Все имена изменены, а совпадения с реальными людьми давайте считать случайностью.
Предисловие
Знаете, что такое «сабай»? Значит, бывали в Таиланде.
Тем, кто не бывал, объясняю: «сабай» – это когда тебе хорошо физически (например, лежа в гамаке), а «санук» – когда хорошо духовно (например, глядя в морские дали). Ну, примерный образ рая на отдельно взятом Острове Чунга-Чанга.
Каким образом эти две составляющих тайского менталитета укоренились в образе жизни приезжих россиян и их детей, объяснить не могу. Я ведь всего лишь скромная учительница музыки.
Могу только констатировать, что «санук и сабай» плюс немилосердная жара расслабляют деток настолько, что им лень заставить душу трудиться в тропических широтах.
А еще юные соотечественники рано превращаются в крохотных тиранов и ловких манипуляторов, так что прочно держат в кулаке собственных родителей.
Достичь успеха в обучении игре на фортепиано нам с мужем удалось только в случаях, представляющих собой исключения из общей картины «пляжного образования».
Но зато сколько забавных музыкально-педагогических историй!
Стеклянный шарик
– Будешь делать, что я скажу, – заявил Сережка.
Словно это не его привели ко мне на урок фортепиано, а наоборот.
Прищурившись, мальчишка глядел на меня хитрыми сизыми глазками. В сочетании с острым носиком они делали его похожим на крысенка.
Кто бы мог подумать, что ему всего четыре года, а мне раз в десять больше!
Впервые я столкнулась с русским малышом из зажиточной семьи, выросшим в Таиланде. Тогда я еще не знала, что такое поведение – скорее правило, чем исключение из общего порядка вещей.
Вот Сережин папаша, вроде крутой бизнесмен, с вытатуированной гильзой на плече и шрамом от ножевого ранения под грудью, – и тот поспешно ретировался, наскоро сдав мне чадо, не очень убедительно попросив слушаться учительницу.
– …Сейчас мы будем с тобой играть в прятки, – приказал мне этот Вождь Краснокожих, выглядывая из кабинета на лестницу.
– Там и прятаться-то негде, – я попыталась воззвать к голосу его рассудка, одновременно открывая пианино. – Посмотри, что у меня есть, – я взяла пару аккордов.
Мощное звучание наполнило комнату, но не поразило мальчишку.
– Нравится?
– Нет! – Серегу голыми руками не возьмешь.
– Ты что, не хочешь научиться играть на пианино? – задала я очередной глупый вопрос, уже предвидя ответ.
– Нет!
– А петь?
– Не хочу!
– А что ты хочешь?
– Играть в прятки.
Я задумалась.
В одном бородатом анекдоте пианино приравнивалось к орудию пытки, и не без основания: в советские времена педагоги с нами не церемонились.
Теперь все иначе. Считается, что обучение должно носить игровой характер. Но будь ты гений, изобрети хоть кучу хитроумных игровых методов, все бесполезно, если ученик откажется от игры.
Вдруг у меня появилась идея...
– Послушай, есть у меня одна прикольная вещь. Тебе, что ли, подарить? – размышляла я вслух.
– Какая? – глаза у Сережки округлились, и вместо хитрого крысенка передо мной стоял самый обычный любопытный ребенок. – Покажи!
– Сейчас я не могу, – развела я руками. – Урок идет. Если только после урока… Договорились?
Торг удался: детеныш послушно, хоть и не блестяще, выполнил все мои задания.
Наконец, я объявила, что урок наш подошел к концу, и вот сейчас он получит...
Я подошла к тумбочке и из коробочки вытащила ... синий перламутровый стеклянный шарик.
Я иногда нахожу такие на тротуарах. У меня их уже с дюжину, и все разные. Не могу пройти мимо – такие они обаятельные. Где они были, когда я была маленькой!..
Я торжественно протянула шарик Сережке, и на худеньком личике отразился искренний восторг.
– Еще есть? – деловито спросил он.
– Есть, – сказала я. – На следующем уроке я подарю тебе еще один шарик, но...
– Что? – впился он в меня глазами.
– ...Но он совсем другой...
– Какой?!
– Узнаешь в следующую субботу, – загадочно улыбнувшись, я отвела ребенка к отцу на первый этаж.
– Как он? – опасливо спросил дядька. – Вы не отказываетесь? Вот спасибо! А то его даже с таэквондо выгнали...
На следующий урок Сережка пришел безо всякого принуждения. Правда, он попытался выторговать у меня шарик в самом начале урока, но не вышло, и ему пришлось заниматься по полной, прежде чем он получил новую драгоценность.
На сей раз это был мутно-белый шарик, тускло светившийся изнутри, как лунный камень.
– Ох... – пробормотал восхищенный мальчишка. – Дашь мне еще таких?
– Конечно, на следующем уроке.
– У тебе их много?
«Полтора месяца продержусь», – прикинула я.
– …Что вы с ним сделали? – спросил меня довольный. – Никто не мог с ним справиться. А тут он сам ходит на уроки – прямо чудо!
– Никакого чуда – просто я интригую, – рассмеявшись, я вполголоса поведала ему о шариках.
…Появившись у меня, Сережка с порога заявил, вызывающе глядя мне в глаза:
– Не нужны мне больше твои шарики – у меня теперь их целая куча: мне папа купил таких сто штук!
– Добрый у тебя папа, – проговорила я, чуть не плача.
– А теперь давай играть в прятки!..
Плохой пальчик
Сидим за пианино с пятилетней Лорой.
– Посмотри, Лора, на свои пальчики, – я беру в свои руки ее крохотную ладошку. – Этот пальчик называется первый. Он особенный, живет отдельно от остальных, – я показываю на ее большой палец, затем перехожу к мизинчику. – А это пятый, он самый маленький из братьев.
– А этот? – вытягивает она указательный.
– Это второй пальчик, он наш помощник, хорошо работает. А этот, – я прикасаюсь к безымянному, – Четвертый, он самый слабый, его надо развивать, упражнять. А этот, – я указываю на средний палец. – ...
– А этот плохой, – вдруг перебивает меня Лора.
– Почему это он плохой?
– А вот почему, – Лора вдруг выполняет неприличный жест: выбрасывает кулачок тыльной стороной с вытянутым средним пальцем...
Что на это возразишь?
Стеснительный ребенок
Она уже победила стыд, осталось только научиться петь.
Михаил Жванецкий
– … «У Оленя дом большой, он глядит в свое окошко...» Лиля, почему не поешь?
Урок музыки в тайской музыкальной школе.
Рядом с пианино стоит пятилетняя Лиля, длинноволосое загорелое чудо со смеющимися глазами. Родители – бизнесмены из Москвы.
Под мой аккомпанемент кроха молча и сосредоточенно глядит в пространство.
– В чем дело, Лилечка?
– Я письку щекочу, – с очаровательной непосредственностью сообщает она, вынув руку из-под платья, затем для пущей наглядности задирает юбочку, демонстрируя отсутствие трусиков.
Сказать, что я растерялась, – ничего не сказать: мои глаза выпали из орбит и раскатились по клавишам.
– А ... зачем?
– Чтобы щекотно было, – снисходительно, как маленькой и глупой, объясняет мне девочка.
Я набрала побольше воздуха, чтобы выложить все, что полагается в подобных ситуациях училке старой закалки, – типа, «это нехорошо», «ты должна вести себя прилично», «девочку украшает скромность» и т. д...
...И выдохнула обратно.
Во-первых, скромностью в наше время, увы, гордится тот, кому гордиться больше нечем.
Во-вторых, россиянин с дискредитированной до унизительности профессией «учитель», увы, не имеет морального права учить жить ребенка предпринимателей. Даже в Таиланде.
В-третьих, я принципиально не воспитываю детей. Я только лишь обучаю их музыке.
Что, если мои представления о воспитании не совпадают с родительскими представлениями о том, какими стать их детям?
Все изменилось, времена и нравы. В наше время нахамившего учительнице школьника вызывали к директору, и тот стоял, опустив голову, а матушка рядом краснела от стыда.
Сейчас могущественный бритоголовый папаша, он же спонсор школы, за наглость еще и похвалит свое чадо – дескать, орлом растет, – скорее училку выгонят за профнепригодность. Недавно в Москве, говорят, один ученик застрелил из ружья «географа» за то, что тот не поставил ему пятерку. Так что ученики нынче еще те, увы.
А если ближе к телу, то есть насчет «щекотания письки» ...
…Когда-то один молодой европеец попытался пересказать мне вот такую шутку: вроде как один дядя спросил даму, зачем женщины расхватали в магазинах все вибраторы? На что та ответила: неужели вы думаете, что кто-то эксплуатирует их по прямому назначению?..
Не смешно.
Слегка раздосадованный явным провалом хохмы, парень поинтересовался у меня: что, разве русские одинокие женщины не пользуются вибраторами в интимных целях?
(На дворе пресловутая «перестройка», если что).
– Дико извиняюсь, – ответила я ему, – но у русских женщин сейчас места такого в голове нет, которым они могут думать про вибратор.
– А о чем же вы думаете?
– О еде. Об очередях. О новых теплых сапогах.
Спустя десятилетия многим покажется, что я преувеличиваю, но отнюдь.
…Зато не прошло и четверти века, как наросло новое поколение, обеспеченное, лишенное комплексов неполноценности, называющее вещи своими именами, способное оценить шутку про вибратор, умеющее извлекать радость жизни отовсюду и использующее «письку» не только ради «пописать». Может, пора радоваться, а не морали читать?
Не мне, старорежимной училке музыке, становиться на горло песне будущей топ-модели, звезде шоу-бизнеса, а то и новой Мэрилин Монро (кстати, та тоже не признавала нижнего белья).
И вообще, какое мне дело до чужих «писек».
…Я только всего и сказала, что:
– У нас сейчас урок музыки, Лиля, и давай заниматься музыкой, и ничем больше, хорошо? Так споем песенку. Ручки вверх, покажи, какие рога у Оленя! Вот так! Три, четыре: «У Оленя дом большой, он глядит в свое окошко...» Ну вот, опять не поешь. Почему?
– Я стесняюсь... – опустила глазки девочка.
Тайский никнейм
"...И зовут меня Нана".
После урока сольфеджио спускаюсь с детьми в фойе.
Подвожу их к столу администратора Кун Лек, открываю журнал и прошу расписаться. Таковы правила.
– Настя, вот здесь, – тычу пальцем в графу.
«На-На», – старательно вырисовывает Настя свое тайское имя.
Она родилась в Бангкоке. У тех, кто живет в Таиланде, как правило, два имени: помимо собственного, имеется тайский никнейм.
– Что это ты написала? – удивленно спрашивает Лора, заглядывая Насте через плечо.
– На-На – это Настин тайский никнейм. А у тебя есть никнейм? – пошутила я.
– Да, – не моргнув глазом, отвечает та.
Как же, у Насти есть, а у нее да нет! У всех хороших девочек должен быть тайский никнейм.
– И какой же? – интересуюсь я.
– Ла-Ла, – уверенно выпаливает Лора.
Сюрпризы тайской кухни
Ежедневно с утра Кун Лек в учительской столовой запускает рисоварку.
Рис в Таиланде – основа жизни. Вместо «здравствуйте» тайцы говорят: «Ел ли ты рис сегодня?»
Знаете ли вы, что даже «Отче наш» миссионеры переводили с учетом азиатских вкусовых пристрастий: не «хлеб наш насущный дай нам днесь», а «рис наши насущный...»
Коли сварен рис – с голоду не помрешь, уже хорошо. Кроме того, к горячему, ароматному рису – эх, какой в Таиланде замечательный вкусный рис! – Кун Лек приносит пару более серьезных блюд, – мясных или рыбных, приготовленных с овощами и острыми специями.
С овощами не все просто: в тарелке можно обнаружить что-то хрустящее, порезанное пластиками, – древесина молодой пальмы. Кто бы знал! Или мелко нашинкованный цветок банана. Или зародыши кукурузы – «бэби-корн».
Вы спросите, вкусно ли? А какая разница, если с острым соусом. С «острым» не в нашем понимании, а в азиатском. Змей Горыныч, как он есть.
...Этот обед я никогда не забуду.
Я заскочила в столовую поздновато и, кинув себе риса, наскоро добавила что-то из алюминиевой кастрюльки. Разглядывать некогда, – до урока пять минут.
Я ускоренно жевала какие-то кусочки в острейшем коричневом соусе, не очень понимая, что это за зверь. Как вдруг ближе к концу вытащила изо рта огромную тараканью лапку...
Вот кто это был...
Так мне довелось попробовать насекомого...
К вечеру, придя в себя, я уже вполне могла потешаться над этой страшной гастрономической историей. Я даже опубликовала на Фейсбуке пост, получив массу эмоциональных откликов со всех концов планеты.
Его обнаружила Анна, скрипачка из Австрии, не поленившись перевести текст на немецкий. Почему-то этот случай отнюдь не позабавил нервную молодую блондинку.
На следующий день она устроила истерику Кун Нану, и тот официально запретил Кун Лек приносить жареных или тушеных тараканов в музыкальную школу.
С тех пор с рисом мы ели только курицу под соусом карри либо рыбу, в какой-то вонючей жиже. Кстати, такая гадость эта рыба! Но все же лучше, чем жареные тараканы.
Как заставить дочку поиграть
Нина, москвичка средних лет, не только привела к нам свою дочку, но и сама решила восстановить свою форму, – в детстве занималась музыкой и даже дошла до Сонатины Бенды.
Дама приобрела пианино Каваи, за сорок тысяч бат, и мы было поверили в серьезность ее намерений.
Но напрасно. Она все так же пропускала уроки, откладывала с недели на неделю – под предлогом того, что якобы не успела достойно подготовиться к уроку. Кстати, ее пятилетняя дочка тоже сачкует почем зря.
– Никак не могу усадить Киру за инструмент, – жалуется она нам с Сашей.
– Сама-то хороша – записалась, а не ходишь, – парируем мы.
– Это потому, что Кира совсем не дает мне заниматься: представляете, стоит мне сесть за пианино, как она сразу подбегает и начинает играть!
Вот и пойми их: не она ли только что сетовала, что не знает способа, как заставить Киру поиграть!
Три тенора на Чунга-Чанга
На остров прилетели бывшие одногруппники Сергея, учителя пения в тайской музыкалке.
