неужели это конец?
-Ваня. –послышался слабеющий голос где то впереди. –Ванечка…
 Держась за ребра, хромая, и расплескивая глинистую жижу, он как мог быстро поспешил вперед.
 Иван уже видел проступающее сквозь туман дерево, что разметало по раскисшему грунту, узловатые щупальца корней. Среди их сплетений лежало сжавшееся в комочек, женское тело. По рыжей грязи расплывалась кровавая лужа из открытого перелома на ноге. Девушка мелко вздрагивала и стонала.
 Вой и рык неумолимо приближался. Их вот-вот настигнут. Единственное спасение, как можно быстрее добраться до лодки, что была всего в полу ста метрах на берегу реки.
 Не смотря на травмы и раны, Иван почувствовал прилив сил, и бросился к скорчившейся у дерева напарнице.
 Нет, не все еще потеряно, он успеет ее спасти.
-Наденька. Надя. Все хорошо. Я здесь, –успокаивающе говорил он поворачивая ее к себе.
 В горло Ивана впились цепкие когти.
 Ему в лицо улыбался посиневший, раздувшийся женский труп, с помутневшими, выпадающими из орбит глазами.
 Иван закричал и попытался отстраниться, но труп не выпускал его из цепких лап. Он тянулся подгнившими губами с поцелуем, к его лицу.
-Ванечка, ты пришел. Я так ждала! –заклокотало из ее груди, и обдало Ивана трупным газом.
 А Иван все кричал, пытаясь оттолкнуться от трупа. Пока не получил удар, по лицу.

 В комнате мерцала масляная лампа, испуская тонкую струю копоти в низкий деревянный потолок. Густые тени плясали в такт огоньку. Рядом с лампой, с потолка спускался жирный комнатный паук.
 У стола, приставленного к небольшому, темному окну, за которым была лунная ночь, сидели Юра, Потап и его жена Тамара. Около кровати Ивана находилась молодая женщина с выражением сострадания на лице. А может ему лишь казалось, что она молода. Слишком тусклым был свет.
-Совесть, она такая, –сказала женщина покачав головой. –Извини за пощечину. Уж больно сильно ты кричал. Не нашла ни чего другого как дать тебе по лицу.
-Ни чего страшного, –слабо ответил он пытаясь приподняться.
 Но женщина не дала встать, положив мягкую, но источающую успокаивающую силу руку, Ивану на грудь.
-Лежи, я собиралась осмотреть твою рану. Руку приподними, –она стала осторожно отклеивать бинты на боку. –Ну что ж, отличная регенерация. Сейчас повязку сменю, а через пару дней будешь как новенький.
 Женщина, опустила руку на рану. Слегка плеснуло силой и разогнало боль. –Заражения нет. Все в норме.
-Сестра? –угадал Иван.
-Чувствуешь своих, –улыбнулась она. –Да братец. Целительский курс. И еще, я немножечко ведьма. Редко мастера, признают выпускников других курсов за своих. Мы ведь не проходим как вы инициацию братским кругом.
 В Обители, помимо обучения охотников, так же готовили лекарей-травников, и сельских колдунов. И те и другие, уже давно заменяли врачей. Клеймо Братства, служило своеобразным знаком качества, и патентом на законную практику.
-В отличие от своих братьев, я менее заносчив. Все мы подкидыши родня. Сколько я здесь уже валяюсь? Мне срочно нужно в путь.
-Вот вы прыткие мастера! Все вам неймется. Боитесь на тот свет опоздать. Сутки всего ты провел в бреду. Хотя, честно признаюсь, ждала, что будешь лежать так несколько дней. Тебе еще надобно полежать, ты много крови потерял, и сдуру растратил весь резерв. Отдохнешь, восстановишься, тогда езжай на все четыре стороны. И не спорь!
-Сестра, мне нужно! У нас беда.
-Да знаю. Все на ушах стоят. Даже лекари с колдунами трясутся от страха. Думают что и за ними придет кукловод, –говорила лекарка тем временем, закрепляя на его ребрах повязку с мазью из целебных трав. –Да вот только много они о себе мнят. Кукловоду вашему нужны только Братья. А ты братец денек еще полежишь. Сутки ни чего не решат. –она мельком посмотрела, на сидящих, общающихся за столом хозяев дома и понизила голос. –Слушай, мастер, ты знаешь, что на пальце носишь? Не обижайся, конечно, я не знаю твоего ранга. Может ты не чувствуешь, но это якорь, причем довольно сильный.
-Я знаю.
-Так чего не уничтожишь? Или хотя бы разряди его в ноль. Хочешь, я разряжу, если тебе это кольцо так дорого?
 Тут она почувствовала ледяной укол, ниже поясницы, вскочила и сразу-же села.
-Нет, ненужно. Этот якорь нам всем жизнь спас. Я вижу, дух с тобой уже поздоровался?
-С огнем играешь мастер. Ты ведь знаешь, что с тобой сделают, если на горячем поймают?
-Я мертвецов оживлять не пытаюсь, не собираю якоря, затем, чтобы духами управлять. В кольце простой полтергейст. И как видишь, довольно полезный.
-Дело твое брат. Но будь поосторожней, –лекарка встала и поправила одеяло прикрыв повязку. –Все, отдыхай, и до утра не вздумай вставать. Завтра к обеду зайду еще.
 Целительница направилась к выходу, а внутренний кобель Ивана тут же оценил ее крутые бедра и ладный задок. Она остановилась, с улыбкой, шутливо погрозила ему пальцем и вышла в ночь.

 Ночью Иван, как и обещал, не вставал. Ну, почти. А утром, поднялся, и стал разминать свои затекшие от долгого лежания косточки.
 Рана почти затянулась, но, не смотря на это, ныла тупой болью, потому, он решил не сильно налегать на тренировку.
 Финтов, и различных приемчиков он не признавал, да и не давались они ему, от того его утро, отличалось от затяжного утра иных мастеров, посвящавших себя оттачиванию различных единоборств.
 Разогнав кровь зарядкой, и для поддержки формы потягав самодельные гантели хозяина дома, осторожно, дабы сильно не намочить повязку, Иван смыл пот, холодной водой из бочки, стоящей во дворе, и решил разыскать запропастившихся куда-то Юру и Потапа.
 Притворив за собой низкую, скрипучую калитку, он свернул в сторону круто забирающей вверх узкой улочки. Низкие избы с маленькими окошками и множеством хозяйственных пристроек плотно жались друг к другу. Ни каких садов, огородов, только маленькие дворики и кое-где палисадники с затрапезного вида цветами. Все просто и безо всяких изысков. Лишь на нескольких жилищах Иван заметил резные причелины (доски защищающие края крыши от попадания дождя) и наличники с защитными орнаментами. Хозяева таких изб свято верили, что комплекс символов объединенных в простенькой резьбе охранял дом от нежити и злых духов. Остальные обходились приколоченными над крылечками козьими, изредка оленьими черепами, что выполняли те же функции, что и орнаменты на серых, рассохшихся досках.
 Иван на мощь символов и знаков полагаться не привык. В силу его низкого ранга они были почти бесполезны, потому он рассчитывал на грубую силу и использовал только по-настоящему действенные амулеты, купленные или выменянные у Обительских колдунов. Да и теми он зачастую пренебрегал, как впрочем, и его подмастерье, который верил только в зоркий глаз и старый, верный пистолет. Но безразличное отношение к символике не мешало Ивану в свою очередь, оценить красоту и талант резчиков.
 Как декор резные причелины с солярными знаками, обережными символами, явно от себя добавленными изящными завитками и точеной бахромой, придавали колорит, и привносили хоть какое то разнообразие бесконечной серости бревенчатых стен.
 Вообще плотность построек была такой, что поселок, разрастаясь, со временем превратился в нагромождение из изб, и стал напоминать обнесенный высоким забором муравейник. Сады, огороды, поля, наделы, все было там, за высоким частоколом, что ограждал жилища от хищников, разномастных сущностей, и опасных тварей, которых с того света возвращала Мать Сыра Земля.
 В задумчивости мастер и не заметил бы, как ступил на свободный от бесконечных построек пяточек, если бы не внезапно ударившее в глаза, ласковое, утреннее солнце. Прищурившись, он выставил перед собой ладонь и осмотрелся.
 Он вышел, а точнее взобрался в центр селенья, на самую вершину холма, где находились: часовенка, площадка для сборов, и обширная беседка, собранная из грубо отесанных столбов, и соломенной крыши. По сравнению с густой застройкой на склонах, строения на вершине были разнесены по сторонам, что создавало иллюзию простора.
 За ворот рубахи тут же пробрался резвый, прохладный ветерок, и дышалось там как будто легче. По-видимому, остальным жителям селенья казалось так же, поскольку многие из них по утрам и вечерам предпочитали собираться на вершине, обсуждать новости и сплетни, да и просто любоваться видом, открывавшимся с холма.
 А вид был действительно достойным. С одной стороны была видна часть заречья, слева и справа, большие своевольные города, а далее пыльные степи, хутора, поля, пастбища на зеленых лугах у реки, и собственно сама река, серебристой змеей разделившая собой многие километры тверди.
 С другой стороны открывался вид на густые леса, окаймляющие границу, Солеварского княжества. Там не было таких больших степей, как в Заречье. Там чередовались поля, леса, болота, и берущие в них начало реки. Для мастера, там всегда была уйма работы, но не лежала к тем землям у Ивана душа. Но что ж поделать. Дальнейший путь в Обитель пролегал именно сквозь те живописные и опасные места.
-Доброе утро, господин мастер! –приветствовала Ивана слегка склонив голову низенькая, пожилая женщина. –Не откажите, отведайте. –она достала еще теплый пирожок из лукошка и протянула его мастеру.
 Иван с улыбкой вежливо поклонился в ответ и принял его из деформированных от тяжелой работы рук.
-Благодарю Наталья Павловна. –румяный, ароматный пирожок тут же потянулся ко рту. –У-м-м, -довольно протянул Иван. –С капустой, как раз, как я люблю. Очень вкусно!
-Берите еще, -глядя как Иван довольно уплетает угощение весело улыбнулась она и протянула ему лукошко.
-Извините, но отказаться нет сил. –промурчал довольный мастер выбирая пирожок порумянее с хрустящей корочкой. –Как самочувствие у Петра?
-Пострадал мой Петенька, но, слава Богу, серьезных ранений нет. Не впервой ему с лупоглазами биться. Вам-то досталось поболе. Петя говорит, вы от сома всех спасли, от верной гибели. –она опустила глаза и нахмурилась. –У нас к сожалению нечем вас отблагодарить. Петенька в надел вложился и еще должен остался.
-Сом бы и меня схарчил вместе со всеми, -отмахнулся на это Иван. –Потому я в первую очередь был заинтересован в его скорой и неминуемой гибели. И, стало быть, вам не за что меня благодарить Наталья Павловна. Я собственную шкуру спасал.
-Дай вам Бог здоровья и долгих лет, -сказала она, подняв глаза на высокого и крепкого Ивана, и обняла его сухонькими ручками.
 Рану пронзила боль, но тут же отступила. Как бы он не старался состроить безразличье, но ему была приятна искренняя благодарность. Она словно живая вода вливалась в душу, поднимала настроение и укрепляла его дух.
-Ну будет вам, -мастер мягко отстранил женщину и улыбнулся. –Передавайте Петру привет, и пусть скорей выздоравливает, а-то кто-ж меня через реку возить то будет?
-Передам-передам. А вы вот возьмите, -отдала она лукошко с пирожками Ивану. –Кушайте на здоровье, и парнишку своего угостите.
-Что вы, я еще один возьму и хватит.
-Берите-берите. Я от бессонницы много напекла. А время будет, заходите, я вам блинов напеку с маслицем, да молочком козьим угощу.
-Спасибо большое!
-Вам спасибо Ваня, -мягко похлопала она мастера по крепкой руке. –Мы всегда вам рады. Береги вас Бог!
-И вам крепкого здоровья! –прощаясь склонил он голову.
 Проводив взглядом удаляющуюся фигуру, обнимая лукошко, мастер обернулся, чтобы снова взглянуть на ставшее за долгие годы родным Заречье. Хорошие здесь жили люди, трудолюбивые и в большинстве своем честные. Хоть и был он родом не из этих мест, но прикипел душой к этим землям. И если бы не Юрка, который засиделся в подмастерьях, то он плюнул бы на общий сбор и остался. И без него достаточно опытных мастеров, которые способны изловить кукловода. А сам он все чаще подумывал о том, чтобы осесть, построить дом, обзавестись семьей и наконец, состариться. Юрка уже взрослый. Он дал ему все что мог, и пора ему стать самостоятельным мастером. Можно было бы отпустить его в путь одного. Но ведь неспокойно ему будет, вляпается парень куда-нибудь как пить дать. Уж лучше доставить его в Обитель лично.
 Иван почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд и резко обернулся в поисках опасности. Сработал приобретенный за долгие годы рефлекс. Он покрутил головой, и наткнулся на нескрываемый, прямой и уверенный взгляд карих глаз.
 Кусая яблоко, и болтая ножкой, на лавочке в компании подружек сидела незнакомая девушка. Она, в пол уха слушая товарок в лекарских накидках, зеленого цвета, бессовестно пялилась на Ивана.
 Он в этом поселке бывал довольно часто, однажды даже доводилось зимовать, знал лично многих, а в лица помнил почти всех. Но ее видел впервые, впрочем, как и ее подруг. Все же, кого-то она ему напоминала. От затянувшейся попытки вспомнить девушку, мастера отвлек детский визг.
 В беседке собиралась ребятня, которую любил учить уму разуму Дед Демьян. Потерявший по вине перерожденца всю семью, чудом выживший, но оставшийся калекой, он в детишках души не чаял. Знал Демьян много историй, поскольку много где бывал по молодости, путешествуя с торговыми караванами. Много слышал сказок и поучительных историй, да и сам выдумщиком был знатным, за что детвора его просто обожала. Вот и сейчас они собирались вокруг него, ожидая новых историй.
 Поедая следующий пирожок мастер подошел поближе к беседке. Под ее навесом, уже уселась в кружок ребятня разных возрастов, а в центре круга, почесывая культи ног, восседал сам Демьян, седобородый, сухонький старичок. Уверенным тоном, он что-то вещал притихшей детворе. Иван прислушался.
-… и летали они в космос на своих огромных кораблях будто боги. –восторженно, рассказывал он. -У луны была огромная верфь, что строила все новые и новые суда, и порт, отправлявший их в нужные места.
 Лодки и большие корабли плыли в пустоте, к новым звездам и планетам. И везли они род людской, заселять неизведанные земли, строить новые дома. И сильны были простые люди тогда, настолько, что и не снилось сейчас самым сильным колдунам.
 Они без усилий двигали тяжелые предметы. Видели другие миры, смотрели представленья, общались на расстоянии друг с другом, читали книги, и все это при помощи волшебных зеркал.
 Их переносили по небу, земле и воде огромные машины. Они умели созидать и рушить, создавать жизнь из неживого подобно богам, и подобно им же усмирять природные стихии.
 Они заключали огромные реки в подземелья, придавливая их городами, устремлявшими свои пики в облака. Они поработили огонь, который давал им тепло, свет и расплавленный металл. Они рассеивали облака, усмиряя молнии и град. Они разрушали горы, и создавали новые. Они изрыли всю землю ходами и норами, в одних местах оставляли на ней глубокие раны, а в других заковывали в камень и металл.
 Мужчина перевел дух. Взгляд его стал грустным.
-Они отравляли воды, воздух, умирали леса и поля. А мать сыра земля стонала и дрожала, от боли, но ни чего поделать не могла.
 Дети, которым она дала жизнь, вместо благодарности и почтения, поработили ее и стали убивать. И тогда взмолилась она к Богу, о силе которого все позабыли. К солнцу нашему, к Яриле.
 И вздохнул горестно он. И от вздоха его стали падать звездами с небес мертвые корабли, и озарился небосвод разноцветными огнями северных сияний. Погибли все умные машины, от которых стал зависеть род людской, и мир погрузился во тьму и хаос.
 И вздохнула облегченно земля, и стряхнула с себя род людской.
 Проснулись огненные горы, выбросив в воздух пепел и гарь. Разверзлась земля и поглотила огромные города. Вода вырвалась из оков и размыла их остатки. И сброшен был род людской с трона в темень, холод и грязь. И засеяло землю пеплом, и сковало льдом.
 Стали люди хуже зверей, и начали пожирать друг друга. Восстало против них выжившее зверье. Проснулись духи, владыки стихий. Вернулись старые боги. И человек больше не был царем природы, а стал зверем, испуганным, голодным и загнанным в угол.
-Дед Демьян, -стала махать ручонкой конопатая девчушка с крысиными хвостиками соломенного цвета волос. -а как же те, другие, что улетели к звездам?
-Кто знает. Может, живут себе там сейчас. А может, и отвергли их новые планеты. Как знать.
 Иван не стал слушать дальше, еще одну интерпретацию истории о «Великой Катастрофе» от которой начали исчисление новой эры и направился в ту сторону, откуда шел перестук молотков и звон металла.

