Судьба волгоградской девчонки

               
               
« Мама Рита, иди к нам купаться, вода очень теплая!».  Это звала меня дочь моего мужа, а теперь и моя. Она нарочно  громко называла  меня мамой:  по возрасту она была младше меня на двенадцать лет, а ростом гораздо выше и  очень любила посмеяться надо мной. Я сначала смущалась, когда люди разглядывали меня после ее обращения, но постепенно привыкла и спокойно отвечала, как настоящая мать.
Я ее любила, как и ее отца, а теперь моего мужа, очень давно, так случилось по жизни.
 Училась я в техникуме по специальности – технолог кондитер,  а  приехала из города Фролово.  В общежитии   прожила  около года, поняла, что надо уходить  на квартиру.  Комендант общежития Зинаида Филипповна, узнав, что я ищу квартиру, порекомендовала тетю Дусю, добавив, что она хорошая тетка, не обидит тебя.

 Я поехала в поселок Ельшанка, нашла домик, с которым меня свяжет жизнь;
 дом стоял на склоне очень крутом, и тропинка спускалась  к Волге, но смотрелся аккуратным, видно за ним ухаживали и ремонтировали. Внутри было чисто и уютно; мне сразу стало радостно, что годы учебы проведу здесь.

Тетя Дуся была инвалидом, ходила  с костылями, и когда я приехала  к ней и сказала по рекомендации кого, она обрадовалась: «Рита, будь моими ногами и руками». Она показала мне маленькую комнатку, в которой я буду жить; заодно предложила вместе столоваться, так как у нее не было так много посуды, чтобы отдельно готовить.

На другой день она показала мне садик, где росли два абрикоса, одна вишня, да две грядки с зеленью: «Рита, если ты не против, то веди сама все это хозяйство». Я рада стать хозяйкой такого маленького садика, а главное меня удивило, что она сразу доверила мне, как будто я ее родня. Возвращаясь вечером с занятий  домой, я всегда знала, что  тетя Дуся и ее внучка Анюта жду меня, чтобы вместе пить чай.

Анюта без конца ошибалась, называя меня то Ритой, то мамой; я очень привязалась к ней и много время уделяла ей, когда она гостила у бабушки. Ей  было  около  пяти  лет, но так как  бабушка не могла с ней гулять по Волгограду, то просила меня:  мы с Анютой ходили и в цирк, и кукольный театр, и детский парк, благодаря  Анюте,  и я познакомилась с Волгоградом ближе.

Сама то я мало что умела по хозяйству делать, но эта умная женщина научила меня за эти годы  всему,  я  в благодарность, как могла, облегчала ее жизнь, да и Анюточка была постоянно при мне, мы как - бы вместе учились и  взрослели.
 
Прожила я у тети Дуси, пока не закончила учиться. Здесь впервые увидела моего сегодняшнего мужа – сына тети Дуси.

У него  не сложилась жизнь с первой женой, и он оставил ее с ребенком – эту самую теперь и мою дочь Анюту.   Тетя Дуся много  мне рассказывала о сыне: «Он часто приезжал ко мне в гости и неожиданно познакомился с женщиной  с  нашей улицы – она работает водителем троллейбуса.

 Что с ним произошло непонятно, но он как с ума сошел. Быстро развелся с женой и стал жить с новой женой – очень злой  женщиной, - я спросила, почему злой? – тетя Дуся помолчала, а потом пояснила:  «Помнишь, ты отправила бандероль моей первой снохе? – в эту бандероль я положила золотые серьги, и  колечко с синим камнем, и еще кое-что для  Анюты. Так вот эта «водительша троллейбуса» спросила меня, когда не увидела на мне эти украшения: «Что же вы не носите такие красивые серьги? – а я  ответила прямо, что подарила их Анютушке  на день рождения; так ее всю передернуло, видимо хотела, чтобы я подарила  ее дочери, которая была постарше Анюты».

  Больше мы  с тетей Дусей  о новой жене ее сына не говорили.