Молодые певцы любезно согласились спеть на концерте в Вознесенском православном храме, а мы с Сашей – поснимать это культурно-религиозное мероприятие. Ребята бледные, рыхлые, по сравнению с загорелым подтянутым Серегой.
После концерта немного пообщались.
– Как вы там, в России?
– В полном шоколаде, – хвастаются тенора, между прочим, солисты известного коллектива «Мастера хорового искусства». – Работы мало, денег много. Вот даже можем позволить себе приехать сюда, к вам. А вы как тут поживаете?
– У нас все наоборот: работы много, денег мало. И даже не можем позволить себе уехать отсюда...
Китаеза
– Сколько пьес я смогу сыграть в конце курса? – поставила она вопрос ребром, недоверчиво глядя на меня своими узкими глазами.
– Откуда я знаю. Зависит от того, как будешь заниматься, – холодно ответила я, переложив ответственность на нее.
Миловидная девушка лет двадцати пяти, менеджер чего-то там у себя в Китае, приехала отдохнуть на Остров. Чтобы в тропиках жизнь медом не казалась, записалась в музыкальную школу, на курс фортепиано, состоящий из двенадцати уроков. И чего на пляже не лежится.
Ручки маленькие, ногти аккуратно подстрижены. Неулыбчивая, молчаливая, внимательная. Знаю, говорит, только гамму, больше ничего.
– Не смотри на руки, только в ноты, – я прикрываю ей кисти рук сверху какой-то бумажкой.
Китаеза несмело нажимает клавиши. Оказывается, можно и не глядя. Это нетрудно. Ее лицо светлеет. И вот уже она читает ноты, как буквы, послушно глядя в книгу.
– В школе есть классы для самоподготовки, ходи, занимайся хоть каждый день, – говорю я, впрочем, без особой надежды.
Напрасно. Каждый день, придя в школу, я слышу робкие невнятные звуки, – моя Китаеза трудится, неумолимо продвигаясь вперед и сама себе удивляясь.
И вот что странно: ни разу мне не пришлось ничего ей повторить по второму разу. Взрослый человек, вынужденный считать свои деньги, не собирается бросать их на ветер.
На уроке студентка буквально поедала меня глазами, затем методично воплощала мои требования в жизнь. Таких дисциплинированных учеников у меня еще не было.
Меня девушка больше не боялась, напротив, благоговейно внимала каждому слову на плохом английском, боясь что-нибудь пропустить.
С первого же урока она играла двумя руками, читая ноты в двух ключах. К тому же у нее не было проблем с метроритмом.
Ее не смущал примитивизм мелодий, по сути, упражнений, – девушка была рада малому.
Хиты в книжке мало-помалу по ходу появлялись: «Когда святые маршируют», «Брат мой Яков», «Ода к радости» Бетховена, – бонусом за усидчивость.
Двенадцать уроков закончились, а отпуск еще нет.
Китаеза оплатила еще полкурса. Тайские менеджеры меня начали уважать, особенно после того, как моя ученица им наговорила про меня много лестного.
Последняя наша встреча совпала с последней пьесой из толстенного сборника для взрослых.
– Тичер Олга, ты очень хороший тичер, – она обняла меня и пообещала: – Если я сюда еще приеду, обязательно тебя найду.
Да уж, если у них все такие, то очень скоро китайцы во всем будут впереди планеты всей.
Бесплатный урок
Слыхали новость: с октября первый урок музыки бесплатный, – так решило наше начальство!
Хороший промоушн-ход, ничего не скажешь. Родителям понравится.
Но учителей тайской музыкальной школы это не отнюдь порадовало. Нам и так достается мизер из той суммы, что платят школе студенты, так еще и за первый урок ничего.
Да наши боссы просто не знают русских. Эти со своими детьми обойдут всех учителей, с каждым позанимаются бесплатно, никуда не запишутся и пойдут в другую музыкальную школу – в поисках новых бесплатных уроков. Есть на острове такой специальный вид родителей, любителей халявы.
– Не беспокойтесь, вы вовсе не должны заниматься полный урок, – идет на попятную наш австрийский менеджер. – Минут пятнадцать, не больше. Познакомьтесь с учеником, спойте там песенку, проверьте способности, – и хватит с них.
Так и повелось: на первом уроке только знакомились с учеником, с родителями, с инструментом, в лучшем случае составляли расписание на будущее.
У меня появилась новая ученица, пятилетняя Жанна. Мама, молодая симпатичная блондинка, из России, а папа француз.
Девчонка невероятно хорошенькая, бойкая, голосистая. Очень способная – поет чистенько и звонко, соображает быстро. Правда, ребенок избалованный и непредсказуемый.
Но дело вроде бы пошло. Я пустила в ход свою «тяжелую артиллерию»: музыкальные рисунки, мелкие фигурки из ракушек. Ребенок пришел в восторг, мама Тамара – тоже.
Мы продвигались на удивление быстро: со второго урока я уже играла с девочкой в четыре руки простенькие пьески.
– …Я слышала, что нам полагается бесплатный урок, – вдруг сказала она мне, неловко переминаясь с ноги на ногу.
– Да это не совсем урок. Он длится только пятнадцать минут, – чтобы познакомиться и решить, продолжать или нет, – поясняю я. – Мы с вами вроде уже миновали эту стадию.
– Я все понимаю, – поспешно закивала головой Тамара. – Я просто спросила. Извините. Это муж привязался: почему да почему не было бесплатного урока?
– Знаете, что мы сделаем? – придумала я. – В конце курса, когда все оплаченные уроки закончатся, мы просто проведем в классе небольшой концерт. Пригласим папу, и Жанна сыграет и споет все, что мы выучим к тому времени. Это будет вам бонус, – можно сказать, особый вид бесплатного урока.
– Отлично! – обрадовалась Тамара.
Но после урока случилось вот что...
…Еще с третьего этажа я услышала какой-то шум под лестницей первого этажа. Кто же это так «потерял лицо» в Стране Улыбок?
Спустившись ниже, я увидела, как на рыдающую Тамару яростно орет по-французски какой-то молодой «фаранг». Что самое неприятное, такое безобразие происходит на глазах у ребенка, который топчется тут же.
Громко высказавшись, грозный папаша Жанны удалился, напоследок хлопнув дверью в фойе.
Я подбежала к всхлипывающей соотечественнице:
– Боже, я не знала, что он до такой степени… Да ладно, давайте, ради Бога, проведем этот злосчастный бесплатный урок!
– Извините, – только и могла проговорить бедная женщина. – Он как помешался на этом бесплатном уроке, все боится, что ему недодадут… И так всю дорогу…
– Хорошо, хорошо, мы проведем, – я попыталась утешить Тамару. – Скажите ему, что следующий урок будет бесплатный, пусть больше не сердится.
Иногда проще дать, чем отказать.
…Увы, на следующем – бесплатном! – уроке ребенка как подменили.
Кроха вдруг категорически отказалась меня слушаться. Она игнорировала все подряд мои просьбы, показывала язык, без конца поворачивалась ко мне спиной. Никакие мои «танцы с бубном» не увенчались успехом.
Мать, озадаченная не меньше моего, ничем не могла мне помочь. Что же, я уже поняла, что она является слабым звеном в той семейной цепи. Зато папаша пользуется неограниченным авторитетом. Вот тут-то собака и зарыта. Ребенок прекрасно понял, что источник отцовского гнева – это я, и солидаризировался с родителем в неприятии «плохой тети».
– Ну и чего он добился? – развела я руками.
Тамара, поняв меня с полуслова, горестно кивнула.
В дальнейшем ничего не изменилось в наших с Жанной отношениях: девочка неизменно демонстрировала мне стойкий негатив и нежелание общаться.
По уставу школа не возвращает деньги за неиспользованные уроки, и мы уже никак не могли отыграть назад.
Я считала оставшиеся часы, как солдат – дни до дембеля. День простоять да ночь продержаться.
Так закончилась эта поучительная история одного «бесплатного урока».
Загадки Страны Улыбок
– У тебя новая ученица, зовут Энн, – сказала мне Кун Плой, менеджер музыкальной школы. – Завтра, в одиннадцать. Сможешь?
– Окей, – подтвердила я.
Энн оказалась рослой веселой девушкой лет двадцати пяти с длиннющим черным блестящим хвостом. Она выглядела интеллигентнее, чем ее легкомысленные сверстницы на нашем острове: прекрасно говорила по-английски и на фортепиано успела где-то поучиться.
Начала Энн с того, что храбро поставила на пюпитр ноты довольно заковыристого регтайма. Правда, тут же запуталась в прихотливом ритме и резко звучащих септаккордовых созвучиях.
Отчаянно перетряхнув весь свой скудный словарный запас английских слов и итальянских терминов, я безуспешно попыталась объяснить ей, что такое свинг, и что пунктирный ритм в джазовых композициях играется с делением на три, а не на четыре... Предложив прохлопать для наглядности, с ужасом обнаружила, что у Энн полностью отсутствует чувство ритма, метра, гармонии и мелодии...
Отложив регтайм до лучших времен, мы с Энн выбрали учебник первого уровня для взрослых, я поставила по галочке над парой легких пьесок, которые задала разобрать к следующему уроку, и мы расстались до будущей недели.
Когда я зашла в фортепианный класс на новый урок, Энн уже вовсю повторяла пьесы. Не избалованная пунктуальностью соотечественников, я осталась приятно удивлена моей новой тайской ученицей (я мысленно окрестила ее, по-простому, Аней).
А еще через пару уроков мы обе почувствовали явный прогресс: у Ани появился ритмический пульс, окрепло туше, стал качественней звук. Она не на шутку гоняла гаммы, наращивая темп, старательно отрабатывала упражнения Ганона (которые лично я ненавидела с детства), и крупные руки, прежде зажатые и скрюченные, теперь выглядели более раскрепощенными.
За свободой корпуса я тщательно следила, регулярно похлопывая девушку по острым плечам, чтобы при игре она не задирала их до ушей.
Удивительно, но языковой барьер нам больше не мешал: в нашем деле порой проще показать руками, чем объяснить.
В конце каждого урока Аня с завидной настойчивостью доставала ноты своего регтайма. И хотя пьеса явно была не по Ане, тем не менее мы продвигались, по такту, по паре аккордов.
– ...Представляешь, Саша, она ни одного урока не пропустила, выполняет все домашнее задание. – Вот это девушка!
– Лучше бы раскрутила на замужество какого-нибудь старого буржуйского фаранга, – возразил циничный муж.
– Она не такая, – обиделась я.
– Тогда, может, все дело в том, что она не девушка? – навскидку спросил Саша. – Мы же в Таиланде.
Это уж точно, здесь говорят так: если девушка высокая, стройная и ухоженная, то это парень.
– Ну и шуточки и тебя, боцман, – запротестовала было я, да призадумалась...
…Я вспомнила острые широкие плечи, кадык, крупные ноги и руки, солидный рост. Да, вот еще одна странная деталь: Аня носила темно-синие спортивные шорты с лампасами, стопроцентно мужские. Видимо, по привычке. Тайская девушка скорее надела бы какие-нибудь джинсовые шортики с рюшечками или вроде того.
– …Точно – это парень... – растерянно пробормотала я. – Как я сразу не поняла! Два месяца я ее учу, и только сейчас дошло... То есть его...
– Да ты и кошку два месяца считала котом, – ехидно напомнил Саша.
– А сам-то? Кто назвал ее Слоненком?
…С этим Слоненком произошла странная история.
Наша старая знакомая Тигра подкинула нам своего котенка, а сама отправилась во все тяжкие.
Малыш был полностью черный, дикий и пугливый. Он жил в кустах возле домика, оттуда громко требуя молочка и куриных шкурок. Он жадно поглощал еду в любых количествах, но питался только тогда, когда мы отходили подальше. Если нет, шипел из кустов, открывая ярко-розовый ротик.
– Ух, страшный зверь тушканчик, – дразнил его Саша.
Котенок рос не по дням, а по часам. Вскоре стал не в меру упитанным. За это Саша прозвал его Слоненком. Зверек постепенно начал к нам привыкать, терся об ноги. Правда, шипел, стоило к нему наклониться.
Совсем недавно Слон разрешил прикасаться к себе, даже приветливо урчал на ручках. И тут-то выяснилось...
– …Саша, а где у Слоника яйца-то? – растерялась я и продемонстрировала мужу животное, перевернутое кверху пузом. – Нет!
– Точно – нет... Ого! Так это кошка! Ну и дела!
Пришлось срочно переименовать зверя в Слоньку.
…Вскоре Аня покинул Остров.
Так я и не узнала, откуда у него такой хороший английский, для чего ему тот регтайм, и чем он будет заниматься дальше. То есть, она...
А Слоник, похоже, беременная.
Странный ребенок
Музыкалка тайская, а дети и родители российские... Странно, да? Вот и детей странных полно.
К примеру, пятилетний Валя, упитанный симпатичный бутуз.
Ребенок добродушный, простодушный, но, увы, тормоз. Полгода ходит на уроки, а ноты выучить не может.
– Валя, какая это нота, Валя? – в сотый раз тычу в «до», но малыш с открытым ртом глядит в пространство.
– Валя, ау!
Валя спохватывается и энергично машет головой:
– Не знаю.
– Валя, думай! Ты меня слышишь? Понимаешь меня? Ду-умай!
Валя послушно бросается думать: близко наклоняется к клавиатуре, морщит лобик, вращает глазами. Не помогает.
– …Не может сосредоточиться, – сообщаю я родителям.
– Ну да, есть такое, – вздыхает молодой папа, рослый компьютерщик.
– Потому к вам и водим, – с надеждой смотрит на меня мама, очкастая застенчивая блондинка с невыразительным лицом.
– ...А сами-то? – жалуюсь я Саше дома. – То забудут, то опоздают.
Вот и сегодня: урок начался – Вали нет.
Звоню матери – трубку не берет. Звоню отцу – они, говорит, к вам поехали.
Да только не доехали. Похоже, у них общие семейные проблемы с концентрацией.
При этом мать успешно работает менеджером, а папа лихо разбирается в компьютерах, проводах и программах. Живут по соседству, в красивом ресорте с бассейном.
Как встретимся на дороге, так языками и зацепимся.
– Ищу чартерные билеты в интернете, хотим летом домой съездить, да нет ничего, – сетует Алексей. – Придется жену с малым отправить в Москву хоть на месяц, а сам жилье пока отремонтирую, порядок наведу.