 На кузнечном дворе, отыскались все, включая пса и мотоцикл. Они обступили железного коня, прилаживая к нему добротную люльку. Даже пес успевал сунуть в дело свой мокрый нос, но от него отмахивались, продолжая подгонять и привинчивать крепления.
-Привет теска! –вскричал лысый, бородатый кузнец. –Спасай от этих иродов! Представляешь, эти звери приставили пистолет к голове, и заставили тебе люльку ковать. Едва не застрелили. –жалобно сведя ко лбу кустистые брови на квадратном лице, пожаловался он.
-Да вы чего? Охренели совсем? –взвинтился Иван до хруста сжав плетеную ручку лукошка с пирожками.
 Юра и Потап, тут же вскочили и с растерянными лицами открыли рты, собираясь отпираться, а Гром, склонив голову, удивленно взирал то на Ивана, то на паромщика с подмастерьем.
-Да шучу я, охотник, –воскликнул кузнец, и громогласно заржал. –Юрка вон сказал, что вам люлька нужна, для пса. –отсмеявшись сказал он подойдя к заулыбавшемуся Ивану. –Пока ты отдыхал, я и смастерил.
-Тьху на тебя, –сказал кузнецу Потап. –Остряк самоучка.
-Иди, оцени, –хлопнул кузнец Ивана по спине ладонью, едва не выбив дух. –Раму ни почем не поломаешь, я на совесть ковал.
 Да ты не смотри, что на гроб похоже, так обтекаемость лучше. Зато глянь, какой жестью обшил, тонкая будто бумага, легкая, но прочная как хороший металл. Даже не знаю, с чего такую содрали.
 Вместо твоих сумок навесных, неудобных, теперь вместительный багажник есть, и для кобеля вашего места хватает. А обтекатель, какой глянь, чтоб ему в морду не задувало. Настоящий пластик.
 Иван молча слушал, и подсчитывал тем временем, во сколько это все обойдется. Сумма набегала внушительная. С его худой удачей, таких денег не заработать и за год.
-Во сколько мне теперь влетит эта люлька? –задал он теске животрепещущий вопрос.
-Материалы мужики притащили, тебе в благодарность. Мне оставалось, лишь в кучку сколотить.
-Тогда, сколько я должен тебе за работу?
-Вань, ты мужик хороший, я бы и рад вовсе с тебя ни чего не взять, но появилось дельце по твоему профилю. Но даже если не захочешь дело брать, так я и не обижусь. Не возьму я платы в любом случае, теска.
-Нет, так дело не пойдет. Любой труд должен окупаться. Что за дело?
-Да я даже толком и не знаю. Свояк мой, недалеко, в притоке, держит водяную мельницу, а вдоль нее пшеничное поле. Так вот завелась в поле том нечисть. Скорей всего перерожденец.
 Не знаю, может кто вопреки запрету, труп в землю закопал. Но эта тварь стала вроде крота. Норы роет, да под землей передвигается. Батраки пропадают в поле, прямо среди бела дня. У дома и мельницы нор пока не видели, но боятся уже спокойно по земле ходить. Свояк в отчаянье.
 Иван крепко задумался. Подобная тварь, это был не его уровень мастерства. Дух, какой изгнать, стихийных существ, мавок или молодого упыря уделать. Гнезда мелких вредных леших, отыскать да сжечь, ну летучих змеев погонять, чтоб кур не воровали, это он может. А вот такое чудовище уже посложнее. Для такого нужен твердый второй ранг, а не его слабый третий, плохая реакция и мизерный резерв запаса сил.
 Делать нечего. Хоть и нужно спешить в Обитель, но долг платежом красен. Придется постараться и при этом не сдохнуть.
-Хорошо Иван, -ответил он. -Берусь за дело, но сперва немного оклемаюсь.
-Отлично теска, –обрадовался кузнец. –По рукам!

 Время близилось к обеду, когда они с трудом втолкнули в калитку разросшийся мотоцикл.
 У дома на скамеечке сидела симпатичная девушка, в легком сарафане, та самая, что сверлила мастера взглядом утром на холме. Закинув ногу на ногу, она с хрустом, откусывала от сочного яблока и, тщательно пережевывая, молча наблюдала за ними. Пока мужчины втискивали в угол крохотного дворика, железного коня, который новым придатком цеплялся за все подряд, она покачивала стройной гладкой ножкой, и раз за разом хрустела источавшим сок яблоком.
 Лишь после, когда мотоцикл, наконец, был поставлен как надо, Иван толком ее разглядел, наконец, распознав в ней лекарку, что делала ему перевязку.
 Скуластенькая, темноволосая, и кареглазая, с хорошей, оконтуренной фигурой, у нее была широковатая кость, но все смотрелось гармонично, и внутренний кобель, словно заглотившая наживку рыба, подернул поплавок.
 Видимо это отразилось на его лице, поскольку, она заулыбалась.
-Я уже собиралась уходить, да вот яблоко задержало, –она отбросила огрызок. –Забывчивые вы, мастера.
-Прошу прощения, закрутился с транспортом. Сейчас, я только пыль с себя смою, –ответил Иван, и направился к бочке.
-Мы пойдем, сходим в корчму, –окликнул его Потап. –Обедать пора. Ты тоже подходи. – подтолкнул он Юру к калитке.
-Хорошо. Юра, лукошко заодно тете Наташе занеси. –умываясь и фыркая, ответил Иван, а девушка поглядывая на его мускулистый, покрытый, неизбежными при опасной работе шрамами обнаженный торс, стала хрустеть новым яблоком.

 В избе было сумрачно и прохладно. Маленькие окошки давали мало света, да и ясный день омрачился хмурыми тучами. Гром поскуливал под дверью, обижаясь на то, что не впустили в дом. А лекарка, тем временем, занималась отклеиванием промокшей от купания повязки.
 Стало еще темнее, и она подвела Ивана к ближайшему окошку, чтобы осмотреть раны на боку.
-Надо же, как быстро все затянулось, –удивилась она и подставила руку к его ребрам. –Все в порядке, мастер.
 На границе света и тени, тугие валики, его перекатывающихся мышц, выгодно оконтурились, и лекарка не удержалась. Закусив алеющую губку, она провела тонким пальчиком с ухоженным ноготком, по его холодной, еще влажной коже. По некрасиво, зарубцевавшемуся, застарелому шраму, идущему от ребер, вверх, к средине мускулистой груди, где он терялся в грубых, светлых волосах.
 Чувствуя теплое прикосновение, Иван судорожно вздохнул, волоски на коже тут же встали дыбом, а ниже пояса стало наливаться теплом. Лекарка положила пышущие жаром руки ему на спину, и он притянул ее к себе. Мастер почувствовал как сквозь ткань тонкого сарафана, в кожу, буквально вонзились ее затвердевшие соски.
-У меня давно не было мужчины, –с придыханием сказала она, и прикрыв веки с длинными, пышными ресницами, прошептала. –Я хочу тебя, мастер.
 Иван не стал отвечать. Он припал к припухшим, сладким от яблочного сока губам и нетерпеливо стал стаскивать с нее сарафан.