Я стала замечать за собой, что мне нужно видеть сына тети Дуси – Федора хоть один раз в день. Утром я смотрела через дырку в калитке, когда он уходил на работу, вечером мы выходили посидеть на лавочку около дома, и он иногда подходил обнять мать и спросить о здоровье.

Новая жена его была очень красивая женщина, конечно, я даже сравниться с ней не могла позволить себе; нет, я не уродина, аномалий в фигуре  тоже не было, но все же понимала, что любить его мне никто не запретит, но шансов обратить на себя внимание у меня нет.

Один раз тетя Дуся в сердцах чертыхнулась на сына, сказав: «Дурак, променял хорошую женщину на красивую обертку без души!». Я была в садике и  слышала это, но многого не понимала и думала, что  мать ругает сына за то, что бросил семью. Анюту она брала к себе надолго и любила ее.
Вот такая была моя первая любовь к женатому мужчине, и она осталась со мной на долгие годы.
 
Дальше пошла жизнь настоящая, я поняла, что в жизни никуда не пробьёшься  без помощи мужчин, вот и начала так пробиваться; бесстрашная была, многого себе позволяла, но сейчас не жалею об этой школе жизни.

Устроиться на работу было трудно. Частные фирмы, в которых  начальниками были мужчины, использовали меня: я считала, что это в порядке вещей: каждый слизняк
ставил мне условия, и если не соглашалась, то прежде чем уволить делали гадости с продукцией, устраивали подложные штрафы, приходилось долго выплачивать им  за якобы причиненный ущерб.

Сейчас мне около тридцати лет, я состоявшийся технолог, руководитель большого цеха, дистанционно окончила институт по профессии, но  и здесь – в крупном предприятии города Волгограда, пришлось пробиваться через мужчину.

Заместитель директора по производству был мужчина уже не молодой, но очень симпатичный и знающий хорошо свое дело. Вначале он на меня не обращал внимания, но через некоторое время мне предложили перейти на другой участок, я была рада, а подруга из бухгалтерии сказала, что это предложил Леонид Федорович.

Прошло около года. Намечалось проведение  юбилея нашего предприятия на собственной базе отдыха. Вот на этом производственном как-бы празднике я ближе познакомилась с заместителем начальника. Он предложил проводить меня до дома, а дом был в семейном ведомственном общежитии.
 Так постепенно завертелся мой роман с Леонидом  Федоровичем. Время шло, мы с ним встречались на съемной квартире.

Этот человек постепенно научил меня смотреть на жизнь по- другому:  я стала понимать, что обучаюсь у него всему – общению с людьми, выдержке, поведению в коллективе.
Леонид Федорович  рассказывал о семейном положении каждой работницы, об их детях,  мужьях: «Ритуля, когда будешь беседовать или проводить совещания, то говори доступным языком и не позволяй себе пренебрежения  к подчиненным».

На предприятии многие знали о нашей связи, но я никогда не воспользовалась своим положением и все постепенно успокоилось. Мне передавали, что некоторые стали промывать мне косточки, ведь в основном коллектив был женский, но старая работница – ветеран труда Екатерина Ивановна  утихомирила всех: «Прекратите, это их личное дело, а она для нас уже многое сделала - душевые кабины заменила, комнату отдыха выхлопотала, а вентиляцию кто заставил начальство заменить? Если бы вы поработали с мое и видели бы, какие условия были тогда».

Работа, работой, а любовь Леонида Федоровича ко мне вот уже почти пять лет не ослабевает; сколько он мне дал в жизни – это уверенность в себе, я часто ездила на всякие курсы, участвовала во всех конкурсах, выставках, праздниках города.

Да, он мне дал деньги на первый взнос строящейся  квартиры, скрывать нечего, а потом я из зарплаты погашала кредит; я никогда  у него ничего не просила, не выспрашивала по поводу его жены, а просто ждала его, как желанного гостя.