Начался год, детки вернулись с каникул в школу. Только Вали нет.
– Вы не знаете, куда это Валя подевался? – спрашиваю у одной родительницы.
Та мрачнеет.
– А вы что, не слышали ничего?
– Н-нет... Что случилось?
– Алексей ждал-ждал жену обратно с ребенком. Не дождался. Поехал за ней в Москву. Обнаружил в каком-то православном храме, она пол мыла. Ребенок тут же спал, за алтарем. Домой она идти отказалась: я, говорит, в церкви нужна, без меня тут никак, буду ночевать в храме и вообще – больше никуда не поеду, мое место здесь.
– Ни с того ни с сего...
– Да нет, у нее и здесь замечали эдакий крен в сторону религии. С ребенком сидел все больше Алексей. В общем, ушла она от него, забрала Валю. Уже дала в интернете объявление: дескать, ищу православного мужчину для совместной жизни...
– Ну и дела... У нее же была хорошая работа.
– Да, и ей долго держали место, но в конце концов кого-то уже приняли.
– А ... жилье? Он же на весь год снял!
– Да, но у него-то одного нет права жить в Таиланде. Пришлось все бросить и вернуться на Родину. А там…
– ...Вот такие дела, – пересказываю я Саше. – А я еще удивлялась, почему ребенок странный. Будешь тут странным...
Концерт в тайском стиле
Есть музыкальная школа, а есть тайская музыкальная школа. Между ними не то, что десять отличий, а целый Тихий океан отличий.
В обычной музыкальной школе юные музыканты играют на сцене, а публика слушает. В тайской юные музыканты играют на сцене, а остальные галдят, едят, бродят туда-сюда, хлопают дверьми.
В нормальной школе артисты нарядные, при бантиках и туфельках, слушатели без бантиков, но тоже нарядные. В тайской школе артисты – с бантиками и без бантиков – выступают босыми, а слушатели попадаются то в саронгах, то в семейных трусах.
В обычной школе музыкант исполняет худо-бедно выученную музыку, и жуткий позор, если собьется хоть раз. В тайской школе ребенок нагло демонстрирует со сцены аритмичное чтение упражнения по нотам, и родители на седьмом небе.
В обычной школе публика послушно высиживает весь концерт от звонка до звонка, а в тайской родители после выступления собственного чада демонстративно покидают зал.
…Впервые переступив порог тайской музыкальной школы, мы с Сашей сразу очутились на концерте, посвященному самому популярному тайскому народному празднику – Хеллоуину. Тогда школой руководил тайский менеджер, и это определяло стиль концерта. Мы попали на шумное костюмированное шоу с тайским конферансье, орущим в микрофон, а также с лотереей, с карточными фокусами и с угощением, – тайцы без еды не признают зрелища.
Тайский менеджер благосклонно принял нас на работу, однако вскоре его самого поменяли на другого, австрийского.
При Йозефе концерты перестали походить на тайское рыночное караоке, но бардака не уменьшилось.
Вывешивая перед концертом бумажку со списком выступающих, тот требовал, чтобы педагоги, согласно обозначенной очередности, сами объявляли своих учеников. Типа, вам надо – вы и объявляйте.
В результате каждый учитель представлял номер на своем языке – кто на тайском, кто на английском, кто на русском, оставляя часть публики в неведении. Несогласованность программы приводила к тому, что некоторые произведения, вроде «Оды к радости» или «К Элизе» за сорок минут прозвучали по два-три раза.
Когда нас с Сашей назначили менеджерами, мы попытались навести порядок на концертах.
Наши единомышленники с энтузиазмом подхватили почин внедрения концертного музицирования на Острове и окультуривания местного знойного бананового пространства.
Из числа родителей мы выбирали к каждому концерту по паре ведущих, и теперь чья-нибудь мама в красивом платье объявляла на русском, а чей-нибудь папаша синхронно переводил на английский. Две прогрессивных мамочки завели привычку приносить по ведру цветов на концерты, вручая по цветочку каждому выступающему.
Правда, после концерта весь пол был усеян оборванными лепестками роз. Дети есть дети.
– Зря только они на цветы потратились, – ворчала я. – Ну купили бы по чупа-чупсу деткам, и ладно.
– При чем тут чупа-чупсы! – возмутился Саша. – Мы играем в театр, а в театре артистам дарят цветы. Я еще не слышал, чтобы в каком-нибудь театре артистам дарили чупа-чупсы.
Программу мы теперь старались готовить заранее, дабы придать ей некую драматургическую целостность с эффектной кульминацией. Но с тайцами не всегда удается контролировать ситуацию.
Раз, выйдя на сцену с ученицей, уже было приготовившись сесть за инструмент, чтобы сыграть фортепианный ансамбль в четыре руки, я заметила, что на сцену лезет Кун Лек. Подойдя вплотную ко мне, развернувшись спиной к зрителям, тетка заявила, что Джун хочет играть.
Вначале лишившись дара речи от такой наглости, я взяла себя в руки: ну да, мы же в Таиланде. Пришлось срочно выпустить на сцену Джуна, которому вдруг засвербело выступить, то есть публично прочитать упражнение с листа.
А что делать, Таиланд для тайцев. Мы тут так, погулять вышли.
Каждый концерт мы писали на видео. Как-то Саша, воюя с аппаратурой, так увлекся, что позабыл переобуться в концертные ботинки.
– Ты что, играл Шопена в сланцах?! И при бабочке! – пристыдила я его.
– Подумаешь. Саксофонист вышел в семейных трусах, а альтистка вообще в каком-то халате.
Ну и ладно, мы же в Таиланде.
Бабушка с палкой
– ...Здравствуйте, это мама Павлика. Мы у вас занимались в прошлом и позапрошлом году, помните? Мы вернулись, возьмете нас? – затрещал мой телефон женским голосом.
Павлик возвращается...
Нельзя сказать, что я здорово обрадовалась.
…Ребенка привели ко мне в музыкальную школу, когда ему не исполнилось и четырех лет. Затея сомнительная, но мне тут на чужбине не приходится выбирать.
Малыш симпатичный, темноглазый, но – вещь в себе. Достучаться до него не то, что с какой-то информацией, но даже с музыкальными играми нереально: он лукаво косил куда-то вниз, тихо чему-то улыбался, затем внезапно лупил по клавишам кулачками и так же резко замолкал. Все мои «танцы с бубном» не имели успеха: парнишка оставался безучастным.
– Маленький еще, – оправдывала мама.
Так и увезла дитя обратно в Москву.
…Через год они снова появились на Острове.
«Может, подрос?» – надеялась я, но напрасно: то же равнодушие к жизни, тот же молчаливый бунт.
– А все наши няни, – оправдывалась мама. – Они же не воспитывают, а подлизываются к детям, – работу боятся потерять, – и балуют нам детей.
За несколько месяцев мы не продвинулись ни на йоту: Павлик не запомнил ни клавиш, ни нот, не выучил ни одной песенки, даже самой легкой.
Я забила тревогу. Воззвала к родителям, но безрезультатно. «Он маленький», «очень загружен», «все равно не станет пианистом» – возражали родители.
Пианино дома нет, с ребенком никто не занимается, чего мы хотим! Я тупо ждала, когда им или надоест выбрасывать деньги на ветер, или они уедут с острова.
– ...Случилось страшное: Павлик появился, – пожаловалась я мужу. – В третий раз – и снова ко мне...
– ...Вы, пожалуйста, попойте с ним песенки, поучите музыкальную грамоту, побольше игр, а фортепиано – так, совсем чуть-чуть, чтобы только нотки не забыл, – дала мне установки на новый сезон мамаша. – Дело в том, что у нас в Москве появилась учительница, у него все идет хорошо, только бы здесь ничего не испортить...
– Как скажете, – согласилась я, и мы остались наедине с Павликом.
– Павлик, ну-ка сыграй что-нибудь, – попросила я: интересно было, чего достиг ребенок за год с хорошим учителем.
Павлик с готовностью заиграл гамму До-мажор в одну октаву, правда, корявыми пальчиками, неритмично, зато связно.
– Ух ты! – похвалила я. – А еще?
Павлик изобразил хроматическую гамму.
– Гамма, ладно. А теперь сыграй что-нибудь, – я все-таки рассчитывала на песенки, пьески.
Павлик повернул ко мне лицо:
– Все.
– Э... О... Все? – не поверила я.
– Ну да, – ребенок недоуменно посмотрел на меня.
– Ну хорошо, давай выучим что-нибудь еще, – и я открыла детский сборник.
Однако Павлик снова уставился в пространство, как в прошлом году, и ускользнул от меня в свой мир.
Я так и не поняла, забыл он нотки или придуривается.
– ...Он не концентрируется, – жалуюсь я матери.
– Что вы, он отлично концентрируется, гроссмейстер его хвалит, говорит, пока не решит задачу, не отступится, – заступается мать. – Он вроде бы не слушает, но потом выясняется, что все запомнил. Павлик вообще очень продвинутый ребенок.
– Да вы что? Мы про одного и того же Павлика или про разных? – шучу я.
– …Сегодня вместо урока концерт, – сообщила я папе Павлика. – Занимайте места в зрительном зале, пожалуйста. Кстати, Павлик может спеть с ребятами песенку про Гамму, мы с ним тоже учили.
«Встанет с краю, сильно не навредит», – подумала я.
Но ребенок выступил с удовольствием, пел громко и осмысленно, – в этом я убедилась, монтируя ролик для YouTube.
– Павлик сказал после концерта, что он хотел бы спеть один, – заявила мне Лена.
– Ну что же, пусть споет, – разрешила я.
Следующий концерт Павлик открывал сольной песней «В телеге деревянной».
Правда, он запел на кварту ниже, чем требовалось, зато так увлеченно и выразительно, что почтеннейшая публика ему все простила и наградила аплодисментами.
– Павлик сказал, что он мог бы и сыграть, – передала мне мама на следующий день.
Ну наконец-то у ребенка появился мотив. Неужели что-то пошло правильно?
– Павлик, ты на самом деле хочешь сыграть на следующем концерте? – поинтересовалась я.
– Да, – уверенно ответил мальчик, на этот раз глядя мне в глаза, а не куда-то "подмышку".
Мы решили сыграть что-то из совсем простеньких пьесок.
Такие учатся буквально с рук, играются одним пальцем, но если выполнить правильным штрихом, сверху, качественным звуком, под мой аккомпанемент, да еще спеть при этом, то получится довольно эффектный номер, выгодный по соотношению трудовых затрат и результата.
Впервые я услышала от Павлик осмысленную игру. После урока на радостях мы решили устроить маме небольшой концерт.
Честно говоря, я ожидала одобрения. Но увидев перекошенную физиономию родительницы, просто растерялась.
– До свидания, – сдавленным голосом бросила она и утащила свое чадо.
Что-то не так?
На следующий урок Лена вошла в класс не одна.
– Можно, моя мама посидит сегодня у вас на уроке? – попросила она.
– Конечно, – заулыбалась я. – Сейчас мы поиграем бабушке, правда, Павлик?
Бабушка без улыбки прошествовала вглубь кабинета, тяжело стуча палкой, и грузно опустилась на стул.
Павлик довольно бойко отбарабанил «Тата-польку», затем запел и заиграл «Кошку на такси», а «Паровоз» мы исполнить не успели.
За моей спиной раздался стук палки, и бабуля зависла над нами.
– Нет, не так, – резко сказала она. – Неправильно!
– П-почему?.. – растерялась я.
– Он должен играть связно! Павлик, покажи ей, как надо! – велела она.
Мальчик заиграл гамму До-мажор.
– Вот так надо! А теперь «Козу»!
«Козой» оказалась все та же корявая хроматическая гамма, которую я уже слышала.
– Пусть играет так. А еще пусть играет по нотам!
– Ну хорошо, – я раскрыла детский сборник на «Жучке».
Мы с Павлик ритмично прочитали все нотки, затем я дала задание сыграть их отрывистым штрихом.
– Нет!! – грозно загудела бабуля над ухом. – Он должен играть связно! Играй, Павлик!
Зачем-то она заставила ребенка без нужды в одной позиции сделать подворот после третьего пальца, – «так правильно», – чем привела меня в полное недоумение.
– Он должен играть так!
Я сидела ошеломленная, не решаясь вставить слово.
«Может, она через недельку уедет?»
Но на следующий урок тетка с клюкой приперлась опять. Она вошла и села, не спрашивая разрешения.
– Вы что, хотите посидеть на уроке? – начала я.
– Да, я хочу посидеть на уроке, – она даже не сомневалась в своем праве.
– А я против, – продолжила я.
Бабуля не поверила своим ушам.
– Мне так тяжело было подняться сюда, можно мне посидеть на уроке?
– Можете подождать в учительской, выпить кофе, – с ледяной любезностью произнесла я.
– Но я видела, что мать девочки сидела на уроке, почему мне нельзя?
– Потому что она мне не мешает, а вы мне мешаете.
– Я? Вам? Мешаю? Да знаете ли вы, что мне тоже не понравился ваш урок! – завелась она не на шутку. – Его в Москве научили правильно играть! Надо играть связно.
– Павлик очень зажат, я пытаюсь освободить его руки, а это легче делать при помощи другого штриха. Легато будем добиваться на следующем этапе, – попыталась я объяснить.
– А я посмотрела ваше видео с концерта, там такое! Где это видано, чтобы играли одним пальцем! Если бы мой Павлик так играл, меня бы инфаркт хватил! – ее голос задрожал. – Я так боюсь, что вы все нам испортите!
Ну и дела: по нашим роликам нам же дело шьют…
– Портить нечего, Павлик пока никак не играет, – меня понесло. – И я не вижу смысла вам сидеть на уроке. Если вы хотите помочь внуку, лучше после урока позанимайтесь с ним в классе для самоподготовки, а то он до сих пор ноты путает.
– Так вы не пустите меня на урок? – бабуля все еще не верила, что ее выгоняют.
– Нет, конечно. Где его мама?
– Внизу.
– Пригласите ее, пожалуйста, сюда.
Бабка хлопнула дверью и, опираясь на клюку, захромала по лестнице вниз.
К концу урока к нам с Павликом поднялась Лена, вся в красных пятнах.