 За окнами бушевал, ливень, сверкали молнии и словно тяжелая бочка по небосводу, катился гром. Порывистый ветер размахивал перед окошком, тонкой веткой калины. Искусанный и исцарапанный, словно растерзанный зверями Иван, глубоко дыша, лежал, успокаивая выпрыгивающее из груди сердце.
 Обнаженная лекарка, словно кошечка, прильнула к его широкой груди и слушала, как барабанит его пышущее жаром сквозь ребра сердце. И так же как кошка запускала она в грубые, волосы острые коготки. Она потянулась к его губам. Это был не быстрый страстный поцелуй, а долгий и нежный, ради наслаждения.
 Иван, с удовольствием гладил ее шелковистую спину, до самых упругих ягодиц, и когда она оторвалась от его губ, заулыбался, смотря на отблески, скрытых в полумраке глаз.
-Я ведь скоро уеду.
-Я знаю, –вздохнула она. –Но, если снова будешь здесь проездом, то не забудь меня навестить. Ты не думай, я не к каждому, в койку прыгаю. Я думаю, заметил, что не занималась я этим давно.
-Почему я?
-Поначалу, из интереса. Это, каким же ты должен быть кобелем, чтобы целых три венка от побережек, заработать сразу. Я их почувствовала. Оказалось ты того стоишь.
-Получается не разочаровал? –спросил он с трудом сдерживая смех, но не удержался.
-Ты чего? –стукнула она кулачком в грудь смеющегося Ивана.
-Это венки не мои, –успокаиваясь сказал он. –Они принадлежат моему подмастерью. Он заработал.
-Серьезно? –удивилась лекарка. –Этому конопатому пареньку? В тихом омуте значит… берегитесь местные девчонки.
 Иван вновь залился смехом.
–Врешь значит, твои?
-Да нет же. Действительно его. Но он их не тем заработал. И не украл. Он просто играл им на свирели. Он в этом хорош.
-Ой, врешь, мастер.
-Серьезно. Кстати, я Иван.
-Ух ты! А я Марья. Ты посмотри, как совпало.
-Ну, тогда за знакомство!
 Иван резко повернулся, и Марья оказалась под ним. Их горячие тела вновь сплелись в порыве безудержной страсти.

5. Рыхлая земля.

 Мотоцикл ехал по хорошо укатанной дороге к притоку, о котором рассказывал кузнец. Гром, игнорируя обтекатель люльки, высунул голову в бок и свесил розовый язык, который смешно болтался на встречном ветру.
 Иван думал, придется приучать пса к езде и постоянной тряске. Но, Грому, с первого раза так понравилась езда, что наоборот, не хотел выбираться из люльки, и начинал лаять, требуя кататься еще. Проблема скорости путешествия была решена, но прибавила новую.
 Следовало, разрешить появившееся дело поскорей, но и суетиться не стоило. Суета могла стоить жизни. С описанным кузнецом перерожденным, Иван ранее не сталкивался. Но все бывает в этой жизни впервые.
 Деревья закончились, и открыли угол пшеничного поля. Впереди был поворот и сам приток, следовательно, дорога вела прямо к мельнице.
 Иван, остановил мотоцикл на повороте, и посмотрел в поле. Жаркий ветер колыхал зрелые колосья. Пора было давно убрать урожай, но в поле было пусто. Работа встала. Монстр, судя по всему очень страшил батраков.
 Странная выходила история. В поле, зачастую можно было встретить вредных или просто шаловливых стихийных сущностей, но не перерожденных землей.
 Их уделом были леса, распадки, подземелья, даже городские свалки, то бишь любое место, где можно быстро спрятать криминальный труп. А здесь распахиваемое поле.
 Может, «городские» кого-то закопали подальше от города. Хотя, зачем тащиться в такую даль? Проще было сбросить, в плещущуюся под носом реку и был бы еще один рыбоголов. Вариантов было много, и, по сути, его дело было не расследовать, а просто устранить проблему.
 Иван, снова тронулся в путь, по берегу речушки что, проточила собой каменистую почву, создав искрящуюся в солнечном свете, ровную черту.
 Впереди показалась водяная мельница на берегу, над которой раскинулась большая, старая верба. Вокруг мельницы кипела работа. Стучали молотки, рабочие носили доски, чистили колесо, а немного в стороне, стояло оцепление из нескольких человек с оружием.
 Иван сбросил скорость и подкатил к охране.
-Здоров мужики! Кто у вас тут главный?
-Ну, я, –ответил подошедший, небольшого роста бородатый мужичок с двустволкой. –Только мельница в ближайшие пару дней не работает. Буря вчерашняя делов наделала. Колесо вон попортила, да мусором забила. Так что пока починяем.
-Да я собственно к хозяину вашему, –Иван закатал рукав, и показал выжженное на запястье клеймо Братства. –Говорят, работенка для меня есть.
-Господин, мастер, –обрадовался мужичок.- Вас нам сам Бог послал, а то ведь уже и не знали, что делать. Сейчас наш грузовичок за материалами поедет, так вы за ним следуйте. Он вас и довезет к хозяйской усадьбе. –он закинул ружье на плече и осведомился доверительным тоном. –А говорят в округе нет охотников уже. Мол, из ваших, остались только лекари да колдуны.
-Правду говорят. Я сам здесь проездом. Но с вашим делом надеюсь, разберусь.
-Дай Бог-дай Бог. –он повернулся к грузовичку, который тарахтел движком. –Вован, трогай!
-Да погоди ты, –остановил его Иван. –Вы чего тут оцеплением стали? Случилось чего?
-Да норы появились тут вблизи. И вообще, хозяин рабочих без охраны теперь никуда не отпускает.
-Показывай где норы. –сказал Иван вставая с мотоцикла.
 Гром отчего-то разнервничался, стал поскуливать, и из люльки выпрыгивать, отказался наотрез. Иван достал из багажника дробовик, Юра взял свой любимый пистолет, и они отправились вслед за охранником, взявшим ружье наизготовку.
 Они поднялись по небольшому, каменистому склону, перешли через дорогу и вышли на границу с полем.
-Вон, смотрите, там, и вон там, –указывал охранник на холмики земли, похожие на большие кротовые кучи. –А вон там, видите небольшую воронку? Там коза паслась на привязи. Девчушка, которая собиралась ее доить, сказала, что как только она подошла, то прямо из земли появились когтистые руки, обхватили козу, и, переломив пополам, затащили под землю.
 Подмастерье, собирался подойти, посмотреть воронку поближе, но Иван, одернул его за ворот, вернув на место. Он присел на корточки и стал осматривать почву. На границе с полем, это были сплошные горные породы, что расслоились и распадались на каменное крошево, а дальше начиналась рыхлая, плодородная почва, и шелестела пшеница.
 Следов на камнях естественно он не обнаружил, а вот в поле идти не решился. Иван осмотрел норы издалека. Они находились прямо перед почвой, из которой торчал слоеный камень, но не дальше. Колосья вокруг них, не были надломлены, либо смяты, но покрылись плесенью и потемнели.
 Возможно, тварь не выбиралась на поверхность, охотилась исключительно из-под земли. А норы не что иное, как вентиляция для подземных ходов. Еще было понятно, что ее удел лишь рыхлая почва. Она не могла преодолеть твердый, каменистый грунт.
 Взяв все это на заметку, Иван отправился обратно к мотоциклу.

 Дом хозяев, был красиво устроен на небольшом скалистом плато, которое нависало над рекой. За усадьбой, проточив собою скалы, шумел водопад. И все это поросло редкими елками и корявыми соснами, что цеплялись за скалы оголившимися сплетениями корней.
 Мотоцикл въехал в большие, открытые ворота, вслед за безбожно коптящим грузовичком, и остановился у дома. Гром неохотно выбрался из люльки, и воззрился на троих детишек, погодков, что игрались с молодой девушкой, по всему виду, служанкой.
-Только вздумай тронуть, -пригрозил псу Иван. -Пристрелю на месте!
 Пес на это, лишь удивленно посмотрел ему в глаза, мол, хозяин, ты чего? Он стал бросать взгляды по сторонам, и потягивать влажным носом, новые, незнакомые запахи.
 Иван отряхнул с себя дорожную пыль, окинул взглядом широкий двор, обнесенный различными, хозяйственными постройками, у которых суетились рабочие, а после уже взглянул на дом.
 Дом был большой, двухэтажный, сложенный из бревен, с резными наличниками. Резьбы вообще было с избытком. По большей части она представляла собой узорную вязь со стилизованными и вплетенными в нее животными и птицами. Резчик был мастером своего дела, и стоила эта красота немалых денег. Сразу видно богатый дом.
 Вообще он заметил, что в моду в последнее время входили стилизованные под старославянские, узоры и орнаменты. Даже сам носил нож с замысловатой вязью, выгравированной на железном клинке. Была какая-то притягательная сила в этих узорах.
 Пока он, задрав голову, рассматривал резной декор, а подмастерье копался в багажнике, пес отошел от мотоцикла.
-Песя, –взвизгнул радостный, тонкий голосок. -Песя, большой!
 Иван только успел опустить глаза, как четырехлетний малец, подбежал к Грому, и ухватил за ухо. Нависающий над мальчонкой, грозный пес открыл пасть и у Ивана который понимал, что не успеет ни чего сделать, похолодело внутри.
 Но Гром просто принялся облизывать конопатую моську мальца, и тот повис на его шее. Иван, сам больших псов не боялся, но знал, что в большинстве своем, они агрессивно реагируют на маленьких детей. Только не Гром.
 Бросив няньку остальные дети рванули к псу, и стали его тискать. Огромный, черный, страшный пес их вовсе не пугал. Они гладили его, лезли в рот, заглядывали в уши, а сам Гром чуть ли не закатил глаза от удовольствия, и казалось, улыбался во весь рот.
 Иван вспомнил, что у бывших хозяев, тоже были дети, да и во дворе бегали детишки батраков, а Гром свободно разгуливал по двору, без цепи и ошейника. Значит, к приставучим детишкам пес привык.
-Ой Господи! – подбежала причитая опомнившаяся нянька. –Бросьте. Отойдите от него! Не то он вас съест, такой страшный!
 Но детишки кричали, нет, цеплялись за пса и начали реветь, а Гром стоял смирно, хотя его больно тянули за шерсть, мертвой хваткой, вцепившиеся, детские ручонки.
-Вы простите, –обратилась к Ивану нянька, пытаясь оторвать от пса вцепившегося в его шею визжащего мальчонку. –У них собака была, любили ее очень, да вот исчезла. Теперь они на всех собаках виснут. А ваш пес большой такой и грозный. Боюсь я его.
-Да не съест он их, –улыбнулся няньке Юра. -Он добрый.
 Она на миг, забыв о мальце, взглянула на подмастерье, заалела и затрепетала ресничками.
 Иван, невольно хохотнул, и, с улыбкой, подмигнул парню, так чтобы она не заметила.
-Вот ты за этим и проследишь, –сказал он ученику. –А я пока пойду с хозяином потолкую. Кстати, хозяин дома? –спросил он у девушки.
-А где ж ему еще быть, –ответила она не сводя глаз с Юры.

