Крысы с крыльями

    Сегодня я проснулся рано, даже слишком. Быстро встал с постели и сделал кофе, но так как было настолько рано, что бессмысленно было приниматься за всякое человеческое дело, я оставил чашку с кофе на столике у окна, а сам вернулся в постель, поразмыслить. Думал о многом. Как помню сейчас, я думал обо всём сразу и в то же время совершенно ни о чём не думал. Но больше всего меня терзала мысль, что я не могу ничего придумать. Это прямо-таки нагоняло на меня тревогу. Так, всё больше думая и от того всё больше тревожась, я пролежал долго. Остыло кофе, идеальное время, чтобы начать дела, миновало, а я всё лежал, и уверен, пролежал бы так весь день, весь вечер и уснул бы прямо так, не поднимаясь. Но, к счастью моей любопытной натуры, на улице что-то случилось - я услышал возбуждённые голоса, кто-то даже кричал. Я подскочил к окну, вылез из него наполовину и стал искать причину волнений (никак не могу нарадоваться тому, что из окна спальни моей новой квартиры просматривается вся площадь, на которой не реже, чем трижды в неделю происходит что-то не по расписанию). Долго искать не пришлось. Человек, поднявший бучу, полоумно плясал посреди площади, и люди обходили его стороной. От этого на площади образовался пустой круг, в центре которого (как я потом заметил), в пыли лежала буханка чёрного хлеба. И вокруг этой булки скакал он, то есть человек, а вернее худой взлохмаченный юноша в грязной одежде, изо всех сил размахивая ногами и руками, отгоняя стаю круживших над ним голубей. Я сразу узнал его - этим юношей был известный во всём городе Безумный Эрни. Каждый день он чудит на улицах, в кабаках или где-то ещё, и обычно за ним следует толпа скучающих зевак и впечатлительных детей, но сегодня, похоже, все были очень заняты делами, и спешили пройти мимо, даже дети. Я был далеко, не мог расслышать, что там кричал Эрни, потому быстро потерял к нему интерес и хотел было вернуться в постель, к своим мыслям, как мой взгляд зацепился за шапочку, что изумрудом сверкала на солнце. Человек, чью голову она украшала, стоял на краю того пустого круга; перед ним - мольберт с полотном. Человек водил кистью по холсту, а рядом оживлённо двигала челюстью женщина, грозя кулаком и помахивая сумочкой.
    Вся эта сцена показалась мне крайне любопытной и в особенности женщина, которая упорно пыталась что-то доказать человеку в шапочке. Недолго подумав, я спешно переоделся, покинул спальню и вскоре уже пробирался через толпу. Немногим позже я услышал:
    - Крысы! Гоните их! Пошли прочь, крысы! - Эрни кричал во всю глотку. Он был одинок в своей борьбе, и лишь однажды я услыхал, как мужской голос ответил ему:
    - Какие ещё крысы, Эрни?
    - Те, что с крыльями! Гоните крыс с крыльями! - ещё громче орал Эрни.
    Когда толпа кончилась и я оказался в пустом круге, женщины уже не было рядом, а Эрни устал, запыхался и теперь плясал слабее прежнего. Я приблизился к человеку в шапочке, представился:
    - Добрый день! Меня зовут мистер Н, - и протянул ему правую руку.
    - И правда, хороший день, - человек пожал её свободной левой рукой. - Моё имя Роберт.
    - Просто Роберт? - удивился.
    - Да, просто Роберт, - задумчиво ответил человек.
    - Такого не может быть! - возразил. - В этом городе, каждый мужчина "мистер" или "сэр", каждая женщина "мисс", "миссис" или "леди", а ребёнок просто "мальчик" или "девочка".
    - Правда? - безразлично сказал он. - Тогда я буду сэром. Если вас это не затруднит.
    - Вы из знатной семьи?
    - Нет, насколько я знаю.
    - Тогда вы не можете называться сэром, - заявил.