– Извините, что я не пустила бабушку, но прошлый урок она сорвала, поэтому я решила не повторять прежних ошибок, – без обиняков объяснила я.
– Просто она боится, что вы испортите ему руки.
– Нельзя создавать повышенное напряжение вокруг постановки рук, так же можно отбить последнее желание заниматься музыкой. Нужно, чтобы ребенок сам захотел играть и играл, тогда ручки сами встанут, как надо. Это как заставлять ребенка есть: открой рот, жуй, еще жуй, теперь глотай! – вместо того, чтобы взять да приготовить то, что он любит. Так и в игре на фортепиано.
Все-таки недоверие не покинуло выражения ее лица.
– Ну, я не знаю... Мама сказала…
Да, при такой зависимости великовозрастной дочери от матери убеждать бесполезно.
– Знаете что? Делайте так, как считает мама, – сдалась я. – Учителей много, а мама у вас одна.
– ...Два года ребенок вообще не развивался, и это никого не беспокоило, – возмущаюсь я дома. – Как вдруг от наших концертов проснулся, захотел играть, и за это никто даже спасибо не сказал. Даже наоборот, сразу же начались какие-то гнилые разборки. В чем логика?
...Перед следующим уроком Лена позвонила и робко сказала, что Павлику что-то в глаз попало. Через неделю – что они уезжают на каникулы. Наконец, честно сообщила, что больше они ходить не будут, потому что мама против.
Но это еще не все. По Острову поползли слухи о том, что я неправильно ставлю детям руки, и что мне опасно отдавать детей на обучение. Бабушка с клюкой не сдалась просто так.
Рыжая кроха
Девчушка прелесть: рыжие кудряшки, яркие конопушки, зеленые, как крыжовник, глазенки, – ну просто персонаж из мультика.
Однако выражение личика вовсе не ангельское: несмотря на свой малый рост, ухитряется смотреть на меня как бы снизу вверх, для чего ей приходится поднять свой остренький подбородок, да еще оскаливается, демонстрируя меленькие зубки.
Зато красивое лицо мамочки портит затравленное выражение.
– Может, хоть Вы нас возьмете? А то от нас все отказываются...
Вспоминаю анекдот про визит к психиатру: «Доктор, у меня проблемы в общении с людьми, может, хоть вы, старый козел, мне поможете?»
– Давайте попробуем, – пожимаю я плечами.
Мама поспешно покидает кабинет, а я приглашаю рыжую кроху к пианино:
– Смотри, Леночка, сколько клавиш! Черные, белые. Вот здесь живет слон, – слышишь, какой у него грубый голос, а вон там – птичка! Вон как щебечет! Хочешь поиграть сама?
Девочка категорично машет головой:
– Нет!
– Ну, давай нарисуем – слона, птичку, – я усаживаюсь за низенький столик, открываю альбом, достаю карандаши. – Какой тебе нравится цвет? Сиреневый?
– Не нравится! – отворачивается девочка. – Никакой не нравится! Мне не нравится, как ты рисуешь!
Я выпала в осадок.
– А хочешь, я тебе что-то покажу? – достаю из коробочки ракушечного слоника, затем ракушечную птичку. – Представляешь, я их сама сделала. Отгадай, из чего? Давай про них песенку споем.
– Мне не нравятся твои игрушки! И песни твои не нравятся!
Я встаю:
– Ну, раз тебе ничего не нравится, так иди домой, – и настежь распахиваю дверь.
– Не-е-ет! – Лена забивается под пианино. – Не пойду!! Буду здесь!
– Хорошо, оставайся, если будешь слушаться.
Девочка быстро-быстро кивает, и мы худо-бедно проходим материал.
На следующий урок, по требованию Лены, мать присутствует на уроке. Девочка снова выкаблучивается: ничего-то ей не нравится, ничего-то она не хочет. Мать ласково уговаривает дочь, но безуспешно.
– Сейчас выгоню, – обещаю я, потеряв терпение.
– Не-ет! – пугается ребенок и на пять минут до конца урока становится послушным.
Мы с мамашей облегченно вздыхаем, чувствуя себя так, словно мешки таскали.
– Видимо, она к вам просто не привыкла, – оправдывается мать. – У нее с нянями так же.
– ...Если ей не нравятся мои игры, то почему она не хочет уходить? – размышляю я дома.
– Потому что ей нравится игра – говорить на все «не нравится», – объясняет Саша. – И чтобы все вокруг прыгали выше и выше.
– Но откуда это в такой малышке? – недоумеваю я. – Мать вроде без понтов, даже наоборот...
Но вот девочку приводит отец, рослый, рыжеволосый, с высокомерным и даже немного брезгливым выражением на лице.
Лена заходит в класс, даже не глянув в мою сторону.
– Леночка, здравствуй, – обращаюсь я персонально к ней.
Нет ответа.
– Леночка, здравствуй, – педалирую я и вопросительно смотрю на папашу.
– Она еще не знает, что надо здороваться, – горячо защищает он дочь, строго глядя на меня. – Ей, между прочим, всего четыре года!
– Ей не всего, а уже четыре года, – возражаю я. – С няней она тоже не здоровается?
– У нас не одна няня, а несколько, – гордо заявляет он.
Как все запущено… Я вздыхаю и поворачиваюсь к Лене.
– Ну, Леночка, покажи папе, где на клавиатуре живет птичка, – подвожу ее к пианино.
– Не хочу! – и дальше в том же духе.
– Нет плохих учеников, есть плохие учителя, – нравоучительно заявляет мне папа. – Если она не хочет, значит, ей у вас неинтересно! Вам надо работать над собой.
Лена победно смотрит на меня, и я вдруг замечаю, как они похожи, внешне и внутренне. Ясно как день, что у меня нет ни единого шанса против этой сплоченной команды.
– Если вы настоящий профессионал, то вы должны найти подход...
– Ладно, пусть я не «настоящий профессионал», – сдаюсь я. – Сойдемся на том, что с вашим ребенком у меня не получается, и прекратим все это.
Но тут Лена пускается в рев:
– Не хочу уходить отсюда-а-а-а!
Мы с отцом суетимся вокруг нее, поем песни, размахиваем игрушками, пока, слава Богу, не приходит следующий ученик.
Но теперь Лену не выдворить. Она нипочем не собирается покидать класс, а отцу, кажется, не приходит в голову сделать что-то без ее согласия.
– Извините, но мы тратим Петино время, – я показываю на ребенка, который с удивлением наблюдает за скандалом вокруг Лены.
– Мы подумаем, продолжать нам занятия с Вами или нет, – бросает мне папаша на прощание,выводя наконец свое недовольное рыжее чадо.
– ...Что значит «найти подход», как ты считаешь? – советуюсь я с мужем вечером.
– Боюсь, что в его понимании – угождать ребенку любой ценой. Видимо, люди они далеко не бедные, поэтому хотят, чтобы под них прогибались, и в этом духе воспитывают ребенка, – предложил свою версию Саша.
– Он что, все жизнь будет стоять у дочери за спиной и внушать каждому учителю, что тот сам дурак? Вместо того, чтобы воспитывать ребенка, как полагается? – возмущаюсь я. – Несчастные эти филиппинские няни, которые за копейки вынуждены подлизываться к этому вампиренку, чтобы получить работу, а папаша их меняет, как перчатки. Но я-то не ее няня!
– Что ты переживаешь, они больше не придут, – успокоил меня Саша. – Сотри их из памяти.
Я тоже была уверена, что они не придут. Но через неделю Лена по расписанию появилась в классе.
– Вы все-таки решили продолжать занятия? – спрашиваю.
– Ну да, – кивнула мать.
– Тогда у меня есть условия, – твердо сказала я. – Во-первых, я не хочу больше на уроках видеть вашего папу. Во-вторых, я буду продолжать только в том случае, если мы с вами одинаково понимаем ситуацию. Если вы, как и я, считаете, что у ребенка проблемы, то мы попытаемся вместе решить их. Но если вы, подобно вашему мужу, считаете, что беда только в том, что ребенку достался «неинтересный» учитель, то, ради Бога, поищите себе «интересного».
– Но вы с ней сможете справиться? – недоверчиво спросила мама.
– Почему бы и нет? На все ее «не хочу» я отвечаю ей: «не хочешь – иди домой», и она сразу начинает слушаться, вот и все, – честно сказала я.
Похоже, мой метод не понравился родителям. Лены я больше не видела. О чем не жалею.
Детективная история с телефоном
– Тичер Олга, Вы не брали школьный телефон? – Кун Лек выглядела растерянной.
– Нет, – пожала я плечами.
– Я всего на каких-то полчаса поднялась в столовую пообедать, а мобильник оставила на столе, возле компьютера. Как всегда. И вот его почему-то нет... Да что же это такое? – и секретарша заплакала.
Кун Лек – пожилая тайка, старательная и добросовестная.
– Кто в это время оставался в фойе? – я решила пойти другим путем.
– Петина мама со вторым сыном.
Петя – юный златовласый ангел, которого я тщетно пытаюсь учить музыке. Он настолько же хорошенький, насколько высокомерный, хамоватый и хитрый не по-детски.
Жаловаться матери бесполезно: та в ответ причитает, что оба сына совсем отбились от рук, а отец балует их и запрещает наказывать.
Мне трудно поверить в такую расстановку сил: Марина – шустрая блондинка из Одессы, которой все по жизни должны, а Андрей – добрейший толстяк-юморист. Но чего только не бывает.
Так или иначе, младший сынок вот уже полгода куражится надо мной. Старшего лоботряса мать не рискнула отдать на музыку, поэтому во время Петиных уроков Гриша или сидит в фойе, рядом с матерью, тыча пальчиками и ее планшетник, или слоняется по школе.
...Я набираю номер:
– Марина, извините за беспокойство, Вы случайно не заметили, не заходил ли в школу чужой? Тут пропал школьный телефон, не знаем, что и думать.
– Надо у Гриши спросить, потому что я выходила к машине.
– Да ладно, не стоит, – но та уже передает трубку сыну.
– Гриша, поговори с тетей, в школе телефон пропал, – слышу я голос.
– Алло, – принимает трубку ребенок. – Я знаю, где лежит телефон.
– Правда? – радуюсь я. – Где же?
– На кресле, у окна.
– Гришенька, у какого окна? На каком этаже ты видел телефон?
– Я сейчас выйду на улицу, – зачем-то сообщает Гриша.
Действительно, в трубке послышался уличный гул.
– Гриша! Гриша, ты где? – что-то не торопится он со мной побеседовать.
– Ну, чего? – наконец-то откликнулся.
– Где, где ты видел телефон?
Бесполезно. Ребенок не отвечает. А там и вовсе отключился.
– Э, да он что-то знает про телефон! – сказала я Саше.
– Откуда? Это подозрительно...
Перезвонила Марина:
– Ну что? Что он сказал?
– Знаете, я ничего не поняла...
– Я тоже... – озадаченно проговорила мать.
На следующий Петин урок Марина пришла без Гриши.
– Нашли телефон? – без обиняков спросила я.
– Нет... – ответила она, не удивившись вопросу. – Поискала в игрушках, там ничего. Вы тоже думаете, что это он?
– Думаю, он. Он сам нечаянно проговорился. Да вы не расстраивайтесь, в детстве через это многие проходят. Это как болезнь.
– Стыд-то какой, – вид у Марины был убитый. – Как Кун Лек?
– Плакала весь день. Похоже, ей придется за свой счет покупать другой аппарат, а у нее зарплата маленькая, кое-как хватает на себя и на собаку.
– Прямо хоть покупай ей новый телефон, – произнесла Марина.
Но не купила.
Через неделю Марина выглядела не в пример бодрее. Разговор затеяла сама.
– Отец просил Вам сообщить, что запрещает приставать к Грише с расспросами. Не пойман, говорит, – не вор.
– Да ладно, Кун Лек уже купила новый мобильник, – отмахнулась я. – Дело закрыто.
– ...А я на сто процентов уверена, что телефон украл Петин брат, – поделилась Кун Лек после ухода Марины с сыном. – И вообще, это уже не первый раз. Каждую субботу в школе что-то пропадало. Месяц назад у Кун Нейт исчез кошелек. Только не говорите никому, не стоит портить репутацию школы, – спохватилась тайка.
– ...Я поняла, почему Гриша вышел на улицу, когда мать велела ему мне ответить, – поделилась я с Сашей. – Ну зачем для телефонного разговора человеку выходить на шумную и душную улицу, из тихого помещения? По логике надо сделать наоборот. Просто пацан вдруг понял, что на него вышли, и решил срочно избавиться от телефона: просто выбросил его в урну. Поэтому мать не нашла телефон дома.
– Между прочим, не так глупо: нет улики – нет и преступления. Пусть потом говорят, что хотят, можно и уйти в несознанку, – оценил Саша маневр мальчика. – Он не дурак.
Тем временем на уроках Петя превзошел сам себя в искусстве непослушания, а на концерт и вовсе не явился: бродил под концертным залом.
– Интересно, уж не Гриша ли его настроил? Чтобы вместе не ходить в музыкальную школу? – догадалась Марина.
...Как говорится, как ни болел, а умер: странная семейка вовсе перестала к нам ходить.
Как-то мы с Мариной столкнулись в магазине.
– Хорошо, что я Вас встретила, – обратилась она ко мне. – Мы больше не будем ходить в вашу школу. Но у нас остались оплаченные часы. Как бы нам получить обратно наши деньги?
– Так деньги обратно не выдаются, вы же знаете правила, – сказала я.
– Может, нам обратиться к генеральному директору, чтобы он помог нам решить этот вопрос? – Голубые глаза глядели безмятежно, но в голосе возникла еле заметная угроза.
Ничего себе, она никак собирается жаловаться?
– Не советую: Кун Лек уверена, что телефон взял Гриша, и ей придется объяснить директору суть школьного конфликта с вашей семьей, – спокойно парировала я.
Блондинка слегка сбавила обороты.
– Но что же делать?
– Попробую вам найти другого учителя на оставшиеся уроки.
Я поговорила с тайским саксофонистом, по совместительству работавшим в той же общеобразовательной школе, куда ходили Маринины мальчики. Мы с Кун Лек попросили его провести оставшиеся шесть занятий прямо в той школе.
Таец долго смеялся, когда узнал, почему именно там, а не здесь.
– Только береги свой мобильник! – на всякий случай посоветовали мы ему.
