Не унывай, а прикоснись к радуге!

Марья Ивановна  после долгих и тщательных раздумий решила умереть. Генеральная репетиция к похоронам, то есть   семейный праздник по поводу её восьмидесятилетия прошел, как говорится, на ура и не имел с со стороны Марьи Ивановны серьезных замечаний, по этому после такого решения, то есть умереть,  ей стало хуже, плохо и вообще не комфортно в этой уже чужой для нее жизни.  Она сама сняла в банкомате сумму , а именно  в последнюю пенсию, и накупила на нее в аптеке всяких там упаковок, пузырьков и прочего объёмом в половину мешка, пришла домой, вывалила всё это на тумбочку у кровати, вызвала  к себе из пригорода дочь, невестку и участкового врача, легла на кровать, повязала голову полотенцем и христоматийно заохала перед вызванными ею женщинами и врачом. В планы невестки и дочери не входило именно сейчас убивать время на больную, а врач оставил все купленные в аптеке лекарства в силе  потому, что не было такой болезни, о которой бы не рассказала ему уважаемая всеми Марья Ивановна. Невестка и дочь были пришпилены к квартире Марьи Ивановны, ходили в ней на цыпочках и уже распределили деньги, выроченные от продажи её квартиры после смерти родственницы. Это единственная радужная мечта, которая хоть как то расцвечивала их рабское бытие у кровати страдалицы. Время потянулось тягучей и бесконечной резиной, особенно ночи, в которые стон и охи рвали им сердце  и после которых они сами чквствовали , что не доживут до этого светлого дня, то есть до кончины своей матери и свекрови. Угрюмое настроение савана смерти витало над всеми героями рассказа до тех пор , пока однажды днем в квартиру не позвонили. Ждали профильного врача, но вместо него увидели на пороге женщину  неопределенного возраста, подтянутую, с подчеркнутой талией, стоящей грудью, мягкими линиями бёдер, смелым и, в некотором плане,  дерзким взглядом и космической прической.
-- Я к Марье Ивановне, если позволите. -- сказала женщина грудным низким голосом  и  уверенно прошла в спальню к умирающей. Невестка и дочь  в недоумении последовали за нею. --Маша!-- всплеснула руками вошедшая.--Боже! Неужели это правда?!Ты умираешь?
--Соня! Это ты! Сонюшка, дорогая моя! Да, вот видишь...   Скоро встречусь со своим ненаглядным... -- поправляя повязку на голове слабым  голосом умирающего человека , с каким то внутренним хрипом ответила Марья Ивановна. --Да, доча и ты невесточка моя дорогая, познакомьтесь, это  моя давняя подруга , друг  молодости и вообще в жизни Софья Эдуардовна ....  Сонюшка, какая, поди то , фамилия у тебя сейчас, прости , прежние запамятовала?
-- Маша, не утруждайся так. Я всё равно её буду менять.
--Как?! Снова замуж?!Софьюшка?
--Ну, не то что бы... Да, ладно уж, Маша, давай о тебе. Что ты хочешь перед кончиной. Ты же знаешь, у меня связи. Я могу всё. Говори мне, как на исповеди. Любое желание, Маша, дорогая моя-- и Софья Эдуардовна , присев на табурет рядом с кроватью умирающей нежно сжала её руку  и прислонила эту руку к своей груди в области сердца. --Маша, как же я без тебя? Дорогая моя?
Марья Ивановна  закрыла глаза и по лицу её потекли обильные слёзы.
Сцена прощания двух , видимо, когда- то  закадычных подруг тронула невестку и дочь, стоявших рядом, тут же,  и те тоже тихо зарыдали в плечи друг друга. Воцарилась какая то торжественная тишина прощания с легким  дыханием смерти и вечности.
-- Маша,  -- с дрожью в голосе вдруг первой пришла  в себя Софья Эдуардовна,--Машуля....  Послушай меня внимательно. У меня   к тебе сейчас будет маленькая просьба.
Марья Ивановна насторожилась и открыла глаза.
--Да, Сонечка, всё что угодно. Для тебя, дорогая моя.-- сказала грустно Марья Ивановна.
  --Машуля, ты же знаешь мои связи  и тем более знаешь, как меня уважает общественность и вообще.. И ты понимаешь, что если умрет моя лучшая подруга молодости,   то я приду на твои похорона не одна, а с уважаемыми людьми, Маша. С уважаемыми...  Понимаешь?
    Марья Мвановна заинтересовано посмотрела на Софью Эдуардовну.
-- И что? Соня?
-- Как и что? Маша? У тебя есть зеркало?
-- А зачем оно мне сейчас ?
--Как зачем, ты посмотри на свой цы-вЭт лица?!Маша? Разве можно лежать в грубу перед уважаемыми людьми с   таким цы-вЭтом лица? Машуль? Это же безнравстваенно, а потом подумай, что обо мне скажут люди, если узнают, какая неухоженная подруга моей молодости лежала в гробу. Они же перестанут меня увжать, в душе, но наяву , разумеется, мне слова никто не скажет. 
Ты хочешь меня опозорить до такой степени? Машуля, умоляю тебя. С цы-вЭтом  твоего лица надо что то делать?!.
---Что делать? Соня? --  открыв рот и выкатив глаза настолько, насколько позволяла физиология их мышц, и с  плохо скрываемым ужасом Марья Ивановна спросила свою давнюю подругу.