 В доме было тихо и пусто. Иван позвал хозяев, но ответом была лишь тишина. Он позвал еще. Из какой-то подсобки высунулась полная тетка, осмотрела незнакомца с ног до головы, а уж после спросила чего ему. Он ответил, что мол, к хозяину по делу.
-Мастер, что ли? –прищурилась она вытирая полотенцем, большую поварешку.
-А видно?
-Не очень. Но кому еще по делу прийти, коли хозяин почитай месяц, ни каких дел не ведет. В столовой он. Это направо, а потом налево.
 В столовой была тишина, не считая громко тикающих часов, и жужжания пары мух. На большом, резном дубовом столе, стояла початая бутыль самогона, и миска с уполовиненной закусью.
 Уткнувшись в подложенную под лицо руку, склонившись на стол и громко сопя, спал хозяин дома. Иван подошел и потормошил его за плечо. Тот в ответ только замычал, не поднимая головы.
-К черту! Всех и вся к черту, –пробубнил он не поднимая лица. –Я устал. Ни чего не хочу.
-Я мастер братства, –сказал Иван. –Приехал узнать, что у вас тут за беда.
-Мастер, –вскинулся сразу же хозяин, и вперился заспанными глазами в Ивана. –Мастер! Наконец то! Как же удачно, как хорошо. Я-то думал все, делам моим конец.
 Хозяин, темноволосый мужчина средних лет, выглядел неважно. Серое, усталое лицо, мешки от недосыпа под воспаленными глазами. Он был не пьян, как сначала показалось, а вымотан.
-Меня зовут Иван, –показал клеймо мастер.- Про твою беду мне рассказал кузнец. Вот только я ни чего не понял. Что у тебя тут произошло?
-Меня зовут Валентин. Да ты не стой охотник. Присаживайся. Вот выпей, закуси, а я пока расскажу свою беду. –он налил севшему за стол Ивану рюмку самогона, тот не стал упорствовать, махнул, продышался и закусил хрустящим огурцом. –Месяц назад это началось, как раз подоспела пора собирать урожай. Первым пес пропал, любимчик детишек моих, два дня искали, не доискались. Думали волк задрал. Потом стал исчезать скот покрупнее, козлята, потом взрослые козы.
 Рабочие мои, за водопадом лес рубили, и заметили крупного летучего змея. У этих гадов гнездовище на разрушенной плотине, что осталась, от какого-то ГЭС. Там вообще гиблое место. Аспиды эти, рыбоголовы и всякая нечисть. Так вот бывает и сюда в приток залетают, скотом мелким поживиться.
 Ну, против этих летунов у меня пушка особая есть, дробовик многоствольный. Тяжелая дура, только со станины стрелять, но лупит очередью, или же сразу со всех стволов, да так что летящий змей натыкается, буквально на стену из картечи.
 Короче, разорвало аспида в клочья. Стали готовиться к сбору урожая. Батраки в поле пошли, да через несколько минут уже с криками обратно бежали. В итоге, потом не досчитались двоих.
 Одни кричали, что видели как тех, крот огромный схватил и под землю уволок. Другие говорили, что земля дыбом вставала, а потом разверзлась и те под землю ушли. Сам понимаешь, у страха глаза велики.
 Ну, взяли мужики оружие, да пошли в поле, крота этого ловить, но ни кто не вернулся. С тех пор вот, как на раскаленной сковородке. Урожай стоит, осыпаться и гнить начинает, и делать чего, незнаем. И ваших в округе как на зло ни кого нет. Не жалуют мастера наши края. Люди тут жадные.
-К дому тварь подходит? На подворье люди или скот пропадают? –выслушав уточнил Иван.
-Да нет. Только в поле и на краю. Хотя не знаю, есть связь или нет, но скот стал болеть и дохнуть. А растения кругом чахнут, даже сосны с елями осыпаются.
-Знаешь Валентин, больше похоже на проклятие. Будто чудище кто-то на тебя навел. Есть недоброжелатели, которые могли бы желать, твоего разорения?
-Да сколько угодно. Взять хотя бы соседей, у них полно земли, а река с мельницей на моей земле, и молоть свой урожай им приходится у меня. Давно бы со свету сжили, да жена у меня малость колдунья.
-А чего она не разберется, что тут происходит?
-Уехала она. Лечиться отправил, в Солеварск. И хорошо, с этими бедами одни нервы.
-А на соседних полях, что-либо происходит?
-Нет. Они и урожаи давно собрали, да на моей мельнице мелят.
-Так, будем проверять версию проклятия. Сейчас, мы с моим помощником, пойдем искать колдовские «подклады». Распорядись, чтобы нам не мешали. И сразу говорю, мы должны осмотреть все, без исключений. Найдем подклад и тварь, таким образом, отвадим.
-Все что угодно мастер! Любые деньги заплачу, только спаси от разорения.
-Мне твой свояк заплатил.
-Я доплачу еще. Только спаси.
 Они вышли на крыльцо. Подмастерье совсем не наблюдал за псом, а откровенно клеил понравившуюся ему няньку, что развесив уши и строя саму чистоту и невинность, напрочь позабыла о хозяйских детях.
 Грома тискали, целовали и трепали, на нем катались верхом. И судя по его счастливому виду, Грому это совсем не надоедало. Да и вел себя этот бугай как игривый щенок.
-Это что за зверь? –испугался Валентин.
-Не бойся, это мой. Пускай он пока с твоими детьми побудет. И мне и тебе будет спокойнее.
-Как скажешь мастер, –согласился он. –Ну что, за дело?

6. Святотатство.

 Весь день Иван с подмастерьем, прочесывали усадьбу мельника. Перевернули кверху дном все. Задействовав иной взгляд, и выжимая по несколько раз резерв, обследовали помещения, сараи, чердаки, заглядывали в трубы, в печки, в подвалы и погреба. Обследовав затем, все пороги, косяки, и фундаменты строений, облазили весь двор и окружающую территорию, перевернув каждый камешек, заглянув под каждый куст, пень, дерево. Заглянули в каждую трещину, но ни одного подклада не нашли.
 Нашли только сделанные уехавшей хозяйкой, кстати, неплохой, судя по всему колдуньей, талисманы и обереги. От них, ощутимо веяло энергией, но не злой.
 Для них, накрыли стол во дворе. Не потому что брезговали в доме, Иван попросил, стол на улице и ночевки на сеновале, отказавшись от комнат, выделенных в доме.
 После растраты резервов, они были голодны, будто волки. Подмастерье лопал все подряд, мурча при этом словно кот, а мастер уже наевшись, взирал на широкое подворье.
 Где, где же еще не смотрели, что могли пропустить? Ведь уже на третий круг пошли одно и то же проверять.
 Он смотрел на растущие вокруг усадьбы деревья и кусты. Они действительно были больны. Зелень становилась серой, кое-где начинала желтеть, и покрывалась плесневыми пятнышками. Все в округе, словно было заражено неведомым злом.
 Наконец насытился и Юра. Поглядывая в сторону няньки, он достал свирель и стал наигрывать тихую пока еще не стройную, но печальную мелодию. Настроившись как следует, он заиграл ровней. Свирель залилась чистой печалью.
 Его мелодии всегда были полны боли и грусти. Иван, конечно, делал замечания, что для свирели можно было сочинить, что то повеселей, но парень упорно продолжал сочинять такие вот больно вгрызающиеся в душу песни, выбивавшие невольную слезу.
 В тот момент, на улице кушали и хозяйские детишки. Ну как кушали, нянька постоянно отвлекаясь на Юру, пыталась их силой накормить. Иван не сразу заметил, что куда-то запропастился, не отстающий от них ни на шаг Гром.
 Заметил и тут же забыл, думая о затянувшемся деле. Пока не послышался отдаленный крик, и грозный лай пса. Плеснуло силой, на самом ее излете. Раздался визг, которого Иван еще в жизни не слышал.
 Они с подмастерьем вскочили едва, не перевернув стол, и бросились к мотоциклу за оружием.
 Пес не прекращал лаять, и Иван, держа в руках дробовик, уверенно шел на звук. Подмастерье с пистолетом прикрывал тыл.
 За густыми кустами, на краю поля, позади рычащего, и лающего, разбрасывая от злости пену пса, лежал стонущий, раненый мужчина. А перед псом, вспучивалась и дрожала земля. Из взбухшей земляной кочки, вдруг вынырнула могучая когтистая лапа. Она была похожа на кротовью, но с более длинными когтями и покрытая сплошной, крупной, роговой, серой чешуей.
 Гром метнулся в сторону, и когти вонзились в расслоившийся камень, на котором, он миг назад стоял.
 Иван не решился стрелять из дробовика, боясь, что зацепит пса, а вот подмастерье несколько раз выстрелил в лапу твари из пистолета. Попавшая в нее пуля срикошетила, и со свистом унеслась в изломанную пшеницу.
-Назад! -закричал Иван и подхватил раненного, Юра бросился помогать. –Гром, за мной!
 Они спешно отступали, волоча раненого. Пес побежал за ними, а чудовище больше не посмело высовываться из взрыхленной земли.

-Ну как он? –спросил Иван вышедшего на крыльцо хозяина.
-Рана серьезная, он теряет кровь, а сквозь порезы на животе вообще кишки видны. Нужен лекарь. Моя травница не справится.
-Юра, бери мотоцикл и дуй в село, за Марьей!
-За кем? –не понял подмастерье.
-За лекаркой, что меня лечила. Быстро!
 Парень прыгнул на мотоцикл, и помчался за лекаркой, а хозяин с Иваном сели за накрытый во дворе стол.
-Я не знаю в чем проклятье, и есть ли оно вообще, но я видел часть этой твари. И то, что я видел, мне не понравилось совсем.
 Валентин, я не знаю такого перерожденного. Вижу впервые. Дело усложняется еще тем, что это существо особо неравнодушно к усадьбе. Пока мы тут все обследовали, я заметил, что нор, больше всего, в самой близкой точке соприкосновения усадьбы и поля. Вы все в опасности. Уезжайте. Или хотя бы отошли детей.
-Куда?
-В село, к Ивану.
-Нет, –отрезал Валентин. –Лучше запру их в доме.
-Дело твое Валентин. Но детям здесь не место. Становится слишком опасно. –Иван помолчал, подумал. –Я решил менять тактику. Раз подкладов не нашли, то не получится и отвадить. Пора переходить к непосредственному уничтожению твари.
-Давно пора, –сердито ответил Валентин, встал из-за стола и направился в дом.