Чертики в глазах
Ключ к разгадке поведения ребенка всегда лежит в поведении родителей.
Вот маленький Андрей, способный и разумный вроде бы паренек, мама – правильная учительница.
Но делает мальчик все наоборот.
– Андрей, зажми дырочку пальчиком как следует, – учу извлекать звуки на блокфлейте.
Но в каждом отверстии он старательно оставляет щель, отчего звук становится нестерпимо фальшивым, и ежесекундно убирает руки с флейты под предлогом того, что ему нужно почесаться.
– Саботаж, – подмигиваю я матери.
– Ну что вы, у него невроз, – с укором возражает она. – Может, лучше попоем? Что-то не идет у него флейта.
С пением та же петрушка.
– Андрей, чем выше звук, тем шире открывай ротик, – так легче, сам попробуй, – предлагаю я.
Ребенок мямлит, почти не открывая рта.
– Андрей, ну почему? Ты же так любишь петь, – окончательно расстраивается мать.
«Что я делаю не так?» – переживаю я.
...Как-то раз Андрея привел папа, а не мама.
Вот тогда я начала прозревать.
Во-первых, папаша не поздоровался, а молча сел в углу.
Во-вторых, когда я в десятый раз разжевывала ребенку одно да потому, папаша со смехом вмешался, оторвавшись от «айпода»:
– Да пой ты нормально, – в глазах у него я увидела такие же чертики, как у сына.
И ребенок вдруг в точности выполнил все, что я так долго просила: игра окончена, раз его разоблачили.
– Вы свободны, – обратилась я к родителю через полчаса.
– Еще чего, – запротестовал отец. – Почему так мало? Стоило ради этого ехать через весь остров!
– Вы что, хотите еще позаниматься? – спросила я.
– А вы что, куда-то спешите? – ответил он вопросом на вопрос.
«Сразу бы сказал, я бы иначе урок построила», – с досадой подумала я и повернулась к Андрею.
– ...Ну, на сегодня закончили, – с облегчением произнесла я через следующие тридцать минут.
Папаша как сидел, уставившись в планшет, так и продолжал сидеть.
– Мы закончили, – чуть повысила я голос.
Ноль внимания.
Тем временем ребенок собрал вещи и выскочил из класса.
«Интересно, через сколько минут папаше надоест эта игра?» – подумала я, засекая время на своем мобильнике.
Шесть минут. Шесть минут я простояла у пианино, глядя в экран телефона, пока, наконец, этот баламут не соизволил поднять на меня глаза, в которых плясали знакомые черти.
Я молча дождалась, пока он вышел из кабинета, и вырубила кондиционер. Но не успела я выключить свет, как он вернулся:
– Забыл тетрадь.
– Ищите, – равнодушно сказала я, потому что никаких тетрадей тут не было и не могло быть: очередная игра «выведи училку, потяни время».
– Наверное, Андрей забрал, – ему надоело слоняться по кабинету, и он вышел, не попрощавшись.
– …Чего же они от меня хотят: чтоб я научила их детей играть и петь, или им важнее покуражиться? Ведь дети им подражают, – вопрошала я дома.
– Главное – не принимать все это близко к сердцу, – отмахнулся муж. – Мало ли таких.
– В том-то беда, что не мало. И почему-то все они едут к нам на Остров...
Рисунок в тетрадке
– Ольга, мы завтра не сможем привести Мириам к вам на музыку, – звонит мне молодая мамочка. – Завтра у нас специальный пост, – нам нельзя водить машину, пользоваться телефоном...
– ...носить кожаную обувь, есть до заката, – продолжаю я. – Вы про Йом Кипур?
– О, вы в курсе, – приятно удивляется Оксана.
Еще бы. Плавали, знаем. Пол-Израиля родственников.
Красотка из Жмеринки, она замужем за израильтянином, огромным солидным дядей, коричневого цвета, с толстой золотой серьгой в ухе. На Острове они содержат ресторан кошерной пищи.
Мириам, пятилетняя смуглая кроха с длинными кудрями, почти не говорит по-русски. Не без труда, но мы с ней объясняемся на английском. Чаще – с помощью рисуночков.
Перед тем, как уехать в отпуск, в Сибирь, я пристроила мою еврейскую малышку к Эмме, студентке из Германии. Я подумала, что веселая девушка, порывистая, похожая на мальчишку, со своей ассиметричной стрижкой, поладит с Мириам, тем более что ее английский не сравнить с моим.
Однако по возвращении на меня набросилась Оксана:
– Ох, как хорошо, что вы приехали, – мы вас так ждали. Когда нам к вам прийти на урок?
– Но Эмма еще две недели пробудет в Таиланде...
– Нет-нет, мы хотим обратно к вам как можно скорее, м энергично замотала головой Оксана.
«Чем им Эмма не угодила?» – недоумевала я.
Пока не пришла на урок.
Открыв тетрадку Мириам, самодельное учебное пособие в рисуночках, я вдруг обнаружила на последнем листке... католический храм! Да-да, длинное здание с недвусмысленной башней звонов, да еще с миниатюрным колоколом в окошечке и крошечным крестиком над «коньком»! Весьма правдоподобно, ничего не скажешь...
Как оказалось, это была иллюстрация к песенке «Братец Яков, спишь ли ты? Слышишь, как трезвонят? Бим-бом-бом!»
Известная старинная песенка, поется каноном, все бы ничего, только не кошерно…
– ...Вот теперь мне понятно, почему они так шарахнулись от нашей добропорядочной католички, – рассказываю я вечером мужу.
– Да уж, – хохочет Саша. – Эмма не в теме...
– Что ж, хорошо, что она хотя бы не разучила с ребенком «Дойчен зольдатен, унтер-офиирен»!
Не потерять лицо
Анекдот в тему:
Встретились двое одноклассников. Один стал известным скрипачом, второй – вором в законе, только что вышел из тюрьмы.
– Ну-ка, сыграй!
Тот исполнил перед ним самые виртуозные произведения.
– Хорошо играешь, - похвалил тот. – Только вот эти понты, – левой рукой он передразнил «вибрато», – ни к чему, понял?
Альтистка Юля у нас в музыкалке недавно. Она не перестает удивляться музыкальным реалиям тропического Острова.
Вчера скрипачка по имени Кру Нейт завела коллегу в кладовку, показать инструменты.
– Вот скрипка-половинка, – достала она из футляра.
Юля в недоумении: на всем грифе белой краской кто-то расставил метки – типа лады, как на гитаре.
– Кто это сделал? – удивилась Юля
– Я разметила, – объяснила Кру Нейт. – Чтобы было видно, куда пальцы ставить. У нас все так делают.
– Но ведь это только первая позиция, – заметила московская альтистка. – А как же вторая, третья?
– Мы только в До-мажоре играем, – возразила Нейт.
Такая же белая метка стояла на смычке, но делила смычок не пополам, а на одну и две трети. Почему именно так – этого уже Кру Нейт не смогла внятно объяснить.
– ...Как такое возможно?! – возмущалась Юля, делясь впечатлениями со мной и с Сашей за вечерним чаем.
– Да ладно, это мелочи. Ты еще ее не слышала: она вообще без вибрато играет, – захихикали мы.
– Без вибрато?! Как?!
– А вот так! Мы же на Острове, – объяснили мы. – У нас, в джунглях, – без этих понтов.
– ...Прикольно эта Кру Нейт ведет урок, – заметила Юля на следующий день. – За час раза три сводила свою ученицу попить, потом та на десять минут ушла в туалет, и только минут за пятнадцать до закрытия школы из кабинета послышались какие-то невразумительные звуки. Вот и весь урок...
Мы с Сашей только плечами пожали. Здесь и не такое бывает.
...Помню, пару лет назад, Кун Йозеф объявил о педсовете.
– Вам не обязательно приходить, – сообщил он нам с Сашей, заметив выражение недовольства на наших лицах.
После собрания все-таки заставил нас расписаться на какой-то бумажке в том, что мы в курсе «принятых решений» педсовета. Понятно, что предварительно ему пришлось объяснить, что к чему.
– Мы вводим для учителей новые правила поведения, – пояснил Кун Йозеф. – Во-первых, на уроке запрещено сидеть в Фейсбуке.
Мы изумленно вытаращились на директора.
– Да-да, я понимаю, это не про вас, – поспешно успокоил он нас. – Но некоторые тайские учителя именно этим и занимаются на уроках, родители жалуются. Правило второе: на уроках запрещено разговаривать по телефону...
– А если это звонят родители ребенка? – возразила я.
– Да-да, конечно, вы должны ответить на звонок. Я о другом: запрещено весь урок болтать по телефону и по Скайпу.
– Во как! – удивился Саша. – А что, разве кто-то так делает?
Кун глубоко вздохнул.
– Правило третье: нельзя опаздывать на урок, а также раньше уходить с урока. И, наконец, если педагог уезжает, например, в Бангкок на неделю, он должен предупредить директора об этом заранее.
– Какие-то ужасы вы рассказываете, – засмеялась я. – Неужели были подобные случаи?
– Увы, – развел руками австриец. – Я имею в виду Кру Пиано, как вы, наверное, догадались.
Кру Пиано – хорошенькая шустрая молодка, которую, кстати, Саша в прошлом месяце экстренно замещал, потому что она уехала к новому бойфренду в Бангкок. Когда Кру Пиано работает в кабинете, стеклянное окошечко в двери всегда аккуратно заткнуто бумажкой, чтобы не было видно, что происходит на уроке.
– У меня вопрос: а почему вы не можете поговорить прямо с ней, с глазу на глаз? Для чего этот странный педсовет, с декларацией прописных истин? – спросила я.
– Знаете, как сложно с тайцами, – вздохнул Кун. – Все нужно делать так, чтобы они не дай Бог не обиделись.
И он поведал нам еще одну удивительную историю.
...Как-то раз он заглянул на урок ко Кру Ыню, преподавателю ударных инструментов.
Вот какую картину застал директор: Кру Ынь сидел за ударной установкой и ... безмятежно спал! Как в том анекдоте про кота: «так и заснул орамши» ...
А рядом сидел притихший тайский юный барабанщик. Увидев директора, он приложил пальчик к губам и сказал:
– Т-с-с-с-с-с...
Кун тихо повернулся и на цыпочках вышел...
– ...И все? Вы даже не разбудили учителя? – возмутилась я. – Почему?
– Понимаете, если бы я его разбудил, я бы поставил его в неловкое положение, и он бы «потерял лицо», обидевшись на меня на всю оставшуюся жизнь, – ответил тот. – Такого никак нельзя допускать при общении с тайцами. Это что! Вон Кру Пиано постоянно уводит наших школьных учеников на частные уроки к себе домой, я и то молчу, ничего ей не говорю, а то еще обидится...
– ...Потеряет лицо!.. Ой, держите меня! – Юля со смехом сползла со стула, выслушав эти «тайские кусочки». – Не могу в это поверить! Потерять лицо!! Кстати, где сейчас эта Кру Пиано?
– Тот самый бойфренд, к которому она ездила в Бангкок (или другой глупый фаранг) купил ей бизнес, и она открыла собственную музыкальную школу в трех километрах от нашей.
– А где этот Кун Йозеф?
– Поругавшись с боссом, «потеряв лицо», он уволился из нашей школы, увел своих учеников, теперь дает частные уроки на своей вилле и ...преподает в музыкальной школе Кру Пиано, – рассказал Саша.
Пятьдесят лет
– Ты помнишь себя, когда тебе было столько лет, сколько мне? – спросила меня Настя.
Это она мне голову морочит, чтобы только не играть, потому что лентяйка по жизни.
Странно, но русские ученики обращаются к нам на «ты» и по имени, как в Израиле и в Америке.
– Конечно, помню. Очень хорошо помню, – ответила я.
– А что ты помнишь?
…Что я помню?
Помню, лежу я в своей кроватке в детском саду во время сонного часа и жду, когда закончится это мучение... (Почему-то я никогда не спала днем, как меня ни наказывали). От скуки я расплетаю ниточку, которой был вышит пододеяльник, и размышляю о серьезных вещах.
...Например, на этот раз я думаю о том, что мне всего пять лет, а когда-нибудь стукнет пятьдесят, что означает жуткую старость… А жизнь пролетит так быстро, что мигнуть не успеешь… Вот сейчас закрою глаза, затем открою – и мне пятьдесят лет… Я так сильно это почувствовала, что крепко зажмурилась и…
– …И что? – Настя аж замерла в ожидании чуда. – Получилось?!
– Получилось, – кивнула я. – Но только один раз.
– Когда?!
– Сегодня утром, – сказала я, и нисколько не соврала.
…Удивительное состояло в том, что в этот день мне действительно стукнуло пятьдесят, и именно сегодня Настя задала мне этот вопрос.
– Врешь! – закричала Настя.
(Да-да, они не только обращаются к нам на «ты», но и хамят нам, мы привыкли).
– Нет, не вру. Это правда. Мне сегодня исполнилось пятьдесят лет, – грустно улыбаюсь я.
Конечно, Настя проболталась родителям, и вечером мне принесли потрясающий подарок – белую орхидею-фаленопсис, что значит «бабочка».
Всю жизнь я вспоминала тот сонный час, но мне и в голову не могло прийти, что глаза я открою в Таиланде, на тропическом острове, и в подарок получу белую орхидею…
Так что в пятьдесят жизнь только начинается.
Надпись на доске
Анекдот в тему:
Учительница нарисовала на доске яблочко с листиком и спросила учеников:
– Что это?
– Ж*па, – ответили ученики хором.
Учительница заплакала и побежала к директору.
Директор ворвался в класс и заорал:
– Вы чего издеваетесь над молоденькой учительницей?! Кто на доске ж*пу нарисовал?!
Лоре шесть лет. Папа француз, мама русская.
Ребенок добрый, темпераментный, но характер сложный: как вступит что-то в голову, то хоть святых выноси.
Ни с того ни с сего закатила мне истерику и сорвала урок, зато на другой день пришла ласковая, притихшая.
Написала мне на доске:
«Прасти за втира» – и рядом пририсовала сердечко, больше похожее на то пресловутое яблочко.
Саша после урока зашел в кабинет, прочитал надпись и сказал:
– Ну а ж*пу-то зачем на доске рисовать?
Педофил
– ...Где он?! – вместо «хелло» гаркнул крепкий мужчина иностранного вида с красным лицом.