    - И снова мимо, - сказал человек с таким видом, будто рядом никого нет. - Что ж, тогда зовите меня, как вам угодно.
    - Рад вас знать, мистер Роберт! - подвёл я к концу наше затянувшееся знакомство.
    - Рад не меньше, мистер Н, - сказал человек.
    Между нами на миг воцарилось молчание. Эрни совсем ослаб, он вяло махал руками и невнятно бормотал о крысах с крыльями, а голуби подбирались всё ближе к буханке хлеба.
    - Вы художник? - спросил я.
    - Взгляните на холст и скажите сами, - ответил он, отняв кисть от полотна.
    Я встал ближе и внимательно посмотрел. Незаконченный рисунок занимал пока только нижнюю половину полотна, мистер Роберт изобразил всё с точностью: серая мостовая, чёрный хлеб, Безумный Эрни в пляске. Я с уверенностью заключил:
    - Вы художник.
    - Спасибо, мистер Н, я польщён, - с улыбкой сказал мистер Роберт и спросил у меня: - А вы кем будете?
    - Мыслителем.
    - Похвально. Мир нуждается в мыслителях.
    Я не стал возражать и решил сразу перейти к вопросу, который вынудил меня покинуть дом:
    - Чего от вас хотела та женщина?
    - С сумочкой?
    - Именно.
    - Она обвиняла меня в том, что я наживаюсь на бедах несчастных и что во мне нет ни капли сострадания, потому как я не желаю помочь этому, её словами, "бедняге слабоумному", - мистер Роберт кистью указал на Эрни. - Вот скажите, ему нужна помощь?
     - Думаю, нет, ибо ему нельзя помочь.
     - Вот и я так считаю, а будь иначе, ему бы уже кто-нибудь помог.
     После этих слов Эрни упал наземь, со шлепком ударившись затылком о мостовую. Я даже испугался, не умер ли он (такой жуткий звук издала его голова), но юноша захрапел и страх сразу прошёл.
     - Похоже, наш друг совсем утомился, - мистер Роберт убрал кисть, накрыл палитру крышкой, стал складывать мольберт. - А вы, осмелюсь заметить, писатель, мистер Н?
     - Почему вы так думаете?
     - Уголок синей тетради выглядывает у вас из внутреннего кармана, - подметил мистер Роберт. - Это ваш дневник?
    - Верно, - ответил.
    - И вы записываете туда свои мысли?
    - Постоянно.
    - Значит, вы писатель, - рассудил он.
    - В каком-то смысле это, видимо, так, - согласился.
    - Чудесно! - обрадовался художник. - Не часто встретишь писателя, и куда реже удаётся послушать его истории.
    - Я не пишу историй. Мои записи - это прожитые мной дни, не больше.
    - И я уверен, они красивы.
    - Почему же?
    - Они есть. Вы ведь сами сказали, что прожили их, - я не нашёлся, что ответить и мистер Роберт продолжил: - Я хотел бы услышать ваши дни, потому приглашаю вас сегодня на закате в мой дом.
    Я решил, нет ничего дурного в том, если я прочту ему свои записи, и пообещал прийти. Он оставил мне свой адрес и мы расстались. Я не вернулся домой, а зашёл в трактир. Пообедал (щи сегодня оказались на редкость неудачными, не в пример пирожкам со сливовым вареньем - заказал двойную порцию), потом сделал несколько пометок о знакомстве с мистером Робертом, затем призадумался, как мне скоротать время, и так меня увлекли мысли о прогулке по парку или набережной, что я просидел в трактире остаток дня. К моему счастью, рядом оказалась добрая мисс, которая спросила меня, желаю ли я чего-нибудь ещё? Тогда я, сверившись с часами, взял ещё пирожков (один съел сам и запил мёдом), после чего неспешно направился к дому мистера Роберта. По пути я подкармливал воробьёв и голубей вторым пирожком. Когда проходил площадь, в меня врезался пьяный мистер. Он, пошатываясь, отвесил поклон, кое-как промычал "постите" и поплёлся дальше по своим делам. Я хотел было остановить его и высказать своё недовольство, но меня вдруг осенила мысль. Я задумался, как тот художник с мольбертом и прочим инструментом протиснулся сквозь толпу? Он же наверняка кого-нибудь вымазал, испачкался сам, мог и картину свою испортить. Эта загадка занимала мои мысли, пока я не достиг указанного адреса.