 Он почувствовал Марью еще издалека, но стоял, взирая на осыпающиеся сосны, делая вид, что не замечает, как та тихонько подкрадывается. А кралась она нужно отметить, на удивление бесшумно, словно призрак. Не один камешек, не посмел шелохнуться под ее стопами.
-Попался! –Марья накинулась, и закрыла Ивану глаза теплыми ладонями. –Угадай кто?
-Ира? Нет, погоди, Людмила. Нет, Галя! Нет-нет, Полина. А может быть, Алена? Или Инна, –стал перечислять он.
-Ох, Ваня ну ты и кобель, –вздохнула лекарка и открыла его глаза.
-Ой, Марья, –наигранно удивился Иван, и заулыбался.
-Что значит, ой? Бабник, –Марья потянулась и принялась его целовать. –Когда подмастерье твой приехал, да еще и один, я даже испугалась. –говорила она стирая пальчиком, помаду с губ Ивана. -Кстати, вовремя я подоспела. Травница хозяйская хороша, конечно, приостановила кровотечение, но вот зашить бы не смогла. Мужику повезло, все органы целы. Так что жить будет, если не помрет.
-Повезло ему, что пес спас. То, что его хотело сцапать, от него мокрого места не оставило бы. Тут вообще странное дело, я знать не знаю что это. Ты ведьмочка, что по этому поводу можешь сказать? Что чувствуешь? –обнимая ее спросил Иван.
-Жутко мне здесь. Очень плохое место. А из поля, такой жутью веет, что у меня мурашки по коже стройным маршем идут. Вань, там произошло, что-то страшное. И теперь след этого, отравляет все вокруг, –она посмотрела Ивану в глаза. –Может, согреешь? Я видела здесь неподалеку, шикарный сеновал.
 Иван приник к ее губам. Они наслаждались поцелуем долго, но, почувствовав, свое и ее перевозбуждение он отстранился.
-Я бы с большим удовольствием. Но! Сеновал занят. И скоро мы выдвигаемся на охоту. Жду вот как раз своего подмастерье.
-А где он? –спросила Марья, но догадавшись заулыбалась. –Так вот кто, сеновал занял. Идет по стопам учителя? Вы мастера неисправимы.
 Так в обнимку, они стояли и общались, на краю подворья, пока солнце не стало клониться к закату.
 С сеновала отряхиваясь и выбирая травинки из волос, гордо вышагнул Юра. Но наткнувшись на глумливый взгляд лекарки, тут же опустил плечи и зарделся. Неуверенной походкой он направлялся к Ивану и Марье, когда с сеновала выглянуло, симпатичное, курносое личико, няньки. Приведя сарафан в порядок, она мышкой шмыгнула по направлению к дому.
-Ну, кобели, удачной охоты! –съязвила Марья, от чего Юру, от стесненья едва не скрутило в узел. –Пойду, погляжу, как там раненый.
-Погоди. Я проведу. Как раз к хозяину загляну. Узнаю, готово ли все что я просил, -и обратился к подмастерью- Иди, выпускай Фому. Пора.

 Готово было все. И чудо пушка, которую хвалил Валентин, и здоровенный, издохший хряк, которого как раз собирались закапывать, но мастер решил использовать его как приманку.
 Кабанью тушу насадили словно на вертел, на крепкую, железную балку, к концам которой прикрепили цепи. А многоствольник, установили на одновременный выстрел из всех стволов, и прикрепили к станине.
 Пока тварь отвлекали в другом месте, Иван сомкнул концы цепи на сосне, растущей у границы поля. С подмастерьем они подкатили свиную тушу к краю поля, и стали устанавливать увесистую пушку за кустом, прицелом ровно над тушей. К курку привязали крепкую нить, и протянули туда же за сосну.
 Самое время было устроить военный совет.
-Так, дед, как только дам команду, морозь тварь как только можешь.
-Сильно не смогу, все ж не полнолуние, слабый я, –проскрипел, едва видимый дух. -Но шандарахну на всю катушку.
-Юра, после сигнала, говоришь «раз», и только после этого дергаешь за нитку. Все. По местам!
 Дед, невидимым, занял место у многоствола, Юра с ниткой в руках, засел за сосну, а Иван полез на стоящую рядом.
 Фома, угукая сидел, на чахлом деревце около туши, но так, чтобы его не задело пулями и крупной картечью, которыми вперемешку зарядили патроны.
 Взобравшись повыше и умостившись на крепкой ветке, Иван громко свистнул, чтобы мужики, что били длинными палками, по окраине поля, все бросали и дули на подворье.
 Отдаленный шум стих. Слышен был лишь шелест холодного ветра, путающегося в длинных иголках сосен. Зарево заката тускнело. Светлое покрывало, стягивало с неба вслед за зашедшим солнцем. Ветер, осыпая зерна, качал перезревшие колоски.
 Мастер настроился. Он сосредоточенно пытался, сделать то, что получалось редко у него, но с легкостью выходило у твердого второго ранга. Войдя в состояние иного взгляда, Иван силился сообщиться со зрением совы.
 Ни чего не получалось, он начинал злиться, а когда вдруг увидел все с другого ракурса, в иных цветах и оттенках, то чуть не свалился от неожиданности с сосны. Тут же стало скашивать глаза, словно у сильно пьяного, заломило виски, но охотник пытался не потерять нить связи с Фомой.
 С трудом удерживая связь, он переключился на собственное зрение и стал кидать на край поля, заранее приготовленные камешки. Иван предполагал, что у твари либо хороший слух, либо она чувствует вибрации, и, по его мнению, должна была принять шлепки камешков за шаги.

 Заканчивались камни, затек зад, нестерпимо ломило виски, хорошо стемнело, из-за горизонта показалась надкушенная, опоясанная диском луна. Иван понял, что задумка провалилась, и только собрался разрывать связь с филином, как у границы поля, где лежала туша, вспучилась земля.
 Он бросил камешек поближе к туше, и сразу же переключился на зрение Фомы. Филин повернул голову в нужный ракурс, и его большие глазища, застыли в нужном положении.
 Из земли выметнулась когтистая лапа, и, вцепившись в тушу, дернула на себя. Рывок был такой силы, что цепь, загудела и покачнулась сосна, но продетая сквозь тушу балка выдержала. Тварь подергала еще, но тщетно, и тогда перед приманкой стал вырастать холм земли.
 Когда земля ссыпалась с тела, нависшего над приманкой чудища, Иван, который думал, что повидал на свете многое, и ни что его не удивит, забыл дышать, и от страха вцепился ногтями в ствол сосны.
 Пора было подать команду, но он так и застыл, не в силах вымолвить не слова.
 Зрение филина позволяло видеть, почти как днем, и он рассмотрел весь этот ужас в деталях.
 Чудовище вытянулось метра на два из земли, при этом ноги его так и не показались. Продолжение его тела, просто уходило в землю.
 Венчала тело, округлая как пистолетная пуля, состоящая из сплошного костяного нароста, без намека на глаза голова. Она была посажена на массивной шее, переходящей в узкие плечи, из которых торчали тощие, длинные руки, заканчивающиеся, лопатоподобными ладонями, от которых ответвлялись длинные отростки когтей.
 Торс монстра походил на человеческий, да и объемом был примерно таким-же. Спереди было некое подобие грудей, и так же ярко были выражены бедра.
 Короче, над приманкой нависало, нечто, что можно было назвать, земляной русалкой, но в отличие от водных дев, это чудище целиком было в костяной броне, из больших ороговелых чешуек, что сливались в единый, подвижный панцирь.
 Не успел Иван опомниться от потрясения, как чешуйки на животе твари раздвинулись, оттуда показалась рука, после другая, а затем вылезло уменьшенное подобие этого чудища.
 Чудовище стало издавать звуки, напоминающие громкое, кошачье урчание и поглаживать лапой голову своей уменьшенной копии. Затем острым когтем отделило кусок мяса от туши, нанизало на другой коготь, и поднесло к животу.
 В маленькой головке копии, раскрылась широкая, щель, заполненная слюной и множеством мелких, острых зубов. Большой кусок мяса тут же исчез. Чудовище, снова урча, погладило головку своей громко чавкающей копии, и стало отделять от туши следующий кусок.
 Это действо было одновременно отвратительным, ужасным, и завораживающим настолько, что Иван с трудом нашел в себе силы, разлепить онемевшие губы.
-Давай!!! –что есть силы закричал он, срывая голос.
 Копия тут же занырнула в живот. Морозом ударил дед. Рядом стоящий куст, мгновенно покрылся инеем, а на монстре и вовсе выросли кристаллы льда.
 Раз.
 Многоствол грянул так громко, что дрогнула сосна, на которой сидел Иван. Облако пуль и картечи устремилось в тварь. Пушка, сорванная с места силой отдачи, повалилась набок.
 Из порохового дыма во все стороны брызнули осколки льда. Чудище истошно взревело, но не одна пуля не смогла пробить крепкий панцирь. И оно будто земляной червь благополучно втянулось обратно в землю.
-Вань, что ж ты меня на передний край то поставил? –обиженно ворчал дед. –Я ж страху натерпелся, чуть во второй раз не помер. Было б чем, обгадился бы весь.
-Дед, не нуди, –отвечал с трудом слезший с сосны бледный Иван. –Собираем манатки и быстро валим в усадьбу.

 Хозяин не обрадовался провалу, но Иван заверил его, что будет пробовать новые методы, пока не убьет этого монстра. После чего, тот смягчился.
 Усадьба стала готовиться ко сну, везде гасили свет, слуги разбредались по комнатам, а Грома оставили в спальне у детей. Подмастерье слинял, и Иван догадывался куда. Он незаметно, верней думал что незаметно, скрылся в одной из комнат. Мастер так устал, что даже не хотел на сегодня ни о чем думать. Завтра будет новый день.
 Он вышел на улицу, в ночной холод. На подворье громко пели сверчки, шумел в поскрипывающих соснах ветер, в небе повис слабо светящий огрызок, убывающей луны. За домом успокаивающе шумел водопад, от которого веяло ледяным холодом. Гасли редкие огни в окнах барака для батраков.
 Иван сошел с крыльца, но вместо сеновала, усталые ноги понесли его к границе поля.
 Под сапогами шуршали мелкие камушки, блестела на траве ночная роса. Остановившись, он взглянул в освещенную лунным светом даль, где шелестели пшеничные колосья.
 Посреди поля, темным пятном, стояло большое, сухое дерево. Оно воздело к звездному небу сухие крючья ветвей, и слабо покачивалось в такт холодному ветру.
 Не считая шелеста колосьев, стояла гробовая тишина. Тварь не убили, и вряд ли отвадили, но напугали точно. А вот, что делать дальше? Знать бы, что она такое, откуда взялась и как сюда попала? Как такое из человека породила земля? И главное как ее теперь уничтожить?
 Зная, что на каменистой почве он в безопасности, Иван расслабился, и стал пропускать через себя энергетику поля. Сам по себе активировался иной взгляд, тело стало невесомым. Сознание расширило границы восприятия, словно на тонкой грани яви и сна.
 Перед рассеянным взглядом предстала совсем иная картина.
 В поле, думая, что он невидим, смотря на луну, стоял дед. Лицо его сейчас не было как всегда насмешливым. На полупрозрачном старческом лице была печаль, а пустота глаз обратилась к кроваво-красной луне.
 А вот само поле было страшным.
 Черные от плесени колосья, оказались все изломаны, и забрызганы кровью. Вместо золотистого цвета, пшеница приняла черно-багровые тона. Из склизкой, гнойной почвы, словно из кипящей грязи вырывался черный пар. Далекое дерево приняло еще более изломанные очертания, и словно в мольбе простерло к небу изломанные ветви-руки с огромными когтями.
 Все залила грязная, энергетика. Слух как будто уловил, чей то горький, безотрадный плач. А сердце сжалось, от чужого чувства страха, исступления и боли, что шло от центра поля.
 Ивану привиделось, что кто-то бежит, ломая босыми ногами золотистые колосья, казалось бежал он сам, в боку кололо от отдышки, а в животе была совершенно незнакомая тяжесть и пронизывающая насквозь тупая боль. Было очень страшно. Он задыхался. Впереди виднелись обнаженные, сухие корни. Его кто-то настигал. Кто-то, от кого веяло злобой и смертельной опасностью.
 Сквозь видение прорезался отдаленный голос. Ивана настойчиво окликали. Видение тут же сорвалось, и он пришел в себя.
-Господин Мастер, вам плохо? –спрашивал давешний знакомец, охранник с ружьем в руках, которого встречали у мельницы.
-Нет-нет. Просто крепко задумался. –ответил Иван увидевший прежнее, золоченое лунным светом, поле.
-Задали, вижу вам загадку. Должно быть, думаете, как с нечистью этой совладать?
-Да уж, задали, так задали.
-Вы не обижайтесь, но нужно сильную ведьму кликать. Проклял кто-то страшно это поле. Она бы проклятье сняла и выкурила отсель эту заразу. Да кроме хозяйки нет таковых в округе.
-А что, хозяйка сильна?
-Да что вы! Сам видел, как Жанна от мельницы рыбоголовов отваживала. Так им шарахнула, что по сей день боятся показываться в притоке. Да и характером тоже сильная баба. Захудалую мельницу в порядок привела, наладила дело, домище вон, какой выстроила. Да вот только болеет в последнее время. Женские дела. Уехала лечиться еще до того как это все началось.
-Думаю пора ей вернуться. Порядки навести.
-Вы правы, господин Мастер. Пора.
-Кстати, а что дерево сухое не выкорчуете? Мешает же поле сеять.
-Ну, я охрана, откуда мне знать. Это хозяйское дело. Но навроде бы собирались. Корни подкопали, да забросили потом.
-Слушай, а до этого всего, бабы случаем не пропадали?
-Да была одна, кухарка. Все хозяину глазки строила. Так хозяйка на нее осерчала, а куда потом девалась, Бог ее знает. Бабы говорят от удушья померла. Но не тела не похорон я не видел. После нее еще одна, тоже к хозяину клинья подбивала. Но та навроде как с утеса сорвалась. Травница наша травы там собирала, и все видела. Но тела не нашли. Река унесла. А так чтобы совсем без вести, не знаю.