В первые годы  нашего знакомства, он благодушно смеялся надо мной, так как многого я не знала, мало читала, но постепенно я себя меняла, чтобы с ним сравняться, а в последние годы мы с ним на равных уже разговаривали о многом. Леонид Федорович дал мне за эти годы несколько высших образований и светских правил, нет ни светских, а интеллигентных.
 Встреча с ним изменила  жизнь девчонки  из города Фролово Волгоградской области: я с содроганием вспоминала тех сопливых уродов, унижавших меня  из-за беззащитности и неуверенности моей.

Последнюю встречу с Леонидом Федоровичем я запомнила надолго. Он пришел проститься, так как его пригласили на работу в Москву.
«Рита, я тебя не могу взять с собой, но ты многое дала мне в жизни;  я был счастливым человеком эти пять лет. Прости меня, что было не так».
Я раньше отгоняла от себя мысль, что все когда-нибудь оборвется, и  вот настал конец моей счастливой жизни.

«За что вас прощать Леонид Федорович? – вы мне дали больше, чем могли; я стала самостоятельным человеком, а ведь могла остаться просто шлюхой в руках грязных мужиков, от вас я научилась правильно жить, беседы с вами – это мед на душу, сколько знаний набралась и опыта в своей профессии.
 Я тоже хочу сказать  спасибо вам, вы не унижали меня, а постепенно подняли до своего уровня. С вами я поняла, что такое быть любимой. Я крепко обняла его и целовала в губы, щеки, шею, руки, а он отбивался и смеялся.

Вот я и одна осталась; работа занимала немного времени, а в свободное, я вспоминала Леонида Федоровича - наши походы в театр, экскурсии выходного дня, но главное я ждала очередного письма от него

Уже прошло почти два года. Леонид Федорович прислал письмо, в котором сообщал, что скоро предстоит операция на сердце и хотел в этом письме попрощаться,  на всякий случай, со мной.

Вместо Леонида Федоровича заместителем директора поставили очень холеного мужчину, мало разбирающегося в технологии производства кондитерских – это всем сразу стало понятно: на совещаниях он хотел показать, что много знает и желает внедрять новые технологии – что-то добавить, что-то изменить в калькуляциях.
Работники, как один, кивали головами и соглашались: «Изменим, добавим, улучшим, как скажите».
Он оставался довольным, а на самом деле изменять что-либо так просто с «кандачка» нельзя – это длительная процедура, требующая время и соответствующего утверждения рецептуры.

Вдруг меня срочно позвали в кабинет  генерального директора : «Леонид Федорович после операции на сердце скончался, надо обозначить, кто поедет на похороны», -  и поглядел на меня.
Я вытащила из кармана прощальное письмо Леонида Федоровича и протянула генеральному:  «Читайте».
Он стал читать письмо о том, что Леонид Федорович плохо себя чувствует и готовится к операции на сердце, а когда дошел до личных отношений ко мне, то посмотрел и спросил: «Дальше читать?» - я кивнула головой.
Он продолжал уже совсем изменившимся голосом – о словах благодарности ко мне, о его счастливых пяти годах проведенных рядом, о прощении, что не мог сделать большего для меня, о последнем свидании, когда я целовала его, а он счастливо смеялся.
Все в кабинете молчали, а генеральный так кашлянул, что мы вздрогнули, видно его зацепило.

Я поехала на похороны, а со мной новый заместитель директора, даже имя его не хочу произносить. Оказали помощь семье; присутствовали на поминальном обеде; как бы  часть жизни отломилась от меня.
И вот уже вечером мы вышли из кафе, и этот новый заместитель директора предлагает мне: «Что будем делать? Может, закажем номер в гостинице?»

Меня, как топором ударили – опять, одно и то же, что же я эстафетная палочка, что можно вот так с похорон и сразу в номер.
Я вспомнила Леонида Федоровича, как он учил меня, если хочешь ударить человека по морде, то улыбнись и скажи: «Не своевременно», - я так и поступила.
 