    Я очутился перед  двухэтажным домом из белого камня. Постучал в алую дверь. Никто не ответил. Постучал дважды, снова молчание. Из приличия постучал трижды, и когда вновь никто не ответил, я попробовал открыть дверь. Она оказалась не заперта. Войдя внутрь, громко спросил, есть ли кто-нибудь дома. Голос мистера Роберта позвал слева:
    - Мы здесь, мистер Н! Заканчиваем!
    Я прошёл по коридору налево и попал в просторную комнату с большими окнами, полуоткрытой дверью в сад и высоким потолком. Полотна в рамах висели на стенах такими плотными рядами, что по сути картины и были стенами. В центре комнаты за мольбертом стоял мистер Роберт в одном лишь халате такого же изумрудного перелива, как шапочка, а против художника на диване позировал человек с густой седеющей бородой и длинными волосами. Закрыв глаза, он лежал на жёлтых подушках в пыльном пальто и грязных сапогах. Я подошёл к нему, протянул руку и представился:
    - Добрый вечер. Меня зовут мистер Н.
    Незнакомец не ответил. Он спал, по-настоящему.
    - Он уснул, - сказал я.
    - О, нет, - рассмеялся мистер Роберт. - Старина мастерски вжился в образ.
    Я встал у мольберта и взглянул на картину: человек в сером пальто, оранжевый свет закатного солнца, жёлтые подушки - всё было изображено в точности, и я снова мысленно сделал вывод, что мистер Роберт художник.
    - В чей образ он вжился? - спросил.
    - В образ странника на ложе. То есть, в свой образ.
    - Простите, но разве это возможно? - не поверил. - Притвориться самим собой.
    - Поверьте мне, мистер Н, - это сделать труднее всего.
    - Требую доказательств! - воскликнул.
    - Имеете право, - спокойно ответил мистер Роберт. - Я написал с дюжину автопортретов. Смотрите, - он стал тыкать кистью в разные картины на стенах и объяснять: - Вот "Роберт завтракает", эта "Роберт читает", вон та "Роберт играет на флейте", здесь "Роберт болеет", и множество других. Но среди них нет ни одной, где Роберт - художник.
    - Это значит, вы плохо себя знаете, - убеждённо заключил. - Я, к примеру, всегда являюсь собой.
    - Тогда вам очень повезло.
    Вдруг на втором этаже кто-то звонко рассмеялся. Смех был женским, потому я спросил:
    - Ваша жена?
    - Моя муза. Я вас познакомлю. Мирабелла! - позвал мистер Роберт, не отрывая кисти от холста.
    Сверху послышался топот. Скоро в коридоре появилась молодая рыжеволосая девушка в одной лишь простыне. Веснушки усеяли всю правую половину её лица, на левой виднелся след от страшного ожога; один глаз был зелёный, другой - синий; болезненно бледная кожа обтягивала её худые конечности.
    - Мистер Н, это Мирабелла, моя муза, - не оборачиваясь, сказал художник. - Мирабелла, это мой новый знакомец, мистер Н.
    Девушка хихикнула в кулачок, сделала реверанс, придерживая одной рукой простыню, и убежала.
    - Как вы сказали? - опешил я, - знакомец?
    - Да, ведь мы знакомы.
    (Признаться, я начал сомневаться в здравом уме мистера Роберта.)
    - А вам не кажется, что ваша муза больна?