 Сеновал одуряюще пах полевыми травами и источал тепло. Под сеном скреблись и попискивали мыши. Марья, прижавшись к Ивану, мирно посапывала на его груди. Он легонько поглаживал ее черные шелковистые волосы, и пытался уснуть.
-Не спишь? –тихонько спросила она проведя горячей ладонью по его груди.
-Нет. Не могу уснуть. Предчувствие нехорошее.
-Думаешь нечисть на подворье заберется? –ощутимо поежилась она.
-Уверен, что нет, –успокоил он обнимая ее горячее тело.- Она к полю намертво привязана. Не то давно бы всех здесь убила. Ты права, там произошло, что то ужасное. И ужасное настолько, что породило такое сильное и непробиваемое существо. Я более чем уверен, там убили и похоронили женщину. И мы имеем дело с ее, перерожденной в земле формой.
-То как по твоему описанию она выглядит, ужасно. Еще и паразит этот в ней.
-Когда ее убивали, то она была беременна. Именно такой страшный грех, такое ужасное святотатство, теперь отравляет землю, и поэтому она неистребима. Я думаю, единственное решение, это найти виновника и наказать.
-И что тогда? Ты думаешь, это ее успокоит? Она ведь не дух, а иная форма жизни. Перерожденная. Она будет и дальше охотиться на людей. И главное, как ты виновника собрался искать?
-Не знаю. Завтра попробую невзначай пораспрашивать рабочих, может, на что и наведут, а там по цепочке. Сегодня разговаривал с охранником. Он сказал, что до начала событий, из женщин ни кто не пропадал. Но была пара смертей. Одна женщина умерла от удушья, другая сорвалась с высоты в реку. Со смертью первой, насколько я понял, дело замяли, а вот вторая как вариант не подходит. Травница говорит, что тело унесла река. Значит, она теперь либо рыбоголов, либо мавка, либо русалка, смотря в каком месте реки ее, застало перерождение.
-Травница, говоришь. Мне она совсем не нравится. Веет от нее недобрым. Ты бы видел как она злобно зыркает, на женщин, на которых смотрит Валентин. Он мне улыбнулся, а я прям, явственно почувствовала, как она мне нож в печень вонзает,- тихо говоря, вновь поежилась Марья.
-Давай-ка спать. Завтра разберемся.
 Усталость стала наваливаться, перед глазами пошли цветные узоры, а после стало затягивать в темноту.

 -Вань! Да проснись же ты, –достучался до спящего разума взволнованный голос Юры.
 Он открыл глаза, все еще была ночь, но по подворью метались лучи фонарей. Марья спешно одевалась.
-Юра, что случилось? –насторожился Иван выныривая из сена.
-Хозяйский сын пропал. Весь дом кверху дном перевернули уже, на подворье ищут.
-Как? Где Гром?
-Тут со мной. Видно укатали его за день. Проспал. Парнишка лунатик, кто знает, куда мог забрести.
-Марья, ищите в стороне утеса. Юра, по дороге к мельнице. Я к полю. Бегом!
 Иван бежал по окраине поля вслед за Громом. Дед говорил, что он по следам ходить не обучен, но пес, припав носом к земле, упорно шел вперед. Мастер едва поспевал за ним, держа в руках бесполезный дробовик. Вслед за ним бежали Валентин, и двое мужиков из охраны.
 Когда пес вывел их к парнишке, Валентин хотел закричать, а мужики вскинули стволы, но Иван тут же закрыл ему ладонью рот, и заставил опустить испуганных охранников оружие. Гром вздыбился и стал рычать. Иван и ему закрыл пасть, схватив рукой за обе челюсти.
 Парнишка стоял на границе хряща и рыхлой земли. С закрытыми глазами, он поднял головку и совершенно спокойно, что-то тихо говорил нависшему над ним монстру.
 Тварь гипнотически, покачивалась из стороны в сторону, издавая свое урчание. Она не приближалась к нему, не отдалялась, просто качалась и урчала, а малыш все говорил и говорил.
-Так, –зашептал Иван. –Стволы нафиг. Ей вреда не причините, а парня зацепите. Рты закрыли и не двигаетесь. Не вздумайте кричать. Если мелкий резко проснется, то испугается и может рвануть вперед, прямо в лапы твари. Замерли все. Кто шевельнется, убью нафиг.
 Проведя быстрый инструктаж, Иван без слов, надавив на таз, усадил пса и сунул ему под нос кулак. Потом убрал руку. Пес сидел, скашивая глаза на монстра, но не вставал. Значит понял.
 Парнишка так же говоря во сне, стал покачиваться в ритм монстру, а Иван, обмирая от страха, на ватных ногах, стал медленно, и максимально бесшумно подкрадываться к нему со спины. Очень трудно было идти на негнущихся ногах, по россыпям мелких камешков, которые так и норовили хрустнуть.
 Пятка, стопа медленно опускается, пытаясь почувствовать, камешки до того как они хрустнут. Носок. И так снова и снова, пока до парня не осталось около метра.
 Иван замер. Монстр на него не реагировал, но начинал замедлять ритм покачивания. Сейчас он отчетливо слышал, что тихонечко говорил парнишка.
 Мастер снова видел этот кошмар наяву. Как сияет в лунном свете вытянутая голова. Как струится свет по костяной броне, сплошь покрытой мелкими, забитыми землей бороздками. Как нервно подрагивают, длинные, сильные и острые когти на обвисших руках. Как паразит, торчащий из живота монстра, пускает вязкую, блестящую слюну, из прямой как росчерк, зубастой пасти. Как он сучит когтистыми лапками, пытаясь дотянуться до мальчика.
 Иван не дышал, окаменевшее лицо покрыла холодная испарина. Страшась того, что его выдаст даже громкий стук рвущегося из груди сердца, он медленно тянул к парнишке руку, и молил Бога, чтобы не щелкнул не один сустав.
 Вот его палец коснулся рубашки на спине мальчика. Вот он подцепил непослушную материю. Медленно зацепил вторым. Вот он уже наматывает рубашку на ладонь и крепко сжимает ее в кулак. Ноги напряглись и готовы к рывку. Иван медленно отводит в сторону левую руку. По лицу стекает крупная капля пота.
 Монстр неожиданно замер и воздел лапу. В лунном свете сверкнуло отполированное, роговое покрытие когтей.
 Рывок.
 Рука Ивана обхватывает тело ударившегося ему в грудь парнишки и ноги отправляют их в закрученный полет назад. Свистят у лица Ивана остро отточенные когти, разрывая ухо и вспарывая кожу на виске. Удар ребрами об каменную россыпь. И тут разразился грохот выстрелов.
 Закричал в крепких объятьях и стал сучить ногами проснувшийся парнишка. Кровь из ран, полученных Иваном, хлынула потоком по шее и лицу. Кряхтя и ругаясь, Валентин оттаскивал мастера крепко схватившего трепыхающегося мальчика, подальше от поля.
 Тварь верещала. Она махала когтями и извивалась, не замечая отскакивающих от нее пуль. Охранники стреляли снова и снова. И тогда выступил Гром.
 Без команды, он сорвался с места и ринулся на тварь. Не добегая до нее, он резко затормозил, с его черного мускулистого тела слетели сотни мелких искр оставляющих за собой черный шлейф, и ударили в ее тело. Плеснуло силой, вспышка залила тварь.
 Чудовище издало оглушающий визг, который Иван слышал днем, и мгновенно втянулось в землю. А Гром стоял вздыбленный на краю поля и победно, лаял ему в след.

7. Возмездие.

-Ну, Ваня! Ну что же ты невезучий такой? –причитала, сшивая ухо, шипящего от боли Ивана, Марья. –Знаешь какие шрамы теперь будут?
-Шрамы украшают мужчину. Особенно на спине, –попытался улыбнуться он и снова зашипел, смяв в кулак простынь кровати на которой сидел. –Как там пацан?
-Спит, под замком. Отваром успокоительным напоили, вроде успокоился, потом уснул. Чего это пса твоего к детишкам не пускают? Сидит в люльке, грустный такой.
-Да не пес это. Вот и не пускают. Валентин его теперь боится.
-В каком смысле не пес? –откладывая шовные принадлежности на стоящий у кровати столик и оценивая свою работу спросила она. –Волкособ, или оборотень вообще?
-Вот чтоб я знал, кто он. С виду собака, а на деле черт его знает.
-Так что с ним не так? –лекарка заклеила швы бинтами с мазью из целебных трав, села Ивану на колени, и обвила шею руками. –Пес как пес.
-Во первых, ему двадцать пять лет, –он поцеловал выдающийся из выреза ее сарафана краешек груди. –А во вторых, покажи мне пса, который стряхивает с себя огненные искры.
-Да ты обманываешь, –улыбнулась лекарка, сковыривая с его русых волос, кусочек запекшейся крови.
-Спроси у Валентина, -пожал плечами мастер.
 Марья призадумалась, запустив пальчики в густые грубые волосы Ивана. Он прибалдел словно кот, и с блаженной улыбкой, несмотря на приглушенную зельем боль, на пол головы, едва не задремал.
-А где ты его взял?
-А? А, да полтергейсту нашему принадлежал. Он его после грозы, на сгоревшем поле нашел, щенком. А потом он за нами увязался. За якорем видимо.
-Я, кажется, знаю кто он. Ты слышал о черных собаках, или как их называют адских псах?
-Точно, –Иван чуть не вскочил. –Крутилось что то такое на уме. Так он что, демон?
-Кто из нас мастер, ты или я? Но если ты прогуливал уроки, то объясню. Это порождение стихии, воплоти.
 В основном, они появляются из геологических разломов, как сгустки плазмы и энергии земли. А этого видимо при зарождении молнией вытолкнуло в физический план. Вообще, ты понимаешь, что с собой возишь сокровище для науки? Это стихия, принявшая физическую форму. Да у тебя его с руками оторвут за любые деньги.
-Стоп-стоп-стоп! Я не хочу, чтобы кто-то об этом знал. Он мне нравится, и я к нему привык. Так что, пожалуйста, о своей догадке, ни кому ни-ни!
-Хорошо. Но я возьму с тебя плату за молчание. И прямо сейчас!
 Она повалила мастера на кровать, прыгнула верхом, и стала снимать с себя сарафан. Иван понял, что сейчас он снова будет весь исцарапан и искусан. Но он был только за.