Возвращалась в Волгоград самолетом; время было чтобы все обдумать спокойно: хорошо или плохо, что я проводила время с женатым мужчиной, зная, что он никогда не уйдет из семьи. Жена Леонида Федоровича, видимо знала обо мне, но  ничем не выдала себя; я тоже никогда не заводила разговор о его семье, не старалась его увести от жены.
Мне казалось, что  я как могла, щадила жену: ведь на ее руках был неполноценный сын, почти моего возраста. Но что-то  тяготило меня, в чем-то  я чувствовала вину.
Пять лет  жизни с Леонидом Федоровичем – пусть такой, были для меня не мучительны, не обременительны  – я была счастлива - это есть оправдание  мое. Мы с ним все время сожалели, что так мало времени у нас и дорожили им, как сокровищем.

Рядом сидела молодая пара, они тихо разговаривали и смеялись; я глядела на них и не завидовала, лишь бы  это общение сохранили подольше в жизни; они не нарушали моего душевного состояния, а наоборот, я стала вспоминать, как мы с Леонидом Федоровичем шутили  и   также, закрыв рот руками, хохотали.
Я улыбалась  своим воспоминаниям, а молодые,  наверное, думали, что я улыбаюсь с ними за компанию.
Самолет сел; иду по земле в состоянии небольшой невесомости; вечер безветренный, теплый – таких вечеров мало бывает в Волгограде, обычно ветер тебя старается раздеть, а прическу уложить по- своему.

Дома стало совсем тоскливо. Приехала моя подруга Вероника:  мы хорошо выпили, как бы помянули Леонида Федоровича. Ника была одета хорошо, ей все шло, но вот лицо уже подернуто ее образом жизни – это сразу бросалось в глаза, да и голос от пьянок и курения сел  и стал похож на простуженный.
 
« Как ты, Ника, где сейчас работаешь?  Я  в последние годы была полностью занята собой – образованием, карьерой и, конечно, Леонидом Федоровичем. Часто вспоминаю  себя шесть лет назад и прихожу в ужас, хорошо, что сообразила уйти из мелких предприятий в такое крупное, как наше.
Ника хотела выпить и уже подняла стакан, но остановилась: «Ритка, мы с тобой в техникуме дружили, мечтали открыть небольшую кондитерскую, но это все рухнуло сразу, когда попали в жизнь: за нас уже никто не заступался, мы оказались без коллектива – как бы без панциря – делай с нами что хочешь.
Вот в этом ужасе я и живу сейчас; пользуются мною, пока молодая,  приучили пить, курить, ругаться. Иногда хочется удавиться. Перейти к тебе работать не могу – я уже живу этой жизнью и не смогу подняться – поздно.
Рита, а ведь мужчины используют нас, как  расходный материал и таких, как Леонид Федорович немного».
 
Вероника выпила, помолчала, а потом сказала: «  Рита, а ты не обидишься, если я спрошу тебя?»
«Спрашивай, не обижусь».
«Ты бы могла родить от такого умного и красивого мужика?»
Я сначала не хотела отвечать, но подумав тихо сказала: « Ника, моя приятельница из бухгалтерии давно сказала мне,  что у него сын больной; я не вникала и никогда не спрашивала у него, но чувствовала, что эта тема под запретом. А ты, что до сих пор не родила, а?»
Вероника засмеялась: « Мне нужно памятник поставить, что я не размножила таких ублюдков; многие девчонки, в связи с безысходностью, рожали но ничего хорошего из этого не получалось – одни проблемы и нищета».

«Ника, а помнишь нашу комендантшу Зинаиду Филипповну в общежитии, как она нас защищала от взрослых теток: «Когда секс уже на макушке, то все корчат  из себя честных и осуждают молодых за вольное поведение».
 Я часто вспоминала это изречение Зинаиды Филипповны и вносила поправку из жизни – за невольное поведение.

«Ритка, а как она нас успокаивала: «Ваша месть мужикам впереди».
« Но ты забыла, что она всегда добавляла: «Мстить  мужчинам будете, но эта месть и самим себе».
Понимаешь, Ника, ты мстишь не им,  а себе пока. Когда будешь готова, то приходи».