    - Прошу, не судите по внешности, - ответил он. - У Мирабеллы здоровый аппетит и прекрасное чувство юмора.
    Девушка наверху снова рассмеялась.
    - Кстати, - вспомнил мистер Роберт, - не хотите взглянуть на мою дневную картину? Она лежит на том столе.
    - С удовольствием.
    Я прошёл к указанному углу, аккуратно взял картину за края и едва удержался, чтобы не отбросить её. В такой ужас я пришёл! Ведь там, над Безумным Эрни кружили крысы с крыльями! Я окончательно убедился в том, что мысли мистера Роберта нездоровы. Но, благо, родители вырастили меня воспитанным и сдержанным человеком, потому я воспитанно и сдержанно спросил:
    - Мистер Роберт, почему вы изобразили крыс с крыльями?
    - Потому что их красота того стоит, - невозмутимо ответил художник, не прерывая своего дела.
    - Но чем могут быть красивы крысы с крыльями?
    - Тем, что они есть.
    - Есть? - не унимался. - Простите, мистер Роберт, но заявляю со всей ответственностью! Там, на площади, не было ни одной крысы с крыльями.
    - Бросьте, мистер Н, вы же там были и сами всё видели. А если забыли, так спросите у нашего друга Эрни. Он не соврёт и расскажет вам всё о крысах с крыльями.
    Крысы с крыльями! Я больше не мог терпеть этого абсурда и хотел уйти, но мистер Роберт меня опередил:
    - Готово! Старина, можете посмотреть, что получилось, - но "старина" не ответил, он даже не шевельнулся. - Похоже, и правда уснул. Надо же, какое мастерство! Так умело вжиться в самого себя, - мистер Роберт отложил кисть и повернулся ко мне. - Приглашаю вас на ужин, мистер Н. Старина, думаю, присоединится к нам позже.
    И я не мог отказаться. Манеры (в этом случае, к сожалению) не позволили мне. Мистер Роберт вывел меня на террасу, усадил за длинный стол и ненадолго отлучился. Вернулся он с большим подносом.
    - Красные яблоки, жёлтые груши, зелёный виноград, изюм без косточек. Эль, мёд, пиво, вино. Не стесняйтесь, мистер Н, берите что и сколько вам хочется.
    Я поблагодарил за угощение и, так как не был голоден, принялся за изюм. Мистер Роберт сел напротив меня, взял яблоко и стоило ему с хрустом надкусить плод, как в комнате послышалось движение, сопровождаемое скрипом. "Старина" вышел на террасу, упал на скамью рядом с художником и стал закидывать в рот виноградинки, проглатывая их целыми. Съев несколько ягод, он сказал грубоватым голосом:
    - Очень приятно, мистер Н. Я Странник.
    - Да, мистер Роберт уже сказал мне, - ответил. - А как ваше имя?
    - Сказал же, Странник.
    Дальше между нами завязался диалог, который происходил так: когда говорил я, он глотал виноград; говорил он, я ел изюм; а мистер Роберт хрустел яблоком.
    - Но странник - это род занятий, - сказал. - Ведь не может ремесло быть именем.
    - И всё же меня зовут Странником.
    - А ваши родители... - запнулся и сперва спросил. - У вас же есть родители?
    - Конечно.
    - Какое имя они дали вам при рождении?
    - Не помню, но уверен, оно где-то записано. Только не знаю, где.
    - И как давно вас называют Странником?
    - С малых лет.
    - И далеко вы странствуете?
    - Пока не встретится море. Я пересекаю его на корабле. После иду дальше.
    - И что вы делаете в странствиях?
    - Смотрю и слушаю.
    - И как долго вы собираетесь странствовать?
    - До тех пор, пока не смогу видеть и слышать.
    - Но какова цель ваших странствий?
    - Увидеть и услышать так много, насколько меня хватит.
    - И что вы будете делать с увиденным и услышанным?
