Скандал с живой женщиной

— А ты знаешь, что Андре Жид антисемитом был, кукла Лена?
— Ну все, начинается, скучно ему стало. А кто им не был? Но я поняла, какое коварство ты замыслил. Вот только теперь я положу всему этому конец, христопродавец! Просто полна решимости меня с головой накрыла. Так обращаться с живой жениной своими ручищами...
— Куда именно ты решила положить мой конец, кукла Лена? Не буду скрывать — меня этот вопрос живо интересует. Более того, скажу тебе честно, у меня на этот счет есть пожелания мировоззренческого характера...
— Молчи уж, представитель сексуального меньшинства мазохистского уклона. В моей душе поднялась такая народного волна гнева, что я сейчас тебе устрою!
— Какой ужас, — жеманно ахнуло обнятое существо — как это грубо!
Это даже неженственно, кукла Лена, так искренне сопротивляться. А ты в эту гадость всю душу вкладываешь. Ну откуда в тебе эта несговорчивость? Этому ли тебя учат народные традиции деревни под Рузой?
— Чему надо — тому и учат, не переживай. Уже жалобно проблеять в своё оправдание что-то томное он не дает, совсем меня замордовал, мордоворот обрезанный. Лыбится ое, конечно.
А эти твои пошлые сравнения меня с куртизанками я воспринимаю как комплемент, если хочешь знать. И мой направленный на тебя праведный гнев прошу считать милой придурью.
— Хорошо, буду считать, кукла Лена. Придурью, так ридурью.
— Мама звонила, сказала, что деньги на карточку зашли. А показывать в бою свои чулки пусть строгим, но переводящим мне на карточку деньги мужчинам — простительная при моей внешности слабость. Ну всё, овладели им затаённые желания. Да угомонись ты!
— Се-ардце, тебе не хоче-ется поко-о-оя! Исаак Иосифович Дунаевский, кукла Лена. Которого в народе звали «Осиповичем».
— Угу. В народе его, небось, его и по-другому звали. А тебе всё бы сексуально самоутверждаться надо мной, возражает он! Слушай, христопродавец — а ты, наверное, в юности брюнетом был? Небось такая душка!  А сейчас весь седой, нос кривой... Да пусти ты, мне в кастрюле помешать надо, чтоб не подгорело.
— Пусть подгорает. Зато я люблю тебя, кукла Лена.
— Да пошел ты, с молитвами и поддержкой всего трудового народа, со своей любовью... А что я тебе на ужин подам? Сколько ж вы, христопродавцы, на тот свет народа то отправили, так это ж просто немыслимое количество. И все вам мало. И вот опять они решили кого-то осчастливить — а те уже последний раз ногами дернули... и тишина. Душегуб! Быстро отпустил меня, кому сказала!
— Кукла Лена, ну перестань. Лучше скажи, а что там, в деревне под Рузой, говорят? Что твоя мама рассказывает?
— Да чего мама рассказывает... Меркелиху травануть «Новичком» пора за «Северный поток», то и рассказывает. А чо? Тупа, блин, беспросветно. Просто гнусный придурок в юбке. Да и что уровень морали у нее, небось, крайне низок. Так моя мам считает.
— Да откуда ей, кукла Лена? Одни беженцы чего стоят.
— Во-во, извращенка, блин, народ довела до повального ожирение. Она уже и так пару раз всенародно скопытилась в обморок! Еще разик, ей много не надо — и заголовки: «Новичок» в пене пива канцлерши!!!». Заманчиво, блин...
— Истину глаголешь, кукла Лена!
— Угу, это евреям свойственна стремление к истине, а простим женщинам из народа — стремление к правде. Так что пошел ты к черту. Ишь, разморило его на солнышке (см. картинку над текстом). Пока плита включена — и не вздумай! Ну ка свалил отсюда быстрой поступью, кому сказала? Глядя на тебя, другого слова, кроме «катастрофа», на ум и не приходит. Ну как пацан в подъезде, честное слово...
— Считаю, что ты это делаешь из из-за психологических и даже чисто философских экзистенциальных причин, кукла Лена. А зашедшие тебе на твою карточку деньги тут ничего не меняют.
— Что делаю то? Причины какие-то он придумал...
— Так меня очаровываешь, кукла Лена. Евреи любят поесть. От всего сердца. Только это меня пока и останавливает...