 Утро было ясным и теплым. Ласковое солнце светило в глаза, а в ресницах путались разноцветные блики. Не выспавшийся Иван сидел на теплом бревнышке, и, жуя травинку, жмурился навстречу солнышку.
 Вокруг кипела работа, батраки, позавтракав за общим столом во дворе, собрались стайкой и шушукались у своего барака. Среди них был и Юра.
 Не наемные, хозяйские работяги носили дрова, сено, чистили сараи, гнали на выпас скот. На пень, рядом с Иваном, прыгнул кузнечик и застрекотал. Лепота. Будто и нет жуткого монстра, в поле под боком.
 Люди в этом мире давно привыкли жить бок о бок с различными тварями, что появились после того как из этих земель ушел ледник. В многочисленных, оставшихся после ледника болотах жили болотники, кикиморы, болотницы, изредка мавки. Мавки, жили и в речных и озерных районах, в воде, водяные, на берегу, соответственно побережки и берегини, а в руслах, что логично русалки. В степях, полях, лесах и горах, обязательно кто то жил, а если нет, то и людям там делать нечего.
 Много страшных и загрязненных мест, оставила ушедшая в прошлое, развитая, высокотехнологичная цивилизация. И мстит теперь Мать Сыра Земля, за это, не давая покойникам, смирно в ней лежать, а перерождает, и отторгает обратно. И бродят они потом по Матушке тупые, опасные, вечно голодные, влачащие жалкое существование.
 Перерождение, стало местью планеты за причиняемую веками боль. Искуплением. Поэтому, престали придавать земле. Хоронить разрешали лишь голые кости, или хотя бы на половину истлевшие тела, которые к перерождению уже неспособны.
 Хотя, некоторые уроды даже костям покоя не дают. Вспомнил Иван про кукловода.
 И вот под боком, опасный перерожденный, но ни кто не трясется от страха. Одни сытые и довольные, стоят, языки чешут. Другие работают, и косятся на первых, завидуя их безделью.
 Иван выплюнул изжеванную травинку и принялся за новую. Тепло, хорошо, только мухи кусают. Да мешают повязки на лице.
 К Ивану подошел хмурый Гром, и вывалив длинный розовый язык, сел у ног. Он принялся с ленцой гладить, и чесать огромного пса за ухом, все так же жмурясь, от теплых солнечных лучей.
 Валентин ходил по двору словно неприкаянный, бросая взгляды на расслабившегося мастера. Он тыкался во все дела со своими указами, скорее мешая рабочим, чем давая нужные советы, и все время крепко зевал.
 К мастеру подошел его помощник и стал что-то рассказывать, активно жестикулируя, и указывая руками в разные направления. Валентину стало интересно, что этот проходимец, задумал на сей раз. Какое бестолковое дело.
-Ну я так и думал. –все так же с ленцой, отвечал подмастерью Иван. –Без нее не обойтись. Давай, готовь мотоцикл в дорогу! Думаю, за неделю обернешься из Солеварска.
-Зачем вам в Солеварск? –вмешался подошедший Валентин. –Что на сей раз задумали?
 Он сел на бревно, но отодвинулся подальше от пса, который на него даже не обращал внимания.
-Как зачем? За женой твоей. За Жанной. Я тут подумал, без нее с тварью не разобраться.
 Иван выплюнул травинку и со скрипом потянулся.
-Это зачем еще? –вскочил с бревна Валентин. –Зачем ее тревожить? Она лечится же! На кой хрен тут ты тогда?
-Я не справлюсь без нее, а она без меня. Дело серьезное Валентин! Или ты не хочешь избавиться от нечисти?
-Хочу, конечно же! Но жена зачем?
-Ну, она-же здесь хозяйка, –в слово хозяйка, Иван вложил максимум смысла. –Земля энергетически завязана на ней. Вот мы с ней вместе и вдарим. Она магически ослабит тварь, а я уже физически добью.
 Валентин, от подколки мастера позеленел и скрипнул зубами. Но не ответил на это.
-Без нее ни как? –зло спросил он.
-Нет. А пока она будет добираться, я, чтобы не терять времени, проведу серию опасных для меня, но очень нужных ритуалов. Чтобы к ее приезду, я твердо знал что делать. –Иван повернулся к подмастерью. –Чего стоишь уши развесил? Иди в путь собирайся.
 Подмастерье отправился исполнять приказанное, а недовольный Валентин, вроде как смягчился.
-Что за ритуалы такие? –заинтересовался он.
-Первым и самым опасным ритуалом, я проникну в поле памяти этого места, переберу там все, и выясню, кто убиенная, и кто ее убийца. Следующим, если копыта не откину, найду способ, как разорвать связь перерожденной с местом, чтобы она энергетической подпитки лишилась, а дальше будут, так, по мелочи.
-И чем он так опасен, что прям аж копыта отбросить можешь?
-Мне придется пить отвар из смеси ядовитых трав, чтобы расширить сознание и не лишиться жизненной энергии. И поскольку, в зельеваренье я криворукий, а дозы ядов должны быть до миллиграмма выверены, то мне понадобится твоя травница. Чтобы я не отравился и получил нужный эффект. Говорят, она в зельях хороша.
-Это да. –улыбнулся Валентин. -Тут Нине равных нет.
-Тогда вот тебе списочек, и рецепт, –он протянул хозяину исписанный кусок бумаги. –Вариться оно будет долго, так что, чем скорей тем лучше.
-Хорошо, Мастер. Я сейчас этим займусь. Если еще что надо, то подходи.
 Валентин поднялся и направился к дому, с крыльца которого, как раз спускалась Марья. Щурясь и зевая, она, направилась, к вновь принявшему расслабленную позу Ивану.
-Я думала, ты тут кипучую деятельность разводишь. На четвереньках с лупой лазишь, народ на допросы толпами водишь, –она зазевала, села рядом, и прижалась к Ивану. –Где обещанное расследование?
-Я передумал, –расслабленно ответил он. –Подожду хозяйку. А там уже разберемся. Вон Юрка, за ней в Солеварск поедет. И ты вместе с ним.
-Я? Зачем? –удивилась лекарка.
-Беременная она говорят. Приглядишь, чтобы в дороге, чего не случилось.
-Так зачем ее беременную везти?
-Надо! И не спорь! Иди, собирайся!
-Ишь ты, –толкнула Марья, Мастера в плечо. –Ты мне не муж. И сбавь тон. Не имеешь права приказывать.
-Отшлепаю! –подмигнул ей Иван.
-Напугал! –ответила она, встала, и вильнув бедрами направилась к дому.

 Весь день с бездельничающего Ивана можно было писать портреты. Он то картинно смотрел вдаль, приставив руку козырьком, то валялся в траве, то чинно кушал. Когда подмастерье с лекаркой, наконец-то собрались в путь, он долго им что-то объяснял, они качали головами, и он объяснял снова.
 Мимо пропыхтел хозяйский грузовичок, и, пыля, отправился по единственной дороге, к мельнице.
-Вы все поняли? –уточнил Иван у сидящих на ревущем мотоцикле Юры, с Марьей.
-Можем повторить слово в слово, –отвечала Марья. –Повторить?
-Не надо. Довезите ее в целости и сохранности, –он поцеловал лекарку и хлопнул парня по плечу. –Не пуха!
-К черту!
 Пора было наведаться к хозяину. Иван присел на крыльце и сосредоточился, подключая свои слабые, экстрасенсорные способности. Все вокруг наполнилось энергетическими следами, сейчас прилагая немыслимые усилия, он мог знать, кто и где находится на территории усадьбы. Нащупав, нужные источники за спиной он улыбнулся. Как раз вовремя.
 Мастер тихо прошел в дом, и остановился напротив двери в хозяйский кабинет. Два раза стукнув, он резко открыл дверь и шагнул в кабинет.
-Ой, простите! Я не вовремя, –якобы смутившись воскликнул он и отступил обратно.
 С коленей Валентина спрыгнула, испуганная светловолосая девушка, в которой Иван опознал травницу, Нину. Она застегнула верхние пуговки на платье, расправила задравшийся, смятый подол, и, склонив голову, проскочила мимо Ивана в коридор.
-Ну чего, ты смотришь, мастер? Ты не мужик что ли? –сказал придвинувшийся к столу Валентин.
-Это как бы, не мое дело, вообще-то, –ответил Иван, закрывая дверь. –Ваши семейные дела меня не касаются. Мое дело охота.
-Так чего пришел то?
-Узнать, зелье готово? Пора бы ему уже свариться. И еще просьба. Мне нужно уединенное место на краю поля, и чтобы меня там ни кто не тревожил, пока буду творить ритуал.
-Готово, –он указал на стоящий на столе флакончик, с ядовито-зеленой жидкостью. –И место такое есть. Идем, покажу.
 Они вышли из дома, пересекли двор, и направились за усадьбу, в сторону скал, где шумел водопад.
-Не косись так мастер, –шагая чуть впереди говорил Валентин.
-Я говорю, мне ваши семейные дела побоку.
-Да, ведь вижу твое неодобрение. Ты пойми, у нас с женой брак по расчету. Деньги моего отца, и ее деловая хватка, вот что держит нас вместе. Ни какой любви.
-И тем не менее у вас трое детей, –подметил Иван. -И будет четвертый.
-Как водится, у меня должен быть наследник. Остальные ее инициатива. Вот это место подойдет?
 Они вышли к месту, где поле вплотную примыкало к скалам. Перед ними была каменная площадка, где-то метра три на четыре, которая обрывалась над водопадом. Вокруг площадки, произрастали чахлые кусты. На площадке стоял охранник и наблюдал за полем.
-То, что надо, -прищурившись и что-то просчитывая в уме ответил Иван.
 Он подошел к краю скалы, где шумел водопад. Вода срывалась вниз ажурной вуалью и разбивалась об острозаточенные каменные штыки.
-Сорвешься, потом дырки задолбешься штопать. –качнул головой в сторону водопада охранник.
-Все, снимаем охрану с этого участка, –сказал охраннику Валентин. –Ну, что мастер, начнешь прямо сейчас?
-Нет, сначала я подготовлюсь. Сейчас пойду, возьму все, что будет нужно для ритуала, и к сумеркам уже начну.
-А я пойду, посплю. –сквозь зевоту промямлил Валентин. –Не высыпаюсь в последнее время.
 В поле зашевелились колосья, начала вспучиваться рыхлая земля, и Валентин побледнел.
-Все-все. Уходим отсюда, -позвал Иван.
 Валентин и охранник поспешили за ним.

 Третий раз Иван перерисовывал на каменной площадке замысловатый символ, и опять он ему не понравился. Он затер рисунок в нескольких местах и исправил еще раз. Теперь знак показался ему удовлетворительным. После он достал несколько камешков морской гальки с высеченными на них рунами земли, воды, огня и воздуха, и разложил по четырем сторонам света.
 Земля на краю поля вздыбливалась и ходила ходуном. Несколько раз оцарапывали камни когтистые лапы, но целиком монстр показываться не решался. Он словно акула почувствовавшая кровь барражировал около площадки, взрыхляя землю, вновь и вновь перемалывая колосья пшеницы.
 Иван решил, что монстр, как и любые существа, живущие под землей, недолюбливает дневной свет. Оттого и атаковал перерожденец днем лишь из-под земли, прикрывая тело от света почвой.
-Погоди, –воскликнул Иван в сторону поля. –Уже скоро.
 Он забросил сточенный мелок в водопад и взглянул на хмурое небо, что затягивало дымкой свинцовых туч. Солнца за ними было не разглядеть, скорей всего оно уже село. Стремительно сгущались сумерки. Пора начинать.
 Мастер занял место в центре каменной плиты, в центре символа который так старательно, долгое время выводил. Лицо его было обращено к полю, за спиной шумел водопад, поблекшими листьями шелестели чахлые кусты. Стало тихо. Даже чудовище в поле успокоилось и перестало перепахивать собою землю. Запели свои трели неугомонные сверчки.
 Иван сел в позу лотоса, открыл на флаконе с зельем приготовленным травницей пробку и сосредоточился. Закрыв глаза, он почувствовал то, что хотел, едва заметно улыбнулся, и выпил содержимое флакона. Пустой флакон отправился туда же куда и мел.
 По пищеводу огнем разлился содержащийся в зелье спирт, и Иван расслабился, опустив на колени, испачканные мелом руки.
 Тело мастера прошибла судорога, он покрылся испариной и побледнел. Руки схватились за горло. Он упал набок и бессильно скреб скрючившимися пальцами горло, шею и грудь. От удушья он не мог вдохнуть ни грамма воздуха. Испуганные глаза полезли из орбит. Бьющееся в судорогах тело вдруг выпрямилось, мелко затряслось, и расслабилось тут же. Мастер уткнулся лицом в холодный камень и затих.
 Из-за кустов осторожно ступая, к каменной площадке, где лежал мертвый Иван, вышла тонкая фигура в накидке. Она откинула глубокий капюшон и воровато оглянулась, нет ли кого поблизости, посмотрела со страхом в тихое поле, и сбросила с плеч широкую накидку, в которой путалась.
 Мастер, лежал неподвижно. По виду он был мертв. Грудная клетка замерла и больше не вздымалась. Из-под лица мужчины на камень выступила пена.
 Травница подошла к Ивану, и сильно пнула носком туфельки в ребра. Тело покачнулось и замерло. Удовлетворенная результатом, она присела на корточки и попыталась толкнуть, тело в сторону поля. Но мастер для нее был очень тяжел. Ближе и удобнее было скатить тело в водопад, но обязательно нужно было в поле, чтобы никаких следов. Она напряглась и толкнула его вновь.