Ради этого разговора Кун Лек вызвала меня с урока, – дескать, папа Марлен хочет говорить с менеджером музыкальной школы (после увольнения Куна мы с Сашей были назначены менеджерами – вдвоем на одну ставку).
– ...Где кто? – я обалдело смотрела на него.
– Джозеф! Он должен быть в школе, но его нет, – напирал неулыбчивый «фаранг».
– Он прислал сообщение, что у него нога болит, – вспомнила я. – А что случилось?
– Мне нет никакого дела до его ноги. А случилось то, что моя дочь не хочет идти к нему на музыку, плачет.
Марлен семь лет. Отец французский бизнесмен, мать тайка.
– Ну, так бывает. Не хотите ли поменять учителя фортепиано?
– Прежде всего я хочу встретиться с ним и спросить, что он с ней сделал, – мрачно проговорил родитель. – Она не в порядке.
Я начала что-то просекать.
– Ого... Вы думаете, что... Вы уверены?
– Я должен с ним поговорить, прежде чем звонить в полицию.
При слове «полиция» мы с Кун Лек испуганно переглянулись.
– Тичер не отвечает на звонки, – сообщила Кун Лек. – Я пыталась до него дозвониться, но он трубку не берет.
– Интересно, почему, – усмехнулся краснолицый. – Где он живет?
Кун Лек раскрыла папку с документами. Увидев сверху копию паспорта, мужчина решительно достал сотовый телефон и быстро сфотографировал паспортные данные.
– Когда он появится в школе, позвоните мне, – и кинув Кун Лек визитку, он важно удалился, оставив нас в полном шоке.
Джозеф – обычный американец средних лет, работает в языковой школе, параллельно преподает в нашей музыкалке, а по вечерам подрабатывает в отелях, играя на гитаре фламенко и Пьяццолу. Кто мог знать, что под маской обаятельного лабуха скрывался опасный педофил...
– Я бы не стал делать поспешных выводов, – предостерег меня муж. – Еще ничего не понятно.
Наутро мы с Сашей поехали в головную общеобразовательную школу, чтобы встретиться с начальством.
Высокий седоватый англичанин принял нас, выслушал мой сбивчивый рассказ. Похоже, он не произвел на него большого впечатления.
– Какие факты? – спокойно поинтересовался он.
– Дочка плачет, не хочет ходить в школу.
– У меня вон половина школы плачет, не хочет ходить в школу, – и что? – возразил он и махнул в сторону школьных кабинетов. – Уверен, что никакой Джозеф не педофил. Но будьте осторожны с этим французом, следите за развитием ситуации. Полиция в школе нам совсем не нужна.
Джозеф по-прежнему не отвечал на звонки, однако прислал сообщение, что нога все еще болит, приходится пить обезболивающее, и еще как минимум неделю он не сможет проводить уроки.
Французский папаша тем временем наведывался еще пару раз вместе со своей тайской супругой.
Наконец, Джозеф, хромая, вошел в школу.
Кун Лек тут же позвонила грозному «фарангу», и тот срочно примчался. Джозефа вызвали прямо с урока. Француз потребовал, чтобы я тоже присутствовала при разговоре.
Мы втроем уселись за столик в столовой.
– Так вот, Джозеф, моя дочка не хочет к тебе ходить, – начал француз.
Учитель кивнул.
– Почему?
– Я не знаю, – пожал плечами американец.
– Ты трогал ее?
– Нет, – твердо и с достоинством ответил Джозеф.
Мне вдруг стало очевидно, что никакой он не педофил.
– Она пока молчит, ничего мне не говорит. Думаю, это потому, что она боится тебя. Я еще поспрашиваю ее, и как только она признается, то я заявлю на тебя в полицию.
– Окей, – спокойно кивнул Джозеф и обернулся ко мне. – Я могу идти на урок?
– Да, конечно, – кивнула я.
– Я собираюсь забрать деньги за оставшиеся уроки, – обратился ко мне француз.
– Нет проблем, – заверила я, хотя обычно школа не возвращает деньги.
Но тут особый случай, от сумасшедших надо держаться подальше.
…Рассказывают, что в Европе и Америке известны случаи, когда дети, не желающие в школу, наговаривают на учителя, что тот их «трогает».
Работать в школе становится небезопасно.
Собачий вальс
Каном-Джин – так звали тайского кроху с хорошеньким озорным личиком. Длинное громоздкое имя явно было не по мальчику.
Видимо, у Каном-Джина были богатые местные родители, которые могли позволить себе платить за международное обучение и даже за уроки музыки, аж по два раза в неделю.
И вот этот ребенок достался мне.
…Поначалу он просто колотил кулачками по клавиатуре пианино, совершенно игнорируя меня. Тогда я зажимала его ручонки в свои:
– Каном-Джин! Каном-Джин! Послушай меня!
Не в силах вырваться, парнишка замирал и вопросительно смотрел на меня. И вот тут-то надо было чем-то его удивить.
Я старалась, как могла.
Сначала его воображение потрясла песенка «Твинкл-Твинкл»: «Вау, я знаю эту мелодию! Как, как там?.. Куда нажимать?»
И через десять минут Каном-Джин увлеченно настукивал одним пальцем песенку под мой аккомпанемент.
Затем он «заболел» песенкой «Джинго Беллз», наконец, настал черед «Собачьего вальса».
Я была страшно рада, что хоть как-то ухитрилась привлечь внимание этого малолетнего бандита.
И тут допустила роковую ошибку.
– Давай пригласим твою маму и дадим ей маленький концерт, – предложила я ребенку.
Мама Каном-Джина – не слишком улыбчивая тайка среднего возраста, владелица китайского ресторана, обладательница дорогущей машины. Она любезно согласилась прийти, чтобы снять достижения сына на смартфон.
Неожиданно для самой себя женщина пришла в полнейший восторг. «Собачий вальс» поразил ее в самое сердце, и она тут же решила: Каном-Джин будет пианистом!
Тайка принялась незамедлительно действовать. Выяснив у Кун Лек, кто из учителей здесь самый крутой, – та указала на Сашу, – мать тут же перевела свое чадо к моему супругу, к его неудовольствию.
– Да я не умею, не люблю, не хочу заниматься с малышами, – отпирался Саша.
– Женщина хочет Тичера Алекса, – невозмутимо возражала Кун Лек.
Делать было нечего.
Отныне Саша отбывал повинность и страдал от безысходности. Научить чему-то Каном-Джина было невозможно, не век же выстукивать одним пальцем песенки с рук. Разве за это мы воевали?
– Я не знаю, что мне с ним делать, – жаловался Саша. – То лупит по клавишам, то носится по классу. Не слушается…
– А какая хоть музыка ему нравится, ты знаешь? Спроси!
Лучше бы Саша этого не спрашивал. Явившись домой в растрепанных чувствах, он с порога включил мне ролик на планшете.
– Вот, пожалуйста. Каном-Джин сказал, что ему нравится Гангнам-стайл. Ты должна это видеть.
Какой-то толстый кореец безобразно крутил жирным телом и выкрикивал рэп.
– Вот это, говорит, мне нравится.
– Да уж. Куда мы катимся! – посочувствовала я от души.
– …А сегодня Каном-Джин весь урок пукал и махал ладошками в мою сторону с криком «Бэд смэлл, бэд смэлл!» – пожаловался Саша в следующий раз. – Стоило ради этого консерваторию заканчивать.
А все «Собачий вальс» виноват.
Нечего надеть
– Что же это такое, надеть нечего, – ворчит муж, перебирая в шифоньере рубашки с длинными рукавами.
Что-о?! Не верю своим ушам…
…Когда мы поженились, у Саши был единственный батник, синий такой, с газетным принтом. В нем я увидела его впервые и влюбилась. Батник, дефицитные джинсы, длинные волосы – вот основные приметы крутизны тех лет.
Каждый вечер Саша стирал свою модную рубашку, утром гладил и шел в ней на занятия в музыкальное училище.
Моя мама долго, с удивлением за ним наблюдала. Сделав соответствующие выводы, из московской командировки она привезла зятю в подарок новую рубашку, чтобы немного облегчить жизнь.
Обрадовавшись, Саша моментально выбросил старую рубашку. Отныне он каждый вечер стирал новую рубашку.
– Может, тебе еще одну рубашку достать? – предложила мама.
– Не надо, рубашка у меня есть, – отказался Саша.
Я поняла, что если он получит другую рубашку, то предыдущую выбросит, – таков его стиль.
…Попав на тайский остров, я была приятно удивлены относительной дешевизной и доступностью всего, в том числе и одежды, а также баснословными сезонными скидками в супермаркетах. Не в силах пройти мимо уцененной одежды, я за копейки сгребала все, что еще недавно в России было пределом мечтаний. В том числе и мужские рубашки с длинным рукавом, – для езды на моторбайке Саша предпочитал именно такие.
– Зачем?! У меня уже есть, вешать некуда! – ругался Саша.
Иные вещи до уценки были очень дорогими даже по тайским меркам. Не могла я упустить шанс прилично одеть супруга. Однако каждые новые джинсы, каждую рубашку Саша встречал скандалом. Зато потом с удовольствием носил, не говоря худого слова.
Особенно ему пришлась по душе просторная рубашка того деликатного цвета, который называется «неаполитанским желтым», удачно скроенная и невероятно ноская. Вот что значит настоящее качество! И в пир, и в мир.
С той поры Саша не снимал светлую рубашку, чувствуя себя в ней европейским джентльменом, привыкшим к красивой жизни.
Он ходил в ней в церковь и в ресторан, ездил на дайвинг и на уроки в музыкальную школу.
Как вдруг Саша резко разлюбил желтую рубашку. Надеть ему, говорит, нечего! Что же произошло?
– Представляешь, Соник мне как-то сказала: Тичер Алекс, почему ты всегда ходишь в одной и той же рубашке? У тебя что, других нет?
Соник – это Сашина тайская ученица лет десяти.
– Да ты что? – озаботилась я. – Ну, так надень вот эту, серую!
– Эту не могу: кажется, в этой она уже видела меня. На прошлом уроке… Или не в этой? Сам не помню, в чем был, – Саша на полном серьезе размышляет на эту тему. – Хоть записывай. Ну, дела: не было заботы, так подай!
Сорока
Я у нее не первая.
Две предыдущих учительницы музыки устранились, не справившись с девчонкой. Не могу похвастаться, что мне это удалось.
Буа – это пятилетний чертенок с косичками. Ее не догонишь. Непоседа, капризуля. При этом хорошенькая: глазищи круглые, блестящие, живые, подвижный маленький ротик, готовый к моментальной улыбке или к страшной рожице. Как почти все дети в международной школе, девочка представляет собой расовую помесь: мама тайка, а папа австралиец. Отсюда принцип воспитания – «кто в лес, кто по дрова».
Поначалу я относилась к урокам с Буа, как к тяжкому испытанию. Лишь бы продержаться до конца урока. Чем бы Буа ни тешилась, только бы не плакала, а уж она любила вдруг взвыть посреди урока «хочу к маме!».
Но что-то, а скучно с ней не было.
…Раз Буа вваливается в кабинет с каким-то странным предметом: мало того, что в одной руке тяжеленный ранец с учебниками, в другой – сумка с нотами, она еще и прижимает к груди какой-то большой бумажный черно-белый макет.
– Что это? – поинтересовалась я.
– Это Дом Привидений, – объяснила она мне. – Мы сегодня клеили это на уроке.
И Буа провела подробную экскурсию по своей нечисти.
Это Замок, это кладбище, это скелет, это тыквенная голова с горящими глазами, это летучие мыши, это черные кошки…
«Черт-те что, – подумала я. – Урок при-ви-де-ни-е-ведения! Неужели больше нечем заняться с детьми?»
А сама-то! Раскрыв альбом, я принялась увлеченно срисовывать этот ужасный Дом Привидений.
– А меня, меня там нарисуй, – попросила Буа.
– Кем ты хочешь быть?
– Главным привидением, – выбрала она.
– Тогда раскинь руки, будто бы ты летишь, – попросила я.
Так над всем этим «ночным кошмаром» на листве воспарила малютка-привидение с распущенными волосами.
…Интересно, что тема нечисти на нашем острове очень популярна среди детей. Хеллоуин празднуют с куда более пышным размахом, чем Рождество, праздник Санта-Клауса, как думает ребятня.
Зато костюмы-страшилки дети норовят надеть по поводу и без повода.
Так, Буа как-то появилась в костюме … вампира! Я чуть не упала, когда она возникла в дверном проеме.
На ней была фиолетовая флисовая пелерина, расшитая серебряной паутиной, платье в летучую мышку, головной убор Бэтмана, даже чулки – и те в мелкий паучок. Видимо, на острове развита могучая «Хеллоуинская» индустрия. Более того, губы и ногти были пугающе черны, глаза жирно подведены, а из накрашенного коричневой помадой рта торчали клыки.
– Это… Что такое? – показала я пальцем на весь этот триллер.
– Вампирский костюм. После урока мы с мамой идем в кафе на день рождения к моей подруге, велели всем быть в костюмах, – просто объяснила Буа, во облачении усаживаясь за пианино.
– А что, нельзя в каком-нибудь другом костюме?
– Нет, сегодня все дети будут в костюмах вампиров.
Охота пуще неволи: Буа вся взмокла под всей этой устрашающей синтетикой. Зато я поняла, что она готова на любые жертвы, если видит в них смысл.
– Раз такое дело, выучим хотя бы Happy Birthday для твоей подруги, оклей?
Кун Лек, наш менеджер, войдя, вскрикнула и достала фотоаппарат. Похоже, решила сделать знаковую фотографию для стенда музыкальной школы, – типа, даже вампиров обучаем! (Хотя, по Пелевину, так и есть).
Буа требовала, чтобы в любой рисунок я вставляла ее. Например, нота D располагается между двумя черными клавишами, там ее домик, куда приглашена в гости Буа.
– Песенка про рыбку? Мне как раз купили аквариум с золотыми рыбками. Нарисуй мне, чтобы я тоже там плавала.
– Окей, – открыла я альбом, – сделай жест, как будто плывешь, и улыбайся, – Буа послушно встала в позу, пытаясь улыбнуться как можно более обольстительно.
В этот момент в кабинет заглянула одна мамаша:
– Тичер Ольга, можно уточнить расписание для Сараньи?.. А что это вы делаете? – европейская дама с удивлением разглядывала нашу скульптурную композицию.