Чтобы уйти от этой щемящей темы, я стала рассказывать  о своей первой любви к сыну тети Дуси: «Помнишь, я у нее жила на квартире в поселке Ельшанка, ты из общежития приезжала ко мне, часто ночевала? – а Ника и говорит: « Так ты давай навести тетю Дусю, а вдруг что-то прояснится в твою пользу; открой ларчик с первой любовью, ты теперь обеспеченная, красивая, свободная женщина».

На ее слова я,  как бы не обратила внимания:  у меня в это время на работе было не все хорошо: новый заместитель директора – я продолжаю его так называть, когда я была в командировке, выпустил небольшой ассортимент  кондитерских по своему  рецепту и вкусу, за что нас наказали, а вдобавок началась разборка. Даже в газете сразу недоброжелатели написали, что мы выпустили некачественную продукцию: нагрянули всякие комиссии – стали проверять и поставщиков, и потребителей, и бухгалтерию, и вообще все.

Вызывает генеральный директор: «Что натворили Маргарита Максимовна, поясните?»
Я только открыла рот, а он перебил: «Знаю, что  не ты это сделала, но твоя вина, что оставила за себя неопытного человека, который подчинился этому хвастуну. Исправь все, прошу тебя.
 В сентябре будет День Города, сделай, чтобы наша продукция там была реабилитирована:  на обустройство палаток, красивой формы, рекламы и еще чего, не скупись».

Приготовились мы  к празднику города Волгограда хорошо, но и сил было потрачено не мало, провели праздник достойно, даже в прессе похвалили, а  о прошлом небольшом промахе забыли. В какой- то момент я хотела  уйти с комбината, но поддержка генерального удержала меня, он предложил мне должность заместителя; я поняла, что судьба испытала меня этой неприятностью, но я сумела удержать свою мимолетную слабость.

Я часто навещала тетю Дусю, а в этом году была полностью занята жизненными  проблемами, неприятностями на работе, а тут вспомнила слова Ники и решила  поехать к ней, рассказать обо всем и расслабиться.

Тетя Дуся очень обрадовалась, после  разговора с ней,  мне стало легко, вроде на комбинате не произошло ничего такого страшного, как мне казалось раньше, и совсем успокоилась  после ее слов: « Даже борщ у одной хозяйки и то получается каждый раз разный».
«Рита, а я видела, как ты подглядывала за Федором через дырку в  заборе, видимо он тебе нравился тогда».  Я ничего не ответила, ведь это было так давно,  а после и не вспоминала о нем.
 
И вот мы встретились: он поглядел на меня и сказал, что никогда не узнал бы во мне ту щупленькую девочку, которая возилась с его дочкой; и в его представлении  я осталась такой же.

Да и как мог он меня узнать, когда был влюблен и не замечал никого вокруг. А сейчас я не щупленькая совсем, и ростом стала выше, и затюканности во взгляде нет.
Тетя Дуся засуетилась: «Мне надо к соседке сходить, а вы тут пообщайтесь».
Федор стал рассказывать о «водительше троллейбуса», как  ее называла его мать, но я упредила: «Не надо о прошлом, у всех есть ошибки и личные тайны». Он понял, улыбнулся и  рассказал,  где  работает, где учится Анюта; в глазах Федора исчезла тоска, он, наверно, давно не беседовал ни с кем, а тут такая благодарная слушательница; я тоже много рассказала о своем комбинате,  изделиях, автором которых была и  сообщила, что уезжаю на учебу по повышению квалификации в Москву.

Раздался звонок: «Здравствуй, это Федор, как съездила?
Мама приболела, и просит тебя приехать проведать ее; приезжай, пожалуйста, она очень просила».
Я ответила : « Приеду в пятницу»,-   но  в голосе его  я чувствовала,  что он тоже просит приехать.   Я  испекла по своему рецепту тортик и мы сели пить чай, Тетя Дуся глядела как бы сквозь меня  и о чем-то думала, о своем; я глядела на нее и не тревожила в этом забвении.
« Федор стал каким-то  потерянным,  его как бы никто  не интересует, а ведь я уже не молодая, надо  определить сына, чтобы успокоиться, а то вся жизнь моя в тревоге.
Не обижайся на меня Рита, но лучше тебя я не  вижу около него человека – ты на глазах у меня взрослела, а сейчас, спустя столько лет, осталась такая же добрая и умная; решилась на последнюю попытку, так как болезнь  напугала меня, а вдруг сладится все у вас.
 Этого не сделать  я не могла, чтобы не случилось, приму и успокоюсь, что выполнила то, что не давало покоя мне последние годы».