 Валентин, не находил себе места. Стемнело, но мастера все не было. Он обещал, что ритуал будет недолгим. Нужно идти посмотреть, не съела ли его тварь.
 По двору прохаживался охранник. Хозяин подошел к нему.
-Мастера не видел? –спросил Валентин. –Пора бы ему вернуться, а его все нет.
-Нет, хозяин. Но, кажется, я слышал какой то крик. Но смотреть не ходил. Вы сами не велели, господину мастеру мешать. Да и темно. Боязно мне.
-Э-э-эх, охрана, –пожурил он и махнул всердцах рукой. –Дай ружье я сам схожу. Может там все нормально, а вы ходите как стадо слонов. И фонарь давай.
-А фонарь того. Разряжен.
-Ладно, луна вон сквозь тучи светит, не заблужусь. А ты на сегодня свободен.
-Спасибо, хозяин!
 Валентин шел осторожно, держась от проклятого поля на расстоянии. Почти крался, чтобы не шуметь. Вот показались кусты перед каменной площадкой. Громко в сыром, прохладном воздухе шумел водопад. Он развел дулом ружья кусты и увидел на площадке облаченную в накидку травницу.
-Где мастер? –выйдя из кустов спросил Валентин.
-Там, -еле слышно из-за шума воды ответила травница и указала на водопад.
-Как? Что случилось? –растерянно говорил он подойдя к краю обрыва.
 Во мраке, на фоне водной пены, виднелось темное пятно человеческого тела, нанизавшееся на острые скалы.
-Почему он там? –спросил Валентин, и тут же разъярился. –Какого хрена? Я куда говорил его столкнуть? В поле, а не со скалы.
-Но он тяжелый. Вот как то так, –тихо ответила девушка.
-Ладно, хрен с ним. Что-нибудь придумаем. А эти двое на мотоцикле?
-Плавают в реке. Макар устроил им засаду. Мотоцикл тоже утопил.
-Все. Мастер свалился со скалы, помощники пропали. Конечно люди не дураки. Додумаются, что мы их убили. Но у нас есть время, чтобы продать что сможем, и уехать отсюда. Мельницу и без поля с руками оторвут. Все, уходим отсюда. –сказал он и взял ее за руку.
 Но девушка не двинулась с места. Он потянул сильней, и тут в его затылок уткнулся пистолетный ствол. Валентин замер.
-Брось ружье, –приказал Иван. –Медленно, ни то нечаянно нажму на курок.
 Валентин уронил ружье на камень. Девушка сняла капюшон. Это была Марья.
-Руки за спину урод.
 Валентин послушно сделал, что сказано.
–Юра, кандалы.
 Из кустов вышел подмастерье и застегнул на руках злодея грубые, посеребренные кандалы, для оборотней. Валентин молчал, опустив голову, но вдруг расхохотался.
-Суки! А-а-а! Развели как лоха! Откуда же вы взялись на мою голову? –но вдруг он встрепенулся. –А Нина где? Тоже повязали? Да?
-Ты ее только что видел, –бесцветным тоном ответил Иван. –Там, внизу, на скалах.
-Тварь! –вскричал Валентин, и рванулся, но Иван натянул кандалы и ударил его под колено. Валентин упал на колени и зарыдал. –Твари! Твари! Бабу то за что? Как ты пронюхал? Как узнал?
 Иван бросил его руки, и, обойдя навис над ним.
-От твари слышу! От самой последней, мерзкой, распоганой твари! Встань мразь! –Валентин поднялся с колен. –Бабу за что? А за что ты убил свою беременную жену? –он ударил его под дых, выбив дух. –Мать твоих детей! Ту, что тебя на ноги подняла, что кормила и одевала? –Иван добавил, снова.
 Валентина скрутило, он сипел, не мог вздохнуть, а Иван снова занес кулак.
-Ваня, не надо! –вмешалась лекарка. –Брось его. Не марайся.
-Надо, –Иван ударил его в лицо, и Валентин снова рухнул на колени. –Я тебя спрашиваю мразь, за что ты жену убил? –взял он его за челюсть и поднял голову.
-Она узнала о нас с Ниной, –всхлипнул Валентин. –Догадалась, что мы ее понемногу травили. Она забрала бы все. Все! Все принадлежало ей!
-Сейчас она заберет и тебя, –холодно произнес Иван. -В радости и печали, в бедности и богатстве, в болезни…
 Валентин с исступленным криком рванулся к обрыву, но Иван поймал его за трещащую рубаху и рванул назад.
-До смерти и после нее, –твердил мастер, толкая к полю упирающегося гада. –Юра, уведи Марью!
-Иван! Иван, ты с ума сошел? –понимая что сейчас сделает Иван, запричитала Марья. –Ваня не надо, пусть его люди судят. –но Юра схватил ее за локоток, и поволок силой через кусты. –Ваня!!!
-Нет! Нет, я нехочу! Нет, я все расскажу, во всем признаюсь! Нет! Сжалься. Пощади мастер! –срывал голос Валентин.
-Ты сжалился? Ты пощадил? Жадная тварь! Ты лишил детей матери, ты убил не родившегося ребенка! Пришла пора с ним познакомиться! Жанна!!! –закричал мастер в поле. –Я предаю суду, твоего мужа, отца твоих детей! Твой приговор?
 Перед ними стал медленно вырастать земляной холм. Ссыпаясь, земля оголяла несчастную жертву, превращенную в беспокойное чудовище. Валентин исступленно кричал и вырывался. Но Иван крепко держал его перед полем.
 Жанна нависла над ними. Она казалась еще больше и ужаснее чем прежде.
 Иван, не просто был уверен, он знал, что чудовище его не тронет. В мастере горело пламя праведной злости, такое же, как и в несчастном чудовище. Он чувствовал намеренья Жанны на телепатическом уровне.
 Она стояла, свесив когтистые руки, а из живота стал появляться ставший паразитом ребенок. Высунулись ручки разводящие крепкую чешую, следом, окостеневшая головка, а после, и все уродливое тельце.
 Валентин осип от крика. Он рыдал и брыкался. Иван крепко схватил его за волосы на затылке, и сунул лицом прямо к паразиту.
-Познакомься мразь, со своим, не рожденным сыном!
 Паразит потянул к его лицу когтистую, кривую ручку. В безглазой головке прорезалась щель безгубого рта. Сквозь частокол, острых, мелких зубок, хлынул поток тягучей слюны. Внутри у него заклокотало.
-Папа, –проскрежетал его жуткий голос, пахнув в лицо отца зловонием гниющего мяса. –Папаська, –паразит провел по лицу Валентина лапкой вспарывая когтями щеку. –Папаська живи.
 Валентин, который уже не мог не кричать, ни плакать, поседел на глазах. Голова стала совершенно белой. Он мелко задрожал и обмяк.
 Иван бросил его под ноги. И машинально вытер руки, словно весь испачкался в грязи. Паразит сложил лапки и спрятался обратно в живот. А Жанна нависала над поднявшим к ней голову мастером.
-Я уезжаю, и ни кто тебя больше не тронет. Твои дети будут под опекой твоего брата. –обратился к ней Иван.
 В ее безглазой голове прорезалась такая же щель, как и у малыша, и Иван услышал слово «нет».
 Она приложила руку к своей груди и с силой оторвала самую крупную чешуйку посредине. Она бросила ее Ивану, и он машинально поймал, горячую чешую.
 В центре ее груди на месте оторванной чешуи зияла дыра, в которой находилась нежно розовая плоть. Жанна стояла и ждала, опустив руки. Иван нехотя достал из-за пояса пистолет.
-Покойся с миром, Жанна, –с горьким вздохом сказал мастер, и выстрелил несколько раз ей в грудь.

 Когда Иван дотащил Валентина и бросил перед собравшимися, уже все знающими рабочими, то они позатыкали носы и отошли от бывшего хозяина. Былая жажда посадить негодяя на кол, отступила на второй план перед брезгливостью. То, что лежало перед ними, уже не было нормальным человеком.
-Он жив? –удивилась подошедшая Марья.
-Жив. Но ходить сможет теперь только под себя. Кажется, он тронулся умом.
-И плевать, –скрививилась лекарка, совершая святотатство перед своим долгом.
 Иван вымотался не столько физически, сколько морально, и, махнув на все рукой, отправился на сеновал. Несмотря на его отговорки, про усталость, лекарка отправилась с ним.
-Как ты обо всем узнал? –лежа на его груди, спросила Марья. –Ты ведь ни кого и не о чем не расспрашивал.
-Просто, –вдыхая цветочный аромат, ее волос отвечал Иван. –Я слышал что рассказывал мальчуган монс… Жанне, пока я пытался ухватить его за рубашку. Он называл ее мамой, рассказывал, как стало плохо, после того, как она убежала в поле. Малец просил ее вернуться домой, и прогнать плохую тетю Нину. –он поцеловал лекарку в макушку. –Охранник, говоря, что здесь все построила Жанна, ты, о том как ведет себя травница, натолкнули на определенные мысли. Потом сложил дважды два, и решил закинуть удочку. Как видишь, клюнули.
-А травницу, зачем с утеса столкнул?
-Да не специально. Эта дура так пыжилась и пыхтела пытаясь меня скатить в поле, что я не выдержал и заржал. Она возьми с перепуга и выхвати нож. Короче толкнул ногой, и силы не рассчитал. Кстати, как Юра засаду ликвидировал?
-Я не видела. Он высадил меня до этого. А дальше я только слышала несколько приглушенных выстрелов. А что это за знак такой интересный, ты там, на камне нарисовал? Я таких символов не знаю.
-А хрен его знает. Никогда рисовать не умел. –засмеялся Иван.
 Марья потянулась к нему, и стала его крепко и страстно целовать. На этот раз она не была дикой рысью, а нежной кошечкой. Сегодня была их последняя ночь вместе. Она знала, что как бы она не старалась его удержать, Иван завтра уедет. Он мастер. Перекати поле. Охотник на нечисть, что поклялся защищать невинных от зла, до последнего вздоха.
 Увидит ли она его вновь, или он погибнет, где-нибудь в гнездовище тварей, или попросту ее забудет, она не знала, и не хотела знать. В эту ночь он принадлежал только ей. Плевать, что будет после. Есть только он, она и дурманящий запах свежего сена.