    - Не знаю, - буркнул Странник, а когда я собирался спросить снова, он вдруг сдвинул густые брови, грозно посмотрел на меня чёрными глазами и зло сказал: - Послушайте, что вы пристали ко мне со своими расспросами? Я слышу и вижу! Вы, к примеру, можете задавать вопросы и задаёте их. И никто не выпытывает у вас, как давно или с какой целью вы это делаете.
    - Никто, как вы сказали, "не выпытывает", ибо это очевидно, - объяснил. - Я мыслитель, потому и спрашиваю.
    - Ну а я Странник, - отозвался он, - потому и странствую.
    - Вы, осмелюсь заметить, перепутали, - исправил его. - Вы странник от того, что странствуете, и никак иначе.
    - Пусть так. Сути это не меняет.
    - И снова вы ошибаетесь. Это меняет всё!
    - Рассудим! - от негодования он сжал кулак и раздавил ягоду. На его бороду брызнул сок. - "Я странствую от того, что я странник". Так вы сказали. Значит, в этом случае я - странник?
    - Верно.
    - "Я Странник, потому и странствую". Мои слова. И в этом случае я -Странник?
    (Бедная моя голова! Как же разболелась она от этого престранного диалога. Ноет и болит она сейчас, когда я записываю его в дневник. К радости моих уставших глаз, моё пребывание в доме художника подходит к концу.)
    Я не нашёл достойного ответа, а Странник взял с подноса бутылку эля, большим пальцем поддел пробку и стал пить прямо с горла.
    - Красота! - напомнил о себе мистер Роберт и мечтательно откинулся на спинку скамьи. Перед ним лежали три огрызка (два от яблок, один от груши).
    - Где? - подперев голову ладонью, спросил я.
    - Да взять хотя бы ваш спор. Он прекрасен!
    - И чем же?
    - Тем, что случился. Теперь он есть.
    - Да что вы заладили! - не смог я более терпеть этого. - Есть да есть!
    - А вы попробуйте вообразить то, чего нет, - мистер Роберт выпрямился.
    - Двуглавая змея, - мгновенно вообразил я.
    - Прекрасно! Вот, что значит быть мыслителем, старина, - подмигнул художник. - Браво, мистер Н! Благодаря вам у нас есть двуглавая змея.
    - Да как же она есть, если её нет?
    - Я вас не пойму, - растерялся мистер Роберт. - Вы же сами только что сказали - "двуглавая змея".
    - Хорошо, - успокоился. - А если бы по вашему дому летали крысы с крыльями и ползали двуглавые змеи? Вы бы считали их красивыми?
    - Несомненно! - он улыбнулся. - Правда, мне не понравится, если они попортят мои картины. Но я был бы рад потрогать этих чудных созданий.
    - Вот! - победно воскликнул я. - Вы не можете их коснуться. Так разве они есть?
    - Что за странности, мистер Н? - кажется, впервые удивился художник. - Вы не можете потрогать солнце или звёзды, и тем не менее они есть.
    Я не выдержал (это было неучтиво, но больше сдерживаться я не мог), встал из-за стола, извинился, за то что покидаю их, и направился к выходу. Вдогонку мистер Роберт спросил:
    - А как же ваши дни? А ещё я хотел нарисовать вас.
    - Может, в другой раз. Прошу простить меня.
     И я ушёл с террасы. Проходя через комнату с картинами, я встретил Мирабеллу (в простыне), которая разглядывала картину с крысами и тихо приговаривала: "Какая красота!". Я попрощался и с ней, но она не обратила на меня никакого внимания.
    Вернулся к себе, выпил оставленный у окна кофе. И вот, немного отдохнув, я записываю прошедший день, а в голову лезут одни только странствующие крысы с крыльями в изумрудных шапочках и с разноцветными глазами. Надеюсь, утром всё окажется сном. Хотя тогда, если верить мистеру Роберту, этот день всё равно случился, а значит, он есть... Сплошная путаница! Голова моя болит и воет!