Вечером пришел Федор. Я приглядывалась к нему, он, конечно, изменился,  стал полнее, мужественнее, да и серебро в волосах засверкало, а в первую встречу он был каким-то зажатым,  робким что ли.
Прежде, чем включиться в разговор, он долго сидел  и смотрел  на нас, а мы вспоминали ту прошлую, а для меня прекрасную, молодую, глупую жизнь;  я ни словом не обмолвилась о последних годах.
Для тети Дуси эта моя личная жизнь, видимо, не имела никакого интереса; она вспоминала только, как я нянчилась с Анютой, помогала ей по хозяйству и благодарила меня;  мы как бы договорились не затрагивать личные жизни, ни его, ни мою.
Мы вспоминали, как обучали Анюту читать и писать, как мы рычали, чтобы Анюта выговаривала букву «р», во все слова, в которых ее не было, мы вставляли и рычали. Федор смеялся вместе с нами, а когда  вспомнили, как учили Анюту печь пончики, и на вопрос: «Как сделать дыру в них?» - то смеялись и говорили – зубами. Он, смеясь, сказал: « Так вы еще и издевались над ней».
Тетя Дуся помнила мою помощь ей и благодарила без конца: «Рита, спасибо за варенье, которое варила, за овощи, и вообще за все – я  жила те годы как, царица, а ведь я не такая как остальные, мне все трудно делать». 
 
Федор глядел на меня спокойно своими серыми глазами, хотел, видимо, что то спросить, но стеснялся матери, а может просто из-за робости, он тоже  поблагодарил меня за Анюту. Засиделись мы до ночи, и я осталась ночевать. Федор ушел, но обещал завтра забежать пораньше утром, так как у него дела на работе.
Рано утром я привела себя в порядок и перенеслась мысленно на восемь лет назад, подошла к калитке и стала глядеть в дырочку на улицу: хотела проверить свое первое чувство – можно его вернуть или это только память удерживает хорошее в нашей жизни для утешения.

Идет Федор,  сорочка в темно-синюю клетку, как тогда, подошел к калитке, постоял немного, посмотрел на часы и быстро пошел по улице.
Я влилась в забор, перестала дышать, лишь бы он  меня не заметил;  я ведь не та девчонка, чтобы так вести, но продолжала долго стоять, сливаясь с забором.
Да, первая любовь находилась в состоянии ожидания, и сейчас взорвалась у меня в груди.

Федор быстрым шагом шел к дому матери: «Лишь бы Рита не ушла, я о ней не знаю ничего и боюсь ее ответа,  но если бы она была замужем, то не осталась ночевать. В первую встречу я ее совсем не узнал, но потом почему- то размяк и хотел рассказать о своей семейной жизни, хорошо, что она остановила меня. Мама меня называет потерянным;  я и сам считаю себя таким – первую жену бросил с ребенком ради красавицы. Был влюблен, думал счастье впереди, но оказалось совсем не так, она была самовлюбленной, всеми силами старалась подавить  во мне самостоятельность и волю; она как бы вычерпала меня, внутри осталась пустота, я стал  бояться женщин.
Странно, но я не виню в этом ее; эта любовь быстро прошла, я не  смог сберечь ее, я не организовал семейную жизнь  и не полюбил чужого ребенка,  а сам  себя превратил в слабака, жаль потерянных лет. Уважаю себя за дочь Анюту, которую я не бросил, а любил и оберегал».

В дом  вбежал радостный, с большим букетом роз, а мама сказала, что Рита его ждала долго около забора, а потом спешно уехала,  и  смахнула с глаз слезы.
Федор почувствовал  себя сильным, решительным; поцеловал мать в щеку и выскочил из дома.