– Мы тут рисуем песенку. А ну, улыбайся давай, – напомнила я Буа, и та поспешно возобновила позу и улыбку, чем ужасно рассмешила нашу гостью.
Зарисовывая «с натуры» маленькую тайскую русалочку в водной среде, я параллельно решала вопрос с родительницей. Интересно, что все это время непоседа Буа стояла вкопом, как часовой.
Однажды Буа открыла для себя поистине волшебное место: ящик моего стола. Чего только там не было: стеклянные шарики, ракушки, мелкие игрушки, одиночные сережки, шприцы без иголок и прочие удивительные вещи.
Это у меня с детства: я обожаю цветные камешки, блестящие предметы, разноцветные бусинки. И сейчас каждый мой поход на пляж сулит ценные находки, особенно после приличного шторма.
– О! – в восторге закричала Буа, увидев крохотного медвежонка с хвостовязки. – Ты мне его подаришь?
Я попыталась выгадать от подарка максимум:
– Он мне самой очень нужен. Но если ты мне сыграешь Твинкл-Твинкл, то подарю.
Буа с энтузиазмом бросилась к пианино, старательно припоминая, куда нажимать. С грехом пополам дойдя до конца, она поспешно схватила мишку и спрятала в свою огромную черную сумку.
Следующий урок начался с того, что Буа прямиком направилась к моему столу и извлекла из ящика маленькую зебру, и мы снова принялись торговаться.
Дело пошло шибче: Буа больше не плакала на уроках, а родители, видя, как рвется их чадо на уроки музыки, попросили увеличить количество уроков с двух до трех в неделю.
В ход шло все: блестящие пряжки, отвалившиеся от дамских туфелек, оторванные пуговицы и сломанные пластмассовые клипсы. Все это мы с ней приклеивали в альбом на крупный нотный стан вместо нот.
Однако мой метод подкупа и шантажа начал давать сбои: забрав подарок, Буа норовила зажилить выполнение своей половины договора.
– Ты должна мне по нотам сыграть две песенки, как мы договаривались, – строжилась я, и Буа неохотно уступала.
– Окей, – вздыхала она, как попало нажимая на клавиши.
«Может быть, ей больше понравится петь?» – прикинула я.
Мы выбрали песню «My favourite things» из кинофильма «Звуки музыки». Сначала, по традиции, зарисовали все «любимые вещи» – и котенка с усиками, и розу в капельках, и шерстяные митенки, и снежинки, и пони, и девочек в красивых белых платьях с синим поясами, одна из которых, конечно, оказалась самой Буа. Пока рисовали, выучили текст.
Дело дошло и до пения в микрофон.
В тот день я впервые увидела ее отца. Вместе с мамашей, суетливой немолодой теткой, он стоял во дворе. Это был крупный бритоголовый мужчина, совершено не обаятельный и не улыбчивый, как многие богатые «фаранги», женатые на тайках. На красном круглом лице сидели мелкие колючие глазки.
Ближе к концу урока мы с Буа пригласили родителей «на концерт».
Похоже, Буа до жути боялась своего батюшку: обычно бойкая, она вдруг сникла. Но песню допела до конца, и неплохо, на мой взгляд. Однако отец не похвалил ее:
– Ну, петь – это не играть, – строго сказал он.
– Да ладно, мы и сыграть можем, – я широким жестом пригласила Буа за инструмент и села рядом.
Мы достаточно бодро в три руки исполнили «Твинкл-Твинкл».
– Только одну песню? – скептически спросил отец, по-прежнему обращаясь только к Буа.
– Следующим номером нашей программы – Happy Birthday, – объявила я, и мы худо-бедно сыграли еще одну пьеску, причем я шепотом подсказывала Буа ноты.
– Зато по нотам ты сыграть не сможешь, – не унимался папаня.
Я поставила ноты на пюпитр, и Буа сковыряла еще одну пьеску, глядя в книжку.
– Все, хватит, собирайся, – скомандовал отец, и по его каменному лицу было непонятно, доволен он или нет.
– Эта песня из «Мери Поппинс»? – вдруг поинтересовался он, развернувшись ко мне.
– Нет, из фильма «Звуки музыки».
– А, ну да, – вспомнил он. – Как она? – это о Буа.
Я пожала плечами.
– Сейчас немного лучше, но раньше с ней было совсем трудно работать.
– Я понимаю. Если она что-то хочет, то будет делать, но если нет, то ее не заставишь. Тяжелый характер. Но я бы хотел, чтобы она училась музыке.
Легко сказать. Все хорошее когда-нибудь кончается, иссякли и мои сувениры. А у Буа, напротив, возрос аппетит: ее больше не интересовала всякая мелочь.
– Где презент? – требовала она с порога, твердо решив, что нет презента – нет урока.
– Сегодня ничего нет, – виновато оправдывалась я.
Буа, деловито прохаживаясь по кабинету, останавливалась возле блокфлейты, торчавшей из шкафа.
– Это мне подойдет, – нагло заявляла она.
– Нет, не отдам.
– Тогда эти наушники!
– Они не мои. Это наушники моего мужа. Без спросу не могу.
– Так ты спроси.
Я так надеялась, что к следующему уроку Буа забудет про наушники, ан нет.
– Ты спросила?
– Пока нет…
– А я не буду без презента заниматься.
– А что скажет твой папа?
– А он в Бангкоке, – беспечно отмахнулась Буа.
– …Саша, выручай: Буа хочет наушники в качестве презента!
– Да отдай ты ей, у меня есть другие, – отмахнулся Саша.
На следующем уроке я торжественно вручила красные наушники Буа, и она за это снизошла до игры на пианино.
Кстати, я заметила, что бездонная черная сумка Буа, прежде гремевшая и звеневшая, вдруг опустела: ничего, кроме нот. Куда-то подевались прошлые «презенты».
Перед тем, как выйти из класса, Буа напялила наушники себе на голову.
– Это еще зачем? Положи в сумку, – предложила я.
– Нет, пойду так, – и она направилась к родителям, которые ждали ее внизу.
Я тоже подошла к их столику. Немигающий взгляд отца был направлен мимо меня. Вытянув вперед руку и указывая пальцем на злополучные наушники, он сурово проговорил, обращаясь к дочери:
– Сними это немедленно и верни ей назад!
Буа, вдруг превратившаяся в совершенную зайку, мигом стащила наушники с головы и протянула мне. Я мягко запротестовала:
– Да что вы, ничего страшного, пусть поиграет.
– Эти нам не подойдут, – вякнула было тайская мать, но грозный муж резко перебил ее.
– Я вообще хочу прекратить эту порочную практику. Вы не представляете, что происходит! Она же без конца тащит в дом какой-то мусор – игрушки с пляжа, какие-то пряжки, сережки, шарики, оторванные пуговицы – все, все она тащит в дом! Как сорока! Это какой-то ужас! – возмущено жаловался мне папаша. – Вы меня понимаете?
Я осуждающе закивала головой: да-да, безобразие!
Вдруг совершенно некстати подумала: что, если бы он узнал, кто идейный вдохновитель сбора всего этого хлама?..
И тут я не сдержалась и до неприличия громко расхохоталась.
Заяц на букву «з»
С виду обычная семья обеспеченных россиян, которые приезжают зимовать на тайский тропический остров из какого-нибудь промозглого Питера.
Кормилец-папа, крепкий нестарый серьезный мужчина с пузом и бритой головой. Холеная блондинка-мама, косящая под юную девочку, несмотря на наличие двух малолетних сыновей. Самодовольная нестарая бабушка, с ног до головы в золоте, стригущая купоны с выгодного замужества дочери. Двое прелестных белобрысых мальчиков, один трех, другой шести лет.
Папа, естественно, в поте лица трудится на Родине, на выходные вырываясь на море, к семье.
Бабушка на вилле увлеченно командует филиппинскими домработницами и нянями.
Юная мать интенсивно тусуется по ресторанам вместе с такими же обесцвеченными красотками, одна перед одной похваляющимися бутиковыми шмотками и духовным продвижением в йоге.
Ну, а детей, Колю и Диму, она водит к нам, в музыкальную школу. За грехи наши.
Дима со своими белесыми волосами и лучезарной улыбкой – ребенок невероятно обаятельный.
Между прочим, он это знает и виртуозно пускает в оборот.
Поначалу я его скорее развлекаю, нежели обучаю. Мальчик с энтузиазмом лупит по клавишам, свистит во флейту, милостиво наблюдает, как я ему рисую иллюстрации к песенкам, и даже слегка подпевает.
Норе этого мало. Мамочка регулярно интересуется, когда, наконец, Дима заиграет на рояле. Но пока с Димы много не возьмешь.
У Коли и того хуже. Его учительница Юля имеет солидный опыт работы с дошкольниками. Но вот уже три урока подряд на пороге музыкального кабинета Коля поднимает оглушительный рев. На том все и заканчивается.
Внешне братцы похожи: у них одинаковые золотистые макушки, но при этом разный имидж. Ласковый Дима косит под «солнышко», а Коля – хрестоматийный Плохиш, с капризной рожицей и растрепанным пучком соломы на башке. Но еще неизвестно, с кем больше проблем...
…Дима по расписанию заваливает в класс и, не обращая внимание на меня, на минуточку, своего педагога, принимается шнырять по углам в поисках забавных предметов.
– Дима, что надо сказать? – спрашиваю я мальчика.
– Что? – искренне удивляется тот.
– Ну, слово говорят при встрече?
– Какое? – отвечает ребенок вопросом на вопрос.
– На букву «з», – подсказываю я, надеясь вытрясти из него приветствие.
– Заяц! – радостно выпаливает он.
…На улице в тени деревьев бабушка, поджидая внуков, беседует с Юлей и со мной.
Подбегает Коля и тыкается головой в бабушкин живот.
– Вот и мой любимый, – гладит она его по лохматой голове. – Поздоровайся с девочками.
– Не хочу, – буркнул Коля.
– Ну пойдем, – кивнув нам, бабуля уводит неприветливого карапуза, по пути захватив Диму.
Мы с Юлей смотрим им вслед.
– Прикинь, мы Коле «девочки», – усмехается Юля.
– А чего они тогда хотят, – вздыхаю я. – Сами не могут научить своих Зайцев даже здороваться, зато от нас требуют, чтобы мы научили их играть на рояле!
Валюта
С Димой дело застопорилось.
Кое-как он насобачился выстукивать одним пальчиком пару-тройку коротких песенок, но на нотках забуксовал.
Ни рисунки, ни песенки про ноты, ни кубики с нотами не помогают. Паренек сообразительный, но работать не собирается. Зубы заговаривает, отвлекается, шляется по классу.
Как вдруг на моем письменном столе он обнаружил «деньги».
...Накануне я подобрала «валюту» на улице после школьного праздника. Видимо, их наштамповали для какой-то игры. «Деньги» выглядят совсем как настоящие тайские купюры, в тысячу, пятьсот и сто бат, только вместо портрета Короля в рисунок при помощи Фотошопа вмонтирован какой-то диснеевский персонаж, типа Микки-Мауса.
Я подозревала, что они мне еще пригодятся…
– Дай мне, – ребенок хватает бумажки.
– Дима, положи, где взял.
– Отдай мне!
– Почему я должна тебе отдавать свои деньги? Они мне самой очень нужны.
– Ну дай мне! Ну пожалуйста! – Дима подходит ко мне поближе и, глядя в глаза, внушает: – Отдай мне деньги. Отдай мне деньги, – похоже, это у него отработанный прием.
– Деньги так просто не отдают. Их надо заработать. Если хочешь, заработай!
– А как?
– Сыграй мне по нотам, тогда получишь деньги, – торгуюсь я.
Безо особого удовольствия, но послушно Дима выполняет все мои задания.
Наступает час расплаты.
Я торжественно выдаю Диме «зарплату». И тут в его светлую голову закрадывается подозрение:
– А это настоящие деньги?
– А то!
– И я могу на них что-нибудь купить? – допытывается ребенок.
«Не хватало еще, чтобы он подался с такими «деньгами» в какой-нибудь «7-eleven», – спохватилась я.
– Конечно, ты можешь на них что-нибудь купить, – кивнула я. – Но только у одного человека.
– У кого?
– У Коли.
Как порадовать маму
…В сентябре мы снова встретились в школе. За лето Дима подрос и изменился, увы, не в лучшую сторону.
Его саботаж уже нельзя назвать невинной забавой. Это скорее кураж над учителем.
– Дима, какая это нотка?
– Ми, – отвечает ребенок, испытывающе глядя мне в глаза.
– Подумай.
– Ре, – без паузы произносит Дима, следя за моей реакцией.
– Еще подумай.
– Соль, – продолжает Дима в том же духе.
Из того, что правильную «фа» он называет последней, я делаю вывод, что ребенок прекрасно знает, как она называется, просто дурачит меня.
– Как позанимались? – интересуется мать, заглянув в конце урока.
– Что скажешь, Дима? – обращалась я к ребенку, и тот застенчиво опускает глазки.
– Дурака валяет – делает вид, что забыл все нотки, – докладываю я Норе.
Та, лукаво прищурившись, приятно улыбается сыну:
– Ах ты, мой хитрец!
Дима, словно подсолнух к солнышку, поворачивается к ней личиком, возвращая ей абсолютно такую же улыбку. Ребенок страшно доволен, что порадовал маму. Похоже, собирается продолжать эту веселую игру.
Пожаловалась, называется.
– …Вы знаете, Дима просто голоден. Вот почему он такой невнимательный на уроках, – озабоченно поясняет мне Нора. – Я с утра в Вашем кабинете буду оставлять для него йогурт и фрукты.
Теперь тридцать пять минут из шестидесяти Дима ест.
Парень неспешно расправляется с йогуртом, затем приступает к яблоку, откусывая крошечные кусочки и медленно, преувеличенно медленно жует каждый.
Сначала я подгоняю его, но без толку. Дима, нисколько не ускоряясь, демонстративно медлит, забавляясь моим нетерпением.
Чтобы как-то занять ученика, я на компьютере нахожу для него мультфильмы-песенки, и Дима, нагло развалившись в моем кресте, равнодушно взирает на экран компьютера, стараясь жевать как можно медленнее.
– ...Ну что ты нервничаешь, – успокаивает меня муж, будучи свидетелем моих перипетий с этим вредным ребенком. – Тебе, что ли это надо? Ты и так делаешь все возможное.