-- Как что? Фрукты , овощи, прогулки на свЭжем воздухе... Кстати, Маша, отккуда бока?
-- Каке бока?Соня?
--Она еще спрашивает. Маша, твои бока вместо талии!
Марья Ивановна   снова уставилась на Софью Эдуардовну.
-- Маша! -- сделав паузу снова заговорила Софья Эдуардовна. --Машуля, твои бока развалят любой гроб! И не только. Они развалят даже крейсер "Аврора" , положи  тебя на него. Понимаешь, гроб должен быть женственным  и непретензионным, в нем должна лежать изящная талия, а не твой лишний вес, с которым ты дружишь постоянно и не хочешь  с ним иметь никакого конфликта.
   Удивленное лицо  Марьи Ивановны   говорило о непродуманости этой стороны жизни и полным крахом ее посмертной этики.
-- А потом ноги, Маша, у тебя от лежания отекли ноги. И теперь на них можно надеть только сибирские валенки. -- и после паузы с недовольным лицом Софья Эдуардовна добавила--  А придут, как я уже сказала, люди , приглашенные мною. Уважаемые люди, Маша.
-- И чо делать то? --Округлив лицо от удивления  спросила Марья Ивановна?
--Как   "чо"? Маша, сбросить отечность и лежать в грубу с туфлями на высоком каблуке! На вы! со! ком! Маша. И никаких там тапочек! Это ясно, я думаю? И платье, Маша, платье пошить нужно с учетом на похудение. У меня есть нужная  модистка. Завтра примерка.
--Как завтра? Соня?
-- А когда же? Когда ты помрешь и на примерку придется тащить твой труп? Так прикажешь? И кто на это пойдет?!Маша?
 Мария Ивановна призадумалась.
--Да, Соня, ты , пожалуй,  права. Надо бы.
--Что стоим девочки?--  обратилась к дочери и невестке Марьи Ивановны Софья Эдуардовна. -- Нам с Машей , пожалуйста, по  двойному  кофе, по пятьдесят грам  армянского и сигареты "Мальборо". Правда , Маша?
   Марья Ивановна кивнула в знак согласия.
-- Вставай, Маша, мы сейчас идем за фруктами и к модистке. Платье на два размера меньше должно висеть у тебя перед глазами, как цель, которую ты должна поразить.  Ах! Да!!! Прическа!  Маша,  парикмахерская сейчас же, немедленно! Сегодня же. Ухоженные ногти на руках в гробу-- это шик! Маша!
      Марья Ивановна нехотя   поднялась и стала одеваться.
-- Нет, Маша, сначала ванная  комната...
   Они вышли в ранний сентябрь в легкую пожелтелость листьев и последнюю ласковую солнечность, в которой извивалась и путалась не весть откуда взявшаяся паутина. Модистка оказалась понятливой, но шить на два размера меньше отказалась.
-- Нет, -- сказала она, -- пусть у Марьи Ивановны сначала определиться талия, в каком она месте окажется, а потом мы платье как то подправим.
Вы понимаете, иначе испортим отрез, кстати,   вы взяли редкую расцветку.
От   мадистки они направились в парикмахерскую, потом просто гуляли по городу и Софье Эдуардовне пришла в голову мысль собрать столь давно не видевшихся  с нею подруг. Андроид раскалился до бела от женских диалогов но в конце концов в тихое загороднее и домашнее кафе под странным названием "Шляпсус" приехало еще три женщины несущих последний всплеск вселенской красоты и   необузданного счастья.
 Софья Эдуардовна с  непередаваемой болью в душе поведала подругам историю Марьи Ивановны, но   история эта не возымела никакого значимого действия и не отразилась  даже в репликах  и разговор скользнул в тему о бывших и вообще о мужчинах.
Из непонятных соображений у всех самыми удачными  оказались  третьи  мужья , которые ни у кого не дотянули до сегодняшнего дня, а почили  в разное время в бозе. Остальным же, включая любовников, досталось крепко на орехи за неоправданные надежды и прочие авансы, которыми одаривали их наши героини.
  И тут одну из подруг прорвало.  Дескать, раз уж Маша надумала помереть, то пусть она отомстит этим самцам за все разбитые ими женские сердца. А именно , влюбит в себя очередного олуха по самое - самое, изведет его прихотями и в самый разгар страстей помрет от разрыва сердца. И тогда раздираемый горем самец разнесет  о своей потери по всем пивным и прочим забегаловкам, что усилит эффект, и покончит   с жизнью на радость старым девам  и феминисткам.
На том и порешили .
   На улице  завечерело и включись всякого рода огни и иллюминации.
Подруг , сидящих за одним столиком и что то темпераиентно обсуждающих, было видно с улицы, поскольку  стенами кафе служили  прозрачные огромные стекла. Проходящие мимо  прозрачных стен кафе  мужчины заинтересовано поглядывали на эту сходку, но ничего понять не могли, хотя любопытство съедало их изнутри.
   После того, как всё было обговорено и решено , Софья Эдуардовна заказала всем подругам шампанского   и провозгласила тост:
--Уважаемы дамы. Главное в этой жизни я вам скажу вот что. Главное -  это прикоснуться к радуге . И я  вас уверяю. Это очччень вкусно! Виват! Девочки!
--Виват!!! -- воскликнули девочки и  с изысканным лоском  выпили свои бокалы.