– Что-то мне подсказывает, что мать рано или поздно спохватится и меня же обвинит, – дескать, плохо учила, – мрачно пророчествую я.
Так и произошло.
В один прекрасный момент Норе стукнуло, что у Димы нет никакого положительного сдвига по сравнению с прошлым годом, и она пришла разбираться.
– А я Вам уже говорила, что он саботирует занятия, разве не так? – напоминаю я. – Он до сих пор нот не знает.
– Он не саботирует. Этого не может быть. Просто ему сложно, и он не понимает. Наверное, Вы непонятно объясняете.
– А Вы посидите на уроке, и сами все увидите.
…Это я зря затеяла.
Дима, напустив на себя несчастный вид, изображая дурачка, без конца озирается на мать.
Эффект от присутствия мамаши оказался полностью противоположный:
– Он к Вам столько ходит, но до сих пор нот не знает!..
Довольный Дима победно щурился из-под материнской руки.
Чем сильнее мальчишка рос, тем больше он мне хамил.
В начале урока Дима по своему обыкновению морочил мне голову, но как только я его разоблачала, ребенок моментально превращался в быковатого, не по-детски грубого отморозка. Перевоплощение занимало две секунды, и мне становилось жутко.
Просто Дима пытался добиться от меня, чтобы я ему служила так же, как все прочие мамки-няньки, – такая уж у него сформировалась картина мира.
«Пора завязывать», – тоскливо думала я.
Но в конце учебного года Нора, решила отпраздновать день рождения мужа музыкальным шоу. Все по высшему разряду, как полагается: семейный романтический ужин на темном пляже, живой саксофон, фейерверк, но гвоздем программы непременно должен стать Дима.
– Пусть он сыграет на пианино, на флейте, а потом споет песню про Папу, которую я отыскала в Интернете, – распорядилась Нора.
Любой каприз за ваши деньги.
За оставшиеся до праздника полтора месяца мы с Димой вызубрили «Тата-польку», «Твинкл-твинкл», «Оду к радости». Под мой аккомпанемент все фитюльки прозвучат более-менее живенько, а «Собачий вальс» Дима отбарабанит сам.
На блокфлейте мы одолели простенькие мелодии «В траве сидел кузнечик» и «Как под горкой». Но главным хитом была слезоточивая песня «Про папу», от имени маленького сына, начинающаяся словами «Все в этом мире так сложно».
Нора пожелала, чтобы Дима выступал с настоящим микрофоном. Взяв в аренду кучу аппаратуры, на пикапе она самолично вывезла все это на пляж.
…Мы все жутко нервничали. Не волновался один Дима, неожиданно продемонстрировавший бойцовские качества.
Он бойко оттарабанил, отсвистел и отсюсюкал все, как надо. Все семейство радовалось и аплодировало.
Саганэ ты моя, Саганэ
– Вы слышали, что в детской театральной студии объявили конкурс на исполнение стихов Есенина? – прибежала ко мне Нора, страшно возбужденная. – Я хочу, чтобы Дима выступил. Я нашла подходящее стихотворение. Одна рок-группа поет песню на стихотворение «Шаганэ ты моя, Шаганэ», и там парень подыгрывает на флейте. Я Вам скинула на Фейсбук.
– Так Вы хотите, чтобы Дима спел или чтобы сыграл на флейте?
– И то и другое.
Охота пуще неволи. Теперь уже не я прыгала вокруг Димы, а мать сама жучила его по полной программе, безо всяких поблажек. Я тихо злорадствовала при виде Диминого перекошенного лица.
Целыми днями она учила с ним «Шаганэ», пока слова у него от зубов не стали отскакивать. Правда, у ребенка выходило «Саганэ ты моя, Саганэ», но Нору это не смущало, даже умиляло.
Жизнь вносила свои коррективы. Так и не сумев заставить Диму запеть, Нора все-таки решила, что с него достаточно просто декламировать стихи под музыку.
– А кто будет играть? – спросила я.
– Я думала, Вы, – ответила Нора.
– А что с флейтой?
– Может, Вы напишете нотами то, что играет этот мальчик из рок-группы, а затем выучите это с Димой? – предложила она.
Ох, нелегкая это работа… Обдолбанный парень, не умеющий толком играть на блокфлейте, понятия не имеющий о нотах, о ритме, издавал какие-то случайные звуковые комбинации, никак не убеждающие. А я, человек с консерваторским образованием, снимала этот невразумительный текст и записывала на нотную бумагу.
«Не могу поверить, что я этим занимаюсь», – горько думала я.
Еще сложнее оказалось выучить все это с Димой. Куцая мелодия никак не ложилась ребенку на слух, и в этом конкретном случае я прекрасно его понимала.
– Он сможет это сыграть на концерте? – строго вопрошала Нора.
– Вы меня об этом спрашиваете? – пожимала я плечами.
Все осложнялось тем, что Нора сама собиралась под все это ... танцевать!.. Что-то вроде импровизаций Айседоры Дункан. Ну, не знаю…
...Это была весьма странная театральная студия. Ее основал один московский харизматичный молодой актер. Вроде бы ничего плохого нет в том, что дети участвуют в спектаклях, играют роли, читают стихи.
Однако все не так просто. Скрипачка, в поисках возможности подработать, попала на репетицию, с которой вернулась озадаченная.
– Представляете, там такая жлобская атмосфера, почище, чем в любом театре! – рассказывала она нам. – Они никак не могут поделить роли. Особенно большие амбиции у родителей. Эти сидят на всех репетициях, высчитывают количество слов, которые их детям дали. Если меньше, чем у других, закатывают режиссеру скандал. Я не шучу! А когда одному мальчику поручили отрицательную роль, его папа пошел жаловаться к директору школы, хотя школа тут не при чем. Пришлось эту роль переосмыслить, и теперь этот персонаж – самый большой молодец в пьесе, ха-ха!
– А как насчет музыки-то? Светит тебе что-нибудь? – вернулись мы к теме насущного, – на этом Острове так трудно заработать.
– Да никак. Все вроде не против, но деньгами не пахнет. Одна мамаша зажала меня в угол и сказала: Вы понимаете, что это Вы должны нам платить? Это Вам наши дети делают рекламу, Вы это понимаете?
– Ох, как все запущено, – усмехнулся Саша. – Я понял: это тусовка не столько детей, сколько родителей.
– Вот почему Нора с таким жаром взялась за дело, – ехидно заметила я.
…Дима уже наизусть декламировал стихи, правда, путал строфы. В конечном счете мы придумали, что я из зала буду, как суфлер, подсказывать Диме строфы, а Саша – на сцене играть на фортепиано.
Что касается флейты, то мы уже смирились с тем, что ребенок, так и не осилив невнятной мелодии, просто подбирал случайные звуки. Надо сказать, выходило ненамного хуже, чем у того обдолбанного парниши. Главное – чтобы Нора уложилась во времени со своим танцем.
...И вот настал час, когда нарядный Дима, трогательно сюсюкая, продекламировал со сцены стихи, не без моей помощи ухитрившись соблюсти верную последовательность строф.
Со своей золотой «есенинской» головкой ребенок был обречен на успех. Во время проигрыша он даже чуть-чуть посвистел на флейте, пока мать, вся в белом, словно призрак Айседоры, любовно кружила и извивалась вокруг него, еле прикасаясь пальцами к его золотистым волосам. Фрейдисты, возможно, усмотрели бы во всем этом материал для психоанализа, однако в целом номер удался.
Дима, стоя на сцене, внимая щедрым аплодисментам зала, чувствовал себя на седьмом небе. Наконец-то свой артистизм он использовал в мирных целях.
Так закончилось последнее наше с Димой и Норой совместное дело. Больше заниматься музыкой мы не будем.
– У меня словно гора с плеч свалилась, – призналась я Саше. – Может, я не люблю детей?
Портрет с саксофоном
Анекдот в тему:
На российской таможне:
– Это что?
– Не «что», а «кто»! Это вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин.
На израильской таможне:
– Это кто?
– Не «кто», а «что»: это золотая рамочка (следует произносить «гамочка»).
Как мы с Сашей стали менеджерами тайской музыкальной школы, остается тайной Острова.
…Хотя я догадываюсь, как все было.
Мы спокойно преподавали себе фортепиано при менеджере из Вены. Школа тогда называлась Тайско-Австрийской Академией.
Кун Йозеф, он же Кун Нан, по слухам, часто не соглашался с высоким тайским начальством, коим был Кун Баг, – один из самых богатых людей острова, владелец отелей, ресторанов, школ и всевозможной недвижимости.
…Как-то раз на тайском рынке я обнаружила плакат с портретом Короля, играющего на саксофоне, и тут же купила. Ну, во-первых, это просто красиво, а во-вторых…
– Давайте повесим плакат в школьном фойе, – предложила я Нану.
Тот с недоумением посмотрел на меня.
– Зачем?
– Пусть Его Величество самолично рекламирует музыкальные занятия, – пошутила я.
Кун Нан равнодушно пожал плечами, зато Кун Лек охотно бросилась в кладовку за стремянкой, потому что все тайцы обожают своего Короля.
Саша приклеил постер двусторонним скотчем высоко, под самым потолком. Его Величество как тут и был со своим золотым саксофоном, а саксофон, между прочим, символ нашей школы, – недаром этот инструмент изображен на логотипе.
А через недельку Кун Лек полушепотом сообщила мне, что сам Кун Баг, посетив музыкальную школу, оказался страшно доволен портретом, даже поинтересовался, чья идея.
– Только он попросил вас поместить портрет в рамочку, а то как-то несолидно, – добавила Кун Лек.
Тем временем Кун Нан, окончательно расплевавшись с тайским руководством, в очередной раз отказавшим ему в финансировании его музыкальных проектов с привлечением крутых педагогов из Европы, заявил о своем уходе.
И вот тут-то нам с мужем и предложили занять эту должность, одну на двоих. Не иначе как Его Величество похлопотал.
Мы взялись за дело с большим энтузиазмом. Памятуя о том, что нашему предшественнику так и не удалось добиться финансирования, мы решили пойти другим путем, не требующим вложений, а именно – запустить «челночную дипломатию».
Для этого хорошо бы задействовать остальные ресурсы Кун Бага – отели и рестораны. Там всегда найдется работа музыкантам. Пусть те играют на свадьбах, романтических ужинах, детских праздниках и прочих торжествах, а проценты с заработка пусть поступают в школу. Благодарные музыканты за возможность работать пусть преподают в нашей – и только нашей – музыкалке, за не очень большие деньги. А если добавить в схему концерты, видеосъемку, аудиозапись, рекламу на сайтах, то все это будет выгодно боссам и наемникам, школе и музыкантам.
Поднатужившись, мы написали бизнес-план. Осталось только пробиться с ним к тайскому боссу и, преодолев языковой барьер, объяснить суть нашей гениальной идеи.
Мы обратились к Кун Лек с просьбой организовать встречу.
Однако все оказалось не так просто. Тайка заявила, что мы с Сашей, дескать, не должны напрямую обращаться к Кун Багу, но можем передать через нее письмо в офис, а там оно пойдет по инстанциям и, наконец, достигнет Кун Бага. Тот сам вызовет нас, чтобы получить ответы на возникшие вопросы.
Мы так и сделали, запустив процесс. Осталось дождаться реакции Кун Бага.
– …Сегодня утром в школу приходил Кун Баг, – почтительно понизив тон, сообщила нам Кун Лек.
– Как!? Жаль, что нас не было, – расстроились было мы.
– У него было мало времени, – успокоила нас Кун Лек. – Но он спросил, почему портрет Короля до сих пор без рамочки.
У Саши всегда в запасе полно стройматериалов – дощечки, сантехнические трубки, стекольные полотна, и даже багет от выброшенных картин, – столько полезного можно подобрать у мусорных контейнеров!
Порывшись в своих залежах, Саша нашел практически все для того, чтобы соорудить рамку. Правда, пришлось приобрести стеклорез.
Собрав все запчасти в фойе, Саша приступил к изготовлению рамки.
Учителя, ученики и сама Кун Лек смотрели на Сашины фокусы, раскрыв рот, – как на Господне сотворение мира. Тайцы обычно туги на выдумку, зато наши люди из дерьма конфетку слепят.
– Только не говори ей, где мы все это взяли, – предупредила я мужа, который специальной жидкостью очищал вырезанный по размеру кусок стекла.
Еще чуть-чуть – и можно вешать на прежнее место. Обрадованная Кун Лек снова приволокла стремянку. Зажав в зубах молоток, на глазах у почтеннейшей публики Саша полез вверх, а мы с Кун Лек держали портрет, стоя на подхвате.
Вышло замечательно: темный позолоченный багет смотрелся дорого и достойно.
– Теперь не стыдно принять в школе Кун Бага, – решили мы.
…Босс снова появился неожиданно, вызвав переполох в наших рядах. Саша, я и Кун Лек выскочили в фойе, широко улыбаясь. Однако Кун Баг, еле кивнув нам, быстро пробежал через фойе и скрылся за дверью, ведущей вовнутрь.
Поспешно выхватив пудреницу, Кун Лек принялась наводить марафет. Мы с Сашей бросились распечатывать на принтере наш бизнес-план, переведенный на английский язык. Кун Баг отсутствовал столь долго, что нам надоело, как идиотам, стоять в фойе по стойке смирно.
– Кун Лек, вызовите нас, когда вернется Кун Баг, – и я скрылась в своем кабинете.
Саша пошел на урок.
Через полчаса я выглянула, – все без изменений, и Кун Лек, как обычно, на рабочем месте.
– А где же Кун Баг? – удивилась я.
– Он уже ушел.
– Как!? А чего приходил?
– В туалет, – ответила тайка.
Мы долго хохотали.
…Наш бизнес-план так и остался красивой идей. Вскоре школу закрыли, инструменты перевезли в общеобразовательную, а там и нас сняли с должности, одной на двоих. Король скончался.
Но портрет Его Величества, играющего на саксофоне, в золотой рамочке, по сей день висит у нас дома.
Ольга Сквирская,
Ко Самуи, 2016
Музыкальное воспитание в стиле сабай
© Copyright: Ольга Сквирская Дудукина, 2020
Свидетельство о публикации №220090600846
Свидетельство о публикации №220090600846
Рецензии